Ночь

Ночь — тёмное время суток, в течение которого Солнце находится ниже линии горизонта. Длительность «ночного периода» для определённой точки зависит от её широты, наклона оси вращения планеты по отношению к плоскости её орбиты и угла, образованного осью вращения и направлением на центральное светило. Любое небесное тело, так или иначе, имеет дневную и ночную сторону.

Ночь, полнолуние

В России вплоть до начала 1920-х годов слово «ночь» было официальной прибавкой для уточнения времени суток. Например, в расписаниях движения пассажирских поездов, опубликованных в газете «Гудок» в 1921 году, указаны часы отхода из Москвы: «12—10 н.», то есть, 12:10 ночи.

Ночь в публицистике и документальной прозе

Прилетев на место, гуси шумно опускаются на воду, распахнув её грудью на обе стороны, жадно напиваются и сейчас садятся на ночлег, для чего выбирается берег плоский, ровный, не заросший ни кустами, ни камышом, чтоб ниоткуда не могла подкрасться к ним опасность. От нескольких ночевок большой стаи примнётся, вытолочется трава на берегу, а от горячего их помёта покраснеет и высохнет. Гуси завертывают голову под крыло, ложатся, или, лучше сказать, опускаются на брюхо и засыпают. Но старики составляют ночную стражу и не спят поочередно или так чутко дремлют, что ничто не ускользает от их внимательного слуха. При всяком шорохе сторожевой гусь тревожно загогочет, и все откликаются, встают, выправляются, вытягивают шеи и готовы лететь; но шум замолк, сторожевой гусь гогочет совсем другим голосом, тихо, успокоительно, и вся стая, отвечая ему такими же звуками, снова усаживается и засыпает. Так бывает не один раз в ночь, особенно уже в довольно длинные сентябрьские ночи. Если же тревога была не пустая, если точно человек или зверь приблизится к стае, быстро поднимаются старики, и стремглав бросаются за ними молодые, оглашая зыбучий берег и спящие в тумане воды и всю окрестность таким пронзительным, зычным криком, что можно услышать его за версту и более… И вся эта тревога бывает иногда от хорька и даже горностая, которые имеют наглость нападать на спящих гусей. Когда же ночь проходит благополучно, то сторожевой гусь, едва забелеет заря на востоке, разбудит звонким криком всю стаю, и она снова, вслед за стариками, полетит уже в знакомое поле и точно тем же порядком примется за ранний завтрак, какой наблюдала недавно за поздним ужином.

— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника», 1852

	Ночью душа наша свободна от суеты мирской, и потому свободно может действовать на нее мир духовный и она свободно может принимать его впечатления
	— Иоанн Кронштадтский, «Моя жизнь во Христе» (2: 1654), 1894

Восток и сейчас ещё меряет время колебанием длины тени. И не тени солнечных часов, а просто тени, отброшенной столбом, выступом, стеной. Жизнь здесь ― говорю о старом, исламистском Востоке ― ориентируется не на солнце с его полднем, а на ночь с её… но «полночь» ― это уже дробь. Наши пифагорийцы встречали гимном приход солнца. Мусульмане приветствуют намазом ― через закат ― близящуюся ночь. Жизнь покорно следует за тенью: утром, когда она длинна, и жизнь растягивается во всю длину базаров; к полудню, вместе с укорачивающейся тенью, укорачи вается, втягивается в дома и жизнь, и только с наступлением ночи, когда тень поднимается во весь свой рост, Шахразада продолжает прерванный солнцем рассказ.

— Сигизмунд Кржижановский, «Салыр-Гюль», 1933

	Есть доступный для каждого способ ощутить бездну мира и времени ― погожей ночью поднять глаза к небу. Но к звёздам мы привыкаем с рождения, необъяснимая тайна лишь изредка нас тревожит. Секвойи же сразу и властно заставляют подумать о сущности жизни. Ни один храм, построенный человеком во имя богов, не может сравниться с величием этих деревьев…
	— Василий Песков, Борис Стрельников, «Земля за океаном», 1977

Ночь в мемуарах и художественной прозе

	Луна смотрит на многие цветы ночью, ночью цветы видят, но одну луну.
	The moon looks upon many night flowers; the night flowers see but one moon.
	— Уильям Джонс, 1790-е

Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в нее. С середины неба глядит месяц. Необъятный небесный свод раздался, раздвинулся еще необъятнее. Горит и дышит он. Земля вся в серебряном свете; и чудный воздух и прохладно-душен, и полон неги, и движет океан благоуханий. Божественная ночь! Очаровательная ночь! Недвижно, вдохновенно стали леса, полные мрака, и кинули огромную тень от себя. Тихи и покойны эти пруды; холод и мрак вод их угрюмо заключен в темно-зеленые стены садов. Девственные чащи черемух и черешень пугливо протянули свои корни в ключевой холод и изредка лепечут листьями, будто сердясь и негодуя, когда прекрасный ветреник — ночной ветер, подкравшись мгновенно, целует их. Весь ландшафт спит. А вверху все дышит; все дивно, все торжественно. А на душе и необъятно, и чудно, и толпы серебряных видений стройно возникают в ее глубине. Божественная ночь! Очаровательная ночь!

— Николай Гоголь, «Майская ночь, или Утопленница», 1830

В то время, когда живописец трудился над этою картиною и писал ее на большой деревянной доске, чёрт всеми силами старался мешать ему: толкал невидимо под руку, подымал из горнила в кузнице золу и обсыпал ею картину; но, несмотря на все, работа была кончена, доска внесена в церковь и вделана в стену притвора, и с той поры черт поклялся мстить кузнецу. Одна только ночь оставалась ему шататься на белом свете; но и в эту ночь он выискивал чем-нибудь выместить на кузнеце свою злобу. И для этого решился украсть месяц, в той надежде, что старый Чуб ленив и не легок на подъем, к дьяку же от избы не так близко: дорога шла по-за селом, мимо мельниц, мимо кладбища, огибала овраг. Еще при месячной ночи варенуха и водка, настоенная на шафране, могла бы заманить Чуба; но в такую темноту вряд ли бы удалось кому стащить его с печки и вызвать из хаты.

— Николай Гоголь, «Ночь перед Рождеством», 1830

	Смотри же, сена повыше наклади под подушку! да выдерни у бабы из мычки клочёк пеньки заткнуть мне уши на ночь! Надобно вам знать, милостивый государь, что я имею обыкновение затыкать на ночь уши с того проклятого случая, когда в одной русской корчме залез мне в левое ухо таракан.
	— Николай Гоголь, «Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка», 1831-1832

— Смейся! Я пришел сюда, потому что я готов локти себе кусать, потому что отчаяние меня грызет, досада, ревность… — Ревность? к кому? — К тебе, к нему, ко всем. Меня терзает мысль, что если б я раньше понял ее, если б я умеючи взялся за дело… Да что толковать! Кончится тем, что я буду все смеяться, дурачиться, ломаться, как она говорит, а там возьму да удавлюсь. — Ну, удавиться ты не удавишься, — заметил Берсенев. — В такую ночь, конечно, нет; но дай нам только дожить до осени. В такую ночь люди умирают тоже, только от счастья. Ах, счастье! Каждая вытянутая через дорогу тень от дерева так, кажется, и шепчет теперь: «Знаю я, где счастье… Хочешь, скажу?» Я бы позвал тебя гулять, да ты теперь под влиянием прозы. Спи, и да снятся тебе математические фигуры! А у меня душа разрывается. Вы, господа, видите, что человек смеется, значит, по-вашему, ему легко; вы можете доказать ему, что он самому себе противоречит, — значит, он не страдает… Бог с вами!

— Иван Тургенев, «Накануне», 1859

	‎Начал он читать эту книгу; одну ночь читал — вышла из берёзы красная девица, красоты неописанной, по самые груди; другую ночь читал — вышла по пояс; третью ночь читал — совсем вышла. Поцеловала его и говорит: — Я — царская дочь; похитил меня нечистый и сделал берёзою. А три сокола — мои родные братья; хотели они меня выручить, да сами попались!
	— Афанасьев, Народные русские сказки; «Берёза и три сокола», 1863

	Вряд ли найдётся много композиторов, считающих A-dur не за тональности юности, веселья, весны или утренней зари, а, напротив, связывающих эту тональность с представлениями о глубокой думе или тёмной звёздной ночи.
	— Николай Римский-Корсаков, «Летопись моей музыкальной жизни», 1867

Помню раннее, свежее, тихое утро... Помню большой, весь золотой, подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и — запах антоновских яблок, запах мёда и осенней свежести. Воздух так чист, точно его совсем нет, по всему саду раздаются голоса и скрип телег. Это тархане, мещане-садовники, наняли мужиков и насыпают яблоки, чтобы в ночь отправлять их в город, — непременно в ночь, когда так славно лежать на возу, смотреть в звёздное небо, чувствовать запах дёгтя в свежем воздухе и слушать, как осторожно поскрипывает в темноте длинный обоз по большой дороге.

— Иван Бунин, «Антоновские яблоки», 1900

Эти кактусы, такие неуклюжие, такие безобразные днём. Когда меркнут цвета и краски, когда на землю спускается волшебница ночь и наполняет всё кругом видениями, грёзами, снами, кошмарами, фантастическими причудливыми образами, – тогда оживают эти безобразные кактусы. Вы едете между двумя стенами воинов, сошедшихся на расстоянии нескольких шагов друг от друга. Они сейчас сойдутся, кинутся, столкнутся грудь с грудью. Вот тёмный силуэт одного: он припал на колено и взмахнул пращой, чтобы пустить камнем в противников. Вот другой уж кинулся вперёд и взмахнул своей тяжёлой палицей, которая повисла над вашей головой. И вы едете между рядами этих великанов, поднявших оружие, между рядами этих чёрных рыцарей волшебницы ночи.

— Влас Дорошевич, «Святая земля», 1900

Так она стояла среди росистых могил, кое-где помигивающих огоньками, шепча еле слышно: «Вот оно, Господи, одно, вечно одно! ..» Ветер, шелестя металлическими венками, далеко разносил её безмирную, святую скорбь. Старинная часовня из серого камня вырисовывалась среди могил тёмным очертанием, и уже роса покрывала каменные слова: «Мир тебе, Анна, супруга моя! ..» Была святая ночь. Последнее облачко истаяло в эмалевом небе.

— Андрей Белый, «Симфония», 1901

	И эта ночь, моя первая ночь на земле Родины, запечатлелась в моём сердце радостью победы. Всю ночь я не спал — кто же может уснуть первой ночью в Эрец-Исраэль. — Слова Бен-Гуриона (тогда еще Грина) о первой ночи проведённой на Земле Израиля
	— Давид Грин, 1906 год

Ночь темна. Сейчас третий час ночи. Любимый час моих героев. Час расцвета неизвестного поэта, его способностей и видений. Я снова вижу: сквозь лютый мороз, по снежным ухабам улиц, под ужасающий ветер, от которого мертвеет лицо, он ищет опьянения, не как наслаждения, а как средства познания, как средства ввергнуть себя в то священное безумие (amabilis insania), в котором раскрывается мир, доступный только прорицателям (vetes).

— Константин Вагинов, «Козлиная песнь» (Глава III), 1927

Невидимая точка под невидимым отвесом материализируется в сознании конструктора Гука: он как бы выдвинул ее из темноты, из потерянного в звездах горизонта, и поставил перед собой. От красной точки внизу, теперь передвинувшейся вправо, от Полярной звезды, от созвездия Медведицы, от Юпитера, от Венеры, от самого конструктора Гука протянуты к основанию отвеса прямые, безупречные линии, воздвигнут невидимый, но стройный чертёж. Этой ночью конструктор Гук впервые так восхищенно ощутил непререкаемую гармонию природы. Он видел карту небесных полушарий, рассеченных Млечным Путем; он восстанавливал контуры Геркулеса, Дельфина, Пегаса, классической Лиры в когтях Орла, Павлина, Кентавра и Козерога, мифологическую фантасмагорию образов; видел античные группы древних астрономов, склоненных над вычислениями, видел суровых пифагорейцев, окруживших величайшего из учителей… На всю жизнь конструктор Гук сохранит воспоминание об этой ночи, о неповторимом слиянии времен и пространств в одно нераздельное целое. Красная точка форта медленно увеличивалась и наконец распалась на несколько точек.

— Юрий Анненков (Б. Темирязев), «Повесть о пустяках», 1934

А ночь вступила в свои права. Едва заметная светлая каемка на юге пропала, но звёзды в ночи по-прежнему были бледны. И только Нгер Нумгы гордо стояла почти над палаткой Тони Ковылевой, яркая и холодная. Лишь иногда ее затмевали сполохи северного сияния. Долгими часами Тоня наблюдала за тем, как они рождались и умирали. Нежно-сиреневый круг поднимался от океана и, пламенея с каждой минутой, переливаясь радугой, мерно качался над горизонтом. Он доходил до зенита, до Нгер Нумгы, и, став рубиновым или пунцовым, медленно таял, умирая. Но проходило полчаса, и над океаном бесшумно взрывались два огненных гейзера, их сменяла арка, палево-золотистый конус — бархатный занавес, за которым находилось царство вечной темноты. В такие минуты Тоне казалось, что она чувствует дыхание вечности, и мир ей становился до боли мил и чудесен. — Хорошо, — шептала она и засыпала крепким счастливым сном.

— Иван Меньшиков, «Над миром полярная ночь», 1941

Наконец наступила памятная ночь. Хозяева города приготовились к отпору революции. По распоряжению высшего начальства, всюду по улицам расхаживали патрули. Для защиты арсенала, телеграфа, телефонной станции и других важных учреждений усилили охрану. На каменных стенах порта были поставлены пулемёты. Но и революционеры не зевали. Первым делом мы захватили телефонную станцию и телеграф. Охрана не оказала никакого сопротивления и сдала нам эти учреждения так легко, как будто произошла смена часовых.

— Алексей Новиков-Прибой, «Капитан первого ранга», 1944

Давным-давно прошли те времена, когда ночь была полновластной хозяйкой Земли. Когда ее сумрачный покров по-хозяйски обволакивал каждый уголок мира, каждое дерево, каждый камень и только обманщица Луна осмеливалась бросать вызов всепоглощающей тьме. Ночь правила Землей наравне с днем, наслаждалась своей властью и не замечала, что постепенно теряет ее. Что все больше и больше огней разрывают привычное покрывало сумрака, отнимая для светолюбивых обитателей мира исконное время тьмы. Факелы, свечи, газовые фонари, первые лампочки… Ночь с презрением смотрела на жалкие потуги двуногих нарушить естественный ход вещей. Ночь смеялась над ними. Ночь гордилась своей вечностью и своей силой. Ночь знала, что только звезда способна разорвать ее магическую тьму. И ночь была крайне удивлена, когда однажды ее перестали пускать в залитые ослепительными огнями города.

— Вадим Панов, «Куколка Последней Надежды», 2003

Ночь в стихах

	По ушедшей молодости траур я ношу теперь. Почему же ночь приходит в чёрном, не познав потерь?
	— Ибн Сина, 1010-е

	Она косы смоляные расплела, пугая ночь, Лик сиял ее при этом и бежала в страхе ночь.
	— Ибн Сина, 1010-е

	Темно. Всё спит. Лишь только жук ночной, Жужжа, в долине пролетит порой; Из-под травы блистает червячок, От наших дум, от наших бурь далек.
	— Михаил Лермонтов, «Ночь. III», 1830

	Тихо в моей комнатке, И кругом все спит, Свечка одинокая Предо мной горит. Посмотрю ль в окошечко — Все темно кругом, Не видать и улицы В сумраке ночном.
	— Николай Огарёв, «Ночь», 1839

	Дышит счастьем, Сладострастьем Упоительная ночь! Ночь немая, Голубая, Неба северного дочь! После зноя тихо дремлет Прохлаждённая земля; Не такая ль ночь объемлет Елисейские поля! Тени лёгкие, мелькая, В светлом сумраке скользят, Ночи робко доверяя То, что дню не говорят.
	— Пётр Вяземский, «Петербургская ночь (Вяземский)», 1840

	Какое счастие: и ночь, и мы одни! Река ― как зеркало и вся блестит звездами; А там-то… голову закинь-ка да взгляни: Какая глубина и чистота над нами!
	— Афанасий Афанасьевич Фет, «Какое счастие: и ночь, и мы одни!..», 1854

	Ночь уносит голос страстный, Близок день труда... О, не медли, друг прекрасный, О, приди сюда!
	— Алексей Апухтин, «Серенада Шуберта» (Послание), 11 сентября 1857

	Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали Лучи у наших ног в гостиной без огней. Рояль был весь раскрыт, и струны в нём дрожали, Как и сердца у нас за песнию твоей.
	— Афанасий Афанасьевич Фет, «Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали…», 1877

	Душа дрожит, готова вспыхнуть чище, Хотя давно угас весенний день И при луне на жизненном кладби́ще Страшна и ночь, и собственная тень.
	— Афанасий Афанасьевич Фет, «Ещё одно забывчивое слово...», 1884

	Благовонная ночь снова дышит весной, Пробудилась от спячки земля, И с берёзой кудрявой, с густой бузиной, Нарядились опять тополя.
	— В. Отрадин, «Благовонная ночь снова дышит весной...», 1890

	Но там, в Норвегии, ещё есть ночь иная, Когда в полночный час горит светило дня. И яркие цвета, вся сила их земная, В кровавых кактусах так радуют меня.
	— Константин Бальмонт, «Жемчужные тона картин венецианских…», 1903

	Идёт и торжествует мгла, На лампы дует, гасит свечи, В постели к любящим легла И властно их смежила речи.
	— Валерий Брюсов, «Ночь», 1903

	Какой восторг! Какая тишина! Благоуханно ночи дуновенье; И тайною истомой усыпленье ‎Природа сладостно напоена. Тепло… Сияет кроткая луна… И очарованный, в благоговенье Я весь объят расцветом обновленья, И надо мною властвует весна.
	— К.Р., «Сонеты к Ночи», 21 апреля 1906

	Но дни и ночи, ночи дни ― Приливы грусти необычные. И шепчет роза: «Мы ― одни С тобою, сад мой, горемычные»….
	— Игорь Северянин, «Чайная роза», 1909

	А ночью в небе древнем и высоком Я вижу записи судеб моих И ведаю, что обо мне, далеком, Звенит Ахматовой сиренный стих.
	— Николай Гумилёв, «Священные плывут и тают ночи...», 1914

	Причастник, прежней жизни косной Я буду ждать, преображен… А, сдвинув полог переносный, Ночь — бездну жизни обнаружит, И вот уже обедню служит Во мраке для других племен.
	— Валерий Брюсов, «Ночь», 1916

	Звенели всю ночь сладострастные шпоры. Мелькали во сне молодые майоры И долго в плену обнимающих ручек Барахтался неотразимый поручик.
	— Михаил Светлов, «Большая дорога», 1928

	Ты не пой по горам, вода! Опалённый ветер, остынь! Будь безмолвнее, чем всегда, Серебристая ночь пустынь!
	— Илья Сельвинский, «Военная песня Бабека», 1940

	Я знал тебя, ты не лгала, Ты полюбить меня хотела, Ты только ночью лгать могла, Когда душою правит тело.
	— Константин Симонов, Симонов. «Ты говорила мне «люблю», 1941

	Спи, как на сцене, на своей поляне, Спи, ― эта ночь твоей любви короче, ― Спи в сказке для детей, в ячейке ночи, Без имени в лесу воспоминаний.
	— Арсений Тарковский, «Ночь под первое июня», 1965

	Так коротки ночи, так ночи летят, Так пахнут во тьме метеолы, Покуда до света, меняя наряд, На клумбах вставали виолы.
	— Елизавета Полонская, «Садовник», 1967

	Я на ночь равнодушно пью Цикуту чёрную мою. А звёзды свысока глядят На грустный мир, на мутный яд, Где проливает синеву Ночь в голубую трын-траву, Где трын-трава растёт ночным Противоядием земным.
	— Игорь Чиннов, «Как будто серной кислотой...», 1978

	Но по ночам я читаю хокку, а не «Сионские протоколы»... Начальник Отдела дезинформации полковник Боков, это твои проколы.
	— Александр Ерёменко, «Начальник Отдела дезинформации полковник Боков...», 1989

Ночь в песнях

	Тихая ночь, святая ночь, Всё светло и ярко, Святая Матерь с Сыном рядом, Святой Младенец так нежен и кроток, Спи в блаженном покое, Спи в блаженном покое….
	Silent night, holy night All is calm, all is bright Round yon Virgin Mother and Child Holy Infant so tender and mild Sleep in heavenly peace Sleep in heavenly peace.
	— Йозеф Мор, рождественский гимн «Тихая ночь» («Silent Night»), 1818 г.

См. также

• Сутки
• Белые ночи
• Восход
• Закат
• Сумерки
• Вечер
• Ночная смена
• Куриная слепота
• Ночь на Земле
• Ночь в Лиссабоне
• Ночь перед Рождеством
• Ночь в тоскливом октябре