Александр Викторович Ерёменко

Алекса́ндр Ви́кторович Ерёменко (1950—2021) — российский поэт, представитель метареализма — течения в поэзии 70-х-90-х гг. XX века, означающее «метафизический», а также «метафорический реализм».

Александр Ерёменко

Статья в Википедии

Родился в деревне Гоношиха Алтайского края. В 1974 году переехал в Москву. В середине восьмидесятых он вместе с поэтами Алексеем Парщиковым и Иваном Ждановым создал неформальную литературную группу «метаметафористов». В 2002 году получил поэтическую премию имени Пастернака.

Цитаты из стихотворений разных лет

	Любые системы вмещаются в код. Большие участки кодируют с ходу. Ночной механизмик свистит за комодом, и в белой душе расцветает диод. Вот маленький сад. А за ним ― огород. Как сильно с периодом около года взлетала черёмуха за огородом, большая и белая, как водород!
	— «Когда наугад расщепляется код...», 1980

Будь, поэт, предельно честен. Будь, поэт, предельно сжатым. Напиши для нас в «Известьях» для народных депутатов! Ведь писал же ты про БАМ. Хочешь, рифмой помогу: «Лучше Родину продам, чем у Родины в долгу». С храбрым кукишем в кармане ты писал для нас подробно про солдат в Афганистане ― ограниченных, но добрых! <...> Стань, как правда, неудобен и, как истина, коварным. Покажи, на что способен, откровенная бездарность! Чтоб от смелости мурашки пробежали до макушки, напиши нам про шарашки, ну а лучше ― про психушки.

— «Будь, поэт, предельно честен...», 1986

	Устав висеть на турнике, ушла, а руки ― позабыла. И там, где кончились перила, остановилась в тупике. Уже по грудь в тугом песке, империя вокруг басила, смеркался день, живот знобило, и глаз, как чудный лепесток, дождем и снегом заносило…
	— «Устав висеть на турнике...», 1988

	Льет дождь… Цепных не слышно псов на штаб-квартире патриарха, где в центре аглицкого парка стоит Венера. Без трусов. Рыбачка Соня как-то в мае, причалив к берегу баркас, сказала Косте: «Все вас знают, а я так вижу в первый раз…» Льет дождь. На темный тес ворот, на сад, раздерганный и нервный, на потемневшую фанерку и надпись «Все ушли на фронт».
	— «Переделкино», 1989

Он голосует за «сухой закон», балдея на трибуне, как на троне. Кто он? Писатель, критик, чемпион зачатий пьяных в каждом регионе, лауреат всех премий… вор в законе! Он голосует за «сухой закон». Он раньше пил запоем, как закон, по саунам, правительственным дачам, как идиот, забором обнесен, по кабакам, где счет всегда оплачен, а если был особенно удачлив ― со Сталиным ― коньяк «Наполеон». <...> Я тоже голосую за закон, свободный от воров и беззаконий, и пью спокойно свой одеколон за то, что не участвовал в разгоне толпы людей, глотающей озон, сверкающий в гудящем микрофоне.

— Стихи о «сухом законе», 1989

Моделируем ситуацию: он выходит из ресторана, и на книжной толкучке к нему подваливает пижон: ― Меняю «Буковского» на «Корвалана»… ― Полковник Боков не поражён. Причем здесь Авиценна, Ньютон или Шекспир? <...> Я сегодня вычислил на грани шока ― это твоя дезинформация деформирует микромир, начальник Отдела дезинформации полковник Боков! Но полковник Боков не просто враль. Но по ночам я читаю хокку, а не «Сионские протоколы»... Начальник Отдела дезинформации полковник Боков, это твои проколы.

— «Начальник Отдела дезинформации полковник Боков...», 1989

	Поверхностное натяжение стягивает пространство в холерные бунты, складывается складками на мундире ефрейтора. Втыкаются в кладбище пикирующие кресты. И тебе не спится в астральных твоих сферах, потому что совесть ― это не вектор, а перпендикуляр, восставленный к вектору… И тебя притягивает «Елисеевский», гостиница «Советская» ― бывший ресторан…»
	— «Зачем ты рискуешь магазином и душистой папироской...», 1989

Косыми щитами дождей заставлены лица людей, больница и зданье райкома, где снизу деревьев оскома, а сверху ― портреты вождей заставленыплотнымщитом каквинныйотделгастронома икакпредисловиектому «Всемирнойистории» том заставлен, заброшен, забыт, и воет, как сброшенный с крыши вчерашний, зажравшийся, пышный и бешеный палеолит. <...> Я вздрогну и спрыгну с коня, и гляну на правую руку, когда, улыбаясь, как сука, ОПРИЧНИК ПОЙДЕТ НА МЕНЯ.

— «Косыми щитами дождей...», 1990

	Я пил с Мандельштамом на Курской дуге. Снаряды взрывались и мины. Он кружку железную жал в кулаке и плакал цветами Марины. И к нам Пастернак по окопу скользя, сказал, подползая на брюхе: «О, кто тебя, поле, усеял тебя седыми майорами в брюках?»
	— «Я пил с Мандельштамом на Курской дуге...», 1991

Когда мне будет восемьдесят лет, то есть когда я не смогу подняться без посторонней помощи с того сооруженья наподобье стула, а говоря иначе, туалет когда в моем сознанье превратится в мучительное место для прогулок вдвоем с сиделкой, внуком или с тем, кто забредет случайно, спутав номер квартиры, ибо восемьдесят лет ― приличный срок, чтоб медленно, как мухи, твои друзья былые передохли, тем более что смерть ― не только факт простой биологической кончины, так вот, когда, угрюмый и больной, с отвисшей нижнею губой (да, непременно нижней и отвисшей), в легчайших завитках из-под рубанка на хлипком кривошипе головы (хоть обработка этого устройства приема информации в моем опять же в этом тягостном устройстве всегда ассоциировалась с махательным движеньем дровосека)...

— «Когда мне будет восемьдесят лет...», 1991

Подполковник сидит в самолёте. Бьёт в бетон реактивная пыль. Он сейчас в боевом развороте улетит в Израиль. Что мы знаем о смелом пилоте, пионере космических трасс? Он служил на космическом флоте, а теперь улетает от нас. Вы, наверное, лучше соврёте, только это не сказка, а быль ― то, что он в боевом самолёте улетел в Израиль! И теперь он живет в Израиле, где капиталистический строй. Вы его никогда не любили, а он был ― межпланетный герой.

— «Подполковник сидит в самолете...», 1991

Цитаты об Александре Ерёменко

Есть, например, такой феномен, как Александр Ерёменко. Если не ошибаюсь, он представлен в этом проекте тремя публикациями, причём последняя из них в «Урале» за 2007 год, по сути, ретроспективная. Тем не менее, по влиянию на современную литературу он ― одна из самых заметных фигур. <...> Что касается Александра Еременко, популярность его действительно велика, вокруг его имени созданы целые мифологемы. По-моему, его уход из литпроцесса ― одна из самых удачных стратегий пиара. Тех, кто шибко много печатается, у нас не жалуют. Вообще, успешных людей в России терпеть не могут. Есть такая легенда. И другое плохо, когда биографии нет. А у Ерёменко очень удачное совпадение в этом плане, хотя, скажу честно, далеко не все его стихи мне по душе. И плюс у этой группы ― Парщиков, Ерёменко, Жданов...

— Андрей Пермяков, «Разговоры с Андреем Пермяковым», 2008

Скажем, Ерёменко очень сильно повлиял на уральскую поэзию, по сути, создал заново, изменил её атомарный состав. И во многом он это сделал благодаря личному общению, он часто ездил в Свердловск и общался с поэтами. И это влияние продолжается. Оно продолжается через Тягунова, через Санникова, через Кальпиди, через Казарина. А в Питере его влияния почти нет. Ерёменко развязал язык целому поколению уральских поэтов, не только свердловских. Если представить поэта такой молекулой, то в каждом уральском авторе есть атом Ерёменко. У поэта в жизни есть, может быть, полчаса, определяющих, что будет дальше. Если в эти условные полчаса поэта било током от стихов Ерёменко, это одно, а если, скажем, от стихов Бродского, то путь у поэта будет другой совсем. Ты читаешь, тебе 15 или 17 лет и тебя бьёт этим током. Всё. После этого у тебя уже другой состав крови, и писать ты будешь по-другому. Для меня Ерёменко очень важный поэт, многие его стихи я знаю наизусть.

— Андрей Пермяков, «Разговоры с Андреем Пермяковым», 2010

	Несколько реже встречается иной взгляд: очевидно живые объекты в стихах предстают в механизированном облике. Например, у Александра Еременко: Электрический ветер завязан пустыми узлами, и на красной земле, если срезать поверхностный слой, корабельные сосны привинчены снизу болтами с покосившейся шляпкой и забившейся глиной резьбой.
	— Андрей Пермяков, «Шаг на долгом пути», 2012

Я помню его подборку в одном из первых альманахов «Часть речи», которая сразу привлекла внимание центонной насыщенностью и какой-то особой, доверительно-домашней, интонацией, оставаясь сугубо в литературном измерении. Это качество присуще очень многим литераторам в их отношении к великим предшественникам ― в беседах, критике, исследованиях. Но собственно в творчестве оно проявляется довольно редко, у Лосева же оно тотально. После него вереницы цитат у более поздних поэтов (куплетность Кибирова и разухабистость Еременко) кажутся игрой, пивом после водки...

— Олег Рогов, «…На книжную полку воткнут», 2012

Позвонил поэт Ерёменко и пригласил меня провести окончание судьбоносного для мировой культуры дня в компании хмельных друзей и веселых подруг. У меня это дело не сложилось. Да и ехать в такую компанию после окончания продажи алкоголя было как-то нелепо. Ерёменко сказал, что Пушкин выбрал секундантом не Вяземского, а Данзаса потому, что тот наименее был склонен затевать канитель насчет примирения. Мол, Пушкин твердо решил убить или же быть убитым. Я же думаю, что гений всех времен и народов руководствовался еще и поэтическими соображениями. Он предвидел, что в ХХ веке появится диссонансная рифма. И пожелал, чтобы отдалённые потомки использовали в стихотворении о его трагической гибели рифму Данзас ― Дантес.

— Владимир Тучков, «Прибытие поезда. Надуманное», 2014

Ссылки

• Александр Ерёменко в ЖЗ
• Александр Ерёменко на сайте «Библиотека редкой книги»
• Александр Ерёменко на сайте «Лица русской литературы»
• Александр Ерёменко Новая литературная карта России
• Раздел Александра Ерёменко на портале «Артбург»