Российская империя

Росси́йская импе́рия (рус. дореф. Россійская Имперія; также Всеросси́йская импе́рия, ца́рская Росси́я) — государство, существовавшее с 22 октября (2 ноября) 1721 года до Февральской революции 1917 года с провозглашением в сентябре Российской республики.

Цитаты

	К свободе Русь не подросла: Не гни холодного стекла.
	— Василий Капнист, эпиграмма

XIX век

	Увы! куда ни брошу взор — Везде бичи, везде желе́зы, Законов гибельный позор, Неволи немощные сле́зы; Везде неправедная Власть В сгущённой мгле предрассуждений Воссела — Рабства грозный Гений И Славы роковая страсть.
	— Александр Пушкин, «Вольность. Ода», 1817

Ничтожные наследники северного исполина, изумлённые блеском его величия, с суеверной точностию подражали ему во всём, что только не требовало нового вдохновения. Таким образом, действия правительства были выше собственной его образованности и добро производилось ненарочно, между тем как азиатское невежество обитало при дворе. <…> Аристокрация после его неоднократно замышляла ограничить самодержавие; к счастию, хитрость государей торжествовала над честолюбием вельмож, и образ правления остался неприкосновенным. Это спасло нас от чудовищного феодализма, и существование народа не отделилось вечною чертою от существования дворян. <…> Русские защитники самовластия <…> принимают славную шутку г-жи де Сталь за основание нашей конституции: En Russie le gouvernement est un despotisme mitigé par la strangulation («Правление в России есть самовластие, ограниченное удавкою»).

— Александр Пушкин, «Заметки по русской истории XVIII века», 1822

… этого богатыря принялись трясти в семьсот тысяч кулаков, и таким образом изнуряют его телесно; умственно и душевно. У дурака кровью — —, а он думает, что наслаждается и эпикурничает. Дай ему здоровую девку, сытую красавицу-свободу, кровь с молоком, и тогда держись Европа! То-то пойдут дети! А чего бояться от людской избы? Я смело говорю, что на штыки наши не надеюсь и не стал бы отвечать за успех в войне, хотя бы против Австрии. Чего ожидать от тела, в коем ни малейшего нет признака жизни? А жизнь ему не дастся под удушьем. Вынеси на свежий воздух, и тогда увидим, может ли оно вынести его резкость. Нет, — так околевай! Лучше в один раз, чем томиться в издыханиях гнилой кончины. Что же за власть ума, что за владычество просвещения, если этот труп может наложить руку на Европу живую! Я первый скажу: Франции, если спросили бы меня, кому хозяйничать в Европе: ей или России в нынешнем её положении. Что мне за дело! Спасая меня от голода, корми хотя ядом, только дай повременить. Я не знаю: варварские набеги на просвещение могли входить в план воспитания, составленный Провидением для образования гражданского общества, но ныне воспитание кончено. Первый потоп мог быть наказанием, второй был бы злодействием. <…> Или России переродиться, или не владычествовать ей в Европе!

— Пётр Вяземский, письмо А. И. Тургеневу начала ноября 1819

Гонение придаёт державную власть гонимому только там, где господствуют два раскола общественного мнения. У нас везде царствует одна православная церковь. Ты можешь быть силён у нас одною своею славою, <…> но несчастие у нас не имеет силы ни на грош. Хоть будь в кандалах, то одни те же друзья <…> понесут на сердце своём твои железа, но их звук не разбудит ни одной новой мысли в толпе, в народе, который у нас мало чуток! <…> у нас никому нет места почётного. <…> мы ещё не дожили до поры личного уважения. <…> Оппозиция — у нас бесплодное и пустое ремесло во всех отношениях: она может быть домашним рукоделием про себя и в честь своих пенатов, если набожная душа отречься от неё не может, но промыслом ей быть нельзя. Она не в цене у народа.

— Пётр Вяземский, письмо А. С. Пушкину 28 августа 1825

В России все, от мала до велика, обманывают и лгут: эта страна — фантасмагория, мираж, империя иллюзий. <…> Правительство это состоит из самых лживых людей, какие только встречаются в империи лжи. Оно именует себя русским, по сути же остаётся немецким; из каждых шестерых чиновников пять — немцы, уроженцы Курляндии и Ливонии, наглецы и педанты, составляющие разительный контраст с русскими людьми, вовсе не знающие российской жизни, чуждые русским нравам и русскому духу, делающие всё наперекор здравому смыслу, всегда готовые надругаться над кротким и легкомысленным русским народом, извратить его исконные похвальные свойства.

— Жюль Мишле, «Польша и Россия», 1851

	Будь у нас парламент, хотя бы избранный без различия сословий, что́ произошло бы? дворяне-помещики были бы против; купцы пренебрегли бы этим делом как до них не касающемся, а часть их была бы на стороне помещиков; крестьяне, раздражённые противодействием и не будучи в состоянии выразуметь дела, — заварили бы кровавую кашу. Едва ли чрез сто лет Россия будет готова к парламенту.
	— Владимир Одоевский, записная книжка, 1854

1840-е

	Гадкое государство Китай, но ещё гаже государство, в котором есть богатые элементы для жизни, но которое спеленано в тисках железных и представляет собою образ младенца в английской болезни.
	— Виссарион Белинский, письмо К. С. Аксакову 23 августа 1840

Вот уже почти полтораста лет протекло с тех пор, как государь Пётр I прочистил нам глаза чистилищем просвещенья европейского, дал в руки нам все средства и орудья для дела, и до сих пор остаются так же пустынны, грустны и безлюдны наши пространства, так же бесприютно и неприветливо всё вокруг нас, точно как будто бы мы до сих пор ещё не у себя дома, не под родной нашею крышей, но где-то остановились бесприютно на проезжей дороге, и дышит нам от России не радушным, родным приёмом братьев, но какой-то холодной, занесённой вьюгой почтовой станцией, где видится один ко всему равнодушный станционный смотритель с черствым ответом: «Нет лошадей!» Отчего это? Кто виноват? Мы или правительство? Но правительство во всё время действовало без устани. Свидетельством тому целые томы постановлений, узаконений и учреждений, множество настроенных домов, множество изданных книг, множество заведенных заведений всякого рода: учебных, человеколюбивых, богоугодных и, словом, даже таких, каких нигде в других государствах не заводят правительства. Сверху раздаются вопросы, ответы снизу. Сверху раздавались иногда такие вопросы, которые свидетельствуют о рыцарски великодушном движенье многих государей, действовавших даже в ущерб собственным выгодам. А как было на это все ответствовано снизу? Дело ведь в примененье, в уменье приложить данную мысль таким образом, чтобы она принялась и поселилась в нас. <…> Без того всё обратится во зло. Доказательство тому все наши тонкие плуты и взяточники, которые умеют обойти всякий указ, для которых новый указ есть только новая пожива, новое средство загромоздить большей сложностью всякое отправление дел, бросить новое бревно под ноги человеку! <…> В России теперь на всяком шагу можно сделаться богатырём. Всякое званье и место требует богатырства. Каждый из нас опозорил до того святыню своего званья и места (все места святы), что нужно богатырских сил на то, чтобы вознести их на законную высоту.

— Николай Гоголь, «Выбранные места из переписки с друзьями» (XVIII, 2), 1843

… Россия видит своё спасение не в мистицизме, не в аскетизме, не в пиэтизме, а в успехах цивилизации, просвещения, гуманности. Ей нужны не проповеди (довольно она слышала их), не молитвы (довольно она твердила их), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, столько веков потерянного в грязи и навозе, — права и законы, сообразные не с учением церкви, а с здравым смыслом и справедливостью, и строгое по возможности их исполнение. А вместо этого она представляет собою ужасное зрелище страны, где люди торгуют людьми, не имея на это и того оправдания, каким лукаво пользуются американские плантаторы, утверждая, что негр не человек; страны, где люди сами себя называют не именами, а кличками: Ваньками, Васьками, Стешками, Палашками; страны, где, наконец, нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпорации разных служебных воров и грабителей! Самые живые, современные национальные вопросы в России теперь: уничтожение крепостного права, отменение телесного наказания, введение по возможности строгого выполнения хотя тех законов, которые уже есть. Это чувствует даже само правительство (которое хорошо знает, что делают помещики со своими крестьянами и сколько последние ежегодно режут первых), что доказывается его робкими и бесплодными полумерами в пользу белых негров и комическим заменением однохвостого кнута трёххвостною плетью. Вот вопросы, которыми тревожно занята вся Россия в её апатическом полусне!

— Виссарион Белинский, письмо Николаю Гоголю 15 июля 1847

XX век

Жизнь такая маленькая. Как блюдечко с вареньем. И ползают по этому блюдечку интенданты с родственниками и единомышленниками. Добрый Боженька послал вареньица. Есть там за блюдечком какой-то большой мир с разными злыми словами: «долг, совесть, закон». Но мухам-то какое до этого дело? У них один закон — закон природы. Родился, сожрал всё, что мог, и капут. А спрашивать у интенданта: «зачем вы взяли взятку», так же жестоко, как обрывать крылья у мухи. <…> Счастливая страна, принцип которой: если не хочешь быть счастливым, — уходи от нас. <…> Подумайте об этой стране и, если в вашей комнате не слишком много мух, постарайтесь увидеть её во сне. Может быть, действительно, она скоро будет нам только сниться!..

— Тэффи, «В деревне», 1911

	Русское правительство сделало большую ошибку, что вовремя не организовало искусственное размножение социал-демократов. Если бы их выводили, как цыплят в инкубаторе, по триста штук сразу, то царь Николай II мог бы царствовать в России до сегодняшнего дня.
	— Карел Ванек, «Приключения бравого солдата Швейка в русском плену», 1923

	Была старая Россия, огромная, как расплывшаяся с распаханными склонами гора. Были люди, которые написали на ней карандашом: «Гора эта будет спасена».
	— Виктор Шкловский, «Бабель. Критический романс», 1924

… условия, вызвавшие в своё время как первую, так и вторую русские революции: кастовое, немобильное общество; окоченелость государственной системы, вступившей в явный конфликт с потребнос-тями экономического развития; обюрокрачивание системы и создание привилегированного бюрократического класса; национальные противоречия в многонациональном государстве и привилегированное положение отдельных наций. И вместе с тем царский режим, по-видимому, просуществовал бы довольно долго и, возможно, претерпел бы какую-то мирную модернизацию, если бы правящая верхушка не оценивала общее положение и свои силы явно фантастически и не проводила бы внешнеэкспансионистской политики, вызвавшей перенапряжение.

— Андрей Амальрик, «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?», 1969

Весь петербургский период нашей истории — период внешнего величия, имперского чванства — всё дальше уводил русский дух от раскаяния. Так далеко, что мы сумели на век или более передержать немыслимое крепостное право — теперь уже бо́льшую часть своего народа, собственно наш народ содержа как рабов, не достойных звания человека. Так далеко, что и прорыв раскаяния мыслящего общества уже не мог вызвать умиротворения нравов, но окутал нас тучами нового ожесточения, ответными безжалостными ударами обрушился на нас же: невиданным террором и возвратом, через 70 лет, крепостного права ещё худшего типа.

— Александр Солженицын, «Раскаяние и самоограничение как категории национальной жизни», 1973

	Пётр I. … был царём, создал державу большую-пребольшую… Каких нигде в мире нет. Так вот, подумал: может, и нам не надо было?! Растянул государство с запада на восток, как гармонь, а играть-то на сём инструменте подданных не обучил… Вот и дёргают попусту меха да на клавиши без разбору давят…
	— Григорий Горин, «Шут Балакирев», 2000

1900-е

	Раз начавшись, духовная жизнь России не остановится, ничто не способно затормозить её умственного и социального развития. Час её свободы пробьёт. Слепое сопротивление теократии может лишь превратить этот момент в трагедию…
	— Анатоль Франс, письмо в ответ на анкету о деспотизме русского самодержавия, 1901

	В одной из монархий династия, пришедшая к власти двести пятьдесят тысяч лет тому назад, удерживает власть и поныне. Это — династия Гной (Гной — их фамилия, вроде царской фамилии Романовы), а полный титул монарха — Его Августейшее Величество Генрих D. G. Staphylococcus Pyogenes Aureus. Он стодесятитысячный монарх династии Гной, сидящий на троне. Все монархи этой династии носили имя Генрих. (Латынь — D. G. (Deus gratias) означает «милостью божьей». <…> По протоколу в правительственных сообщениях титул читается следующим образом: «Генрих, милостью божьей верховный гнойный резервуар», простой же народ зовёт его ласково — Генри золотой парень.) <…> Этот суровый благородный королевский род, используя дипломатию и оружие, далеко продвинул границы своей державы. Каждый раз, лишая покорённую нацию свобод и религии, он навязывал ей взамен «нечто более ценное». И совершенно справедливо утверждение, что эта великая династия одарила благами цивилизации больше стран, нежели любая другая, облечённая верховной властью. Прославляя её замечательные свершения, многие народы микромира стали говорить, что Гной и цивилизация неразделимы. <…> империя, <…> расположенная далеко на пустынном севере, неуклонно и последовательно расширяет свои владения вниз по равнинной Плечевой Области до возвышенности на дальнем юге, именуемой поэтами и путешественниками Великими Холмами, и одаривает всех на своём пути счастьем и гноем, ничего не требуя взамен от облагодетельствованных ею народов, кроме того, что у них есть…
	There are upwards of a thousand republics in our planet, and as many as thirty thousand monarchies. Several of these monarchies have a venerable history behind them. They do not date back to the actual moment of Blitzowski's birth, <…> but they do date back to the earliest invasions, and have sturdily maintained and preserved their regal authority in full force through all vicissitudes from that remote period until now, a stretch approximating four and a half million years— In one case the same dynasty holds the throne to-day that established it twenty-five hundred thousand years ago. This is the Pus family, —Pus being the family name, just as Romanoff is the family name of the Czars; the official title is, His August Majesty Henry, D.G. Staphylococcus Pyogenes Aureus CMX—that is to say, he is the One Hundred and ten thousandth monarch of the Pus lineage that has occupied that throne. They have all used the one name, Henry. (Latin, "D.G.," (Deus gratias) means by the grace of God. <…> Hence the title, when occurring in a State paper, could be translated Henry by the grace of God Imperial Pus-Tank, while in the endearing speech of the common people it would be shortened to Henry the Gold Brick.) <…> It is a stem and noble race, and by diplomacy and arms has pushed its frontiers far. Wherever it has deprived a conquered nation of its liberties and its religion it has replaced these with something better. It is justly claimed for this great House that it has carried the blessings of civilization further than has any other imperial power. In honor of this good work many of our microbe nations have come to speak of pus and civilization as being substantially the same thing. <…> imperia, <…> far away in the desolate North gradually and surely spreading its dominion down the planet's fiat expanse from the Shoulder Range to the lofty land of the Far South—the "Majestic Dome" of the poet and the traveler—distributing happiness and pus all the way, and in return requiring nothing of the benefited peoples except what they had…
	— Марк Твен, «Три тысячи лет среди микробов», 1905

	… Россия под бременем всё растущих военных расходов шла навстречу банкротству и гибели. <…> Россия была державой миролюбивой поневоле: раздираемая на части революционерами и реакционерами, из которых никто не был способен провести социальные преобразования, она гибла в хаосе непрерывной политической вендетты.
	… Russia under the waste and stresses of militarism festered towards bankruptcy and decay. <…> Russia was a pacific power perforce, divided within itself, torn between revolutionaries and reactionaries who were equally incapable of social reconstruction, and so sinking towards a tragic disorder of chronic political vendetta.
	— Герберт Уэллс, «Война в воздухе», 1908

Об отдельных аспектах

	Кто-то из начальства, желая выслужиться, объявил, что не то триста, не то пятьсот человек якутов изъявили желание креститься, но чтобы непременно называться в честь Государя. Николаем. Не знаю, получило ли усердное начальство желаемую благодарность, но Николаев среди якутов появилось тогда много. Звались они между собою больше Колай, Колым…
	— Тэффи, «Без слов», 1936

	корр.: Какие эпизоды вам бы хотелось увидеть снятыми на киноплёнку? <…> Русских, уходящих с Аляски, в восторге от заключённой сделки. В кадре — аплодирующий тюлень.
	What scenes one would like to have filmed? <…> The Russians leaving Alaska, delighted with the deal. Shot of a seal applauding.
	— Владимир Набоков, интервью TV-13 NY сентября 1965