Константин Константинович Вагинов

Константин Константинович Ва́гинов (до 1915 года Вагенгейм; 21 сентября (3 октября) 1899, Петербург — 26 апреля 1934) — русский, советский прозаик и поэт.

Константин Константинович Вагинов

Статья в Википедии

Произведения в Викитеке

Медиафайлы на Викискладе

Цитаты

Проза

«Звезда Вифлеема» (1922)

Бр... Финский брег... А новая религия жар разведет от Белого моря до Черного, от мертвых пруссов до длинноволосых айонов распростерла лучи свои звезда.

Нерукотворный поэт я, люблю длинные дворницкие, где кашу едят и кокаин нюхают. Презирают они меня, и лицо мое, и походку мою, новую религию созидают, по утрам дворы не убирают.

Давно погас маяк Фаросский, давно нет Птолемеев и Александрии, не несутся от нее благовония в море, не блестит она мраморами. Угрюмо живет Посейдоний в Родосе. <…> Видит он город близкий, среди снегов затерянный. Тянутся руки его к нему, заклинает он души подлунные спасти его.

В рощах холма Джаникола собралась Аркадия. Шепелявит Георгий Иванов, пророчествует Адамович, играет в футбол Оцуп. Истребляют они дурной вкус.

Венеру с младенцем поместили в башню. Черный вихрь хлестал за окном, иногда синело небо. <…> У Венеры золотистые ресницы и платье как морская пена. Хочется ей выбежать на Александрийский плоский берег, поговорить с рыбаками, а потом заснуть на пестром ковре в доме Махмуд-бея.

Я — в сермяге поэт. Бритый наголо череп. В Выборгской снежной кумачной стране, в бараке No 9, повернул колесо на античность. <…>

От земли до неба стоит Филострат. На плечи его накинут пурпурный плащ, ноги утопают в болоте, голова окружена пречистыми звездами. Склонив голову, плачет он над миром. О городах, которые никогда не вернутся, о народах, которые никогда не увидят солнца, о религиях, в сумрак ушедших. <…>

Филострат копал чемерицу и молился Аполлону и Эскулапу, чтобы вылечить свою возлюбленную от сумасшествия. Видит он её в пустых улицах петербургских. Простоволосая, не знает она, что делать с собой. Взбегает на мост деревянный ― мост вместе с нею бежит. Не сбежать ей с моста. Поднимается мост вместе с нею и летит над городом. А Филострат в руки схватив чемерицу, снова падает у ног Аполлона в Летнем саду. Но, когда зари вспыхнула колесница, видит он себя не в Летнем саду, а на Чёрной речке на греческом саркофаге, а рядом с ним стоит его возлюбленная.

В Петербурге нет и не было туманов, он ясен и прост, и небо над ним голубое. Колонны одами взлетают в стадам облаков. Кругом пахнет травой и мятой.

«Монастырь Господа нашего Аполлона» (1922)

Часть первая

Наше время, изобилуя открытиями в химии, механике и физике, навело многих талантливых, но несчастных художников на мысль, что оные открытия есть вещь замечательная и вечная. Повинуясь слабому сему рассуждению, отроки и старцы не токмо философию, но и сердце человеческое забыли. Почитая себя пупом вселенной, <…> Храм Аполлона и Деметру презрели.

И лик Господа нашего Аполлона почернел и сжался. Дряхлая муза с глухой лирой своей обходила грады и веси, стучала в окна и двери, но неразумные старцы и отроки смехом ее изгоняли. Когда появлялась пречистая Диана и в лупанарах звенели скрипки и виолончели, оные художники не совершали прогулок, не вдыхали лучи ее. <…>

И возгорелась любовь моя к Господу нашему Аполлону и прекрасному телу человеческому. Жалко смотреть на Бога нетленного, в тлении поверженного. И восхотелось мне вернуть ему млеко и вино радости и жизни, снова Храм его воздвигнуть. Братья художники, образуем монастырь Господа нашего Аполлона. Будем трудиться во славу его. Тяжел путь, но радостна вера в воскрешение его.

Стих есть тело живое, сердцами нашими сотворенное.<…> Что есть сердце стиха? Сердце стиха есть радость или печаль, в оное вложенное.    Что есть кровь стиха? Ритм его, от начала печали или радости бегущий.    Что есть дыхание стиха? Рифмы, на концах растворенные.<…>

В стихотворении слова сочетаются по своей тяжести и легкости. Перемена в оных именуется интонацией. Преломления двух родов бывают: бисерное, именуемое мелодией, и прерывистое, драматическим преломлением именуемое. Слова должны сочетаться так, чтобы от соседства их возникало сияние и некое волшебство, именуемое очарованием. Для сего не надобно и недопустимо брать слова, означающие один разряд предметов, но необходимо сочетовать до сих пор не сочетоваемые.

«Козлиная песнь» (1927)

В городе жило загадочное существо — Тептёлкин. Его часто можно было видеть идущего с чайником в общественную столовую за кипятком, окруженного нимфами и сатирами. Прекрасные рощи благоухали для него в самых смрадных местах, и жеманные статуи, наследие восемнадцатого века, казались ему сияющими солнцами из пентелийского мрамора. Только иногда подымал Тептёлкин огромные, ясные глаза свои — и тогда видел себя в пустыне. — Глава I: Тептёлкин

	«Башня — это культура, а на вершине культуры стою я.» — Глава I: Тептёлкин
	— Тептёлкин

Все давно уехали. Но он не имеет права, он не может покинуть город. Пусть бегут все, пусть смерть, но он здесь останется и высокий храм Аполлона сохранит. — Глава II: Детство и юность неизвестного поэта

Ночь темна. Сейчас третий час ночи. Любимый час моих героев. Час расцвета неизвестного поэта, его способностей и видений. Я снова вижу: сквозь лютый мороз, по снежным ухабам улиц, под ужасающий ветер, от которого мертвеет лицо, он ищет опьянения, не как наслаждения, а как средства познания, как средства ввергнуть себя в то священное безумие (amabilis insania), в котором раскрывается мир, доступный только прорицателям (vetes). — Глава III: Междусловие

Поэзия

Стихи 1919—1923

	Мы здесь вдали от сугробов, От снежных метелей твоих, Такого веселья попробуйте! Но нет нам путей других.
	— «Мы здесь вдали от сугробов» (1921)

	Как хорошо под кипарисами любови На мнимом острове, в дремотной тишине Стоять и ждать подруги пробужденье, Пока зарёй холмы окружены.
	— «Как хорошо под кипарисами любови…», 1924

Каждый палец мой — умерший город А ладонь океан тоски Может поэтому так мне дороги Руки твои.

	Помню последнюю ночь в доме покойного детства: Книги разодраны, лампа лежит на полу. В улицы я убежал, и медного солнца ресницы Гулко упали в колкие плечи мои.
	— «Юноша»

	Слава тебе Аполлон, слава! Сердце мое великой любовью полно <…>
	— Слава тебе Аполлон, слава!

	Любовь страшна не смертью поцелуя, Но скитом яблочным, монашеской ольхой, Что пронесутся в голосе любимой С пощелкиваньем резким: «Упокой.»
	— «Ночь на Литейном»

Отшельником живу, Екатерининский канал 105. За окнами растет ромашка, клевер дикий, Из-за разбитых каменных ворот Я слышу Грузии, Азербайджана крики. Из кукурузы хлеб, прогорклая вода. Телесный храм разрушили.

Мы Запада последние осколки В стране тесовых изб и азиатских вьюг. Удел Овидия влачим мы в нашем доме. <…>

Литература

• Константин Вагинов. Стихотворения и поэмы / А. Герасимова. — Томск: Водолей, 2000. — 192 с. — 1360 экз. — ISBN 5-7137-0104-2
• Константин Вагинов. Романы / А. И. Вагинова. — Москва: Художественная литература, 1991. — 475 с. — 100000 экз. — ISBN 5-280-01810-4

Ссылки

• Произведения Константина Вагинова на сайте Lib.ru: Классика
• Константин Вагинов на сайте LITMIR.net