Груша

род плодовых и декоративных деревьев и кустарников семейства Розовые

Грýша (лат. Pýrus) — род листопадных плодовых деревьев семейства розовых (лат. Rosáceae), близкая родственница яблони. Однако в отличие от яблони с плодами яблоками, груша остаётся грушей во всём — от корней до плодов, так и называемой грушевидной формы: круглой внизу и конически утончённой к стеблю. В зависимости от вида и сорта форма этого сладкого фрукта варьируется от почти круглой до вытянутой (с небольшим намёком на принадлежность к груше).

Цветущая груша

Дерево широко применяется в озеленении и садово-парковом исусстве как декоративное растение с яркими красивыми плодами жёлтой или зелёной окраски, с румянцем или без него. Груша — светолюбивое, но капризное растение: избыточную влагу и длительную засуху переносит плохо; по морозостойкости уступает яблоне и вишне.

Съедобные плоды культурных и дикорастущих видов груши используют в свежем, сушёном и консервированном виде, приготавливают цукаты, пастилу, желе, варенья, конфеты, мармелад и мн. др.

Помимо груши обыкновенной (Pýrus) есть ещё и груша земляная (Helianthus tuberosus — топинамбур), а также «Грушовка» — сорт сладких, рассыпчатых яблок.

Другие значения слова «груша»:
как имя — одна из уменьшительных форм имени Агриппина (Аграфена);
как форма — например, боксёрская груша, пневматическая груша, плю́калка, лампочка, голова и т.д.

Груша как дерево править

  •  

Первым и главным украшением его садика служила красная, кислая рябина, но росло в саду и одно грушевое дерево, да только без плодов. И всё же счастье токаря скрывалось как раз в этом дереве, в его невидимых грушах!
Раз ночью поднялась сильная буря; в газетах писали даже, что ветер подхватил большой дилижанс и швырнул его о́земь, как щепку. Не мудрено, что таким ветром обломило и сук у грушевого дерева.
Сук принесли в мастерскую, и токарь, ради шутки, выточил из него большую грушу, потом поменьше, ещё меньше и, наконец, несколько совсем крохотных. <...>
Вот когда закипела работа! Груш понадобились тысячи! Токарь принялся за дело, точил, точил, всё грушевое дерево пошло на маленькие груши. А груши приносили скиллинги и далеры!
— Так счастье моё скрывалось в грушевом дереве! — сказал токарь. У него теперь была уже большая мастерская, он держал подмастерьев и учеников, вечно был весел и приговаривал: «И в щепке порою скрывается счастье!»

  Ганс Христиан Андерсен, И в щепке порою скрывается счастье!, 1869
  •  

С первого разу кажется, что какое-то преднамерение участвовало в этом тщательном раздроблении каменной громады; скорее хочется вообразить, что сюда обрушилась какая-нибудь неимоверная циклопическая постройка. Камни лежат точно куски колотого сахара, ещё совершенно свежие. Между ними иногда растут груша или ясень, но больше торчат обнажённые трупы груш и ясеней. Деревья выживают недолго в трещинах этих обломков; они зелены, пока ещё дети, но скоро иссыхают и умирают голодною смертью.

  Евгений Марков, «Очерки Крыма (Картины крымской жизни, природы и истории)», 1902
  •  

Чёрные рога виноградника: побили его коровы. Зимние ливни роют на нём дороги, прокладывают морщины. Торчит перекати-поле, уже отсохшее: заскачет ― только задует Север. Старая татарская груша, дуплистая и кривая, годы цветёт и сохнет, годы кидает вокруг медовую жёлтую «буздурхан», всё дожидает смены. Не приходит смена. А она, упрямая, ждёт и ждёт, наливает, цветёт и сохнет.[1]

  Иван Шмелёв, «Солнце мёртвых», 1923
  •  

Солнце закатывалось, свисая
Багряной, далёкой грушей ―
Туча под ним, как груша кривая
Чернела хребтом потухшим.[2]

  Николай Тихонов, «Поиски героя», 1925
  •  

Глубокое раздумье стянуло лицо Шкаденко. Старинная дедовская груша около старого саманного дома, груша, под которой полвека с лишком тому назад играл он казачонком, слушал рассказы про черкесские набеги и получал отцовские шлепки, ― дуплястая и сучкастая груша расстроила его ещё больше. ― Боже ж мий. Доки це будэ! .. Комиссия по хлебозаготовкам, на которую рычал Рябко, была уже у Шкаденко, и он наотрез отказался продать больше половины того, что приходилось с его двора.[3]

  Владимир Ставский, «Волк», 1930
  •  

На ширмах натыканы плотно
Полотна:
Мыльной пеной цветущие груши,
Корабли, словно вафли со взбитыми сливками,
Першеронов ватные туши,
Волны с крахмальными гривками
И красавицы в позах французского S, ―
Не тела, а дюшес[4]

  Саша Чёрный, «Уличная выставка», 1932
  •  

На меня нацелилась груша да черёмуха
Силою рассыпчатой бьёт в меня без промаха.
Кисти вместе с звёздами, звёзды вместе с кистями, ―
Что за двоевластье там? В чьём соцветьи истина?[5]

  Осип Мандельштам, «На меня нацелилась груша да черёмуха ...», 1937
  •  

Двор, когда-то садом бывший,
Плёл бурьянные тропинки,
Гнулся грушей одичалой
За серебряный забор,
А за ним пустырь полынный,
Завитки речушки мелкой,
И китайский ветхий мостик
Спину горбил над водой.

  Георгий Шенгели, «Из-за забора», 1938
  •  

В этом круглом саду растут одни груши, очень старые и дуплистые. Когда я впервые увидел этот грушевый сад, очень уж странным показалось мне, что в него нет входа; в одном простенке, между окнами столовой, виднелся след давно замурованной двери. В сад можно было попасть не иначе, как через окна из коридоров первого этажа. Должно быть, и садовник Корыбко залезает сюда так, когда нужно ему весной обмазывать известкой стволы деревьев, а осенью собирать спелые плоды.[6]

  Владимир Беляев, «Старая крепость», 1940
  •  

Сторожко озираясь по сторонам, Огрызков вышел из ржи и, присев, затаился под грушей. Низкорослая молодая грушка вольготно раскошествовала на солнечном приволье, колючее её сучьё низко свисало к самой земле. Впереди за картофельными огородами раскинулась лесная деревушка ― огороды, сарайчики, хаты под соломенными стрехами, за ними несколько старых деревьев ― видно, на улице. Из закопчённой трубы крайней хаты вился слабый дымок ― наверно, готовился завтрак.[7]

  Василь Быков, «Болото», 2001

Груша как плод править

 
Веточка груши с грушами
  •  

Семья кактусов богаче всех: она занимает целую лужайку. Что за разнообразие, что за уродливость и что за красота вместе! Я мимо многих кустов проходил с поникшей головой, как мимо букв неизвестного мне языка. Посредине главной аллеи растут, образуя круг, точно дубы, огромные грушевые деревья, с большими, почти с голову величиною, грушами, но жёсткими, годными только для компота.[8]

  Иван Гончаров, «Фрегат „Паллада“», 1855
  •  

Почти всякое морщинистое лицо смело уподоблю груше, вынутой из компота.[9]:135

  Козьма Прутков, «Мысли и афоризмы, не включавшиеся в собрание сочинений»
  •  

— ...Вы что там едите? Кажись, груши? Славно! Любопытно, могу я вот так, лежа, грушу съесть? Спасибо! Где вы такие штуки берёте?
— Покупаем, — еле сдерживаясь, ответил один из нас.
— Правда? Славно! — одобрил он, набив себе сочной грушей рот. — Люблю груши!

  Алеко Константинов, «Бай Ганю ездит по Европе», 1895
  •  

В настоящий момент Монсеньёр Эрик Сати работает над невообразимо приятным произведением, которое называется «Две пьесы в форме груши».[комм. 1] Монсеньёр Эрик Сати без ума от этого нового изобретения своего духа. Он с утра до вечера ужасно много говорит о нём, причём, если ему верить, он говорит очень много замечательного. Он полагает его превосходящим всё прежнее, что было им когда-либо написано вплоть до сегодняшнего дня, а может быть, даже и до завтрашнего! Возможно, он ошибается, как это свойственно всем глупым людям (в форме груши); но нет..., не надо ему об этом говорить; всё будет совершенно напрасно — и он никогда в это не поверит, только пуще прежнего рассердится и будет топать ногами..., втихомолку.[10]:176

  Эрик Сати, из письма Клоду Дебюсси, 17 августа 1903
  •  

Тяжелые груши срываются под ветром и падают на землю, недозрелые, глухо шурша прогибающейся травой, недовольно, тускло, обиженно поблескивая снизу своей твердой, зеленой кожурой. Созрел инжир, ― и с южной, солнечной стороны дерева его больше, спелого, лиловато-бурого, размягченно-сладкого, чем с других сторон, хотя и там уже, принимая эстафету, плоды начинают прямо на глазах спеть...[11]

  Владимир Алейников, «Тадзимас», 2002
  •  

В раздумье на мамок смотрю.
Вздыхаю, зеваю, курю,
И «Новое время» читаю...
Шварц, Персия, Турция... Чушь!
Разносчик! Десяточек груш...
Какие прекрасные грушки!
А завтра в двенадцать часов
На службу явиться готов,
Чертить на листах завитушки.[12]

  Саша Чёрный, «Европеец», 1908
  •  

― «Ну, я все-таки его подожду». Александр Иванович поклонился французу; он потянулся за грушею (на столе стояла ваза с дюшесами); Зоя Захаровна Флейш от Александра Ивановича тут отставила вазу: Александр Иванович так любил груши. Груши грушами, но не в них была сила. Сила ― в голосе: в голосе, запевавшем откуда-то; голос был совершенно надорванный, невозможно крикливый и сладкий; и при этом: голос был с недопустимым акцентом. На заре двадцатого века так петь невозможно: просто как-то бесстыдно; в Европе так не поют.[13]

  Андрей Белый, «Петербург», 1914
  •  

Смотри и ― даже больше! ― слушай.
Как оборвётся вдруг, шутя,
Шальное счастье мягкой грушей,
Слепой судьбу укоротя.[14]

  Владимир Нарбут, «Ворожба», 1923
  •  

Сухенькая старушка тщетно пытается задержать пустыню: лишь бы уберечь виноградник, огородик... Мотыгой и цапкой борется она с солнцем и с бурьяном. Воюет с коровами, прорывающими и рогами, и боками загородку ― доглодать неоглоданное солнцем. Висят ещё кое-где грушки ― «мари-луиз», «фердинанд» и «бэра», а пониже бассейна, по низинке, ещё можно схватить травы.[15]

  Иван Шмелёв, «Солнце мёртвых», 1923
  •  

― Да вы бы лучше сказали о Шекспире, что он, кажется, писал драмы! Весь Нью-Йорк знает фрукты Бэра! Вся 5-я авеню кушает фрукты Бэра. Моим именем названа самая толстая груша, а вы говорите «кажется»... Если у вас когда-нибудь таяло во рту, так это от моих груш, сэр. ― Не спорю, не спорю, мистер Бэр, я человек науки и держусь в стороне от всякой моды. Но признайтесь, что вы всё-таки преувеличили качество своего товара.[16]

  Мариэтта Шагинян, «Месс-Менд, или Янки в Петрограде», 1924
  •  

― Я вам завидую, ― сказал молодой человек. ― Говорят, что листья зелёные. Я никогда не видел зелёных листьев. Мне приходится есть синие груши. ― Синий цвет несъедобный, ― сказал Шувалов. ― Меня бы стошнило от синей груши. ― Я ем синие груши, ― печально повторил дальтоник. <...>
― Только некоторая путаница в цветах, а в остальном ― всё естественно! ― весело сказал дальтоник. При этом он сделал покровительственный по отношению к собеседнику жест. ― Однако синие груши ― это не пустяк, ― ухмыльнулся Шувалов.[17]

  Юрий Олеша, «Любовь», 1929
  •  

На мостовой перед палатками сновали пирожники, блинники, торговцы гречневиками, жаренными на постном масле. Сбитенщики разливали, по копейке за стакан, горячий сбитень ― любимый тогда медовый напиток, согревавший извозчиков и служащих, замерзавших в холодных лавках. Летом сбитенщиков сменяли торговцы квасами, и самый любимый из них был грушевый, из варёных груш, которые в мочёном виде лежали для продажи пирамидами на лотках, а квас черпали из ведра кружками.[18]

  Владимир Гиляровский, «Москва и москвичи», 1934
 
Спелые груши
  •  

Будь же счастлив, октябрюша,
Рюша, юша, ша...
Жизнь твоя вкусна, как груша,
Очень хороша.[19]

  Георгий Оболдуев, «Вот так октябрята, брята...», 1934
  •  

Губы ― мела суше. Грушей
Спелой ― пение лилось.
Пела ― слушал. Тело ― душу
Слушало ― и слушалось.[20]

  Марина Цветаева, «Певица», 1935
  •  

О, соглашайся, что недаром
Я жить направился на юг,
Где груша кажется гитарой,
Как самый музыкальный фрукт.
Где мы с деревьями играем,
Шутя, в калёную лапту
И лунным яблоком пятнаем,
К забору гоним темноту.

  Варлам Шаламов, «Холодной кистью виноградной...», 1956
  •  

Тени рассеялись. Стало светлее. Я поднял голову и вскрикнул. Удивительные гигантские груши цвета пергамента висели над моей головой. Какие странные сооружения! Будто колоссальные чашки, они висели высоко над моей головой. А позади пергаментного города серая стена уходила в небо. Как великолепен бледно-желтый город, освещенный солнцем, на фоне серой стены![21]

  Владимир Брагин, «В стране дремучих трав», 1962
  •  

Здесь ужасно. Жить невозможно. Такая бедность кругом! И груши совершенно не пахнут. Я растерялась. ― Груши? Не пахнут? Это действительно ужасно! ― Я не знаю, что они с ними делают. <...>
― А в Европу вы не возвращались ни разу? ― Денег нет, не могу себе позволить. ― Там, знаете, тоже сейчас груши не пахнут. ― Ну, этому я не верю! ― Груши не пахнут, потому что их нет. Не знаю, где они, но я видела их только раз и то за окном одного роскошного гастрономического магазина: они лежали на вате, в шёлковой бумаге...[22]

  Нина Берберова, «Курсив мой», 1966
  •  

Амираджиби улыбнулся.
— Когда я сделал предложение своей жене, — сказал он Устименке, — своей нынешней супруге, то в числе прочих аргументов — не слишком убедительных выдвинул один, решивший исход моей пламенной, темпераментной, но отнюдь не искусной речи. Я сказал: «Тасечка, дорогая Тасечка!» (Она у меня русская, Анастасия Васильевна.) «Тасечка!» — воскликнул я и вручил ей тёплую, полураздавленную грушу дюшес — эта груша нагрелась у меня в кармане до температуры плавления металла. «Тасечка, — произнес я, — мы, моряки, всегда тоскуем по нашим жёнам, потому что подолгу их не видим. Мы сходим с ума от любви, потому что не знаем, что такое будни брака, мы знаем только праздники». Ты улавливаешь мою мысль, Родион? Вы понимаете меня, доктор? Жена для мужа — праздник, и он для неё — тоже. Никогда нет разговоров про пересоленный суп или про то, что ты опять сегодня не побрился. «Не брейся, — говорит она, — не трать время на это проклятое бритьё!» — «Я обожаю кушать именно пересоленный суп, — говорит он, — для меня нет супа, если он не пересоленный!»
— Так и вышло? — спросил Устименко.
— Почти так. Несколько раз она хотела развестись, но потом, когда мы немножко постарели, Тасечка поняла, какая здесь таилась романтика. И больше не жалеет, что взяла ту раскалённую грушу и скушала её на пристани в Одессе, провожая меня.

  Юрий Герман, «Дорогой мой человек», 1960-е
  •  

Я был довольно толст, особенно пониже спины; фигура моя уже в то время несколько напоминала грушу, хотя максимального сходства с ней я достиг позже, в гимназии. Лицо у меня было толстощёкое, глаза немного навыкате, потому что я по природе был любопытен, ко всему прочему я частенько любил раскрывать рот, кажется, считая, что это придает мне обаяние.

  Станислав Лем, «Высокий замок», 1966
  •  

Амираджиби улыбнулся.
— Когда я сделал предложение своей жене, — сказал он Устименке, — своей нынешней супруге, то в числе прочих аргументов — не слишком убедительных выдвинул один, решивший исход моей пламенной, темпераментной, но отнюдь не искусной речи. Я сказал: «Тасечка, дорогая Тасечка!» (Она у меня русская, Анастасия Васильевна.) «Тасечка!» — воскликнул я и вручил ей тёплую, полураздавленную грушу дюшес — эта груша нагрелась у меня в кармане до температуры плавления металла. «Тасечка, — произнес я, — мы, моряки, всегда тоскуем по нашим жёнам, потому что подолгу их не видим. Мы сходим с ума от любви, потому что не знаем, что такое будни брака, мы знаем только праздники». Ты улавливаешь мою мысль, Родион? Вы понимаете меня, доктор? Жена для мужа — праздник, и он для неё — тоже. Никогда нет разговоров про пересоленный суп или про то, что ты опять сегодня не побрился. «Не брейся, — говорит она, — не трать время на это проклятое бритьё!» — «Я обожаю кушать именно пересоленный суп, — говорит он, — для меня нет супа, если он не пересоленный!»
— Так и вышло? — спросил Устименко.
— Почти так. Несколько раз она хотела развестись, но потом, когда мы немножко постарели, Тасечка поняла, какая здесь таилась романтика. И больше не жалеет, что взяла ту раскалённую грушу и скушала её на пристани в Одессе, провожая меня.

  Юрий Герман, «Дорогой мой человек», 1960-е
  •  

У меня в копилке лежал старинный царский двугривенный. От кого-то я узнал, что серебряные царские монеты принимают тоже. Перед днем рождения мамы я с одной из теток пошел в торгсин менять двугривенный на подарок. Мы робко подошли к прилавку и подали двугривенный. Его приняли, но купить на царские деньги мы могли лишь сочную, красивую, обернутую в папиросную бумагу грушу дюшес. Так мы и сделали. Грушу я подарил маме.[23]

  Юрий Никулин, «Как я учился ходить», 1979
  •  

― Через несколько дней Пасха, ― сказал Витька. ― Видишь, дымы разноцветные ― готовятся наши, самогон варят. Видишь тот розоватый дым, ― сказал Витька, ― это из груши самогон. Тётя Галя всегда из груши варит. ― Витька ухмыльнулся.[24]

  Эдуард Лимонов, «Подросток Савенко», 1982
  •  

А Платон Платонович уже рылся в корзине, прежде всего добираясь до мяса. Впрочем, по пути, выхватив крупную грушу, вскрикнул от радости:
Бера! Как по заказу! Праздник души! Лучше груши есть только груши! Геннадий, ты купил? Сослепу? Такие удачи, такие экземпляры великолепные обязательно достаются лишь профанам. Но, голубчик, спасибо все равно, уважил. [25]

  Лазарь Карелин, «Последний переулок», 1983
  •  

Космонавт взял из вазы грушу и сочно впился в нее, явно стараясь промыть рот после этого фантастического напитка. Остальные тоже взяли по плоду.
― Великолепная груша, ― сказал космонавт, жуя и шумно втягивая в себя излишки сока.
Дюшес, ― довольный, заметил Абесаломон Нартович. ― Надюша, распорядись, чтобы поставили мне в багажник ящик груш для нашего космонавта. Надюша, усмехнувшись, пошла к дверям, продолжая насмешничать над нами своими покачивающимися бедрами. Но после напитка Абесаломона Нартовича мы легко перенесли эту насмешку. Я, во всяком случае.
― Вы меня балуете, ― сказал космонавт.
Страна любит своих героев, ― отвечал Абесаломон Нартович…[26]

  Фазиль Искандер, «Сандро из Чегема» (книга третья), 1989
  •  

― Тогда что же у тебя?
Картошка, квасоля да так разное.
― Ну, может, дерево какое приметное?
― Дерев много. По берегу растут.
― Ну а еще что?
― А ещё ― дуля у меня.[27]
― Груша, что ли?
― Ага, ― закивала Ульяна. ― Грушка, грушка на огороде. Уже падать начала. Приедем ― покушаете…
― Фу ты!.. ― поморщился Куприяныч. ― Ты дело говори...[28]

  Евгений Носов, «Тёмная вода», 1993
  •  

Заглянувший в мой кабинет полковник Олег Михайлов невежливо заметил: ― Если у вас проблемы со стулом, то у меня сухие грушки есть... ― Сам ты грушка, ― сказал я Михайлову, ― это у нашего ГРУ могут быть проблемы, если я сейчас сенсационное разоблачение сделаю, и сам Ельцин вручит мне в Кремле орден за бдительность... Михайлов обрадовался: ― Может, по этому выдающемуся поводу стоит выпить?[29]

  Виктор Баранец, «Генштаб без тайн», 1999
  •  

Какая на хуторе сладость? Солодик ребятишки сосут, его корневища. Из паслёна налепит хозяйка сладких пышечек, насушит на солнце, приберёт до поры. Дули ― донские груши ― в печи запарят, потом посушат. Это ― для взвара. Вот и всё.[30]

  Борис Екимов, «Память лета», 1999
  •  

О любви мы знаем немного. Любовь — что груша. Она сладкая и имеет определённую форму. Но попробуйте дать определение формы груши!

  Анджей Сапковский, «Сага о ведьмаке Геральте»
  •  

Так вот, там, в Роттердаме, я встретил поэта, чьи стихи до сих пор знаю наизусть, несмотря на то что с этим делом, как ты помнишь, у меня слабовато. «Воскликнул Ерзи-Морзи, качая головой». «Вы когда-нибудь ели грюши? Нет, не груши, а именно грюши». «Друзья, салату оливье нельзя ли подложить?» Эта книга ― Спайк Миллиган «Чашка по-английски» ― была одна из первых, которые мы с женой читали дочке Кате в самом начале девяностых. Оттого и помню, что провел десятки, если не сотни часов в обществе этого поэта, не Миллигана, конечно, а того, кто сочинил всю эту прелесть по-русски. Григория Кружкова.[31]

  Кирилл Кобрин, «Письма в Кейптаун о русской поэзии» (письмо шестое и последнее), 2001
  •  

Всё же, не станем забывать, с кем мы имеем дело: Сати ЭрикСати-эРик. Почти всё, вышедшее из-под свода его черепной коробочки, пускай, даже больное, и даже слепленное из сгустков боли, в любом случае носит характер игры, трюка, фокуса... <...> Кстати! «Три пьесы в форме груши» — нисколько не исключение. Я повторяю: «La Belle excentrique».[32]

  Юрий Ханон, «Прекрасная истеричка», 2014

Груша как имя править

  •  

Саша слушала довольно равнодушно все рассказы Груши, но Фрося втайне очень завидовала жизни мастериц в магазине мадам Эме. Ей хотелось бы и на свадьбе потанцевать; и на гулянье поехать, и принарядиться так, как Груша, на которой всегда была новенькая шляпка, хорошо сшитое платье, свежие перчатки; но Фрося не могла и думать о таком туалете (Груше он стоил, конечно, недорого): плата за такую трудную и кропотливую работу, как шитьё золотом, была очень мала.
Однажды весной (Фросе было уже шестнадцать лет) Груша пришла к сестре и подруге с предложением ехать куда-то на загородное гулянье. Она говорила, что у неё есть кавалер, который берёт на себя все издержки по этой поездке. Саша решительно отказалась, говоря, что ей не во что одеться.[33]

  Михаил Михайлов, «Голубые глазки», 1854
  •  

Груша просто растрогана этим известием.
— А «тьветов»-то, «тьветов» сколько на поле, — замечает она вслед затем. — Ишь, кукушкины слёзки (Груша произносит кукуштины слёсти) скоро тьвести (цвести) начнут!
— А вот и кукушка кукует. Слышишь, Груша?
— Это она уттаво кукует, Катерина Ондревна, что её мать прокляла! — объявляет Груша бойко.
— Что за вздор!
— Нет, правда, Катерина Ондревна, ей-Богу. Она прежде человеком была и согрешила. Её мать прокляла, вот она с тех пор и кукует, — говорит Груша с убеждением, набивая рот щавелем.
Ей неприятно, что я не верю такой всем известной вещи...[34]

  Екатерина Краснова, «Груша» (Из деревенских портретов), 1897
  •  

И в Берне, и на следующем конгрессе, в Базеле (где радикалы и социалисты ещё больше разобщились) русская коммуна (или, как острили тогда и между русскими, «утинские жёны») отличалась озорством жаргона, кличек, прозвищ и тона. Всё это были «Иваны», «Соньки», «Машки» и «Грушки», а фамилий и имён с отчеством не употреблялось. Мне случилось раз ехать с ними в одном вагоне в Швейцарии, кажется, после одного из этих конгрессов. Они не только перекликались такими «уничижительными» именами, но нарочно при мне пускали такие фразы: ― Ты груши слопала все?[35]

  Пётр Боборыкин, «Воспоминания», 1906-1913
  •  

Гарахвена, принц индийский, родился в России, в глухой деревушке Сухаревке, Мценского уезда. Собственно, была она девочка, дочь Рыжего Никиты, бедняка, а прозвали её так барышни Крутицкие, дочки помещика. Были они большие выдумщицы, фантазёрки. Звали дочку Никиты Грушей, Грунею, Аграфеной, но бабушка Маланья кликала её, как большую, Гарахвеной, а Таня Крутицкая, золотоволосая, подхватила, и все сообща, по вдохновению, короновали её в принцы индийские: на небольшой, с приподнятым затылком головке торчали всегда у неё, как спала, космы рыжих коротких волос, похожих на перья; да и самое имя ― разве не было в нём явно чего-то экзотического?[36]

  Иван Новиков, «Гарахвена», 1919

Пословицы править

  •  

С яблони груша не упадёт. — Еврейские пословицы

  •  

Груши раздавать, а огрызки выпрашивать. — Корейские пословицы

  •  

И грушу съел, и зубы почистил. — Корейские пословицы

  •  

Я тебе покажу сколько груш в мешок влезет! — Греческие пословицы

  •  

В бор не по груши — по еловы шишки. — Русские пословицы

  •  

Люби жену как душу, тряси её как грушу. — Русские пословицы

  •  

Не родит верба груши. — Русские пословицы

  •  

Столько натрясут груш, сколько наломают. — Русские пословицы

Комментарии править

  1. «Две пьесы в форме груши», упомянутые Эриком Сати — это не ошибка, хотя название очевидно перепутано. Письмо Клоду Дебюсси было написано в момент начального сочинения этих пьес, которые впоследствии превратились сначала в «три», затем в «пять», и наконец, в целых семь пьес «в форме груши».

Источники править

  1. Шмелёв И.С. «Солнце мёртвых». Москва, «Согласие», 2000 г.
  2. Тихонов Н.С. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Ленинград, «Советский писатель», 1981 г.
  3. На литературном посту: Литературно-художественный сборник. Москва, «Московский рабочий», 1930 г. — Ставский В.П. «Волк» (1929-1930)
  4. Саша Чёрный, собрание сочинений в пяти томах, — Москва: «Эллис-Лак», 2007 г.
  5. Мандельштам О.Э. Собрание сочинений в четырёх томах. Москва, «Терра», 1991 г.
  6. В.П.Беляев. «Старая крепость». Кн. первая и вторая — Минск: «Юнацтва», 1986 г.
  7. Василь Быков. Бедные люди. Москва, «Вагриус», 2002
  8. Гончаров И.А. Фрегат «Паллада». Ленинград, «Наука», 1986 г.
  9. «Сочинения Козьмы Пруткова», Москва, «Художественная литература», 1976, 384 стр.
  10. Эрик Сати, Юрий Ханон. «Воспоминания задним числом». Санкт-Петербург, Издательство «Центр Средней Музыки» & Издательство «Лики России», 2010 г. — 682 стр. ISBN 978-5-87417-338-8
  11. В. Д. Алейников. «Тадзимас». — М.: Рипол классик, 2013 г.
  12. Саша Чёрный. Собрание сочинений в пяти томах. Москва, «Эллис-Лак», 2007 г.
  13. Андрей Белый. Петербург: Роман. — Санкт-Петербург, «Кристалл», 1999 г.
  14. Нарбут В.И. Стихотворения. Москва, «Современник», 1990 г.
  15. Шмелёв И.С. Солнце мёртвых. Москва, «Согласие», 2000 г.
  16. Мариэтта Шагинян. Месс-менд. Москва, Правда, 1988 г.
  17. Олеша Ю.К. Заговор чувств. Санкт-Петербург, «Кристалл», 1999 г.
  18. Гиляровский В.А. Собрание сочинений в четырёх томах, Том 4. Москва, «Правда», 1989 г.
  19. Оболдуев Г.Н. Стихотворения. Поэма. Москва, «Виртуальная галерея», 2005 г.
  20. Цветаева М.И. Собрание сочинений в семи томах. Москва, «Эллис-Лак», 1994-1995 г.
  21. В.Брагин. «В стране дремучих трав». — М.: Детская литература, 2004 г.
  22. Берберова Н.Н. Курсив мой. Автобиография. Москва, «Согласие», 1996 г.
  23. Юрий Никулин «Почти серьёзно». — Москва, «Вагриус», 1997 г.
  24. Лимонов Э.В. Собрание сочинений в трёх томах, Том 1. Москва, «Вагриус», 1998 г.
  25. Лазарь Карелин. Последний переулок. — М.: Воениздат, 1996 г.
  26. Ф. А. Искандер. «Сандро из Чегема». Книга 3. — М.: «Московский рабочий», 1989 г.
  27. Дуля (почти фига) — одно из деревенских диалектных названий груши (за специфическую форму плода, отдалённо похожего на кукиш).
  28. Евгений Носов, «Темная вода». ― М.: Новый мир, № 8, 1993 г.
  29. Баранец В.Н. Генштаб без тайн. Книга 2. Москва, «Вагриус», 1999 г.
  30. Борис Екимов. «Пиночет». — Москва, «Вагриус», 2001 г.
  31. Кирилл Кобрин «Письма в Кейптаун о русской поэзии». — М.: «Октябрь», №12, 2001 г.
  32. Юрий Ханон. «Прекрасная истеричка» (или прорыв куда попало). Часть первая: «Кончать слова»
  33. Михайлов М.Л. «По своей воле...» — Уфа, «Башкирское книжное издательство», 1989 г. — стр.213
  34. Краснова Е.А. Рассказы. — Санкт-Петербург, «Типография братьев Пантелеевых», 1896 г. — стр.262
  35. Боборыкин П.Д. За полвека. Воспоминания. Москва, «Захаров», 2003 г.
  36. Новиков И.А. Золотые кресты: Роман. Повести и рассказы. — Мценск, 2004 г.

См. также править