Александр Васильевич Никитенко
Александр Васильевич Никите́нко (12 [24] марта 1805 — 21 июля [2 августа] 1877) — историк литературы, цензор, действительный член Академии наук. Из его произведений наиболее известен дневник.
| Александр Васильевич Никитенко | |
 Никитенко А. В. Портрет работы И. Н. Крамского (1877) | |
 Статья в Википедии
| |
 Произведения в Викитеке
| |
 Медиафайлы на Викискладе
|
Цитаты править
Ни в одном из лицейских его стихотворений, которых большая часть нам известна, вы не найдёте стремления перелететь через существующий порядок вещей в безвестную, бесконечную даль и строить там свой порядок вещей; основные идеи поэт почерпает везде из окружающих его явлений; он метким взглядом извлекает из них поэтические элементы и из этих свежих, существенных даров жизни строит свои поэтические здания, столь же существенные и истинные. Это направление мы считаем величайшею услугою, какую оказал Пушкин нашей литературе и образованности; оно-то и сделало его народным поэтом, потому что наш народный гений менее всего наклонен к априорическому, а, напротив, полный жизни и самой здравой логики, он любит жизнь, истину, простоту, любит подвизаться в области вещей, а не призраков.[1] |
Направление романа господина Достоевского именно отличается духом этого умного, неодностороннего анализа, — анализа, который в людях на всех ступенях общества и во всех изменениях жизни видит предмет, достойный изучения, и который изучает его не в отдельных бросающихся в глаза случаях и качествах, а в стихиях его и отношениях многосторонних <…>. Но этот маленький чиновник, этот бедняк, которому общество и не может уделить более благ, как сколько следует существу переписывающему, он вне своей общественной сферы, посреди отношений человеческих, является уже с полным правом на наше уважение и сочувствие.[2][3] | |
| — рецензия на «Петербургский сборник» |
Взамен сильных талантов, недостающих нашей современной литературе, в ней, так сказать, отстоялись и улеглись жизненные начала дальнейшего развития и деятельности. Она уже <…> явление определённого рода; в ней есть сознание своей самостоятельности и своего значения. Она уже сила, организованная правильно, деятельная, живыми отпрысками переплетающаяся с разными общественными нуждами и интересами, не метеор, случайно залетевший из чуждой нам сферы, на удивление толпы, не вспышка уединённой гениальной мысли, нечаянно проскользнувшая в умах и потрясшая их на минуту новым и неведомым ощущением. В области литературы нашей теперь нет мест особенно замечательных, но есть вся литература. Недавно она ещё была похожа на пёстрое пространство наших полей, только что освободившихся от ледяной земной коры: тут на холмах кое-где пробивается травка, в оврагах лежит ещё почерневший снег, перемешанный с грязью. Теперь её можно сравнить с теми же полями в весеннем убранстве: хотя зелень не блистает ярким колоритом, местами она очень бледна и не роскошна, но она уже стелется повсюду; прекрасное время года наступает. | |
| — «О современном направлении русской литературы», декабрь 1846 |
Письма править
Прочитав статью <…> Кровавый бандурист», <…> я нашёл в ней как многие выражения, так и самый предмет в нравственном смысле неприличным. Это картина страданий и уничижения человеческого, написанная совершенно в духе новейшей французской школы, отвратительная, возбуждающая не сострадание и даже не ужас эстетический, а просто омерзение. Посему, имея в виду распоряжение Высшего Начальства о воспрещении новейших французских романов и повестей, я тем менее могу согласиться на пропуск русского сочинения, написанного в их тоне.[4][5] | |
| — цензурное, 27 февраля 1834 |
Расставаясь с Вами и, вероятно, навсегда на литературном поприще, я не могу, однакож, скрыть перед Вами огорчения, возбуждённого во мне способом, какой употреблён для удаления меня из редакции[6]. <…> Я не понимаю, к чему нужны были извилистые и околичные пути, когда можно было всегда достигнуть цели прямым и естественным образом. <…> | |
| — О. И. Сенковскому, 7 апреля 1841 |
… вы, вероятно, уже получили рукопись вашу «Мёртвые души» <…>. Сочинение это, как вы видите, прошло цензуру благополучно; путь её узок и тесен и потому не удивительно, что на нём осталось несколько царапин и его нежная и роскошная кожа кой-где поистёрлась. Впрочем, надеюсь, что вы отдадите также и справедливость умеренности нашей цензуры: она всячески щадила прекрасное творение, которое искажать придирчивостию слишком осторожною я считал святотатственным посягательством на нашу бедную литературу. Совершенно невозможным к пропуску оказался эпизод Копейкина — ничья власть не могла защитить от его гибели, и вы сами, конечно, согласитесь, что мне тут нечего было делать. Как жаль, что вас нет здесь! Места, которые исключила цензура, или принуждена была заменить своими, вы, вероятно, исправили бы сами так, что и сено было бы цело и козы сыты… | |
| — Н. В. Гоголю, 1 апреля 1842 |
Ваш и мой милый «Современник» продолжает отличаться глубокостию и беспристрастием литературной критики. Теперь идёт нескончаемая статья о гении и необычайных заслугах Белинского, пред которым значение Пушкина и Гоголя становится ничтожным. | |
| — П. А. Плетнёву, 15 октября 1856 |
О Никитенко править
Г-н Никитенко как профессор известен живым, одушевлённым, полным красноречия и мысли изустным изложением своего предмета с кафедры. Не имевшие удовольствия слышать его могут увериться в этом из его журнальных статей, которые, при богатстве содержания и обдуманности изложения, всегда так похожи на быстрые и лёгкие импровизации. | |
| — Виссарион Белинский, рецензия на речь Никитенко «О современном направлении отечественной литературы» (3 апреля 1841), сентябрь 1841 |
… странное замедление выхода Мёртвых душ при всех неприятностях принесло мне много прекрасного, между прочим, оно доставило мне вас. Да, я дотоле считал вас только за умного человека, но я не знал, что вы заключаете в себе такую любящую, глубоко чувствующую душу. Это открытие было праздником души моей. | |
| — Николай Гоголь, письмо Никитенко 30 октября 1842 |
Мне хочется проучить этого дурака Никитенко[8] за то, что, рецензируя «Отечественные записки», позволяет в них всякую против нас мерзость и как будто заодно с ними. | |
| — Степан Шевырёв, письмо М. П. Погодину весны 1843 |
Никитенко ленив, даже до невероятности, это я знал, но у него добрая душа, и на него особенно следует наседать лично. | |
| — Николай Гоголь, письмо П. А. Плетнёву 16 октября 1846 |
С Никитенком можно ладить, но с ним необходимо нужно иметь дело лично. Письмом и запиской ничего с ним не сделаешь. В нём не то главное, что он ленив, но то, что он не видит и не чувствует сам, что он ленив. Я это испытал: в бытность мою в Петербурге я его заставил в три дни прочесть то, что он не прочёл бы сам по себе [в] два месяца. А после моего отъезда всякая небольшая статья залёживалась у него по месяцу. | |
| — Николай Гоголь, письмо П. А. Плетнёву 20 октября 1846 |
Примечания править
- ↑ Примечание к стихотворениям «К Жуковскому» и «Кто из богов мне возвратил…» // Сын Отечества и Северный Архив. — 1840. — Т. 2. — № 4. — С. 245-6).
- ↑ Библиотека для чтения. — 1846. — Т. LXXV. — № 3 (ценз. разр. 28 февраля). — Отд. V. — С. 18-36.
- ↑ Г. М. Фридлендер. Примечания // Ф. М. Достоевский. Полное собрание сочинений в 30 т. Т. 1. — Л.: Наука, 1972. — С. 474.
- ↑ Литературный Музеум (Цензурные материалы 1-го отд. IV секции Государственного архивного фонда) / Под ред. А. С. Николаева и Ю. Г. Оксмана. — Пг., 1919. — С. 352.
- ↑ Вересаев В. В. Гоголь в жизни. — М.: Academia, 1933. — IV.
- ↑ С 1840 года он соредактировал «Сын отечества» по приглашению Сенковского.
- ↑ Каверин В. А. Барон Брамбеус. — 2-е изд. — М.: Наука, 1966. — Гл. II, 11.
- ↑ Нападками на «Похвальное слово Петру Великому» Никитенко в рецензии на «Полную русскую хрестоматию» А. Д. Галахова в «Москвитянине» (1843, ч. III, № 5).
|
Это незавершённая статья. Вы можете помочь проекту, исправив и дополнив её. |