Сократ (Сати)

«Сокра́т» (фр. Socrate) — одноактная музыкальная драма в трёх частях, написанная Эриком Сати в 1917-1918 годах по заказу княгини де Полиньяк. Литературной основой для драмы «Сократ» стали отрывки из текстов диалогов Платона в переводе Виктора Кузена,^{[комм. 1]} разделённых на три части: «Пир», «На берегах Илизуса» и «Смерть Сократа».

Многие исследователи называют драму «Сократ» — парадоксальным произведением, не имеющим прецедента в истории искусств, первым образцом, предвосхищением или открытием зарождающегося нового стиля: музыкального неоклассицизма, который получит своё развитие только десятью годами позднее.

Эрик Сати о драме «Сократ»

Представьте, я занимаюсь «Жизнью Сократа». Очень боюсь промахнуться с этим произведением, которое я хотел бы сделать белым & чистым, как Античность. Мне от этого даже как-то не по себе & я временами совсем не знаю, куда себя деть.
...И всё же, какое это прекрасное дело: писать с такой совершенно особенной идеей, доселе невиданной и неслыханной... Всё впервые, всё внове..., – и опереться не на что, и подражать некому. И даже немного страшно делать... каждый шаг.^[1]^:353

— Эрик Сати, из письма Валентине Гросс, 6 января 1917

Вы спрашиваете, что я делаю? Спасибо, теперь этот вопрос для меня очень приятный. Я работаю над «Жизнью Сократа». Представьте, я нашёл прекрасный вариант текста: в переводе Виктора Кузена. А Платон — совершенный соавтор, очень нежный & никогда не назойливый, и даже в смысле гонораров..., (не то, что некоторые). Просто мечта! Я написал по этому поводу доброй Княгине.
Какое необычное состояние... Я купаюсь в счастье. Наконец-то это случилось! Произошло..., я свободен, свободен как воздух, как вода, как дикая хищная овечка. Да здравствует Платон! Да здравствует Виктор Кузен!^[1]^:355

— Эрик Сати, из письма Валентине Гросс, 18 января 1917

Для меня слишком мучительно, что из-за этой глупой нищеты я боюсь не суметь закончить моего «Сократа» для княгини Полиньяк. Передо мною висят две тысячи франков, которые только ожидают, чтобы я смог поставить слово «конец» на произведении, уже сейчас написанном в большой степени.^[1]^:371

— Эрик Сати, из письма Алексису Руару, 14 октября 1917

Я сейчас работаю над «Сократом» для княгини де Полиньяк. На этот раз мой соавтор... – ...Платон, не Кокто. Неплохая мена, однако.
Это произведение оплачено вперёд. Жанна Батори уже спела из него княгине один фрагмент. Это не русское, разумеется – совсем; и не персидское, и не азиатское, и любое другое не больше того. Это – новое. Позволю себе сказать.
Здесь возврат к классической простоте, но с современной чувствительностью. Я обязан этим возвращением – в хорошем смысле Браку – и моим друзьям «кубистам». И да будут они трижды благословенны!^[1]^:389-390

— Эрик Сати, из письма Анри Прюньеру, 3 апреля 1918

Я устраиваю прослушивание фрагмента из третьей части «Сократа» во вторник вечером – у Батори и в её исполнении. Мне бы очень приятно, если бы Вы смогли прослушать этот фрагмент. Ваше мнение было бы для меня драгоценно. Я очень доволен своей работой, но мне было бы приятно, если бы и Вы с ней познакомились.^[1]^:391

— Эрик Сати, из письма Валентине Гросс, 24 июня 1918

«Сократ» (моё возлюбленное творение). Да. Симфоническая драма для четырёх голосов, все из которых женские – (quatre soprano); два высоких, два меццо.
Это произведение – вот какое странное дело! – нисколько не тоскливое. Оно было сочинено для княгини де Полиньяк & принадлежит ей. Я не думаю, что она откажет в позволении показать его за границей. Она рассчитывает дать «Сократа» в Париже с произведениями Стравинского & одним произведением Фальи – &, возможно, ещё одной вещицей Равеля. «Сократ» написан в трёх частях по диалогам Платона (в переводе Виктора Кузена). Я устраивал множество прослушиваний для артистов. Я имел счастье нисколько не «выбрить» этот бедный мир, заставляя его со скукой слушать мою «работёнку». Да, я ухватил мою добрую звезду.
Твой старый друг попал в цель. Он собирается сделаться знаменитым, при этом не превратившись в «зануду»! Исторический прецедент, однако. Я сознаюсь, что во время написания «Сократа» страшно боялся сделать из него очередное «Творение», что в данном случае весьма легко, разумеется.
Это было бы шикарно – сыграть его в твоей новой стране. Это нетрудно поставить & можно сделать роскошно, если хочется. Подумайте, мой Толстяк.
Я здесь опять ищу издателя, который не захочет меня купить за обыкновенное «дерьмо». Потому что моя партитура остаётся у меня. Княгиня является собственницей исполнений на четыре года. Если бы ты смог найти мне издателя в своих краях, это было бы просто «шикарно». Вот как бы я выпучил глаза! Ищи и ищи снова и снова, я прошу тебя. Если бы ты знал, какие же наши все хамы & «газовщики»!...^[1]^:402-403

— Эрик Сати, из письма Анри-Пьеру Роше, 1 декабря 1918

Мой Дорогой Друг. Я этого от Вас никогда не требовал, уж поверьте. Вы имеете полное право не любить «Сократа». В конце концов, он является сочинением, задуманным далеко за пределами того, к чему Вы испытываете склонность.
...Это даже вполне естественно, что такое произведение вызывает у Вас улыбку или даже смех. Ещё раз повторяю, это Ваше право & не вызывает у меня никакой досады в Ваш адрес... ...В самом деле, как можете Вы, мой Дорогой Ролан, «думать» иначе? Разумеется, разница между нами не несёт в себе ничего неприятного, & наша искренность может быть абсолютна: мы просто любим хлебать разные «супы»...^[1]^:404

— Эрик Сати, из письма Ролану Манюэлю, 15 марта 1919

Сочиняя «Сократа», я имел намерение написать произведение простое, без малейшего намёка на борьбу; потому что я никто иной, как смиренный обожатель Сократа & Платона – двух, как мне кажется, вполне симпатичных господ.
Когда при первом же прослушивании «Национальным Обществом» в нашей Консерватории моя музыка была дурно принята, это меня совсем не удивило. Но, признаюсь, я был просто потрясён, видя, как зал всерьёз потешается над текстом Платона. Да, представьте, это на самом деле было так. Странно, не правда ли? <...>
Вот погодите, ещё немного, и они станут с увлечением рассказывать друг другу, что великий Сократ – это персонаж, выдуманный этим старым фантазёром Сати... ^[1]^:443

— Эрик Сати, из письма Полю Колеру, 16 мая 1920

Цитаты о драме «Сократ»

Эрик Сати, аннотация драмы «Сократ» для княгини Полиньяк (1916)

	«Эпиграммы Феокрита» <Луи Дюрея> я бы упрекнул в слишком прямом влиянии «Сократа» <Сати>. Мраморная тень от него. А вот Квартет — произведение свободное.^[2]
	— Жан Кокто, «Сати и Шестёрка», 1919

	Это произведение сложное, потому что единственное в своём роде. ^[3]
	— Пьер-Даниель Тамплие, «Эрик Сати», 1931

Какое же своеобразное это сочинение — «Сократ»! Эрик Сати берёт несколько страниц из «Диалогов» Платона в переводе Виктора Кузэна и кладёт их на музыку. Так образуется несколько фрагментов, которым он даёт подзаголовок: «драма». Название ничем не оправдано. В этих беседах нет никакой драмы, они такие спокойные, такие мирные, далёкие от повседневных забот, к тому же они плохо ложатся на музыку. В «Сократе» есть своя прелесть, шарм, некоторое благородство, но также монотонность и бедность. ^[4]

— Поль Ландорми, «Французская музыка после Дебюсси», 1930-е

	Концептуально и исполнительски — оно <это произведение> буквально беспрецедентно; ни одного аналога, ничего подобного не пытались создать ни до, ни после.^[5]
	— Ролло Майерс, «Эрик Сати», 1950-е

Не думаю, чтобы он хорошо знал инструментовку и предпочитаю «Сократа» в том виде <(на фортепиано)>, в каком он играл мне, нескладной оркестровой партитуре. Я всегда считал сочинения Сати ограниченными «литературщиной». Заголовки у них литературные, но тогда как названия картин Клее, тоже взятые из литературы, не стесняют его живопись, у Сати, мне кажется, это случается, и при повторном прослушивании его вещи теряют большую долю интереса. Беда «Сократа» в том, что он наскучивает одним своим метром. Кто может вынести это однообразие? И всё же музыка смерти Сократа трогательная и по-своему благородна.^[6]

— Игорь Стравинский, «Хроника моей жизни»

Музыкальный язык драмы, как её назвал Сати, на сей раз отличается почти классической ясностью и сдержанностью. Небольшой камерный оркестр, «обволакивающий» партии вокалисток прозрачной полифонической тканью, нигде не нарушает строгий и суровый характер звучания, полностью свободный от каких-либо внешних эффектов. Трудно представить себе более разительный контраст с бьющей на внешний эффект, «эпатирующей» партитурой «Парада»! ^[7]

— Григорий Шнеерсон, «Эрик Сати и Шестёрка», 1963

Отметим сразу, что никакой драмы в обычном смысле слова здесь нет. Вместо неё — спокойные рассуждения или размеренное повествование. В первой части Алквиад на пиру произносит хвалу Сократу, своему застольному соседу. Он сравнивает Сократа со статуэткой Силена, которого скульпторы так любят изображать с флейтой в руках, а также — с сатиром Марсием, который покорял всех своими чудесными импровизациями на флейте, соперничая с сами Аполлоном, жестоко покаравшим его за эту дерзость. Сократ не играет на флейте, но неотразимо покоряет собеседников своими речами, способными растрогать до слёз, подобно флейте сатира. Первая часть завершается краткой репликой Сократа, который, в первую очередь, согласно обычаю, должен воздать хвалу своему соседу по застолью.
Вторая часть представляет собой диалог между Сократом и его учеником Федром во время мирной прогулки по берегу реки в знойный день. Они ищут тень, рассуждая, где именно на берегу, согласно легенде, Борей похитил оную Орифию, отдалившуюся от подруг. И Сократ высказывает предположение, что может быть в действительности она просто по неосторожности упала со скалы от сильного порыва ветра и утонула, а люди создали легенду — людям ведь свойственно видеть сверхъестественное там где его нет. Затем они располагаются на траве в тени могучего платана и засыпают, умиротворённые тишиной природы.
В третьей части Федон повествует о последних часах жизни Сократа, заключённого в тюрьму, где Федон и другие верные ученики навещали философа, и о смерти мудрого учителя, обвинённого идейными противниками в неверии и приговорённого Ареопагом принять яд.^[8]^:73-74

— Галина Филенко, «Эрик Сати», 1983

Поль Коллар, как и многие сторонники Сати, разъясняет эту мысль иначе: музыка не должна в деталях совпадать с текстом; она передаёт общую атмосферу, «среду», сохраняя некую единую «среднюю темепературу» эмоций на значительном протяжении и обладая в этих пределах известной автономией в закономерностях своей конструкции. Коллар развивает интересный тезис,^[9] что в этом Сати сродни художникам раннего Ренессанса, таким как Фра Беато Анжелико, Боттичелли и близкий им по духу в XIX веке Пюви де Шаванн. Вместе с сюжетным содержанием они решали на своих полотнах ряд чисто композиционных и технологических задач единства изображаемого, отсутствия беспокойных контрастов, многократного повторения параллельных линий или чередования и повторения единообразных мелких штрихов и кривых, заполняющих деление пространства, повторность симметричного расположения фигур и т.д. У Сати это выражается в сохранении единого на всём протяжении музыки «Сократа» некоего выровненного по напряжённости, умеренного тонуса эмоции, что достигается настойчивым повторением или чередованием отобранных единообразных гармонических последований, фактурных рисунков, группировки мотивов, делённых на короткие одно- и двухтактовые ячейки, симметричными их повторами на близком и далёком расстоянии и т.д. Не следует ли в этом видеть предвосхищение самодовлеюще конструктивных задач, которые будут решаться в музке с текстом в недалёком будущем после Сати композиторами неоклассической направленности?^[8]^:74-75

— Галина Филенко, «Эрик Сати», 1983

...Сати трактует вокальную линию как просодию в духе старинной грегорианской псалмодичности, близость к которой подчёркивается узкой интерваликой, монотонной, безударной выровненностью всех слогов, что свойственно церковной латыни, но совсем не свойственно пульсу и артикуляции французского языка. Это приводит лишь к обесцвечиванию смысловой и эмоциональной нагрузки произносимого текста.^{[комм. 2]} Сати предписывает певцу интонировать «как бы читая», но это вялое по ритмике и бледное по мелодической интонации «чтение» не усиливает, а ослабляет воздействие текста.^[8]^:75

— Галина Филенко, «Эрик Сати», 1983

Та безмерная любовь, которую Сати питал к зонтикам, давно превратилась в легенду. Небольшие или большие суммы, которые он получал, с великой поспешностью тратились на множество этих предметов. — Что, княгиня де Полиньяк заказывает ему «Сократа»? Не проблема! «Эти щедроты нами оценены по достоинству... один зонтик на коже с ремешком», — пишет Жан Кокто — Мисе Эдвардс 7 октября 1916 г. ^[10]^:237

— Орнелла Вольта, «Наследие» Эрика Сати, 1990

Возможно, что нарочитая лёгковесность и издёвка, которыми отличается большинство его произведений — с 1903 по 1917 год — вызваны большей частью стремлением избежать (любой ценой!) вторжения на ту исключительную «территорию», где существует Дебюсси.
Но и кроме того, дата! — вне всяких сомнений, это не простая случайность, что Сати подвёл для себя черту под неким периодом и занялся «Сократом» — именно после смерти своего старого друга. Это произведение, которое он так долго вынашивал в глубине самого себя, наконец-то возродило ту особенную и ни на что не похожую весомость и сосредоточенность ранних произведений, которые он сочинял на тридцать лет раньше, и которые стали платформой для движения его «друга», Клода Дебюсси.^[10]^:265

— Орнелла Вольта, «Наследие» Эрика Сати, 1990

<После Парада> у Сати появляется бездна новых учеников и последователей, несмотря на то, что уже теперь он, наученный горьким опытом, не желает их иметь и всячески отрицает их существование. Он пытается обмануть их неожиданными поворотами своего характера и творчества. «Сатизм, — говорит он с апломбом, — не может существовать, в отличие от дебюссизма» <...> Именно из такой материи состоит музыкальная драма «Сократ». Постоянно находясь в непримиримой и почти пароксизмальной оппозиции к самому себе и окружающему миру, каждым своим новым сочинением Сати пытается представить принципиально новую версию, которая — если не обманет, то хотя бы уведёт далеко в сторону, откуда уже нет возврата. — Так, из оппозиции родился неоклассицизм в музыке, спустя несколько лет подхваченный Онеггером, Стравинским и прочими любителями наживы.^[11]

— Юрий Ханон, «Эрик-Альфред-Лесли, совершенно новая глава» (во всех смыслах), 1992

Под впечатлением «Сократа» Эрика Сати (1919), Бранкузи создал скульптуры Платона, Сократа и несколько вариантов смертной «Чаши Сократа» — вырезанные из сухого дерева (1922 год), которые входят в число его самых значительных творений.
Со своей стороны, Сати признавался Роберу Каби, что смог отыскать в «Колонне без конца» Бранкузи — ключ к написанию оперы «Павел & Виргиния».^[12]^:701