Роберт Шекли

Ро́берт Ше́кли (англ. Robert Sheckley; 16 июля 1928 — 9 декабря 2005) — известный американский писатель-фантаст. Мастер иронического юмористического рассказа.

Роберт Шекли

фото середины 1990-х

Статья в Википедии

Медиафайлы на Викискладе

Цитаты

	Мне очень нравится работать в русле фэнтезийно-научной фантастики. Ни один другой вид творчества не представляет писателю такой свободы действий. Она может охватить — и охватывает — всё на свете, от безудержной романтики приключений до сатиры и социального анализа. — вариант распространённой мысли
	I particularly enjoy working in the fantasy-science-fiction vein. No other category can offer so much scope to a writer. The field can, and does, embrace everything from wildly romantic adventure to satire and social-commentary techniques and approaches.

	Темы, которые затрагивал Желязны в своих произведениях, реалистичность его романов и рассказов, сделали его автором XXI века.
	— 1995—2000

Художественные произведения

— Видок у него потрёпанный, — отметил дедушка. — Что вы! Это, мой дорогой сэр, отличное тело! Оно идёт в комплекте с отремонтированным сердцем, лёгкими экстракторного типа, сверхнадёжной печенью и обогащёнными гландами. В комплекте с этой моделью — четыре почки, живот с двойной изоляцией, а также две сотни футов лучших кишок от Амора. Что скажете на это, сэр? — Ну, я не знаю, — мялся дедушка. Однако продавец всё знал. Ему потребовалось всего пятнадцать минут, чтобы сбагрить дедушке это кривобокое тело. При теле была гарантия в один месяц. Мой дедушка влез в него на следующий же день, и оно прослужило ему три недели. Потом стало частить и трепыхаться сердце, одна почка отказала, а три другие работали с перебоями, заплата слетела с лёгкого, кишки дали течь, а печень начала усыхать. — перевод: Н. Калинина, 1991

— «Игра с телом» (Body Game), 1978

	— Примитивные Женщины! — с презрением произнесла она. — Кто бы говорил! Эти неврастенички? Тебе же со мной лучше, правда, милый? Ну что из того, что я модернизированная? Ни одна Примитивная Женщина не будет любить тебя так, как я! А я тебя обожаю! <…> За всю писаную историю человечества мужчина никогда не был счастлив с обычной Примитивной Женщиной. Эгоистичные, избалованные натуры, они требовали, чтобы о них всю жизнь заботились и проявляли к ним внимание. — перевод: А. С. Мельников, 1991
	"Primitive Women!" she scoffed. "Those neurotic creatures! Aren't you happier with me, dear? I may be Modern--but no Primitive Woman could love you the way I do--and I adore you!" <…> Man had never, in all recorded history, been able to live happily with unreconstructed Primitive Woman. The egoistic, spoiled creatures demanded a lifetime of care and attention.
	— «Идеальная женщина» (The Perfect Woman), 1953

По пути к дому ведьмы я пересёк болото. <…> В воде полно мёртвых тел. Макушки их голов едва касаются поверхности. С некоторой долей ловкости можно шагать прямо по головам и при этом почти не замочить ног. Временами головы начинают беспокойно вертеться и пытаются укусить пешехода за ногу. Быстрый пинок обычно сразу приводит их в чувство. Не нужно пинать слишком сильно — им достаточно только напоминания, чтобы они знали своё место, и, кроме того, они в любом случае не чувствуют боли. Однако, как бы то ни было, наказание должно быть неизбежным. В своей деревне я стараюсь жёстко пресекать подобное безрассудное поведение. — перевод: В. Мельник (под псевд. В. Мидянин), 2005

— «История Зантии» (The Tales Of Zanthias), 2003

	Эта Земля имела собственного бога, сформированного из бесконечности квантово-механических возможностей. Местные называли его просто: Бог. — перевод: Д. Мальцев, 2003
	This Earth had its own god, generated out of the endless quantum-mechanical possibilities. The locals called him "God."
	— «Легенды конкистадоров» (Legend of Conquistadors), 2003

	— С момента изобретения пороха психопаты стали весьма опасными. — глава 40; перевод: С. Коноплев, 1994
	“Since the invention of gunpowder, crazies have been bad news.”
	— «Охотник/жертва» (Hunter/Victim), 1988

Теперь у обитателей цивилизованной части Галактики не было никаких причин отказываться от курения, поскольку операция по пересадке лёгких была несложной и безболезненной. Нужно было просто засунуть в ноздрю крохотную пилюлю. Вещество, из которого была сделана пилюля, начинало испаряться и проникало в загрязненные и изношенные лёгкие. Через некоторое время под его воздействием отработавшие свой срок ткани отслаивались, как будто их смывали тампоном, а затем растворялись, и на их месте образовывались новые. После этого следовало лишь резко хлопнуть пациента по спине, и новые лёгкие начинали работать. Если рядом не было никого, кто произвел бы необходимый хлопок, пациент мог стукнуть себя по грудной клетке при помощи специального стартера, который бесплатно поставлялся в комплекте с лёгкими. Новые лёгкие работали даже лучше, чем исходная модель, и было странно, почему человечество не придумало этого много столетий назад, вместо того чтобы отказываться от удовольствия и выгод курения. — перевод: О. Степашкина, 1999

— «Пришелец — горячий, как звёзды» («Жар чужих звёзд», Alien Starswarm), 1991

	… купить масло гиперавтохтонов, два пера из хвоста Птицы, Предрекающей Беду, шесть прозрачных капель драгоценной смолы ансиенто, которая добывалась с огромным трудом из внутреннего слоя коры дерева под названием гинглио, — это вещество, редкое и само по себе, хранилось в маленьких янтарных сосудах, стоивших целые состояния. — перевод: М. Ильина, 1999
	— «Проклятие единорогов» (A Plague of Unicorns), 1995

	… бессмертие обманчиво. На самом деле это лишь развлечение для слабоумных, не способных хоть как-то вообразить себе вечность.
	— там же

Интервью

• См. отдельную статью

О Шекли

Когда Шекли только начинал свою карьеру, ему здорово помогало в работе заднее центральное образотворческое шишковидное тело. Эта штуковина появляется у некоторых людей сразу по окончании пубертатного периода; обычно она расположена чуть ниже и правее мозжечковой миндалины. Тому, кто обладает ею, ничего не стоит штамповать воображаемые миры. Но за последние годы этот орган атрофировался и усох, и Шекли остался без важного подспорья. И будто мало одной этой неприятности, примерно в ту же пору он заинтересовался теорией хаоса, чьё пагубное влияние не замедлило сказаться на творимых им фантастических мирах.

— Роберт Шекли, «Два Шекли», 2005

	… нет никого (за исключением, возможно, Ральфа Робина, ещё не выпустившего сборник) настолько ловкого, как Шекли в использовании межпланетной фантастики как средства для гильбертовской сатиры, переворачивающей с ног на голову, хитрой и всецело увлекательной.
	… no one (save possibly the as yet uncollected Ralph Robin) is so deft as Sheckley in using interplanetary fiction as a vehicle for Gilbertian satire, topsy-turvy, shrewd, and wholly captivating.
	— Энтони Бучер, рецензия на «Гражданина в космосе»

	Он пришёл в научную фантастику в 1952 году; примерно два или три года спустя кто-то сказал ему, что он пишет притчи, и Шекли поверил. Его последующие работы, очищенные от науки, и полное отмежевание от фактов и логики происходят от того пагубного влияния. <…> У него уникальный подход к дурацким цивилизациям, чистый, компактный стиль, и сатирическое остроумие, сухое и без горечи.
	He came to science fiction in 1952; some two or three years later, somebody told him he was writing parables, and Sheckley believed it. The stripped quality of his subsequent work, and its utter divorcement from fact and logic, are traceable to this unfortunate influence. <…> He has a unique touch with a wacky civilization, a clean, compact style, and a satirical wit that is dry without being bitter.
	— Деймон Найт, «В поисках удивительного»

	Рассказы Шекли являются неизменно элегантными и грамотными; их язвительный юмор и неожиданные сюжетные повороты отделяют их от массы журнальных НФ-историй того времени, а остроумие и неожиданности, как правило, подталкивают на серьёзный взгляд на бедственные аспекты жизни в конце XX века. В то же время, Шекли в первые годы явно нашёл целесообразным выражать едкий пессимизм своего остроумия в повествовательной манере НФ, одевая свой нигилизм в овечью шкуру. <…> Второй период его творчества начался с «Корпорации "Бессмертие"», <…> продолжился в его лучших романах: «Цивилизации статуса», «Путешествии в послезавтра» и «Обмене разумов». В этих книгах типичный для Шекли герой, похожий на Кандида, начал, порой излишне, доминировать. В рассказах иногда корыстная наивность этого персонажа не слишком ухудшает сюжетный ритм; но в романах его вялость, как правило, переносится на участки с дефицитом активности в повествовании. Типичная крупная проза Шекли эпизодична, с подобающим этому отсутствием активности у главного героя, она структурирована как своего рода экскурсия по конкретной НФ-среде, которую Шекли хотел сатирически изобразить; попадающий в этот смущающий круговорот герой должен бороться — иногда комично — для того, чтобы выжить и несколько сориентироваться в ситуации.
	Sheckley's stories are unfailingly elegant and literate; their mordant humour and sudden plot reversals separate them from the mass of magazine sf stories of the time, for the wit and surprises usually function to make serious points about calamitous aspects of life in the later twentieth century. At the same time, Sheckley clearly found it worthwhile during these early years to express the corrosive pessimism of his wit within the storytelling conventions of sf, to dress his nihilism in sheep's clothing. <…> His second period began with Immortality Delivered, <…> and continued with his best novels, The Status Civilization, Journey Beyond Tomorrow and Mindswap. In these books the typical Candide-like Sheckley protagonist began, at times unduly, to dominate. In short stories, the occasionally venal naivete of this character did not much impair the rhythm of the tale; but in the novels his lethargy tended to be translated into plots deficient in narrative thrust. The typical Sheckley full-length story is episodic, befitting the protagonist's lack of drive, and structured as a kind of guided tour of the particular sf milieu that Sheckley wished to expose to satirical view; dumped into this disconcerting circuit, his typical protagonist must scramble about — sometimes comically — in order to survive and to gain some orientation.
	— Джон Клют, Энциклопедия научной фантастики, 1979, 2011

1960-е

	Роберт Шекли, без сомнения, самый изощрённый и законченный исполнитель в научной фантастике <…>. Всякий раз, когда м-р Шекли появляется на сцене, мы устраиваемся поудобнее, уверенные, что этот бесспорный мастер исполнит свои безупречные номера с минимумом суеты и максимумом блеска.
	Robert Sheckley is, without doubt, the most sophisticated and finished performer in science fiction <…>. Whenever Mr. Sheckley appears on stage, we settle back comfortably, confident that this precise craftsman will make his flawless points with a minimum of fuss and a maximum of brilliance.
	— Альфред Бестер, рецензия на «Идеи: без ограничений»

	Большой привлекательностью является его оригинальная и неортодоксальная точка зрения.
	His great attraction is his original and unorthodox point of view.
	— Фредерик Пол, рецензия на то же

Роберт Шекли, возможно, самый блестящий из авторов научной фантастики. Это проявляется в его подходе к рассказу; при выборе из дюжины различных трактовок он всегда выбирает самую остроумную и оригинальную. Его идеи увлекательны; его диалог чёток и остроумно-юмористичен. Он понимает секрет экономики и знает, как разложить идею на составляющие, а затем извлечь все возможные вариации и развитие. Однако м-р Шекли рискует стать однообразным. Ранний успех с определённой сюжетной схемой, как мы чувствуем, соблазнил его повторять эту схему снова и снова. Он сталкивает одного или двух персонажей с фантастической и увлекательной проблемой. В конце концов главные герои решают проблему, почти всегда — с искусным сюрпризом. Это означает, что большинство его историй сводятся к летучим дуологам. Мы с нетерпением ждём того времени, когда м-р Шекли откажется от этой формулы и попробует свои силы в других сюжетных формах. Его талант слишком силён, чтобы полностью растрачиваться на успех.

— Альфред Бестер, <Всезвёздный автор>, март 1961

	… один из самых интересных и неизменно хороших писателей, работающих сегодня в нф. Он уверенно пишет в широком спектре — от юмора до приключений.
	… one of the most interesting and consistently good writers working in sf today. He controls a wide spectrum of material from humor to adventure.
	— С. Е. Коттс, рецензия на «Осколки пространства»

	Шекли в своих лучших проявлениях — не кто иной, как Шекли; он с какой-то гениальной безудержной изобретательностью, присущей исключительно ему, способен высказывать то, что сам, возможно, приблизительно назвал моральными соображениями. Есть также второй после лучшего Шекли, когда очевидно, что он не очень старается, тогда неправдоподобие его историй становится утомительным, и довольно часто добродушная нота становится кислой и насмешливой; на этом этапе он пишет как Джон Кольер в потрёпанной гротескной маске. Есть ещё и третий Шекли, <…> не имеющий ничего от ауры Шекли…
	Sheckley at his best is nobody but Sheckley; his ability to make what may roughly he described as moral points with a sort of genial free-wheeling ingenuity is purely his own. There is also a second-best Sheckley, when it is obvious that he is not trying very hard; then the unlikeliness of his stories becomes tedious and often enough the genial note turns sour and snickery; in this phase, he writes like John Collier in a shabby grotesque mask. There is also a third Sheckley, <…> have none of the Sheckley aura about…
	— Брайан Олдисс, рецензия на то же

• см. Юлий Кагарлицкий, «О Роберте Шекли», 1966

Брэдбери и Шекли не дают рецептов. Их взгляд различает в мире не скелет управляющих связей, а человека, таящего в себе зло и добро. Ужас тотального конформизма, стерилизации душ, победы машинного, массового, по необходимости стандартизованного начала над богатством начала индивидуального пугает их не меньше, чем кошмары атомной катастрофы. Добро, скрытое в душах простых людей, кажется им более надёжным орудием спасения, чем холодный рационализм науки или непогрешимость управляющих машин.

— Рафаил Нудельман, «Голос отчаяния», 1966

Как всякий крупный писатель, Шекли всё время остаётся самим собой <…>. Социальная чуткость, умение по-своему уловить и выразить то тревожное мироощущение, которое характерно для массового сознания американцев, в соединении с бесспорным писательским даром делают Шекли одним из наиболее значительных современных писателей-фантастов. <…> Шекли предупреждает, но никогда не запугивает читателя, он чётко выражает свои симпатии, но не становится навязчивым морализатором. Его тенденциозность — чисто художественная, внутренняя. Поэтому неунывающий и независтливый, простой, но всегда по-человечески значительный герой Шекли является одним из литературных любимцев современного читателя.

— Леонид Митрохин

	В англо-американской фантастике имеются, однако, вполне серьёзные и заслуживающие внимания и уважения попытки разобраться в социальных процессах современного мира — назову хотя бы таких писателей, как А. Азимов, К. Воннегут, Р. Шекли, Г. Каттнер, Д. Уиндэм.
	— Станислав Лем, «Литература, проецирующая миры», 1969

1970-е

	… [многие] тексты Шекли, <…> относятся к одному и тому же классу: моноинвертированных игр-многоходовок, вроде шахматных окончаний. Ведь окончание, где мат даёт конь, нельзя отнести к иппологии или к коневодству, а если мат устраивает королева, то не следует искать здесь монархические мотивы.
	… teksty <…> Sheckleya <…> należą do tej samej klasy: monoinwersyjnych gier kilkuchodowych, niczym szachowe końcówki. Przecież końcówka, w której się daje mata koniem, nie będzie zaliczana do hipologii, a ta, w której królową go dajemy — do nauki rojalistycznej o monarchiniach.
	— Станислав Лем, «Фантастика и футурология», книга 1 (Генерирующие структуры фантастики), 1970

	Шекли <…> надёжный писатель, который наслаждается тем, о чём говорит, так будет и с вами.
	Sheckley <…> is a reliable writer who enjoys what he says, and so will you.
	— Теодор Стерджен, рецензия на «Вы что-нибудь чувствуете, когда я делаю это?»

	В своих лучших произведениях Шекли — Вольтер с содовой. Его шипучий нигилизм сильнее всего щиплет в рассказах.
	Sheckley at his best is Voltaire-and-soda. His fizzling nihilism expresses itself most pungently at short-story length.
	— Брайан Олдисс, «Кутёж на миллиард лет» (гл. 10), 1973

	Шек не изобретал сардонически смешную, широко набросанную, быстро развивающуюся и абсолютно безобидную историю о дурацких проблемах: он просто усовершенствовал её. И продавал её достаточно много раз <…>. Его сборники были похожи на антологии Альфреда Хичкока — они не только были абсолютно достоверными, но и большинство, если не все рассказы, были достаточно короткими, чтобы закончить их в один присест, и при этом оставалось время проявить внимательность в начале и в конце.
	Sheck didn't invent the sardonically funny, broadly-sketched, fast-paced and absolutely bite-sized Wacky Problem story: he just perfected it. And sold it enough times <…>. His collections were like Alfred Hitchcock anthologies—not only were they utterly reliable, but most if not all of the stories were short enough to finish in a single class period and still leave time to display attentiveness at beginning and end.
	— Спайдер Робинсон, рецензия на «Паломничество на Землю»

1980-е

Q|На первый взгляд в творчестве Шекли представлены все возможные жанры, <…> если бы по убийственная ирония автора: <…> она напрочь сметает границы классических жанров, превращая каждую вещь едва ли не в пародию на жанр.|Автор=Сергей Абрамов, «Этот многоликий Шекли: очерк творчества»}}

	Бессмертный Роберт Шекли гордится своей репутацией создателя удивительно едких рассказов.
	The immortal Robert Sheckley stands proudly on his reputation as a creator of wondrously acerbic short stories.
	— Томас Истон, рецензия на «Так люди ЭТИМ занимаются?»

	Трудно их назвать по-другому, нежели волшебниками — всех этих менестрелей, поющих странные, иногда весьма язвительные песни. <…> В наибольшей степени это определение стоит отнести к трём величайшим фокусникам в нашем жанре, чей мрачноватый, но человечный юмор в полной мере отразил дух десятилетия. Это Роберт Шекли, Курт Воннегут и Филип К. Дик. <…> Шекли обладает насмешливой изобретательностью, которая приводит его в наиглубокие бездны, но игривость присутствует даже в самых мрачных моментах. «Наука» в произведениях Шекли — это не физика, а метафизика, а его герои — невинные люди с широко раскрытыми глазами, которые отправляются в путешествия, предназначенные развеивать иллюзии идеалиста с наиболее широко распахнутыми глазами. Томас Блейн в «Корпорации „Бессмертие“» и Джоэнис в «Хождении Джоэниса» типичны для этого архетипа Кандида.
	Hard to categorize other than as conjurors — singers of strange, sometimes acutely humorous songs <…>. It is to three of the greatest entertainers in the field that we now turn. Entertainers whose dark, humanistic humour might be said genuinely to reflect the spirit of the decade: Robert Sheckley, Kurt Vonnegut Jr. and Philip K. Dick. <…> Sheckley has a wry inventiveness which skates him over profound depths, and a sense of playfulness even in his darkest moments. The 'science' in Sheckley's work is not physics but metaphysics and his protagonists are wide-eyed innocents sent on journeys designed to disillusion the widest-eyed idealist. Thomas Blaine in Immortality Inc. (1959) and Joenes in Journey Beyond Tomorrow (1963) are typical of this Candide archetype.
	— Брайан Олдисс, «Кутёж на триллион лет» (гл. 13), 1986

1990-е

	Шекли, говоря о вещах серьёзных, никогда не бывает выспрен или дидактичен. Умение соединить высокую патетику идеи с юмором, не позволяющим ей «залакироваться», — признак большого мастерства.
	— Владимир Гопман, «Миру нужна доброта», 1990

… в нашей стране имя писателя одно время звучало для редакторов и составителей синонимом непереводимого русского слова «проходняк». Хотя писатель так, вероятно, и остался в полном неведении относительно своего «второго» взлёта… Да и как бы ему объяснить поделикатней, что причина трогательной и стойкой любви наших редакторов, бережно хранивших идеологическое целомудрие, заключена в одной убийственной характеристике: «смешон и не очень опасен»… <…> Пассажи, которые советский читатель мог принять на свой счёт, либо не переводились вовсе, <…> либо буквально тонули в потоках беззлобного ёрничества, софизмов и «просто» элегантного литературного абсурда. <…> А самое несправедливое в «нашей» оценке творчества Шекли было то, что у себя на родине — по крайней мере в памятное «десятилетие социальной ответственности» американской фантастики, которое критики отсчитывают с конца пятидесятых годов,— характеристика «беззлобного миляги» если кому и подходила, то, во всяком случае, не автору «Седьмой жертвы» и «Путешествия в послезавтра» (нх-то как раз и не торопились переводить). Да, юмор никогда не покидал Шеклн, и даже к самым серьёзным, кровоточащим темам он предпочитал подходить с иронией. Вот только «безобидной» её вряд ли назовёшь. А постоянные объекты сатиры Шекли — обыватели, тупицы, солдафоны, бюрократы, политиканы, мессии, лентяи-«халявщики», святоши, ханжи… (перечислять можно ещё долго) — они ведь в сущности интернациональны. И «интерсоциальны»… <…> в последние годы он чересчур погрузился в бесконечную и затягивающую игру под названием «литературный абсурд». Но и абсурд этот порой не так бессмыслен и пуст, как покажется на первый взгляд. <…> К середине шестидесятых годов Роберт Шекли становится одним из самых популярных американских фантастов-рассказчиков, а его короткие остроумные новеллы с непредсказуемой «ударной» концовкой приняты за эталон в американских научно-фантастических журналах начала шестидесятых (особенно в журнале «Гэлаксн», где Шекли лелеяли как автора № 1). <…> С произведениями крупной формы у писателя всё обстояло не столь блестяще <…>. Первый [роман] — <…> «Корпорация «Бессмертие». Может быть, он и по сей день остаётся лучшим из романов Роберта Шекли (если понимать под этим жанровым определением нечто цельное и законченное). <…> [Третьим] крупным произведением стала откровенно разваливающееся на осколки-эпизоды <…> «Путешествие в послезавтра» <…>. Начиная с этой книги, все последующие романы» Шекли правильнее было бы называть «сборниками слабо связанных между собою новелл».

— Вл. Гаков, «Любить пересмешника: К портрету художника в старости», 1992

	… в показном безоблачном «веселье» Шекли-рассказчика отчётливо слышны тревожные ноты, особенно это касается тех произведений, где автор ставит под сомнение способность человека совладать с внутренними демонами саморазрушения.
	— Вл. Гаков

	В научной фантастике Шекли — первейший возмутитель спокойствия.
	— Кингсли Эмис

	Он всегда буквально трещал от обилия идей.
	Always he crackles with ideas.
	— Кингсли Эмис

2000-е

На родине Шекли явно недооценён и сейчас полузабыт, у нас же он превращён чуть ли не в икону. <…> У него никогда не было иллюзий относительно той темени, которую представляет мир человеческой психики, подсознания, самоубийственных иррациональных позывов. И сколь нелепы и опасны иные из социальных институтов, в которых обязательно проявятся всё те же комплексы <…>. Но обычно Шекли не забирается далеко на «сумеречную сторону души» — ему достаточно только намекнуть на её существование. В надежде на то, что мыслящий читатель не ограничится озорной буффонадой на поверхности и глубже копнёт сам.

— Вл. Гаков, «Пересмешник», 2000

… уровень поздних вещей писателя, включённых у нас в авторские сборники «Драмокл» и «Старые добрые времена», оказался ниже всякой критики. Престарелый фантаст, в последние годы не брезговавший даже чёрным трудом новеллизаций голливудских фантастических сиквелов, продемонстрировал, к несчастью, крайнюю степень творческой импотенции, чем изрядно обескуражил публику. «Эта книга — подарок. А получать подарки всегда приятно», — сообщалось в издательской аннотации тома «Старые добрые времена». По слухам, подобную надпись бесхитростные троянцы обнаружили на боку известного коня…

— Роман Арбитман, «Мусор в целлофане», 2001

	Если бы братья Маркс был скорее литературными, чем театральными фантазёрами… они были бы Робертом Шекли.
	If the Marx Brothers had been literary rather than thespic fantasists… they would have been Robert Sheckley.
	— Харлан Эллисон

	… рассказы Шекли никогда не были просто смешными.
	… a Sheckley stoty was never merely funny.
	— Дэвид Дрейк, 2004

	Ранние работы Шекли назывались «изощрёнными», однако <…> они изысканны и умны, остроумны с налётом изощрённости, как если бы Шекли пытался подражать П. Г. Вудхаузу (хотя его фантастика была больше похожа на таковую у Генри Каттнера), но сила Шекли как раз в явном недостатке изощрённости — способности бегать кругами вокруг [литературного] истеблишмента. <…> его работы подчёркивают тот факт, что человек — худший враг самому себе, и создают персонажей, выглядящих настолько смешно или печально, насколько возможно.
	Sheckley’s early work has been called ‘sophisticated’ when <…> it is urbane and clever and witty with a veneer of sophistication, as if Sheckley were trying to imitate P. G. Wodehouse (though his fiction was more like Henry Kuttner’s), but Sheckley’s strength was his sheer lack of sophistication — his ability to run circles around the [literary] establishment. <…> Sheckley’s work highlights the fact that man’s worst enemy is himself and proceeds to make the characters look as ridiculous or as sad as it can.
	— Майк Эшли, «Трансформация: история научно-фантастических журналов с 1950 по 1970»

• см. Роман Арбитман, «Лавка миров закрыта» декабря 2005

	Вероятно, лучший новеллист с 1950-х до середины 60-х среди писателей любого жанра.
	Probably the best short-story writer during the 50s to the mid-1960s working in any field.
	— Нил Гейман