Картофель

Карто́фель, или Паслён клубнено́сный (лат. Solánum tuberósum), — вид многолетних клубненосных травянистых растений из большого и разнообразного рода паслён, входящего в семейство паслёновых (лат. Solanaceae). Клубни картофеля являются важнейшим пищевым продуктом. Плоды и зелень, как у большинства паслёновых, ядовиты в связи с содержанием в них соланина.

Картофельное поле (Испания)

Родина картофеля — Южная Америка, где до сих пор можно встретить дикорастущий картофель. Введение картофеля в культуру (сначала путём эксплуатации диких зарослей) было начато примерно 9—7 тысяч лет тому назад на территории современной Боливии. В Европу (Испанию) картофель впервые был завезён, вероятно, Сьесой де Леоном в 1551 году, при его возвращении из Перу. Появление в России картофеля, как правило, связывают с именем Петра I, который в конце XVII века прислал в столицу мешок клубней из Голландии якобы для рассылки по губерниям для выращивания. Русское слово «картофель» произошло от нем. Kartoffel, которое, в свою очередь, произошло от итал. tartufo, tartufolo — трюфель.

Картофель в коротких цитатах и афоризмах

	Земляные яблоки могут заменять многие другие корма, какие употребляются для скотины. Лошади едят их охотно; коровы дают от них много молока; с них жиреет всякий дворовый скот...
	— Василий Зуев, из учебника «Различные способы к прокормлению скота во время засухи и о распространении кормовых средств», 1787

	Зачем пичкают меня этим гнусным вареным картофелем? зачем не дают мне рябчиков?» — спрашиваю я, чувствуя, что злость закипает в моём сердце. А мне, вместо рябчиков, вновь подают картофель, и нет конца этому гнусному картофелю!
	— Михаил Салтыков-Щедрин, «Наши глуповские дела», 1861

	...до нашего времени не прибавилось для пищи народа ни одного растения, кроме картофеля, и то приобретённого не наукой.
	— Лев Толстой, «Так что же нам делать?», 1884

	Да, нашлись молодцы, которым кажется, что русский мужик и ржаного хлеба не стоит, что ему следует питаться картофелем.
	— Александр Энгельгардт, «Письма из деревни», 1887

	У них такая удивительная форма, у этих картофелин. Сплошные бугры, впадины и бородавки.
	— Джером К. Джером, «Трое в лодке, не считая собаки», 1889

	Приезжим показывали картофель величиной с голову...
	— Антон Чехов, «Остров Сахалин», 1893

	...ценою неслыханных забот выращивал огурцы длиной в полтора дюйма и картофель величиной в орех.
	— Владимир Богораз, «Колымские рассказы», 1898

	Спит растение Картошка. Засыпай скорей и ты!
	— Николай Заболоцкий, «Меркнут знаки зодиака», 1929

	Вся добыча, вывезенная из старой Америки, превратилась в ничто, в прах; лишь две ценности удержались и стали подлинным достоянием европейцев: картофель и кукуруза.
	— Йозеф Чапек, «Начертано на тучах», 1939

	Я в поэты пришёл с земляными ручищами, с образцами картошки, с бугристой морковищей...
	— Семён Кирсанов, «Поэма поэтов», 1940

	Возникли движения картофелистов и антикартофелистов, охватившие сначала Малую, а потом и Большую Медведицу; противники осыпали друг друга самыми тяжкими оскорблениями.
	— Станислав Лем, «Звёздные дневники Ийона Тихого», «Путешествие двадцать пятое», 1954

	Мы ели странные вещи: мороженую картошку и гнилой турнепс...
	— Юрий Анненков, «Дневник моих встреч», 1966

	С героями трудно чистить картошку.
	— Александр (Лешек) Кумор, 1970-е

	Я пятнадцать лет не держал картофеля во рту, а когда уже на воле, на Большой земле, в Туркмене Калининской области отведал — картофель показался мне отравой...
	— Варлам Шаламов, «Перчатка, или КР-2», «Афинские ночи», 1973

	На этой буржуйке мама с няней пекли прекрасное печенье из кофейной гущи и картофельных очисток.
	— Татьяна Луговская, «Я помню», 1985

	Праздник — это когда жена в фартуке, картошка в мундире, а селёдка под шубой.
	— Ашот Наданян, 2000-е

	Зачем ты на ночь жрешь картошку с мясом? Как ты будешь спать? Не ешь с мясом, съешь с селёдкой!
	— Александр Лукашенко, из ежегодного послания к народу и парламенту, 2014

Картофель в научно-популярной литературе

Земляные яблоки могут заменять многие другие корма, какие употребляются для скотины. Лошади едят их охотно; коровы дают от них много молока; с них жиреет всякий дворовый скот; напоследок можно их употреблять с такой же пользою и сбережением вместо отрубей. Обыкновенные земляные яблоки становятся ныне реже; в таком случае можно разводить другой род оных, который белее, крупнее и растет скорее; к тому же он плодовитее и урожается на всякой земле и во всякое время. Четырех месяцев довольно для его выращения, а сверх того, если дожди были в июле и августе, то уже он не пропадет ни в какую засуху. Для сего надобно бы знать все различные породы земляных яблок и по тому судить, которые из них предпочтительнее для того употребления и которые для другого; а наконец, каким самым простейшим и легчайшим образом приготовлять, особливо для тех животных, кои не едят их целиком и сырых. Неурожайные обстоятельства доказывают сами; собой всю важность разведения таковых, в голодное время скотский корм заменяющих произрастаний.

— Василий Зуев, из учебника «Различные способы к прокормлению скота во время засухи и о распространении кормовых средств», 1787

	Современный американский агроном Бербанк (Burbank) приобрёл большу́ю известность усовершенствованием пород полезных растений. Он создал новый вид картофеля, увеличивший в Соединенных Штатах доходы с этого клубня на 85 млн. франков в год.
	— Илья Мечников, «Этюды оптимизма», 1913

Существуют различные классификации ядовитых растений, основанные главным образом на специфике состава или токсического действия биологически активных веществ. Среди всего многообразия ядовитых растений выделяются: безусловно ядовитые растения (с подгруппой особо ядовитых) и условно ядовитые (токсичные лишь в определённых местообитаниях или при неправильном хранении сырья, ферментативном воздействии грибов и микроорганизмов). Например, многие астрагалы (лат. Astragalus) становятся ядовитыми, лишь произрастая на почвах в повышенным содержанием селена; токсичность плевела опьяняющего (лат. Lolium temulentum L.) возникает под воздействием паразитирующего на его зёрнах грибка (лат. Stromatinia temulenta); ядовитый гликоалкалоид соланин накапливается в позеленевших на свету или перезимовавших в почве клубнях картофеля.

— Борис Орлов и др., «Ядовитые животные и растения СССР», 1990

Картофель в публицистике и документальной прозе

Едой этих людей служит то же, что и в других частях Индий, потому что их главным пропитанием является маис <maíz> и юка <yuca>. Кроме этого у них есть 2 или 3 разновидности растений, из которых они извлекают большую пользу для своего пропитания, коими есть одни, похожие на трюфеля, называемые ионас <ionas (картофель)>, другие — похожи на репу, называемую кубиас <cubias>, которые они бросают в свою стряпню, им оно служит важным продуктом.

— Гонсало Хименес де Кесада, «Краткое изложение завоевания Нового Королевства Гранада», 1539

Пристанские-то бабы денежку наживают около нашего брата. С лета начинают копить пищу про бурлаков, значит, к вешнему сплаву. Корочка хлебушка завалялась, заплесневела, огрызок ребятишки оставили — всё копят бабы, потому бурлаки съедят всё, только бы хлебушком пахло. Тоже вот которая редька тронется, продрябнет, кислы испортятся, картошка почернеет — всё берегут для нас, а мы им за это деньги платим. Из дому не понесёшь за тыщу-то вёрст…

— Дмитрий Мамин-Сибиряк, «Бойцы» (Очерки весеннего сплава по реке Чусовой), 1875

	Занятия эти, очевидно, долго не кончатся, потому что им, очевидно, и конца быть не может, и потому учёным некогда заняться тем, что нужно людям. И потому опять со времен египетской древности и еврейской, когда уже была выведена пшеница и чечевица, до нашего времени не прибавилось для пищи народа ни одного растения, кроме картофеля, и то приобретённого не наукой.
	— Лев Толстой, «Так что же нам делать?», 1884

Поселенцы в первые два и редко три года по увольнении от работ получают довольствие от казны и затем кормятся на свой счёт и свой страх. Цифр или каких-нибудь документальных данных, относящихся к питанию поселенцев, нет ни в литературе, ни в канцеляриях; но если судить по личным впечатлениям и тем отрывочным сведениям, какие можно собрать на месте, то главную пищу в колонии составляет картофель. Он и ещё корнеплоды, как репа и брюква, часто бывают единственною пищей семьи в течение очень долгого времени.:295

— Антон Чехов, «Остров Сахалин», 1893

Они зорко следили за модой и направлением мыслей, и если местная администрация не верила в сельское хозяйство, то они тоже не верили; если же в канцеляриях делалось модным противоположное направление, то и они тоже начинали уверять, что на Сахалине, слава богу, жить можно, урожаи хорошие, и только одна беда — народ нынче избаловался и т. п., и при этом, чтобы угодить начальству, они прибегали к грубой лжи и всякого рода уловкам. Например, они выбирали в поле самые крупные колосья и приносили их к Мицулю, и последний добродушно верил и делал заключение об отличном урожае. Приезжим показывали картофель величиной с голову, полупудовые редьки, арбузы, и приезжие, глядя на эти чудовища, верили, что на Сахалине пшеница родится сам-40.:278

— Антон Чехов, «Остров Сахалин», 1893

	Разводятся <в Японии> также лотус (из-за съедобных корневищ), стрелолист (из-за клубней), бататы, или сладкий картофель, обыкновенный картофель (мало), редька (солёная редька ― необходимая принадлежность японской трапезы), другие овощи...
	— Дмитрий Анучин, «Япония и японцы», 1907

	Пустынны поля. Кое-где ведёт тяжёлую борозду на одной лошади мужик. Копают по затоптанным полям картофель и свёклу бабы. Холодно и неуютно в разорённом и выжженном крае. Люди разбежались, упали духом. Нет скота, поля не засеяны, и мало осталось запасов — всё съели миллионные армии. Тёмные трубы по сторонам дороги. Повалены телеграфные столбы, и проволока переплелась на дороге.
	— Степан Кондурушкин, «Вслед за войной», 1915

	Что сохранилось, что осталось от золота и драгоценностей, которые награбили конкистадоры в Древнем Перу и Мексике? Вся добыча, вывезенная из старой Америки, превратилась в ничто, в прах; лишь две ценности удержались и стали подлинным достоянием европейцев: картофель и кукуруза.
	— Йозеф Чапек, «Начертано на тучах», 1939

	Родственный нашему виду американский вид стрелолиста очень ценится американскими индейцами. Они его даже называют белым картофелем. У этого вида стрелолиста на концах веточек корневища много клубеньков, которые в сырой виде горьки. Приготовление их впрок производится обычно большими партиями.
	— Георгий Боссэ, «Готовьте из диких весенних растений», 1942

У земляной груши судьба очень интересная, прихотливая. Сейчас во многих странах, особенно во Франции, эту подземную грушу наряду с картофелем широко применяют в пищу. Она немного сладкая на вкус. Из ее клубней делают фруктозу — фруктовый сахар, винный уксус, кормовые дрожжи, пиво, даже вино. В России же, когда завезли картофель, крестьяне перестали выращивать топинамбур. Видимо, картофель им больше пришелся по вкусу. А может быть, забросили топинамбур потому, что растение это южное, хотя оно прекрасно переносит холод и даже мороз. <...> А если топинамбур выращивают на юге, он как южанин прекрасно чувствует себя самым жарким летом. И короткие засухи переносит легко. Вспомним, картофель у нас на юге страдает от так называемого «теплового вырождения», и там его не выращивают.

— Борис Зубков, «Щедрость земли», 1976

Картофель в мемуарах, письмах и дневниковой прозе

	Рио-Жанейро со временем в состоянии будет доставлять мореплавателям прекрасный и здоровый плод, известный под названием хлебного плода, ибо он не только что хорошо поспевает в королевском ботаническом саду, но и на многих плантациях частных людей. Лук, картофель и кокосы здесь привозные и потому недёшевы, однако ж их можно достать во всяком количестве.
	— Василий Головнин, «Путешествие вокруг света, совершённое на военном шлюпе...», 1822

	Все собирались в кухни; в остальных комнатах развелись сталактиты. Люди жались друг к другу, и в опустелом городе было тесно... Голод... Мы ели странные вещи: мороженую картошку и гнилой турнепс, и сельдей, у которых нужно было отрезать хвост и голову, чтобы не так пахли...
	— Юрий Анненков, «Дневник моих встреч», 1966

Почему русскому мужику должно оставаться только необходимое, чтобы кое-как упасти душу, почему же и ему, как американцу, не есть хоть в праздники ветчину, баранину, яблочные пироги? Нет, оказывается, что русскому мужику достаточно и чёрного ржаного хлеба, да ещё с сивцом, звонцом, костерем и всякой дрянью, которую нельзя отправить к немцу. Да, нашлись молодцы, которым кажется, что русский мужик и ржаного хлеба не стоит, что ему следует питаться картофелем.

— Александр Энгельгардт, «Письма из деревни», 1887

	Имелась в «Метрополе» и столовая. Но в ней давалось нечто совсем неудобоваримое, какие то супы в виде дурно пахнущей мутной болтушки, варёная чечевица, котлеты из картофельной шелухи… и это всё неряшливо приготовленное и почти несъедобное… Правда, помимо пайков, выдаваемых в «Метрополе», разные товарищи получали ещё и пайки по местам своих служб.
	— Георгий Соломон (Исецкий), «Среди красных вождей», 1930

В прошедшем году после сладкого крема вдруг подали котлеты с зелёным горошком и молодым картофелем-подрумянкой, все так ахнули, даже будто обидно стало: да что это такое, деревенские они, что ли, ― после сладкого, да отбивные котлеты! А тут-то и вышло «удивление»: из сладкого марципана сделано, а зелёный горошек совсем живой, ― великое мастерство, от Абрикосова. А завтра какое будет, теперь-то уж не обманешь марципаном! Я Христом-Богом Горкина умолял сказать, ― не сказал. Я ему погрозился даже, ― не буду за него молиться, что-нибудь и случится с ним, детская-то молитва доходчива, всем известно.

— Иван Шмелёв, «Лето Господне», 1948

И я тихо прохожу мимо последней квартиры Ходасевича, откуда его увезли в больницу, откуда, через три года, взяли Олю. Я была тут два раза после этого, консьержка впустила меня, мы поднялись на цыпочках, говорили шепотом. Я взяла чемодан с его бумагами, его (отцовские, с ключиком) золотые часы, его портсигар и одну из литографий, когда-то купленных мною: вид угла Мойки и Невского, где изображен дом Елисеева, то есть Дом Искусств, где он жил, с окном его комнаты, в которое он смотрел, когда ждал меня. В первой комнате была просыпана пудра, цветы засохли в вазе и дурно пахли, кровати были в беспорядке: когда пришли за ней, она, вероятно, еще спала. На кухне на тарелке лежали три вареных картофелины в бело-зеленом мху.

— Нина Берберова, «Курсив мой», 1966

Картошки на Колыме нет. <…> Я пятнадцать лет не держал картофеля во рту, а когда уже на воле, на Большой земле, в Туркмене Калининской области отведал — картофель показался мне отравой, незнакомым опасным блюдом, как кошке, которой хотят вложить в рот что-то угрожающее жизни. Не меньше года прошло, пока я снова привык к картофелю. Но только привык — смаковать картофельные гарниры я и сейчас не в состоянии.

— Варлам Шаламов, «Перчатка, или КР-2», «Афинские ночи», 1973

Словом, жизнь была так себе. Но и в этой трудной жизни открылось для меня много интересных и необычных вещей. Например, у папы в кабинете поставили маленькую железную печку под названием «буржуйка», и мне ее разрешали растапливать. (При моей страсти к огню это было подлинное наслаждение.) На этой буржуйке мама с няней пекли прекрасное печенье из кофейной гущи и картофельных очисток. С этим печеньем пили морковный чай. А на Рождество вместо ёлки я нарядила цветок араукарии.

— Татьяна Луговская, «Я помню», 1985

	― Девчата! ― так она называла всех женщин независимо от возраста. ― Я придумала вот что: из этого мяса все равно ничего хорошего не выйдет, будет баланда с мороженой картошкой без всякого навара. Давайте, пока морозы, соберем эти туши за неделю и к воскресенью сготовим настоящий мясной суп...
	— Анна Ларина (Бухарина), «Незабываемое», 1990

Картофель в художественной прозе и беллетристике

	— Почему же ты не хочешь верить своим глазам и ушам? — Потому что любой пустяк воздействует на них, — сказал Скрудж. — Чуть что неладно с пищеварением, и им уже нельзя доверять. Может быть, вы вовсе не вы, а непереваренный кусок говядины, или лишняя капля горчицы, или ломтик сыра, или непрожаренная картофелина. Может быть, вы явились не из царства духов, а из духовки, почём я знаю!
	— Чарльз Диккенс, «Рождественская песнь в прозе», 1843

Заранее приготовленный в кастрюльке соус мистрисс Крэтчит нагрела до того, что он шипел, Пётр во всю мочь хлопотал с картофелем, мисс Белинда подслащивала яблочный соус, Марта вытирала разогретые тарелки. <...> Нет, никогда не было такого гуся! По уверению Боба, невозможно и поверить тому, что когда-либо к столу приготовлялся такой гусь. Его нежный вкус, величина и дешевизна возбуждали всеобщий восторг. Приправленный яблочным соусом и протёртым картофелем, гусь составил обед для целой семьи.

— Чарльз Диккенс, «Рождественская песнь в прозе», 1850

Жизнь веков! ты, которая была столь обильна дарами для умновцев, ты, которая, подобно нестомчивой и ревнивой матери, заботливо ведёшь народы по пути усовершенствования, охраняя их и от падения, и от поворотов назад, — чем была ты для Глупова? Ты не была даже мачехой, не была даже нянькой; стыдно сказать, но ты была чем-то вроде жалкого обеда за скучным табльдотом. «Зачем пичкают меня этим гнусным вареным картофелем? зачем не дают мне рябчиков?» — спрашиваю я, чувствуя, что злость закипает в моём сердце. А мне, вместо рябчиков, вновь подают картофель, и нет конца этому гнусному картофелю!

— Михаил Салтыков-Щедрин, «Наши глуповские дела», 1861

	Поди, дурак, самовар поставь и скажи Ирине, чтобы она тово... принесла из погреба огурцов и редьки... Да почисть селёдочку... Луку в неё покроши зелёного да укропцем посыплешь этак... знаешь, и картошки кружочками нарежешь... И свёклы тоже... Всё это уксусом и маслом, знаешь, и горчицы туда... Перцем сверху поперчишь... Гарнир, одним словом... Понимаешь?
	— Антон Чехов, «Невидимые миру слёзы», 1884

У них такая удивительная форма, у этих картофелин. Сплошные бугры, впадины и бородавки. Мы прилежно трудились двадцать пять минут и очистили четыре штуки. Потом мы забастовали. Мы заявили, что нам понадобится весь вечер, чтобы очиститься самим. Ничто так не пачкает человека, как чистка картофеля. Трудно поверить, что весь тот мусор, который покрывал меня и Гарриса, взялся с каких-то четырех картофелин. Это показывает, как много значат экономия и аккуратность. Джордж сказал, что нелепо класть в ирландское рагу только четыре картошки, и мы вымыли ещё штук пять-шесть и бросили их в котел неочищенными. Мы также положили туда кочан капусты и фунтов пять гороху. Джордж смешал всё это и сказал, что остается ещё много места. Тогда мы перерыли обе наши корзины, выбрали оттуда все объедки и бросили их в котел. У нас оставалось полпирога со свининой и кусок холодной вареной грудинки, а Джордж нашел ещё полбанки консервированной лососины. Всё это тоже пошло в рагу.

— Джером К. Джером, «Трое в лодке, не считая собаки», 1889

Нуждаясь в растительной пище, он затеял развести вокруг юрты огород и устроить большой парник для более нежных овощей. Он научился огородничеству ещё в Шлиссельбурге в довольно необычных условиях, но всё-таки у него были и познания, и опыт, хотя и не для такого сурового климата. Семена он привёз с собою, даже держал всю дорогу картофель и лук за пазухою, чтобы сохранить их от мороза. Конечно, и того, и другого было мало, всего по несколько штук, но Робинзон Крузо, как известно, развёл из единственного зерна целое хлебное поле, и Веревцов тоже не терял бодрости со своими четырьмя картофелинами и шестью луковицами.

— Владимир Богораз, «Колымские рассказы», 1898

Среди бесплодной страны, не знающей культурных растений и заменяющей хлеб рыбой, он был убеждённым вегетарианцем, тратил на покупку дорогой муки все свои ресурсы, запасал ягоды, грибы, дикий лук и, за всем тем, часто сидел голодным за отсутствием питательных средств растительного царства. <...> Назло суровостям полярного лета, он развёл в парниках овощи и ценою неслыханных забот выращивал огурцы длиной в полтора дюйма и картофель величиной в орех. Репа и редька ему удавались лучше, и в минувшее лето ему удалось вырастить один экземпляр редьки в полтора фунта весом, который служил предметом любопытства и рассмотрения для всего города.

— Владимир Богораз, «Колымские рассказы», 1898

	В центре стойки большое продолговатое блюдо; на нём — холодный картофель, мелко изрубленный лук, свёкла, много уксусу и, похожее на лампадное, масло. Владелец ресторана Пётр Михайлович называет всё это «винигрет-с». «Винигрет-с» любят все, без исключения, как любят и самого хозяина.
	— Борис Лазаревский, «Далеко», 1906

	Котлета оказалась на редкость сочная, в сухариках, с картошечкой, нарезанной этакими столбиками. Я отрезал кус, мазнул горчицей и увенчал кусочком огурца. — Я читала, что от голода шея начинает пухнуть и гнить. Отчего бы это? — Не знаю отчего, — угрюмо промолвил я.
	— Аркадий Аверченко, «Ещё гроб», 1922

	Крымские пимадоры! ― Агурцы! Агурцы! ― Редису не прикажете? «Барыня Брандадым» приторговала меру картофеля и, пока её ссыпали в подштопанную старым носком плетёнку, спросила с томностью: ― Вы иностранец? ― Иностранец, ― подтвердил «негодяй».
	— Глеб Алексеев, «Подземная Москва», 1924

Ах, подожди... кажется, что-то видела в кухне на окне. Пойдём вместе, посмотрим. На окне нашли варёную свёклу и картошку. Обрадовалась страшно, но смотрю: свёкла полугнилая, а картошка мёрзлая. Ах, папа, папа... Верно Тонька говорила: гноит продукты. Какой скупой! Противно даже. Говорю Шуре чуть не сквозь слёзы: ― Да тут, Шура, все гнилое. Он посмотрел и улыбнулся так, что мне плакать захотелось. ― Да мы и всегда гнилое едим. И этого-то не дает досыта.

— Сергей Семёнов, «Голод», 1929

Когда шли майские грозы и мимо подслеповатых окон шумно катилась в подворотню вода, угрожая залить последний приют, влюблённые растапливали печку и пекли в ней картофель. От картофеля валил пар, чёрная картофельная шелуха пачкала пальцы. В подвальчике слышался смех, деревья в саду сбрасывали с себя после дождя обломанные веточки, белые кисти. Когда кончились грозы и пришло душное лето, в вазе появились долгожданные и обоими любимые розы.

— Михаил Булгаков, «Мастер и Маргарита» (часть I), 1940

Доблестный шкипер, глубоко уязвлённый предположением, будто в течение четырёх часов он сражался с картошкой, потребовал, чтобы комиссия отказалась от своего клеветнического заключения, но учёные ответили, что не вычеркнут ни единого слова. Волнения сделались всеобщими. Возникли движения картофелистов и антикартофелистов, охватившие сначала Малую, а потом и Большую Медведицу; противники осыпали друг друга самыми тяжкими оскорблениями. Всё это, однако, побледнело в сравнении с тем, что случилось, когда к спору подключились философы. Из Англии, Франции, Австралии, Канады и Соединенных Штатов съезжались самые выдающиеся теоретики познания и представители чистого разума, и результат их усилий был поистине поразительным. <…> Семантики заявили, что всё зависит от того, как понимать слова „картофель“, „может“ и „двигаться“. Так как ключом является модальный глагол „мочь“, то его надлежит тщательно исследовать. Затем они приступили к созданию Энциклопедии Космической Семасиологии, первые четыре тома которой посвящались модальным значениям глагола „мочь“. Неопозитивисты заявили, что непосредственно нам даны не пучки картофеля, а пучки непосредственных ощущений; затем они создали логические символы, означающие „пучок картофеля“ и „пучок ощущений“, построили специальное исчисление высказываний из сплошных алгебраических знаков и, исписав море чернил, пришли к математически точному и, несомненно, верному выводу, что 0 = 0. <…> Холисты-плюралисты-бихевиористы-физикалисты заявили, что, как известно из физики, закономерность в природе бывает только статистической. Подобно тому как нельзя вполне точно предугадать путь отдельного электрона, так нельзя предсказать в точности, как будет вести себя отдельная картофелина. До сих пор наблюдения показывали, что миллионы раз человек копал картошку; но не исключено, что один раз из миллиарда случится наоборот и картошка будет копать человека.

— Станислав Лем, «Звёздные дневники Ийона Тихого», «Путешествие двадцать пятое», 1954

Пошел сентябрь, но осенью еще и не пахло, даже картофельная ботва в огородах была зеленой, а в лесу только кое-где виднелись коричневые подпалины, будто прихватило солнцем в жаркий день. В последние годы лето и осень как бы поменялись местами: в июне, в июле льют дожди, а потом до самого Покрова стоит красное вёдро, которое и хорошо, что вёдро, да плохо, что не в свое время. Вот и гадай теперь бабы, когда копать картошку: по старым срокам оно вроде бы и пора, и охота, пока стоит погода, дать картошке как следует налиться ― какой там летом был налив, когда она, как рыба, плавала в воде. Если подождать, вдруг опять зарядит ненастье ― попробуй ее потом из грязи выколупывать. И хочется и колется, никто не знает, где найдешь, где потеряешь. Так же и с сенокосом: один свалил траву по старинке и сгноил ее всю под дождем, другой пропьянствовал, не вышел, как собирался, и выгадал.

— Валентин Распутин, «Последний срок», 1970

— Это верно, дядь, — зашептал Генка. — Земля молнию из человека обратно высасывает. — Засыпай, засыпай скорее, что стоишь! Я скинул куртку, бросил ружьё, ковырнул ладонями землю. Взрыхлённая ливнем, она легко расступалась под руками, выламывалась жирными тяжёлыми комьями. Генка захлестнул овечью верёвку петлей на руке и быстро-быстро стал выгребать землю из-под кустов картошки. — Коля, вставай! Коля! — бормотал Грошев, обращаясь, как видно, к человеку, лежащему в земле. Мгновенно прошиб пот. Я не видел в темноте, куда бросаю землю, и не разбирал, где земля, где картошка. Генка прерывисто дышал рядом, и подпрыгивала овца на соседней меже.

— Юрий Коваль, «Гроза над картофельным полем», 1974

Хуже получилось с хлебом ― хлеба не было. Но председатель колхоза Богатька Левон ухитрился дополнительно распределить на трудодни три бурта прошлогодней картошки, и Петрок привез к Первомаю телегу вялых проросших клубней. Ничего, ели, мешали с ячменной мукой, пекли лепешки, хотя остатки ячменя также берегли на крупу для супа. Наконец в самую силу вступило лето, в мае прошли обильные дожди с грозами, и озимые даже на суглинках дружно пустились в рост.

— Василь Быков, «Знак беды», 1982

― Пожалуйста, ― сказала она с лёгким поклоном и подвинула вперёд несколько горшков. ― Продаём картошку. Вот дикари «Солянум пунэ», «Солянум гибберулезум» и «Солянум Шиккии». Все привиты на томаты, у всех завязались ягоды от пыльцы культурных сортов. ― Интересный товар, ― сказал Цвях. <...> И шагнул к альпийской горке. ― Что это у него тут? ― Георгины. ― А там, внизу, ничего нет? Под георгинами? ― Камнеломка. Троллейбус здесь разводил цветы. ― И отведя в сторону охапку тёмной цветочной листвы, прикрыв рукой не вовремя развернувшийся картофельный цветочек, тут же и отщипнув его, Фёдор Иванович показал академику голубой коврик из камнеломки, сквозь который проглядывали валуны. ― Цветочками занимался… ― задумчиво проговорил Кассиан Дамианович. Его степные выцветшие глаза уже покинули альпийскую горку, уже шарили вокруг. ― Так, значится…

— Владимир Дудинцев, «Белые одежды», 1987

― Давай, Саша, докладывай. Из группы аспирантов выступил красивый юноша, почти отрок, с узким лицом и прямыми соломенного цвета волосами, словно бы причёсанный старинным деревянным гребнем. ― Здесь мы прививали картофель на чёрный паслён и на дурман, ― сказал он, поднимая на Федора Ивановича смелые серые глаза. ― С той же целью ― расшатывание наследственной основы. Прививки, по-моему, хорошо удались… <...> ― Это моё творчество, ― снисходительно к самому себе сказал Стригалёв. ― И дальше всё моё, Елены Владимировны Блажко и аспирантов. ― А что у вас здесь делает «Атропа белладонна»? ― Фёдор Иванович не отходил от красавки, он сразу почуял интересный эксперимент. ― Она же паслёновая. Я привил её на картофеле. Видите, как пошла! Все картофельные листья оборваны, но, представьте себе, завязались картофельные клубни! Разрешаю подкопать… ― Очень интересно! ― сказал Федор Иванович и, отложив в сторону свой блокнот, запустил руку в мягкую тёплую землю. Пальцы его сразу же уперлись в большой твёрдый клубень. ― Очень интересно! ― сказал он, отряхивая пальцы. ― Прививка сделана до завязывания клубней? ― До завязывания. Мы ищем подходы к отдалённому… ― Да, я сразу понял, ― Фёдор Иванович поспешно кивнул и встретился взглядом со Стригалёвым.

— Владимир Дудинцев, «Белые одежды», 1987

Непостижимыми путями, невероятной изворотливостью ума добивались молодые вояки способов избавиться от строевых занятий, добыть чего-нибудь пожевать, обуться и одеться потеплее, занять место поудобнее для спанья и отдыха. Ночью и днем на тактических и политических занятиях, при изучении оружия ― винтовки образца одна тысяча восемьсот затертого года ― мысль работала неутомимо. Кто-то придумывал вздевывать картошки на проволоку, загнув один конец крючком, всовывать эту снизку в трубы жарко попыхивающих печей в офицерских землянках. Пластуны же залегали неподалеку за деревья и ждали, когда картофель испечется. Изобретение мигом перенималось, бывало, в трубы спустят до четырех проволок с картофелинами, забьют тягу, не растапливается печь, дым в землянку валит ― пока-то офицеры, большей частью взводные, доперли, в чем дело, выбегая из землянок, ловили мешковато утекающих лазутчиков, пинкарей им садили, когда и из пистолетов вверх палили, грозясь в другой раз всадить пулю в блудню-промысловика.

— Виктор Астафьев, «Прокляты и убиты» (Книга первая. Чертова яма), 1995

А тут и сентябрь-боярин подкатил на залетных, пышкает, отдувается, весь из себя толстый, губастый, надо бы на раздельную диету посадить, а он не садится, блины лопает и лопает, как в прорву они, скажи, у него куда валятся. Сентябрь уж у крыльца, тук-тук, вхожу я. Милости просим, не забудь только ноги вытереть, с утра дождит. Пора, стал быть, копать картошку. Пора, мой друг, пора! Без картошки рот дерет ложку, а та знай в ответ рот натерывать, та давай юлить-приговаривать, мол, мы за себя тоже постоять могем, вы, дескать, еще поймете, кто я такая и что собой представляю, у меня и Вячеслав-то Володин четвероюродный брат, и депутатской-то неприкосновенностью я владею, станете умолять-плакать, ан поздно будет, во мне тоже есть сердце жестокосердное, я тоже счастье имею себя уважать.

— Валерий Володин, «Повесть врЕменных лет», 2009

Картофель в поэзии

	Я хочу быть самим собой. Если нос у меня ― картофель, С какой же стати гнусить как гобой И корчить римский профиль?
	— Илья Сельвинский, «Кредо», 1918

	Колотушка тук-тук-тук, Спит животное Паук, Спит Корова, Муха спит, Над землей луна висит. Над землей большая плошка Опрокинутой воды. Спит растение Картошка. Засыпай скорей и ты!
	— Николай Заболоцкий, «Меркнут знаки зодиака», 1929

	Не звёзды, а доллары льют небеса, Картофеля преют громады на складе, Покорней турнепса ― эстонцы, он сам Богатые лысины ласково гладит.
	— Николай Тихонов, «Ночь президента», 1926

	На копейку ― соли, На пятак ― фасоли, Зелени две ложки, Фунта три картошки, Четверть фунта круп ― Вот тебе и суп!
	— Николай Агнивцев, «Коммуна», 1926

	Гремя, трамвай подкатывает к лесу. Толпа ― ларьки ― зеленый дым вершин. Со всех концов к прохладному навесу Текут потоки женщин и мужчин. Дома предместья встали хмурой глыбой, Прикрыв харчевнями облезлые бока. Пей затхлый сидр, глотай картошку с рыбой И медленно смотри на облака…
	— Саша Чёрный, «Зеленое воскресенье», 1928

	Я в поэты пришёл с земляными ручищами, с образцами картошки, с бугристой морковищей, хоть на выставку ставьте ― на грядках расчищенных не цветы, а капуста, добротные овощи.
	— Семён Кирсанов, «Поэма поэтов», 1940

	Как спесиво напыщены эти львиные зевы! Как прохладна розово-белая пена картофеля! Эй вы, там, под землей, добродушные, толстые клубни! Я проникаюсь к вам какой-то новой любовью!
	— Леонид Лавров, «По краскам августа», 1942

См. также

• Паслён
• Помидор
• Белена
• Дурман
• Хлеб
• Каша
• Борщ
• Картошка (пирожное)
• Колорадский жук