Бурьян

Бурья́н, дурни́на (заросли сорняков, чертополох в общем, невидовом смысле) — выделяющиеся среди окружающего пейзажа скопления или куртины высокой, обычно крупностебельной сорной травы (репейника, лебеды, чертополоха, чернобыльника и т. п.), чаще всего — смешанного видового состава, иногда — переплетённые вьющимися растениями или находящиеся между упавших деревьев. Чаще всего заросли бурьяна образуются на обочинах полей, пустошах, заброшенных участках или в обезлюдевших деревнях.

Заросли репейника

Реже это слово употребляется просто для обозначения любой сорной, дурной травы, растущей на приусадебном участке или на сельскохозяйственных полях.

Бурьян в коротких цитатах

	...везде притязая на монополию метафизических знаний, религия терпит подле себя метафизику как бурьян...
	— Артур Шопенгауэр, «Мир как воля и представление», 1818

	Месяц, остановившийся над его головою, показывал полночь; везде тишина; от пруда веял холод; над ним печально стоял ветхий дом с закрытыми ставнями; мох и дикий бурьян показывали, что давно из него удалились люди.
	— Николай Гоголь, «Майская ночь, или Утопленница», 1830

	Обрывистый берег весь оброс бурьяном, и по небольшой лощине между им и протоком рос высокий тростник; почти в вышину человека.
	— Николай Гоголь, «Тарас Бульба» (глава пятая), 1841

	Осмотрев дом, Лаврецкий вышел в сад и остался им доволен. Он весь зарос бурьяном, лопухами, крыжовником и малиной...
	— Иван Тургенев, «Дворянское гнездо», 1859

	Не беспокойтесь, мы и без вашего приказа трудимся сколько есть наших сил, трудимся больше вашего, хотя с вида мы только спим да гуляем в бурьяне...
	— Надежда Хвощинская, «Пансионерка», 1860

	Она была горожанка и дала своему огороду зарости бурьяном и кустами паслёна, везде готового расти без претензий на уход. Двор у неё поражал запустением...
	— Александр Никитенко, «Моя повесть о самом себе», 1877

	...«забалованная» мелкодворянская земелька покрывалась сорными травами, порастала бурьяном и бобовником и за бесценок переходила в руки предприимчивых пионеров нового сословия. Так погибли «малодушные».
	— Александр Эртель, «Записки Степняка», 1883

	...только колючий татарник да корявый бурьян кое-где разнообразили эти поля, высохшие, как камень, и пыльные, точно столбовая дорога.
	— Александр Эртель, «Записки Степняка», 1883

	Первый утренний ветерок без шороха, осторожно шевеля молочаем и бурыми стеблями прошлогоднего бурьяна, пробежал вдоль дороги.
	— Антон Чехов, «Счастье», 1887

	Опять так же отчаянно трепыхался сухой бурьян, наводя почему-то страх на Василия Андреича. Но мало того, что это был такой же бурьян, — подле него шёл конный, заносимый ветром след.
	— Лев Толстой, «Хозяин и работник», 1895

	...однажды в июле я набрел на пышный бурьян, для меня тогда показавшийся целым лесом.
	— Сергей Сергеев-Ценский, «Аракуш», 1926

	Мало было в моей жизни мгновений, равных тому, когда я летел туда по облитым водой бурьянам и, выдернув редьку, жадно куснул её хвост вместе с синей густой грязью, облепившей его…
	— Иван Бунин, «Жизнь Арсеньева. Юность», 1933

	— Прошлое — вот как та дальняя степь в дымке. Утром я шел по ней, все было ясно кругом, а отшагал двадцать километров, и вот уже не отличишь лес от бурьяна, пашню от травокоса…
	— Михаил Шолохов, «Судьба человека», 1959

	Сколько уже погибло великих столиц от пыли, снега, бурьяна.
	— Василий Гроссман, «Жизнь и судьба» (часть 2, глава 25), 1960

	Могила отца так заросла, что я ужаснулся. Принялся вырывать бурьяны и дерезу.
	— Владимир Швец, Дневник, 30 июня 1966

	Хрустит бурьян, где некогда был Смольный…
	— Владимир Ковенацкий, «Два кретина», 1970-е

	Есть, правда, и там поэзия. Ведь она всюду, вообще-то. Даже в скорбном молчании заброшенных тусклых рельсов, в почерневшем зимнем сухостое бурьянов и шелесте облетевшей пушицы...
	— Виктор Конецкий, «Начало конца комедии», 1978

	Как будто никогда не было ничего в России кроме дикого поля и бурьяна.
	— Протопресвитер Александр Шмеман, Дневники, 1983

	Сам гипсовый вождь, крашенный в серебрянку, лежал ничком в высоком бурьяне, откинув сломанную указующую руку. Свергли его, должно быть, не снарядом, а поворотом танковой пушки...
	— Георгий Владимов, «Генерал и его армия», 1994

Бурьян в научно-популярной литературе и публицистике

	...поэт может смело пренебрегать бичеванием дурного, но у философа может явиться необходимость делать это. Ибо вошедшее в силу дурное выступает здесь с прямой враждою к хорошему, и разрастающийся бурьян заглушает растения полезные.
	— Артур Шопенгауэр, «Об университетской философии», 1851

У каждого богатого татарина есть в горах свой чаир, то есть небольшая лесная луговина, обнесенная забором, куда уже не пускают скот. Сено с этих чаиров и других мест собирается на зиму. Его держат на крайний случай и на подкормку, потому что просто кормить им скот не достанет на месяц. Мы, привыкшие к мягкому сену русских лугов, не можем смотреть без смеха на эти кучи колючек и бурьяну, величаемых тоже сеном. Нельзя взять охапки его, чтобы не проколоть или не разорвать себе рук. И между тем, здешний скот есть его с наслаждением, с азартом. Этому можно не удивляться только после того, как увидишь, что козы здесь жуют с добродушнейшим аппетитом головки репья, усаженные крепкими и с острыми иглами в дюйм длины.

— Евгений Марков, «Очерки Крыма (Картины крымской жизни, природы и истории)», 1872

	...крошечные домишки с тесовыми и иными кровлями гнили и обрушивались и зарастали чертополохом; «забалованная» мелкодворянская земелька покрывалась сорными травами, порастала бурьяном и бобовником и за бесценок переходила в руки предприимчивых пионеров нового сословия. Так погибли «малодушные».
	— Александр Эртель, «Записки Степняка», 1883

Овсы, не поднявшись ещё и на пол-аршина от земли, уже поблекли и начинали желтеть. Просяные поля уныло отливали своими бледно-зелёными преждевременно выметавшимися кистями. Мурава на выгонах и отава на покосах высохла наподобие какой-то щетины и подернулась неприятной желтизною. Паровые поля, выбитые скотиной, уж не зарастали вновь травою: только колючий татарник да корявый бурьян кое-где разнообразили эти поля, высохшие, как камень, и пыльные, точно столбовая дорога.

— Александр Эртель, «Записки Степняка», 1883

Вспоминаются горестно годы, проведённые в Риме в какой-то неизгладимой обиде на эту вздорную крикливую жизнь, просачивающуюся в каждую щель самого уединённого жилища и грубо выбивающую человека из его интимного ритма. Нужно уйти далеко по Тибру и затеряться в пустырях, заросших бурьяном, чтобы за спиной утонули, наконец, в сизом облаке города кафе с оркестрами; шёлковые юбки, автомобили, пёстрые витрины лавок.

— Нина Петровская, «Итальянские очерки», 1922-1924

Бурьян в мемуарах, письмах и дневниковой прозе

	Степановна пренебрегала всем деревенским. Она была горожанка и дала своему огороду зарости бурьяном и кустами паслёна, везде готового расти без претензий на уход. Двор у неё поражал запустением; у Емельяновны, напротив, он был полон жизни и движения.
	— Александр Никитенко, «Моя повесть о самом себе», 1877

	Сухенькая старушка тщетно пытается задержать пустыню: лишь бы уберечь виноградник, огородик... Мотыгой и цапкой борется она с солнцем и с бурьяном. Воюет с коровами, прорывающими и рогами, и боками загородку ― доглодать неоглоданное солнцем.
	— Иван Шмелёв, «Солнце мёртвых», 1923

Зато какое облегченье настало потом, когда все стихло, успокоилось, всей грудью вдыхая невыразимо-отрадную сырую свежесть пресыщенных влагой полей, ― когда в доме опять распахнулись окна, и отец, сидя под окном кабинета и глядя на тучу, все ещё закрывавшую солнце и чёрной стеной стоявшую на востоке, за огородом, послал меня выдернуть там и принести ему редьку покрупнее! Мало было в моей жизни мгновений, равных тому, когда я летел туда по облитым водой бурьянам и, выдернув редьку, жадно куснул её хвост вместе с синей густой грязью, облепившей его…

— Иван Бунин, «Жизнь Арсеньева. Юность», 1933

	О романе Фадеева: «какая структура у клёна, какая структура у самшита, медленно создаются новые клетки. А вон за окном ваш бальзамин ― клетки увидишь без микроскопа, огромный, в три месяца достиг высоты, какой клёну не достичь и в 12, ― но трава, бурьян. Таков и фадеевский роман».
	— Корней Чуковский, Дневник, 1946

	Тут когда-то стояла фанза, корейская изба, теперь от нее остался лишь кан, или пол, заросший бурьяном в рост человека. У корейцев пол отапливается, устраивается с дымоходами, как печь. И вот под этим каном и устроилась жить пара песцов ― Ванька и Машка. Между прочим, возле кана над бурьяном возвышалась горка старого мусора и служила песцам верандой или наблюдательным пунктом.
	— Михаил Пришвин, «На Дальнем Востоке», 1951

	Поехал на Слободское кладбище. Могила отца так заросла, что я ужаснулся. Принялся вырывать бурьяны и дерезу. Поранил себе руки.
	— Владимир Швец, Дневник, 30 июня 1966

	Эти курганы уходят далеко-далеко за горизонт в обе стороны, самый большой стоит над Лебединым озером. Виден он издалека — километров за десять, а может, и того больше, потому что расположен на самом высоком месте поля и зарос дерезой (дикой жёлтой акацией), ковылём и бурьяном.
	— Даниил Ступа, «Далёкие годы», до 1977

	Вчера вечером кончил «Чевенгур». Читал, и все в уме сверлила ахматовская строчка: «еще на западе земное солнце светит…» А тут ― погружение в мир, весь сотканный, в сущности, из какой-то бездонной глубины невежества, беспамятства, одержимости непереваренными мифами. Как будто никогда не было ничего в России кроме дикого поля и бурьяна.
	— Протопресвитер Александр Шмеман, Дневники, 1983

	На земле, убитой чрезмерным унавожением, почти ничего не росло. Только молочай нашел для себя чрезвычайно полезным старый куриный помет. Летом он стоял сплошным зелёным лесом. Теперь, зимой, только сухой бурьян, стволы молочая, высились сплошным частоколом.
	— Герман Садулаев, «Шалинский рейд», 2009

Бурьян в беллетристике и художественной прозе

Чернобыльник прошлогодний и свежий

Лишь только солнце закатилось, я запасся изрядною баклагою лучшего вина и, освещаемый яркою зарею, пустился в путь. Мне весьма нетрудно было распознать описанный тополь, а перелезть через плетневый забор для всякого бурсака дело не хлопотливое. Усевшись в бурьяне, я предался сладостным мечтам о наслаждениях, меня ожидающих. Я нимало не сомневался в нежности прелестной вдовы. <...> Я зарылся в густой бурьян, росший у забора, сотворил молитву и улегся. Хотя в ночь сию никто не прерывал сна моего, но он был легок, как у птицы, и прерывист, как у преступника. Звон к заутреням разбудил меня. Я выполз из бурьяна и вошел в церковь помолиться.

— Василий Нарежный, «Бурсак», 1822

Аммалат дрожащей рукой высек огня, раздул его на сухом бурьяне и пошел с ним искать новой могилы. Рыхлая земля и большой крест указали ему последнее жилище полковника. Он выдернул крест и начал разгребать им холмик; разбил еще неокреплый кирпичный свод и наконец сорвал крышку с гроба. Бурьян, вспыхивая, проливал неровный крово-синий блеск на предметы. Склонясь над покойником, убийца, бледнее самого покойника, глядел на труп неподвижно.

— Александр Бестужев-Марлинский, «Аммалат-бек», 1831

Исправник, услышав это, приказал Денису посмотреть и подать к себе. Денис бросился проворно, вынул из руки, посмотрел, вздрогнул всем телом, стёр в руке, бросил далеко от себя и стал как вкопанный. — Зачем ты бросил? — вскрикнул на него исправник. — Что там такое? Покажи сюда!. — Это… это ничего, ваше благородие!.. это… так — бурьян!.. — говорил Денис, дрожа и бледнея. — Какой бурьян? Покажи сюда. — Бурьян, трава… как его зарезали, так он… схватил рукою перекатипо… — и смешался Денис совсем. — Почему ты знаешь, что он именно зарезан, когда еще никто не свидетельствовал и не осматривал, где у него рана? И почему ты знаешь, что он, умирая, хватался именно за перекатиполе? И почему ты один узнал, что это перекатиполе, когда измятое трудно распознать, что оно есть? Голова! Взять его!

— Григорий Квитка-Основьяненко, «Перекатиполе», 1840

	Но зато подальше подымалась толстая монастырская стена. Обрывистый берег весь оброс бурьяном, и по небольшой лощине между им и протоком рос высокий тростник; почти в вышину человека. На вершине обрыва видны были остатки плетня, отличавшие когда-то бывший огород. Перед ним — широкие листы лопуха; из-за него торчала лебеда, дикий колючий бодяк и подсолнечник, подымавший выше всех их свою голову.
	— Николай Гоголь, «Тарас Бульба» (глава пятая), 1841

За плетнем, служившим границею сада, шёл целый лес бурьяна, в который, казалось, никто не любопытствовал заглядывать, и коса разлетелась бы вдребезги, если бы захотела коснуться лезвеем своим одеревеневших толстых стеблей его. Когда философ хотел перешагнуть плетень, зубы его стучали и сердце так сильно билось, что он сам испугался. Пола его длинной хламиды, казалось, прилипала к земле, как будто ее кто приколотил гвоздем. Когда он переступал плетень, ему казалось, с оглушительным свистом трещал в уши какой-то голос: «Куда, куда?» Философ юркнул в бурьян и пустился бежать, беспрестанно оступаясь о старые корни и давя ногами своими кротов. Он видел, что ему, выбравшись из бурьяна, стоило перебежать поле, за которым чернел густой терновник, где он считал себя безопасным, и, пройдя который, он по предположению своему думал встретить дорогу прямо в Киев. Поле он перебежал вдруг и очутился в густом терновнике.

— Николай Гоголь, «Вий», 1841

	Осмотрев дом, Лаврецкий вышел в сад и остался им доволен. Он весь зарос бурьяном, лопухами, крыжовником и малиной; но в нем было много тени, много старых лип, которые поражали своею громадностью и странным расположением сучьев; они были слишком тесно посажены и когда-то — лет сто тому назад — стрижены.
	— Иван Тургенев, «Дворянское гнездо», 1859

	Сжатая рожь, бурьян, молочай, дикая конопля ― всё, побуревшее от зноя, рыжее и полумёртвое, теперь омытое росою и обласканное солнцем, оживало, чтоб вновь зацвести.
	— Антон Чехов, «Степь», 1888

	К одинокой развалине на берегу Босфора подъехал всадник. Во времена незапамятные, когда жили здесь троянцы, это укрепление служило сторожевою башнею; теперь остались от неё только груды камней, поросших бурьяном, и полуразрушенные стены.
	— Дмитрий Мережковский, «Смерть богов. Юлиан Отступник», 1895

Опять впереди его зачернелось что-то. Он обрадовался, уверенный, что теперь это уже наверное деревня. Но это была опять межа, поросшая чернобыльником. Опять так же отчаянно трепыхался сухой бурьян, наводя почему-то страх на Василия Андреича. Но мало того, что это был такой же бурьян, — подле него шёл конный, заносимый ветром след. Василий Андреич остановился, нагнулся, пригляделся: это был лошадиный, слегка занесённый след и не мог быть ничей иной, как его собственный. Он, очевидно, кружился, и на небольшом пространстве. «Пропаду я так!» — подумал он, но, чтобы не поддаваться страху, он ещё усиленнее стал погонять лошадь, вглядываясь в белую снежную мглу, в которой ему показывались как будто светящиеся точки, тотчас же исчезавшие, как только он вглядывался в них.

— Лев Толстой, «Хозяин и работник», 1895

	Мелкий дождь серой сеткой затягивал всю окрестность и сад, жалкий и унылый, с истлевшей травой, с побуревшим бурьяном у забора, с свернутыми в трубочку листьями дуба. Все это Степа хорошо видел из окна, с постели, и он не спешил вставать. Натянув до самого горла одеяло, он лежал в постели и думал: «Тоска! Боже, какая тоска! Хоть бы поскорее ночь!»
	— Алексей Будищев, «Хам», 1897

	Как быстро бежит время! Дом у Оленьки потемнел, крыша заржавела, сарай покосился, и весь двор порос бурьяном и колючей крапивой. Сама Оленька постарела, подурнела; летом она сидит на крылечке, и на душе у неё по-прежнему и пусто, и нудно, и отдаёт полынью, а зимой сидит она у окна и глядит на снег.
	— Антон Чехов, «Душечка», 1899

	Сипят кузнечики в бурьяне на припёке. Всё сохнет, роняет чёрные зёрна: крапива, белена, репьи, подсвекольник. Баба, в красной юбке, в белой рубахе, стоит в чаще конопляников выше её ростом, берёт замашки. За конопляниками сереют риги, желтеют новые скирды.
	— Иван Бунин, «Древний человек», 1911

И однажды в июле я набрел на пышный бурьян, для меня тогда показавшийся целым лесом. За год перед тем была тут бахча, но теперь на взрыхлённом чернозёме (и лето тогда было дождливое) такой поднялся густой татарник, матово-зелёный, лохматый, с розовыми шапками цветов повсюду, непролазно-колючий, ростом больше, чем в сажень, ― тот же лес, полный тайн и возможностей, которые только снятся. И вот в этом бурьяне, на самой его опушке, я увидел аракуша.

— Сергей Сергеев-Ценский, «Аракуш», 1926

	С хлопотливым граем пронеслась осенняя стая галок. Пыльная, местами поросшая бурьяном и кустарником площадь пред Китайской стеной стала заполняться людом.
	— Вячеслав Шишков, «Емельян Пугачев» (книга первая, часть третья), 1939

	Человек не понимает, что созданные им города не есть естественная часть природы. Человек не должен выпускать из рук ружья, лопаты, метлы, чтобы отбивать свою культуру от волков, метели, сорных трав. Стоит зазеваться, отвлечься на год-два, и пропало дело — из лесов пойдут волки, полезет чертополох, города завалит снегом, засыплет пылью. Сколько уже погибло великих столиц от пыли, снега, бурьяна.
	— Василий Гроссман, «Жизнь и судьба» (часть 2, глава 25), 1960

	Есть, правда, и там поэзия. Ведь она всюду, вообще-то. Даже в скорбном молчании заброшенных тусклых рельсов, в почерневшем зимнем сухостое бурьянов и шелесте облетевшей пушицы, в вечной зелени низкой травки, в подгнивших, но все еще колючих и тяжёлых булавах дикой горчицы. Кустики этой горчицы только и показывали, что мы ближе к югу, нежели к северу.
	— Виктор Конецкий, «Начало конца комедии», 1978

	Степанида поднялась на дорожный откос, хворостиной легонько стеганула по заду Бобовку, и та не заставила себя ждать, степенно ступая, послушно сошла в канаву. Конечно, трава тут была не очень съедобная ― бурьян да осот, ― но как-нибудь напасётся за день.
	— Василь Быков, «Знак беды», 1982

	Петрок копал вручную, лопатой, ковырял, долбил, рубил проклятый суглинок, сквозь прошлогодний бурьян начавший зарастать молодым пыреем, и уже взрыхлил ладный клин с конца нивы.
	— Василь Быков, «Знак беды», 1982

Заколелые, на негнущихся деревянных ногах, путники вползли на берег по едва заметной тропе и огляделись. Кругом трава по пояс: там, где когда-то резвилась детвора, где копилась жизнь, где катали в погреба, набитые льдом, бочки с рыбой, где растягивали на вешалах невода, где бродил скот и вставал на чищеницах высокий ячмень, где затевали свиданья и провожали мужиков на фронт, где гуляли свадьбы и несли усопшего на жальник, ― всё полонила трава забвения, та самая, что выпивает всякое напоминание о человеке, ― чертополох, крапива, осот. Мышиный горошек свил, заплёл всю бережину в частый уловистый невод, так что путники едва продирались забытой деревенской улицей. Четыре последние избы едва чернели крышами над дурниной.

— Владимир Личутин, «Любостай», 1987

	― Замечай! ― мотнул головой Ланцов на танк, вросший в землю, пушечкой уткнувшийся в кювет. Машину оплело со всех сторон сухим бурьяном, под гусеницами жили мыши, вырыл нору суслик. Ржавчина насыпалась холмиком вокруг танка, но и сквозь ржавчину просунулись острия травинок, густо, хотя и угнетённо, светились цветы мать-и-мачехи.
	— Виктор Астафьев, «Пастух и пастушка. Современная пастораль», 1989

Центром площади был круглый насыпной цветник, на нем сохранился изгрызенный пулями и осколками серый пьедестал «под мрамор», из которого росли ноги с ботинками и штанинами. Сам гипсовый вождь, крашенный в серебрянку, лежал ничком в высоком бурьяне, откинув сломанную указующую руку. Свергли его, должно быть, не снарядом, а поворотом танковой пушки ― о том говорили изогнутые, вытянутые из пьедестала прутья арматуры.

— Георгий Владимов, «Генерал и его армия», 1994

И тут все смешалось: жалость ― от вкуса губы расквашенной, и страх этой клятвы не сдержать, и испуг никогда не увидеть ее больше, и новый испуг ― заразиться чужой кровью: ведь из-за чего же именно бабушка на нужнейшую операцию лечь боялась! ― и еще больший испуг ― в этом испуге признаться… Изо всех сил стараясь не сглотнуть, он буркнул: «Ага, назавжды», ― и выскочил вон, за дом, за погреб, в самую гущу бурьяна, чтобы выплюнуть то святое, что ― навсегда, что ― мы.

— Марина Вишневецкая, «Вышел месяц из тумана», 1997

Бурьян в стихах

Пырей

	О люди! Им коса нужна, не скипетр; Косить их нужно, как траву, не то Взойдёт бурьян и жатва недовольства Гнилая почву тучную отравит И житницу в пустыню превратит!
	— Джордж Байрон, «Сарданапал», 1820

	Но вот по тополям и клёнам Холодный вихорь пролетел… Сухой бурьян зашелестел, Окно захлопнулось со звоном, Блеснула молния огнем…
	— Иван Бунин, «Соловьи», 1892

	За околицами, у ветрянок, Разливалася пшеница, У бурьяновых курганов Пахла мёдом чечевица.
	— Иван Доронин, «Уход», 1924

	Двор, когда-то садом бывший, Плёл бурьянные тропинки, Гнулся грушей одичалой За серебряный забор...
	— Георгий Шенгели, «Из-за забора», 1938

	Глинозёма седым бурьяном, Жёлтым полем, звенящим вслед, В глубь дубового океана Боязливо бредёт рассвет.
	— Марина Цветаева, «Рассвет», 1940

	Идут века. Уж осень на дворе. В предпраздничном морозном ноябре Хрустит бурьян, где некогда был Смольный… И двадцать два кретина мяч футбольный Туда-сюда катают на заре.
	— Владимир Ковенацкий, «Два кретина», 1970-е

	Выраженье «ниже травы» впервые означает гусениц. Буровые вышки разросшегося кипрея в джунглях бурьяна, вьюнка, пырея синеют от близости эмпирея.
	— Иосиф Бродский, «Эклога 5-я (летняя)», 1981

	Ты присела у калитки, Где бурьян тепло притих. Я ― упругий шар на нитке В детских пальчиках твоих.
	— Лидия Алексеева, «Ты присела у калитки...» (из цикла «Детство»), 1987

Бурьян в песнях и массовой культуре

	Кудри мои русые, очи мои светлые, Травами, бурьяном, да полынью зарастут. Кости мои белые, сердце моё смелое, Коршуны да вороны по степи разнесут.
	— Казачья песня «Любо, братцы, любо»

	Эх.. дороги, пыль да туман, Холода, тревоги, да степной бурьян.
	— Лев Ошанин, «Эх, дороги…», 1945

Бурьян в пословицах и поговорках

	Баран-буян залез в бурьян.
	— Русская скороговорка

См. также

• Пустырь
• Бурелом
• Сорняки
• Трын-трава
• Полынь
• Малинник
• Крапива
• Репейник
• Лебеда
• Татарник