Елисейские Поля

страница значений

Елисе́йские Поля́, а также Элизи́йские поля́ (устар.) сокращённо Эли́зиум или Эли́зий (лат. Elysium, от др.-греч. Ἠλύσιον (πεδίον), фр. Champs-Élysées) — в древнегреческой мифологии часть загробного мира, обитель душ блаженных, позднее — поля Эдемские, луга Парадиза, райские кущи.

Артур Дэвис, Елисейские поля

В отличие от современного словоупотребления, в русской литературе XVIII-XX веков (причём, как в прозе, так и в поэзии) упоминание Елисейских Полей совсем не обязательно было связано с конкретным географическим объектом: центральной улицей Парижа (фр. avenue des Champs-Élysées или les Champs-Élysées, или просто les Champs). Гораздо чаще, если судить по контексту, под этим именем имелся в виду вовсе не центральный парижский проспект, а — прообраз или первоисточник, давший ему название. Нередко писатели пользовались этим словосочетанием ещё проще — как эвфемизмом или красивым синонимом «того света» или загробного мира вообще.

Елисейские Поля в публицистике и мемуарах править

  •  

Кто был в Париже, говорят французы, и не видал Большой оперы, подобен тому, кто был в Риме и не видал папы. В самом деле, она есть нечто весьма великолепное и наиболее по своим блестящим декорациям и прекрасным балетам. Здесь видите вы ― то Поля Елисейские, где блаженствуют души праведных, где вечная весна зеленеет, где слух ваш пленяется тихими звуками лир, где все любезно, восхитительно ― то мрачный Тартар, где вздохи умирающих волнуют страшный Ахерон, где шум черного Коцита и Стикса заглушается стенанием и плачем бедствия, где волны Флегетона пылают...[1]

  Николай Карамзин, Письма русского путешественника, 1793
  •  

В наш реальный век все на земле и даже часть того света на этом свете. Елисейские поля растянулись в Елисейские берега, Елисейские взморья и рассыпались там-сям по серным и теплым водам, у подножия гор на рамках озер, они продаются акрами, обработываются под виноград. Часть умершего в треволненной жизни отправляет здесь первый курс переселения душ и гимназический класс Чистилища. Всякий человек, проживший лет пятьдесят, схоронил целый мир, даже два ― с его исчезновением он свыкся и привык к новым декорациям другого акта, вдруг имена и лица давно умершего времени являются чаще и чаще на его дороге, вызывая ряды теней и картин, где-то хранившихся на всякий случай, в бесконечных катакомбах памяти, заставляя то улыбнуться, то вздохнуть, иной раз чуть не расплакаться… <...>
Несмотря на то что в «Кормчей книге» ничего не сказано о «обручеюбии» и «подолоразверстии», а волосы плести просто в ней запрещено, черное духовенство согласилось. На первый случай жизнь государя казалась обеспеченною до Елисейских полей. Не их вина, что в Париже тоже нашлись Елисейские поля, да еще с «круглой точкой». Чрезвычайные меры эти принесли огромную пользу, и это я говорю без малейшей иронии ― кому? Нашим нигилисткам. Им недоставало одного ― сбросить мундир, формализм и развиваться с той широкой свободой, на которую они имеют большие права.[2]

  Александр Герцен, «Былое и думы» (часть восьмая, отрывки), март 1867
  •  

К нам подошел чалмоносный хаджи в черном аба.
― Тот самый эскулап, который отправил принцессу в Елисейские поля, ― шепнул мне обменявшийся приветствием с ним «хозяйн». Несмотря на такую потерю и на совет тегеранского врача (уже не заставшего ее в живых) не доверяться ему, губернатор просил меня взять его с собою, ― видно, хочет посоветоваться с ним о своих болезнях.
― Более не с кем?[3]

  Павел Огородников, «Очерки Персии», 1874
  •  

У них нет баррикад, но у них философские системы, взрывающие мир, и поэмы, его заново творящие. Сумасшедший поэт Гёльдерлин тридцать лет подряд упражняется на немом клавесине. Духовидец Новалис до конца своих дней сидит за решеткой банка. Ни Гёльдерлин своей тюрьмой, ни Новалис своей ― не тяготятся. Они ее не замечают. Они свободны. Германиятиски для тел и Елисейские поля ― для душ. Мне, при моей безмерности, нужны тиски.[4]

  Марина Цветаева, «О Германии», 1919
  •  

«Там, где синие воды Атлантики окрашивает в пурпурный цвет заката заходящее солнце, лежат в Океане Тьмы эти острова. Там опирается на воды свод небес и зарождается Мрак и Ужас. Нет возврата тому, кто рискнет заплыть в эти воды, как нет возврата мертвым из царства теней…» Две тысячи лет назад греки, произнесшие эти слова, вслед за египтянами посчитали Запад естественным концом света, куда могли ходить лишь отчаянные герои ― Геракл, Ясон, Одиссей. И то каких трудов стоили им совершенные подвиги! Конечно же, здесь, на грани Света и Тьмы, Жизни и Смерти, должны находиться легендарные Елисейские поля, «местопребывание праведных душ, ― как писал Плутарх, ― воспетое Гомером». Сколько имен дали этим волшебным островам еще в глубокой древности: Геспериды, острова Мелькарта, Райские, Пурпурные, Счастливые, Острова Блаженных и, наконец, Канарские острова…[5]

  Николай Непомнящий, Эти старые «Канарские тайны», 1976

Елисейские Поля в художественной прозе править

  •  

К Буристону также посыланы были приказы, чтоб он старался поскорей отыскать трех честных и умных судей, но и тот покорнейше уведомляет, что все его поиски напрасны и что он скорее возьмется сыскать трех фениксов, шесть василисков и десять единорогов, нежели одного такого судью, каковы были Минос с его товарищами; а, сверх того, он доносит, что со времени их прибытия в ад сделалась на земле великая перемена, и разум с честностию в превеликой ссоре, так что ныне в свете много можно сыскать добродушных дураков и умных бездельников, но добродетельные мудрецы очень редки, а особливо на судейских стульях. И самому Плутону не хочется, чтоб в Елисейские поля был впущен всякий без разбору и чтоб награждения раздавались по проискам. Таким-то образом, желая сего избежать, сам Плутон занимался рассматриванием дел, как вдруг вошла к нему Прозерпина. «Любезный супруг, ― сказала она ему, ― ты уже довольно потрудился и попотел: оставь, пожалуй, этот скучный стул и пойдем лучше на мою половину; я даю сегодня стол, превеликолепный концерт, бал и после театральное зрелище».[6]

  Иван Крылов, «Почта Духов, или Ученая, нравственная и критическая переписка арабского философа Маликульмулька с водяными, воздушными и подземными духами», 1789
  •  

Наконец едем! Вообрази себе, добрая моя Полина, что на дворе двадцать градусов мороза, входим на лестницу и ― что бы ты думала? вступаем в сад, цветущий, как в июле. Тут вьется плющ, там блестят цветы сквозь густую зелень. Вот уж слышны звуки музыки… входим в залу… Какая пестрота, какой блеск, какое сиянье! Не это ли Елисейские поля или, по крайней мере, елисейские комнаты! Позолота рам, карнизов блестит сквозь густые ветви миртовых, лимонных, померанцевых дерев; яркие краски гобеленовых обоев привлекают зрение, разноцветные ткани составляют своды палатки… Но я не хочу описывать тебе ни комнат, ни мебелей. Вообрази себе что-нибудь в этом роде из Тассова «Иерусалима» или из «Тысячи и одной ночи», и ты будешь иметь понятие о великолепии комнат.[7]

  Фаддей Булгарин, «Письма провинциялки из столицы», 1830
  •  

Об ее несчастной участи узнал Никласзон и спешил к ней на помощь. Он уговорил Фюренгофа, только для вида, сжалиться над своею пленницею, простить ее и отпустить с ним, будто для свидания с ее сыном, в Гельмет, откуда обещал, через несколько дней, отправить в Елисейские поля этого опасного для них обоих свидетеля. Рингенский барон не знал скорейшего средства избавиться от нее и согласился. Через несколько дней получено им в самом деле известие, что Елисавета не существует.[8]

  Иван Лажечников, «Последний Новик», 1833
  •  

У меня секундантом был один гвардеец, премилый малый и прелихой рубака… В дуэлях классик и педант, он проводил в Елисейские поля и в клинику не одного как друг и недруг. Он дал мне добрые советы, и я воспользовался ими как нельзя лучше. Я пошел быстрыми широкими шагами навстречу, не подняв даже пистолета; я стал на место, а противник мой был еще в полудороге. Все выгоды перешли тогда на мою сторону: я преспокойно целил в него, а он должен был стрелять на ходу.[9]

  Александр Бестужев-Марлинский, Фрегат «Надежда», 1833
  •  

Он держал бумагу в дрожащей руке. Казалось, только что облили его на морозе: струи еще слегка спадали с ледяных сборов его рубашки, по лицу его выступали капли предсмертного пота.
― Опять он!.. И везде он!.. ― вскричал с ужасом Бирон. Как не ужасаться было ему! По сотне душ отправлял он ежегодно в Елисейские поля, и ни один мученик не возвращался с того света, чтобы преследовать его. А тут везде за ним неотступно проклятый малороссиянин! Да даст ли он ему, в самом деле, покой? Странно! никого столько не боится Бирон; на этом предмете скоро сведут его с ума.[10]

  Иван Лажечников, «Ледяной дом», 1838
  •  

― Сегодня поутру я сбиралась ехать на бал, он ― ничего… хотел ехать…
― Дальше.
― Потом я после обеда поехала за этим платьем; приезжаю ― уж совсем не то: «Я, говорит, не могу ехать, матушка умирает…» Ну ведь, знаете, папа, она каждый день умирает.
― Ну, конечно. Старуха полумёртвая ― давно бы уж ей пора в Елисейские поля! Продолжай.[11]

  Алексей Писемский, «Тюфяк», 1850

Елисейские Поля в поэзии править

  •  

«Это Лаэртов божественный сын, обладатель Итаки.
Видел его я на острове, льющего слезы обильно
В светлом жилище Калипсо, богини богинь, произвольно
Им овладевшей; и путь для него уничтожен возвратный:
Нет корабля, ни людей мореходных, с которыми мог бы
Он безопасно пройти по хребту многоводного моря.
Но для тебя, Менелай, приготовили боги иное:
Ты не умрешь и не встретишь судьбы в многоконном Аргосе;
Ты за пределы земли, на поля Елисейские будешь
Послан богами — туда, где живет Радамант златовласый
(Где пробегают светло беспечальные дни человека,
Где ни метелей, ни ливней, ни хладов зимы не бывает;
Где сладкошумно летающий веет Зефир, Океаном
С легкой прохладой туда посылаемый людям блаженным),
Ибо супруг ты Елены и зять громовержца Зевеса».[12]

  Гомер (пер. В.Жуковского), «Одиссея» (Песнь четвёртая), VIII век до н.э., перевод: 1849
  •  

Меж тем за тайными брегами,
Друзей вина, друзей пиров,
Весёлых, добрых мертвецов
Я подружу заочно с вами.
И вам, чрез день или другой,
Закон губительный Зевеса
Велит покинуть мир земной;
Мы встретим вас у врат Айдеса
Знакомой дружеской толпой;
Наполним радостные чаши,
Хвала свиданью возгремит,
И огласят приветы наши
Весь необъемлемый Аид![13]

  Евгений Боратынский, «Элизийские поля», 1825
  •  

Дышит счастьем,
Сладострастьем
Упоительная ночь!
Ночь немая,
Голубая,
Неба северного дочь!
После зноя тихо дремлет
Прохлаждённая земля;
Не такая ль ночь объемлет
Елисейские поля!
Тени лёгкие, мелькая,
В светлом сумраке скользят,
Ночи робко доверяя
То, что дню не говорят.[14]

  Пётр Вяземский, «Петербургская ночь (Вяземский)», 1840
  •  

Елисейские Поля: ты да я.
И под нами — огневая земля.
....... и лужи морские
— И родная, роковая Россия,
Где покоится наш нищенский прах
На кладбищенских Девичьих Полях.[15]

  Марина Цветаева, «Памяти А. А. Стаховича», март 1919

Источники править

  1. Карамзин. Н.М. Письма русского путешественника. — Москва: Советская Россия, 1982. — 608 с. — (Библиотека русской художественной публицистики). — 100 000 экз.
  2. А. И. Герцен, «Былое и думы» (часть восьмая, отрывки). Вольная русская типография и журнал «Колокол», 1868 г.
  3. П.И.Огородников. «Очерки Персии». Калейдоскоп шахруда. Персидское побережье Каспия. Перевал через Кузлук», СПб. 1878
  4. М.И. Цветаева. Проза поэта. — М.: Вагриус, 2001 г.
  5. Николай Непомнящий. Эти старые «Канарские тайны». — М.: «Техника - молодежи». № 9, 1976 г.
  6. И.А.Крылов. Полное собрание сочинений, том 1. — М.: ОГИЗ. Государственное издательство художественной литературы. 1945 г.
  7. Фаддей Булгарин, Сочинения. Москва: «Современник», 1990 год
  8. Иван Лажечников, «Последний Новик» 1833 г. (текст)
  9. Бестужев-Марлинский А.А. «Кавказские повести». — Санкт-Петербург, «Наука», 1995 г.
  10. И.И. Лажечников. «Ледяной дом». — М.: Эксмо, 2006 г.
  11. Писемский А.Ф. Собрание сочинений в 9 т. Том 1. — М.: «Правда», 1959 г.
  12. Жуковский В. А. Полное собрание сочинений и писем. М.: Языки славянской культуры, 2000
  13. Е. А. Боратынский. Полное собрание стихотворений: В 2 т. — Л.: Сов. писатель, 1936 г. (Б-ка поэта). Том 1.
  14. Вяземский П.А. Стихотворения. Библиотека поэта. Большая серия. — Ленинград, Советский писатель, 1986 г.
  15. М.И. Цветаева. Собрание сочинений: в 7 томах. — М.: Эллис Лак, 1994-1995 г.

См. также править