Знак

Знак, си́мвол — упрощённое обозначение предметов, явлений или понятий, которому приписываются некие общеизвестные в определённой общественной страте определённый значения или смысл.

Знак

Статья в Википедии

Медиафайлы на Викискладе

Знаки используются для ускоренной или упрощённой передачи информации, они могут быть простыми или составными, в последнем случае знак состоит из нескольких других знаков. Наиболее употребительные знаки: цифры и буквы. Цифры являются знаками чисел. Буквы являются знаками звуков и, вместе со словами составляют человеческий язык.

Знак в определениях и коротких цитатах

Железнодорожный знак
(Япония)

	— Я хочу диспутировать только знаками, молча, ибо все эти предметы до того трудны, что слова человеческие не выразят их так, как бы мне хотелось…
	— Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», 1532

	… что бы женщины ни увидели, они непременно представят себе, подумают и вообразят, что это имеет касательство к священному фаллосу. Какие бы движения и знаки ни делались и какие бы положения ни принимались в их присутствии, всё это они толкуют в одном направлении и всё подводят к потрясающему акту трясения.
	— Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», 1546

	...когда знаки этих отличий уже отмечены или запечатлены в мозгу, душа неизбежно начинает исследовать их взаимоотношения; последнее, однако, было бы невозможно без открытия знаков, или изобретения языков.
	— Жюльен Ламетри, «Человек-машина», 1747

	Злато и сребро, яко драгоценнейшие по совершенству своему металлы и доселе украшением служившие, преображены стали в знаки, всякое стяжание представляющие.
	— Александр Радищев, «Путешествие из Петербурга в Москву», 1790

	Вы тонкий знак оттуда, куда ведёт нас дверь...
	— Константин Бальмонт, «Бессмертники», 1905

	Знак — есть чувственно воспринимаемая часть символа.
	— Людвиг Витгенштейн, Логико-философский трактат, 1921

	Прежде я любил звёзды и в звёздах видел знак ― я не мог разгадать, но непреодолимо тянулся к звездам.
	— Алексей Ремизов, «Взвихренная Русь», 1924

	Человеческое познание не может обойтись без образов и знаков.
	— Эрнст Кассирер, «Философия символических форм», 1929

	...никогда нельзя говорить, что символ — это «всего лишь символ». Говорить так — значит смешивать символ со знаком.
	— Пауль Тиллих, «Систематическая теология», до 1963

	Знак — это материально выраженная замена предметов, явлений, понятий в процессе обмена информацией в коллективе.
	— Юрий Лотман, «Семиотика кино и проблемы киноэстетики» (введение), 1973

	Иконические знаки отличаются большей понятностью.
	— Юрий Лотман, «Семиотика кино и проблемы киноэстетики» (введение), 1973

	Знаки могут быть определены как нечто противоположное признакам, симптомам, показателям, естественным сигналам.
	— Борис Поршнев, «О начале человеческой истории», 1974

	Синтаксис — отношение между знаками; семантика — отношение знаков к реальности; прагматика — отношение знака к его пользователям.
	— Елена Падучева, «Некоторые проблемы моделирования соответствия между текстом и смыслом в языке», 1975

	Знаки и знаки знаков используются только тогда, когда есть недостаток вещей.
	— Умберто Эко, «Имя розы», 1980

	Символ выступает как отчётливый механизм коллективной памяти.
	— Юрий Лотман, «Символ в системе культуры», 1992

	Символ отличается от конвенционального знака наличием иконического элемента.
	— Юрий Лотман, «Символ в системе культуры», 1992

	...нотный текст — примитивная шифровка при помощи условных знаков, понятных только посвящённым, участникам клана. Шифровка, как правило, скрывающая полное ничто под видом многозначительного не́что.
	— Юрий Ханон, «Тусклые беседы», 1993

Знак в философии и психологии

Знак 121 километр

Слова, языки, законы, науки и искусства появились только постепенно; только с их помощью отшлифовался необделанный алмаз нашего ума. Человека дрессировали, как дрессируют животных; писателем становятся так же, как носильщиком. Геометр научился выполнять самые трудные чертежи и вычисления, подобно тому как обезьяна научается снимать и надевать шапку или садиться верхом на послушную ей собаку. Всё достигалось при помощи знаков; каждый вид научался тому, чему мог научиться. Таким именно путём люди приобрели то, что наши немецкие философы называют символическим познанием. Как мы видим, нет ничего проще механики нашего воспитания: всё сводится к звукам или словам, которые из уст одного через посредство ушей попадают в мозг другого, который одновременно с этим воспринимает глазами очертания тел, произвольными знаками которых являются эти слова.

— Жюльен Ламетри, «Человек-машина», 1747

Подобно тому как скрипичная струна или клавиша клавесина дрожит и издаёт звук, так и струны мозга, по которым ударяли звучащие лучи, придя в возбуждение, передавали или повторяли дошедшие до них слова. Но устройство этого органа таково, что, как только глаза увидели и восприняли изображение предметов, мозг не может не видеть этих отображений и различий между ними; и далее, когда знаки этих отличий уже отмечены или запечатлены в мозгу, душа неизбежно начинает исследовать их взаимоотношения; последнее, однако, было бы невозможно без открытия знаков, или изобретения языков. В те времена, когда Вселенная была почти немой, душа в отношении ко всем предметам находилась в положении человека, который стал бы рассматривать какую-нибудь картину или произведение скульптуры, не имея никакой идеи пропорциональности частей: такой человек ничего не смог бы в ней различить. Она была также подобна ребёнку (ведь тогда душа переживала ещё период своего детства), который, держа в руке несколько соломинок или палочек, глядит на них неопределённым и поверхностным взглядом, не умея ни сосчитать их, ни провести между ними какое-нибудь различие. Но стоит только прицепить к одной из таких палочек, например к той, которая называется мачтой, какой-нибудь флажок, а к другой — иной флажок: стоит только, чтобы первый из этих предметов стал обозначаться номером первым, а второй — знаком или цифрой два, — и тот же ребёнок сумеет их сосчитать; таким образом он постепенно усвоит всю арифметику.

— Жюльен Ламетри, «Человек-машина», 1747

Возжелает ли при старости дней своих, яко другого века человек, оставшийся один, по гробах и пеплах их, смоченных его слезами, без помощи и без сожаления прожив в горести последние дни своей жизни, воздать последний долг природе? Да воззрит кто именитый, кои наиболее ощущают страх смерти, на множество портретов его предков, служащих украшением его комнатам: они безмолственно ему вещают, что жили и умерли и что он к той же судьбе должен изготовляться, да, отогнав мирские мысли, войдет таковый в ту свою комнату, он узрит в ней не украшения, но погребательные знаки, показывающие тленность естества человеческого.

— Михаил Щербатов, «Размышления о смертном часе», 1788

Мы употребляем чувственно воспринимаемые знаки (звуковые или письменные и т. д.) предложения как проекцию возможного положения вещей. Метод проекции есть мышление смысла предложения. Знак, посредством которого мы выражаем мысль, я называю пропозициональным знаком (Satzzeichen). И предложение есть пропозициональный знак в своем проективном отношении к миру. <...> Суть пропозиционального знака в том, что его элементы, слова, соединяются в нём определённым образом. Пропозициональный знак есть факт.

— Людвиг Витгенштейн, Логико-философский трактат, 1921

То, что пропозициональный знак является фактом, замаскировано обычной формой выражения — письменной или печатной. (Потому что, например, в напечатанном предложении пропозициональный знак существенно не отличается от слова. Поэтому Фреге мог назвать предложение составным именем.) Сущность пропозиционального знака станет очень ясной, если мы будем представлять себе его составленным не из письменных знаков, а из пространственных объектов (например, столов, стульев, книг). Пространственное взаиморасположение этих вещей выразит тогда смысл предложения.

— Людвиг Витгенштейн, Логико-философский трактат, 1921

В предложении мысль может быть выражена так, что объектом мысли будут соответствовать элементы пропозиционального знака. Эти элементы я называю «простыми знаками», а предложение «полностью анализированным». Простые знаки, используемые в предложении, называются именами. Имя означает объект. Объект есть его значение («Л» есть тот же самый знак, что и «A»). Конфигурации простых знаков в пропозициональном знаке соответствует конфигурация объектов в положении вещей. Имя замещает в предложении объект. Объекты я могу только называть. Знаки замещают их. Я могу только говорить о. них, но не высказывать их. Предложение может только сказать, как существует предмет, но не что он такое. Требование возможности простого знака есть требование определенности смысла.

— Людвиг Витгенштейн, Логико-философский трактат, 1921

Каждый определённый знак указывает на те знаки, посредством которых он был определен, а определения показывают путь. Два знака, один — первичный, и другой – определенный через первичный, не могут обозначать одним и тем же способом. Имена не могут разлагаться на часта определениями. (Как и любой знак, который сам по себе и независимо от других имеет значение.) То, что не может выражаться в знаке, выявляется при его применении. То, что скрывают знаки, показывает их применение. Значения первичных знаков можно разъяснить. Разъяснения суть предложения, которые содержат первичные знаки. Они, следовательно, могут быть поняты только тогда, когда уже известны значения этих знаков.

— Людвиг Витгенштейн, Логико-философский трактат, 1921

	Идеальная форма может быть познана только в совокупности чувственных знаков, служащих её выражению.
	— Эрнст Кассирер, «Философия символических форм», 1929

	Знак — посредник при переходе от простого «материала» сознания к его духовным «формам».
	— Эрнст Кассирер, «Философия символических форм», 1929

	Символ — это не знак, указывающий на нечто такое, с чем у него нет внутренней связи. Символ представляет силу и смысл того, что было символизировано через соучастие. Символ соучаствует в той реальности, которую он символизирует. А потому никогда нельзя говорить, что символ — это «всего лишь символ». Говорить так — значит смешивать символ со знаком.
	— Пауль Тиллих, «Систематическая теология», до 1963

Специфическое свойство человеческой речи — это наличие для всякого обозначаемого явления (денотата) не менее двух нетождественных, но свободно заменимых, т. е. эквивалентных, знаков или сколь угодно больших систем знаков того или иного рода. Их инвариант называется значением, их взаимная замена объяснением (интерпретацией). Эта обмениваемостъ (переводимость, синонимичность) и делает их собственно «знаками». Ничего подобного нет в сигналах животных.

— Борис Поршнев, «О начале человеческой истории», 1974

	Проблема возникновения Homo sapiens — это проблема возникновения второй сигнальной системы, т.е. речи. <...> Никакой знаковой системы у животных на самом деле нет.
	— Борис Поршнев, «О начале человеческой истории», 1974

Символ выступает как отчётливый механизм коллективной памяти. Теперь мы можем попытаться очертить место символа среди других знаковых элементов. Символ отличается от конвенционального знака наличием иконического элемента, определённым подобием между планами выражения и содержания. Отличие между иконическими знаками и символами может быть проиллюстрировано антитезой иконы и картины. В картине трехмерная реальность представлена двухмерным изображением. Однако неполная проективность плана выражения на план содержания скрывается иллюзионистским эффектом: воспринимающему стремятся внушить веру в полное подобие. В иконе (и символе вообще) непроективность плана выражения на план содержания входит в природу коммуникативного функционирования знака. Содержание лишь мерцает сквозь выражение, а выражение лишь намекает на содержание. В этом отношении можно говорить о слиянии иконы с индексом: выражение указывает на содержание в такой же мере, в какой изображает его.

— Юрий Лотман, «Символ в системе культуры», 1992

Мы должны помнить, что для ребенка огромное открытие ― тот факт, что одинаковые звуки родного языка могут обозначаться совершенно разными буквами. Если только он действительно это понял, а не всего лишь сделал вид, чтобы не огорчать педагога. Такого рода открытия обычно совершаются, когда ребенка начинают учить писать, т. е. чаще всего в школе. Однако и в четыре года ребёнок вполне может усвоить все эти «условности» как осмысленные, если он поймёт, что буква ― это знак и что суть дела не в затверживании фактов, а в принятии некоторых условных правил, подобных правилам игры.

— Ревекка Фрумкина, «Психолингвистика», 2001

Было бы более правильным, с неокантианской точки зрения, говорить, что мы познаём не предметы, а предметно, то есть объективированное бытие смысла и его конкретная «опредмеченность», а с ней и номинализация, и понятийность, и категориальность, и позиция субъекта в логических и языковых суждениях ― все это технические (инструментальные) приемы мышления (и языка), имеющие сугубо имманентный, т. е. отражающий свойства лишь самого сознания, характер. Все эти именования в истинном познавательном плане ― смысловые «пустышки», не имеющие реального носителя, это «только слова» (номиналистическая нота). Для установления и адекватного использования априорно истинностных форм мышления необходимо эти ничего за собой не имеющие имена-маски с псевдо-априорной логической и/ или лексической семантикой по возможности изъять и стремиться оперировать только неопределенно-определенными знаками без всякой конкретной семантики ― такими, напр., как математическое Х <икс>. Внимание при этом должно уделяться не самим этим всегда условным именам-значкам, но имеющимся между ними постоянным соотношениям, сводимым к логическим формальным схемам в их условном математическом обозначении ― схемам, которые единственно и могут быть наделены статусом таких форм смысла, которые даны сознанию априорно и потому истинны.

— Людмила Гоготишвили, ««Эйдетический язык»» (реконструкция и интерпретация радикальной феноменологической новации А. Ф. Лосева), 2006

Знак в филологии и лингвистике

Безусловный знак

	Синтаксис — отношение между знаками; семантика — отношение знаков к реальности; прагматика — отношение знака к его пользователям. Вежбицкая отвергает эти определения. Для логика семантика — это отношение между знаками и внешним миром. Между тем значение элементов естественного языка не может быть сведено к отношению между языком и миром.
	— Елена Падучева, «Некоторые проблемы моделирования соответствия между текстом и смыслом в языке», 1975

Отечественными учеными (Ю. М. Лотман и его единомышленники) понятие знака было поставлено в центр культурологии; обосновывалось представление о культуре как феномене прежде всего семиотическом. «Любая реальность, ― писали Ю. М. Лотман и Б. А. Успенский, ссылаясь на французского философа-структуралиста М. Фуко, ― вовлекаемая в сферу культуры, начинает функционировать как знаковая… Само отношение к знаку и знаковости составляет одну из основных характеристик культуры». Говоря о знаковом процессе в составе жизни человечества (семиотике), специалисты выявляют три аспекта знаковых систем: 1) синтактика (отношение знаков друг к другу); 2) семантика (отношение знака к тому, что то обозначает: означающего к означаемому); 3) прагматика (отношение знаков к тем, кто ими оперирует и их воспринимает).

— Валентин Хализев, «Теория литературы», 1999

Знаки определенным образом классифицируются. Они объединяются в три большие группы: 1) индексальный знак (знак-индекс) указывает на предмет, но не характеризует его, он опирается на метонимический принцип смежности (дым как свидетельство о пожаре, череп <смерть> как предупреждение об опасности для жизни); 2) знак-символ является условным, здесь означающее не имеет ни сходства, ни связи с означаемым, каковы слова естественного языка (кроме звукоподражательных) или компоненты математических формул; 3) иконические знаки воспроизводят определенные качества означаемого либо его целостный облик и, как правило, обладают наглядностью. В ряду иконических знаков различаются, во-первых, диаграммы ― схематические воссоздания предметности не вполне конкретной (графическое обозначение развития промышленности или эволюции рождаемости) и, во-вторых, образы, которые адекватно воссоздают чувственно воспринимаемые свойства обозначаемого единичного предмета (фотографии, репортажи, а также запечатление плодов наблюдения и вымысла в произведениях искусства).

— Валентин Хализев, «Теория литературы», 1999

Решение проблемы взаимоотношения литературы и жизни ― неотъемлемая часть основного филологического «вековечного вопроса». Особенность его постановки на русской почве в том, что при всем разнообразии гипотез, созданных в отечественном литературоведении, нет среди них ни одной, которая строила бы свою теоретическую базу на идее полного отсутствия в Мироздании какого-либо смысла. Формалисты были сосредоточены на имманентном анализе языковых образований, жестко отсекали внетекстовые связи художественного текста, казалось бы, как и нынешние постструктуралисты, были настроены на отрицание «окружающей реальности». Они признавали «вещью» сам языковой знак и все, что из него «изготовлено», отрицали художественную семантику и эклектическую «историю литературы» ― но не сомневались в том, что конечная опора означающего художественного и, тем более, любого языкового знака существует, и исходили из этого.

— Константин Баршт, «Три литературоведения», 2000

Знак в искусстве

Натюрморт (Брейн Старший)

	Принципы рисовального мастерства Восточной Азии целиком построены на приемах иероглифописного искусства. Вот почему если на картинах наших мастеров рядом с извилистой горой и водопадом написано четверостишие, то этот пейзаж и эти письменные знаки взаимно дополняют друг друга, и зритель одновременно любуется живописью, внешним обликом иероглифов и смыслом начертанного.
	— Всеволод Овчинников, «Ветка сакуры», 1972

	Искусство не просто отображает мир с мертвенной автоматичностью зеркала — превращая образы мира в знаки, оно насыщает мир значениями. <…> Цель искусства — не просто отобразить тот или иной объект, а сделать его носителем значения.
	— Юрий Лотман, «Семиотика кино и проблемы киноэстетики» (глава первая), 1973

Именно рост детали при приближении к ней камеры в сочетании с неизменностью величины зримого пространства (это приводит к тому, что части предмета оказываются «отрезанными» краями кадра) составляет особенность крупных планов в кино. Это раскрывает нам значение границ кадра как особой конструктивной категории художественного пространства в кино. <…> Таков результат восприятия пространства кино как натурального — <…> крупный план руки на экране может быть обозначением только отрезанной руки в жизни. Из этого вытекает существеннейший вывод: при превращении безграничного пространства в кадр изображения становятся знаками и могут обозначать не только то, зримыми отображениями чего они являются.

— Юрий Лотман, «Семиотика кино и проблемы киноэстетики» (глава вторая), 1973

— Всякий среднестатистический композитор трудится, не получая никакого конкретно осязаемого результата — ну, в лучшем случае мы имеет некую сыворотку его личности, выраженную в нотных знаках. <...> Тем более, что нотный знак, в отличие от многих других общепринятых знаков, известен далеко не каждому и даже более того: только посвящённым или, в крайних случаях, одному человеку, автору. По сути, нотный текст — примитивная шифровка при помощи условных знаков, понятных только посвящённым, участникам клана. Шифровка, как правило, скрывающая полное ничто под видом многозначительного не́что.

— Юрий Ханон, «Тусклые беседы», 1993

Формульность проявляется в том, что модальная нотация фиксирует именно конкретные ритмические формулы-модусы, синтагматичность же проявляется в том, что ритмическое содержание модальной нотации вычитывается не на основе отдельно взятого нотного знака, но на основе комбинации лигатур и конъюнктур, т. е. каждый отдельно взятый знак модальной нотации обретает смысл только в контексте окружающих его знаков.

— Владимир Мартынов, «Конец времени композиторов», 2002

Заглавная буква прежде всего оставалась буквой. Исполненная красоты и меры, она никогда не превращалась в самодостаточный узор или сюжетную иллюстрацию ― это было уделом заставки. Украшенный инициал в первую очередь безошибочно читался и лишь потом радовал глаз искусным художеством. Письменный знак, соединённый в инициале с живописью, не смешивался с ней, как не смешиваются слитые в общий сосуд вода и масло.

— Анатолий Домбровский, «Искусство первой буквы», 2008

	Николая Васильевича Гоголя это просветление настигло на излете жизни, отчего и не пошёл предсмертный второй том «Мёртвых душ», а вышли из-под пера «Выбранные места из переписки с друзьями», в которых он свёл своё мироощущение в двадцать три буквы и два знака препинания, как Малевич всю живопись в «Чёрный квадрат» ― «Соотечественники: страшно!» ― свёл и вскоре сошёл с ума.
	— Вячеслав Пьецух, «Критика колеса», 2013

Знак в публицистике и документальной прозе

Великие в меновном торгу затруднения побудили мыслить о знаках, всякое богатство и всякое имущество представляющих. Изобретены деньги. Злато и сребро, яко драгоценнейшие по совершенству своему металлы и доселе украшением служившие, преображены стали в знаки, всякое стяжание представляющие. И тогда только, поистине тогда возгорелась в сердце человеческом ненасытная сия и мерзительная страсть к богатствам, которая, яко пламень, вся пожирающи, усиливается, получая пищу.

— Александр Радищев, «Путешествие из Петербурга в Москву», 1790

	Главным украшением головы почитались длинные волосы ― знак благородства и девственности. Девица носила распущенные косы, невеста ― заплетённые; замужняя покрывала голову платом или покрывалом. Заплетение косы и покрытие головы невесты составляют существенную часть и в наших свадебных обычаях. У скандинавов, как и у нас и народе, именно русая коса ― главная прелесть женской красоты.
	— Фёдор Буслаев, «Древнесеверная жизнь», 1857

	Для Гумбольдта звуковой знак, представляющий собой материю любого процесса языкового образования, подобен мосту между субъективным и объективным, так как в нем соединяются их существенные моменты.
	— Эрнст Кассирер, «Философия символических форм», 1929

	Цивилизация загонных охотников была высокой и в техническом, и в духовном смысле. Это они открыли счет, календарь, символические знаки, освоили начала коллективного строительства, стали рисовать и ваять.
	— Виктор Дольник, «Непослушное дитя биосферы», 1994

— Должно быть, вы уже пытаетесь спросить: а при чём тут нотокактус? Очень верный вопрос. Хвалю. <...> Садитесь. — Да в том то и дело, что ни при чём. Совершенно ни при чём. Чистейший символ, знак, нота кактуса, почти бемоль или даже бекар..., который существует только в воображении некоей (к слову) условной тётеньки, старушки, дуры, скотины, низкой твари, дряни или морщинистой сучки — проще говоря, того среднего социального животного, которое к нему присосалось. История, мой друг, проста, но древо жизни пуще зеленеет.

— Юрий Ханон, «Книга без листьев», 2009 г.

Знак в мемуарах, письмах и дневниковой прозе

На стене дома

	Заново написанное Чжан Бо-дуанем (Пин-шу) послесловие. Год установления девиза правления Юань-фэн под циклическими знаками у-у, пятый месяц, день под циклическими знаками у-инь. (Лето 1078 г.):314-315
	— Чжан Бо-дуань, Главы о прозрении истины (послесловие), 1075 г.

Стать Епишкой, не думать о завтра, жить, как трава растет, умирать, как падает с дерева увядший лист, не оставив по себе ни следа, ни воспоминания, или быть подстреленным чеченцем, не пропев даже своей лебединой песни, ― увы! ― все это не дано интеллигенту… Ведь рядом с мечтами об опрощении у того же Толстого идут другие мечты… о получении Георгиевского креста и украшении груди своей этим знаком отличия. А ведь для «простоты» ни креста, ни отличий не надо. «Во время службы на Кавказе, ― по рассказу Берса, ― Лев Николаевич страстно желал получить Георгиевский крест и был даже к нему представлен, но не получил его, вследствие личного нерасположения к нему одного из начальников. Эта неудача огорчила его, но вместе с тем изменила его взгляд на храбрость. Он перестал считать храбрыми тех, кто лез в сражение и домогался знаков отличия. Его идеалом храбрости сделалось разумное отношение к опасности».

— Евгений Соловьёв-Андреевич, «Л.Н.Толстой. Его жизнь и литературная деятельность», 1895

	Прежде я любил звёзды и в звёздах видел знак ― я не мог разгадать, но непреодолимо тянулся к звездам. А теперь я полюбил ветер ― «вей» ― я его почувствовал, как когда-то звезды. И душа моя к нему ― и через него моя связь со всем миром.
	— Алексей Ремизов, «Взвихренная Русь», 1924

...внимание наше привлёк незнакомый нам доселе знак, вырубленный на сосне. Он напоминал изображение оперенной стрелы длиною не менее полутора метров, так что оперение охватывало ствол во всю его ширину. Приглядевшись, мы увидели, что у нижнего конца стрелы, там, где положено быть наконечнику, прикреплен к дереву железный колпачок, наполненный белой массой, похожей на топленое свиное сало. В иных колпачках белые комочки его плавали в скопившейся дождевой воде. Тогда память подсказала читанное в книгах и даже стихах слово «живица». Соседняя сосна оказалась с таким же знаком, и третья, и четвертая… Всмотревшись в глубину, мы увидели, что теперь все сосны несут на себе изображение огромной стрелы, а просматривался бор далеко, взгляд охватывал сразу сотни деревьев. Через некоторое время мы заметили девушку в легком, свободном платье без пояска, в косынке, надвинутой на глаза. Она ходила с ведром от дерева к дереву, задерживаясь у каждой сосны не более чем на полминуты.

— Владимир Солоухин, «Владимирские просёлки», 1957

	На востоке в треть неба двойная, тройная, четверная полная радуга, темный фон; на западном яростное солнце бьет сквозь холодные тучи. Земля приподнялась, наклонилась, словно смирилась перед небесным знаком. Человеку стыдно за бескрылость, медленность ног, мысли, языка, невозможность броситься к другому и с ним вырваться из тела.
	— Владимир Бибихин, «Из записей на тему самопознания», 1990

В окно билась большая серая ворона, залетевшая сюда через открытую на веранду дверь. Я подбежал к подоконнику, рванул шпингалеты и выпустил пленницу на волю. Птица улетела недалеко, опустилась на траву, вытянула шею, смотрела на меня выжидающе и нахально. В ней было столько комичного, что я не выдержал и рассмеялся: ― Лети, дура, с тебя должок! Ворона утвердительно моргнула, смешно запрыгала прочь, взлетела и исчезла в сплетении зеленых веток. Птица в доме ― плохой знак, быть может, я сам его накликал, описав в сказке явление моей умершей прабабки Евгеньевны. Она пришла ко мне сюда, на дачу, села в плетёное кресло, посмотрела сквозь меня уставшими, бесцветными глазами.

— Пётр Алешковский, «Седьмой чемоданчик», 1998

Ладил тризну, запасшись бутылкой кагора, любимого Марией Федоровной. А вот открыть и налить ей в лафитничек, положив сверху кусочек черного хлеба, не успел… Рассаживались после крематория за столом, и вдруг кагор рванул, да так, что тёмно-красной струёй обдало Леву Нудлера в белоснежном офицерском кителе. Покойная будто подавала знак. Какой? Среди поминальщиков большинство были ее ровесники ― старики. А полковнику Леве, мужу племянницы, едва сравнялось пятьдесят. Но к нему первому явилась смерть… В крематорий в положенный срок я поехал один...

— Павел Сиркес, «Труба исхода», 1999

Знак в беллетристике и художественной прозе

Железнодорожные знаки

	— Слушаю, ваше высокопревосходительство! — так же неизменно отвечал Ларион и стоял как вкопанный, пока адмирал не говорил ему: «Пошёл!» — или не делал соответствующего знака рукой.
	— Константин Станюкович, «Грозный адмирал», 1891

...из-за соседнего забора вот уже несколько раз высовывалась вихрастая голова Симы Симакова, человека очень расторопного и сведущего. И этот Сима Симаков языком, головой и руками подавал Коле знаки, столь странные и загадочные, что даже пятилетняя Колина сестра Татьянка, которая, сидя под липою, сосредоточенно пыталась затолкать репей в пасть лениво развалившейся собаке, неожиданно завопила и дёрнула дедушку за штанину, после чего голова Симы Симакова мгновенно исчезла.

— Аркадий Гайдар, «Тимур и его команда», 1940

	— Если вам так угодно с ним познакомиться… — галантно сказал поэт и сделал повелительный знак, после чего дегустатор остановился как вкопанный перед солнцем поэзии...
	— Валентин Катаев, «Святой колодец», 1965

Утолился же голод моего разума только тогда, когда я увидел единичного коня у монахов в поводу. Только в эту минуту я действительно удостоверился, что осуществленное рассуждение привело меня прямо к истине. А те идеи, которые я употреблял, прежде чем воочию увидел не виденного до того коня, это были чистые знаки, такие же знаки, как отпечатки конских копыт на снегу; знаки и знаки знаков используются только тогда, когда есть недостаток вещей.

— Умберто Эко, «Имя розы», 1980

...какое право я имею утяжелять цепочку, вводя предположение, что вредоносное действо совершено силой некоего постороннего вмешательства, на этот раз не человеческого, а диавольского? Я не хочу сказать, будто это невозможно. Порою и дьявол метит пройденный путь недвусмысленными знаками, как ваш сбежавший Гнедок. Но для чего я обязан выискивать эти знаки? Разве мне недостаточно установленной вины именно этого человека, чтобы передать его под руку светской власти?

— Умберто Эко, «Имя розы», 1980

Знак в поэзии

Знак «прогулка на природе»

	Бессмертники, вне жизни, я мальчик был совсем, Когда я вас увидел, и был пред вами нем. Но чувствовал я то же тогда, что и теперь: — Вы тонкий знак оттуда, куда ведёт нас дверь.
	— Константин Бальмонт, «Бессмертники», 1905

	И всё кругом, как сон… Фата-моргана. На белом кружеве алеют маки. Вдали маячат контуры экрана И огненные вспыхивают знаки. Идём в молчаньи… Снеговые волны Потоком белым вырвались из плена. И отсветом невидимого горна На них блуждает розовая пена.
	— Фаина Дмитриева, «Неоновый снег», 1940

	Вещие сны ― это то, что не вещи, а знаки, это не лица, а лики, и ведать бы ― он к нам, в ослепительном здесь пребывающим мраке, вестник юродивый, ― он-то зачем занесен?
	— Олег Чухонцев, «На Рождество ли зажгут ритуальные свечи...», 2016

См. также

• Буква
• Цифра
• Символ
• Признак
• Значение
• Украшение
• Цвет
• Жест
• Иероглиф
• Контекст
• Слово
• Смысл
• Идея