Бальзамин

вид растений

Бальзами́н, редко — бальзами́на, в некоторых случаях — недотро́га или не тронь меня (лат. Impátiens) — в ботаническом смысле род декоративных цветковых растений семейства Бальзаминовые (лат. Balsaminaceae). Род включает около 500 видов растений, широко распространённых в Северном полушарии и тропиках.

Бальзамин Уоллера

Между тем, большинство упоминаний в литературе приходится на комнатные и садовые виды и многочисленные сорта бальзамина, завезённые из тропических и субтропических областей. В сюжетной русской литературе комнатные бальзамины наряду с геранью очень часто становятся символическими признаками спокойной обывательской жизни и тихого мещанского быта. Что же касается лесных и луговых видов, которые растут на территории России, то их чаще называют не бальзаминами, а недотрогами. Очень часто они бывают совсем непохожи на домашние бальзамины.

Бальзамин в определениях и коротких цитатах править

  •  

Вижу, уголочек занавески у окна вашего загнут и прицеплен к горшку с бальзамином, точнехонько так, как я вам тогда намекал...[1]

  Фёдор Достоевский, «Бедные люди», 1845
  •  

Смотри, вот к окну подходит старая дева, обрывает у бальзамина засохшие листики и смотрит на зелёный вал, где резвятся ребятишки.[2]

  Ханс Кристиан Андерсен, «Из окна богадельни», 1846
  •  

Бессонный ключ, звеня, тишь ночи нарушал,
И где-то мирт расцвел, и бальзамин дышал.[3]

  Николай Минский, Александр Добролюбов, «Гефсиманская ночь», 1894
  •  

...И перед роскошью куртин
Бесстрастно дышит бальзамин.[4]

  Валерий Брюсов, «К скамье у мраморной цистерны…» (из сборника «Chefs d’oeuvre»), 1895
  •  

Вспомню маму, крашеную прялку,
Синий вечер, дрёму паутин,
За окном ночующую галку,
На окне любимый бальзамин...[5]

  Николай Клюев, «Я надену чёрную рубаху...», 1909
  •  

Ближе к воде рос бледно-зеленый бальзамин-недотрога ― оригинальное растение с травянистыми стеблями и жирными листьями. Название «недотрога» оно получило оттого, что плоды его при малейшем к ним прикосновении лопаются с легким треском и разбрасывают семена далеко в стороны.[6]

  Владимир Арсеньев, «Сквозь тайгу», 1930
  •  

Даже участь мещанина или цехового вдруг показалась счастливой. Свой лоскут земли, плодовый при доме садик, на окошке в бурачке розовый бальзамин ― как старые поэты не замечали прелести такого существования![7]

  Юрий Тынянов, «Пушкин», 1930-е
  •  

Холодным страхом обуян.
Умылся желью бальзамин...[5]

  Николай Клюев, «Хозяин сада смугл и в ро́жках...», 1933
  •  

...вон за окном ваш бальзамин ― клетки увидишь без микроскопа, огромный, в три месяца достиг высоты, какой клёну не достичь и в 12...[8]

  Корней Чуковский, Дневник, 1946
  •  

На подоконниках в жестянках от консервов цвел огненный бальзамин. Его в тамошних местах зовут «Ваня мокрый».[9]

  Константин Паустовский, «Золотая роза», 1955
  •  

Всё это перепуталось с остатками прошлого ― с бальзамином на окошках, колокольным перезвоном, молебнами и свадьбами под хмельной салют из обрезов...[10]

  Константин Паустовский, «Начало неведомого века», 1956
  •  

Так впервые в тихом провинциальном доме, где застенчиво цвел на окнах бальзамин, родилась мысль о книге, целиком взятой из реальной и суровой, даже жестокой жизни.[11]

  Константин Паустовский, «Повесть о жизни. Книга скитаний», 1963
  •  

В народе бальзамин называют «недотрогой», «ванькой мокрым», «огоньком».[12]

  — Светлана Ионина, «Всегда цветущий», 2004

Бальзамин в научно-популярной литературе и публицистике править

  •  

По берегам реки появилась спирея иволистная с мелкими цветами, сидящими на стебельках в виде розовых помпонов. Тут же росла сорбария обыкновенная ― довольно высокий кустарник с узловатыми ветвями, перистыми листьями и с ароматными белыми соцветиями в виде пышного султана, на которых всегда держится много насекомых. Ближе к воде рос бледно-зеленый бальзамин-недотрога ― оригинальное растение с травянистыми стеблями и жирными листьями. Название «недотрога» оно получило оттого, что плоды его при малейшем к ним прикосновении лопаются с легким треском и разбрасывают семена далеко в стороны.[6]

  Владимир Арсеньев, «Сквозь тайгу», 1930
  •  

Огород, всегда свежий редис, козы, стакан густых желтых сливок, благовонная малина, простые гроздья рябины и омытые дождем сельские виды ― все вдруг вспомнили это, как утраченное детство и как бы впервые открыв существование природы. Даже участь мещанина или цехового вдруг показалась счастливой. Свой лоскут земли, плодовый при доме садик, на окошке в бурачке розовый бальзамин ― как старые поэты не замечали прелести такого существования! Они пристрастились к войне, пожарам натуры и всеобщему землетрясению. А эти домики походили на чистые клетки певчих птиц. Но ведь таково счастье человека.[7]

  Юрий Тынянов, «Пушкин», 1930-е
  •  

О романе Фадеева: «какая структура у клёна, какая структура у самшита, медленно создаются новые клетки. А вон за окном ваш бальзамин ― клетки увидишь без микроскопа, огромный, в три месяца достиг высоты, какой клену не достичь и в 12, ― но трава, бурьян. Таков и фадеевский роман». Говорит, что не может написать и десятой доли того, что хотелось бы.[8]

  Корней Чуковский, Дневник, 1946
  •  

В этих глухих углах провозглашались доморощенные республики, печатались в уездных типографиях свои деньги (чаще всего вместо денег ходили почтовые марки). Все это перепуталось с остатками прошлого ― с бальзамином на окошках, колокольным перезвоном, молебнами и свадьбами под хмельной салют из обрезов, с равнинами тощих хлебов, ядовито желтевших сурепкой, и с разговорами о кончине мира, когда от России останется только «черная ночь да три столба дыма».[10]

  Константин Паустовский, «Начало неведомого века», 1956
  •  

Среди множества комнатных растений немалой популярностью у любителей пользуется бальзамин (impatiens). Его пышное цветение радует глаз яркой окраской цветков у разных видов ― розовой, красной, белой… В народе бальзамин называют «недотрогой», «ванькой мокрым», «огоньком». «Недотрогой» ― из-за того, что созревшие коробочки семян при прикосновении к ним сразу раскрываются. «Ванькой мокрым» ― потому что на кончиках листьев образуются капельки жидкости. А название «огонёк» возникло благодаря необыкновенно ярким цветками.[12]

  — Светлана Ионина, «Всегда цветущий», 2004

Бальзамин в мемуарах и художественной прозе править

  •  

Наконец представлено возвращение его к отцу; добрый старик в том же колпаке и шлафорке выбегает к нему на встречу: блудный сын стоит на коленах; в перспективе повар убивает упитанного тельца, и старший брат вопрошает слуг о причине таковой радости. Под каждой картинкой прочел я приличные немецкие стихи. Все это до ныне сохранилось в моей памяти, также как и горшки с бальзамином и кровать с пестрой занавескою, и прочие предметы, меня в то время окружавшие. Вижу, как теперь, самого хозяина, человека лет пятидесяти, свежего и бодрого, и его длинный зеленый сертук с тремя медалями на полинялых лентах.

  Александр Пушкин, «Станционный смотритель» (из цикла «Повести покойного Ивана Петровича Белкина»), 1830
  •  

Против зелёного вала, огибающего весь город, находится большое красное здание; в окнах его виднеются цветочные горшки с бальзаминами и мускусом. Обстановка в доме самая неказистая, бедная, да и бедные люди живут тут. Это женская богадельня Вартоу.
Смотри, вот к окну подходит старая дева, обрывает у бальзамина засохшие листики и смотрит на зелёный вал, где резвятся ребятишки. О чём она думает? Прочесть её мысли — перед вами развернётся целая житейская драма.[2]

  Ханс Кристиан Андерсен, «Из окна богадельни», 1846
  •  

Бесценная моя Варвара Алексеевна!
Вчера я был счастлив, чрезмерно счастлив, донельзя счастлив! Вы хоть раз в жизни, упрямица, меня послушались. Вечером, часов в восемь, просыпаюсь (вы знаете, маточка, что я часочек-другой люблю поспать после должности), свечку достал, приготовляю бумаги, чиню перо, вдруг, невзначай, подымаю глаза, — право, у меня сердце вот так и запрыгало! Так вы-таки поняли, чего мне хотелось, чего сердчишку моему хотелось! Вижу, уголочек занавески у окна вашего загнут и прицеплен к горшку с бальзамином, точнехонько так, как я вам тогда намекал; тут же показалось мне, что и личико ваше мелькнуло у окна, что и вы ко мне из комнатки вашей смотрели, что и вы обо мне думали.[1]

  Фёдор Достоевский, «Бедные люди», 1845
  •  

Сколько раз я вам говорила, что мне не нужно ничего, совершенно ничего; что я не в силах вам воздать и за те благодеяния, которыми вы доселе осыпали меня. И зачем мне эти горшки? Ну, бальзаминчики ещё ничего, а геранька зачем? Одно словечко стоит неосторожно сказать, как например об этой герани, уж вы тотчас и купите; ведь, верно, дорого? Что за прелесть на ней цветы! Пунсовые крестиками. Где это вы достали такую хорошенькую гераньку? Я её посредине окна поставила, на самом видном месте; на полу же поставлю скамейку, а на скамейку ещё цветов поставлю; вот только дайте мне самой разбогатеть! Федо́ра не нарадуется; у нас теперь словно рай в комнате, — чисто, светло![1]

  Фёдор Достоевский, «Бедные люди», 1845
  •  

Райский, идучи из переулка в переулок, видел кое-где семью за трапезой, а там, в мещанском доме, уж подавали самовар.
В безлюдной улице за версту слышно, как разговаривают двое, трое между собой. Звонко раздаются голоса в пустоте и шаги по деревянной мостовой.
Где-то в сарае кучер рубит дрова, тут же поросёнок хрюкает в навозе; в низеньком окне, в уровень с землею, отдувается коленкоровая занавеска с бахромой, путаясь в резеде, бархатцах и бальсаминах.

  Иван Гончаров, «Обрыв», 1869
  •  

Я видел, милейшая Катерина Александровна, на своем веку и таких благодетельниц, которые не только сами приезжали осматривать квартиры своих приживалок, но возили туда своих знакомых; показывали конуры своих облагодетельствованных нищих, как логовища диких зверей; распоряжались в этих конурах; приказывали убрать в каморках то или другое тряпьё; приказывали выкинуть с окна какой-нибудь горшок с бальзамином, чтобы он не заслонял доступ света в конуру, хотя, может быть, бедняку был гораздо дороже этот бальзамин, чем несколько лишних лучей света…[13]

  Александр Шеллер-Михайлов, «Лес рубят — щепки летят», 1871
  •  

В этих своих мечтах в кузове машины я всегда выходил из деревенского дома ранним утром и шел по песчаной улице мимо старых изб. На подоконниках в жестянках от консервов цвел огненный бальзамин. Его в тамошних местах зовут «Ваня мокрый». Должно быть, потому, что толстый ствол бальзамина просвечивает против солнца зеленым соком и в этом соке иногда даже видны пузырьки воздуха.[9]

  Константин Паустовский, «Золотая роза», 1955
  •  

После его рассказа загадочный туман кое-где поредел, а кое-где сгустился. Я узнал, что залив этот похож на исполинский конденсатор соли и что вся местность вокруг него никем не исследована. Так впервые в тихом провинциальном доме, где застенчиво цвел на окнах бальзамин, родилась мысль о книге, целиком взятой из реальной и суровой, даже жестокой жизни. Я начал много думать об этой книге и готовиться к поездке на Мангышлак и в Кара-Бугаз.[11]

  Константин Паустовский, «Повесть о жизни. Книга скитаний», 1963

Бальзамин в стихах править

  •  

С Ним шли ученики. Прохлада ночи летней,
Сменивши знойный день, струилася вкруг них.
И спящий мир в тот час прекрасен был и тих.
Бледнея, месяц плыл по голубой пустыне.
Бессонный ключ, звеня, тишь ночи нарушал,
И где-то мирт расцвел, и бальзамин дышал.[3]

  Николай Минский, Александр Добролюбов, «Гефсиманская ночь», 1894
  •  

Пытался встать я, но напрасно.
Стонал — всё было безучастно.
И мне казалось: я иду
В каком-то призрачном саду.
Цветут каштаны, манят розы,
Порхают светлые стрекозы,
И перед роскошью куртин
Бесстрастно дышит бальзамин.[4]

  Валерий Брюсов, «К скамье у мраморной цистерны…» (из сборника «Chefs d’oeuvre»), 1895
  •  

Вспомню маму, крашеную прялку,
Синий вечер, дрёму паутин,
За окном ночующую галку,
На окне любимый бальзамин,
Луговин поёмные просторы,
Тишину обкошенной межи,
Облаков жемчужные узоры
И девичью песенку во ржи...[5]

  Николай Клюев, «Я надену чёрную рубаху...», 1909
  •  

Хозяин сада смугл и в рожках,
Пред ним бегут кусты, дорожки
И содрогается тюльпан,
Холодным страхом обуян.
Умылся желью бальзамин,
Лишь белена да мухоморы
Ведут отравленные споры,
Что в доме строгий господин...[5]

  Николай Клюев, «Хозяин сада смугл и в ро́жках...», 1933

Источники править

  1. 1 2 3 Ф. М. Достоевский. Полное собрание сочинений в 30 томах. — Л.: «Наука», 1972 г.
  2. 1 2 Собрание сочинений Андерсена в четырёх томах. — 1-e издание. — СПб., 1894 г. — Т. 1
  3. 1 2 Н. Минский, А. Добролюбов. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. Большая серия. — СПб.: Академический проект, 2005 г.
  4. 1 2 В. Брюсов. Собрание сочинений в 7-ми т. — М.: ГИХЛ, 1973-1975 гг.
  5. 1 2 3 4 Н. Клюев. «Сердце единорога». — СПб.: РХГИ, 1999 г.
  6. 1 2 Арсеньев В.К. Дерсу Узала. Сквозь тайгу. — Москва, «Мысль», 1972 г.
  7. 1 2 Тынянов Ю.Н. «Кюхля». Рассказы. — Ленинград, «Художественная литература», 1974 г.
  8. 1 2 К.И. Чуковский. Собрание сочинений. Том 13: Дневник 1936-1969. Предисл. В. Каверина, Коммент. Е. Чуковской.-2-е изд. — М., «Терра»-Книжный клуб, 2004 г.
  9. 1 2 К.Г. Паустовский. «Золотая роза». — М.: «Детская литература», 1972. г.
  10. 1 2 Паустовский К. Г. Повесть о жизни. — М.: АСТ; Астрель, 2006.
  11. 1 2 Паустовский К. Г. «Повесть о жизни». Книга 4-6. Время больших ожиданий. Бросок на юг. Книга скитаний. — М.: «АСТ, Хранитель, Харвест», 2007 г.
  12. 1 2 Светлана Ионина. Всегда цветущий. — М.: «Homes & Gardens», декабрь 2004 г.
  13. Шеллер-Михайлов А.К. Дворец и монастырь. Москва, «Советский писатель - Олимп», 1991 г.

См. также править