Интервью Роберта Шекли

Здесь процитированы интервью писателя-фантаста Роберта Шекли.

Цитаты

	Я чувствовал, что писал тогда не совсем научную фантастику. Я, в некотором роде, писал комментарий на неё, из-за чего иногда чувствовал некоторую грусть… — Ч. Плэтту (слова по поводу сборника «Нетронутое человеческими руками»)
	I felt I wasn't really writing science fiction. I was in some way writing a commentary on science fiction, and this sometimes made me feel, a little sadly…

… короткая форма <…> наиболее удовлетворяет моё естество. <…> Каждый год мне в голову приходят идеи пяти-шести романов, но я редко воплощаю их в текст на бумаге. Только в последние годы мне пришлось больше писать романов, но это лишь уступка давлению книжного рынка — рассказы сегодня хуже расходятся.

Когда мне случалось бросить взгляд на самого себя, иногда казалось, что я занимаюсь каким-то маньеризмом. Мои рассказы стилистически проработаны, «сжаты» — своего рода литературные игрушки. Но такими я вижу их спустя много лет, а в момент написания я ничего этого не чувствую, всё происходит совершенно естественным образом.

	Я писал «Джоэниса» в весьма шутливой манере, фантазировал, словно в каком-то опьянении, совершенно бесконтрольно.
	— «Просто надо жить!» (ответы на вопросы читателей)

	… я относился к своей работе просто как к рассказыванию историй. Правда, я считал себя при этом и сюрреалистом. Но никогда не пытался представить фантастику в виде «Большой Литературы». Для меня это слишком серьёзная концепция, я никогда её к себе не примерял. Да и не дело писателя думать, «большой» он или «маленький». Его дело — писать. — вариант распространённых мыслей
	— там же

	Во многих Ваших ранних произведениях часто рассматриваются темы «охотника и добычи», «вины и искупления». Насколько было велико влияние фрейдизма в ранних вещах, и сохранилось ли оно сейчас? — Не было никакого влияния. <…> я к этим вещам относился несерьёзно. Не надо искать глубин там, где они не предполагались. Хотя ещё никому не удавалось обуздать интерпретаторов.
	— там же

Фильмы многое теряют по сравнению с книгами, книги просто интереснее, очень много вырезается из фильмов, для них есть очень жёсткий, тесный стандарт… <…> Я считаю, что лучше оригинальные идеи, чем экранизации, но это же гораздо труднее: найти идею, развить её и сделать такое кино, чтобы нельзя было оторваться… «Матрица», например, именно такое кино. Ну а среди экранизаций моих книг шедевров не нашлось. — после 1999

2003

Геннадий Прашкевич: Почему вы так много пишете о смерти, Роберт? — Наверное, потому, что это самый интересный момент в жизни.

Ибица — это очень любопытный мир, испанский, даже каталонский, но довольно сильно напоминающий Калифорнию шестидесятых-семидесятых.

Я не ожидаю, что люди когда-нибудь станут святыми. Но мне кажется, что цивилизация постепенно приведет людей к тому, что они станут менее эгоистичными и более щедрыми. Я надеюсь, вместо того чтобы говорить «дай», они всё чаще будут говорить «возьми». <…> Коммунизм и социализм в принципе — очень неплохие идеи. Но проблема коммунистов в том, что они патологически страдали манией преследования. Пытаясь всеми способами защитить себя от какого-то другого влияния, они забыли о реализации самой социалистической доктрины. Потому их поиски не увенчались успехом. <…> К сожалению, мы никогда не сможем составить полную оппозицию злу. Может, так запрограммирован мир, наша Вселенная. Нам часто кажется, что мы всегда можем найти решение проблемы — вот оно, вот. На самом деле очень сложно выполнить эти решения.

корр.: Какие ваши персонажи близки вам по духу, с кем вы себя отождествляете? — Марвин Флинн и Кармоди. Они такие же безумцы, как и я, — вечно блуждают по каким-то фантастическим мирам и попадают в истории. Это интересует нас, безумцев, больше всего.

В фантастической литературе на равных существует две точки зрения на техносферу. Согласно одной из них, человек будет и дальше благополучно существовать в окружении машин, согласно другой — напротив, техносфера при первой же возможности задушит всё живое на Земле. Я считаю, что возможен и третий вариант: машины будут безразличны к человеку, они просто не заметят нас и не станут делать ничего ни хорошего, ни плохого. Мысль о том, что у протоплазмы может быть своя точка зрения, просто не придёт им в голову. — не вполне банальны последние 1,5 предложения

Я не верю в третью мировую войну, в реализацию антиутопий, в глобальные катастрофы… Если человечество этого не хочет (а оно не хочет, отдельные больные люди не в счёт), этого не случится.

Личностям с наполеоновскими претензиями нужно сначала доказать своё право на них. Минибонапарты весьма неприятны, по крайней мере, в ежедневном общении.

Нам в Америке нужны руины, нужна классика, нужно то, что нельзя не купить, не сконструировать. У нас нет старых замков, овеянных древностью преданий, всё новенькое, скороспелое. А мы, вместо того, чтобы захватить страну, в которой всё это есть, то хватаем Афганистан, где вообще нет ничего, то Ирак с нефтью. Но нефть на весах вечности — ничто, а древние камни — всё.

2004

«Новым Известиям»

Мне и в голову не приходило, что за «железным занавесом», в «империи зла» читают мои книги. Я, признаться, был весьма тронут, когда в первый мой визит в Россию, в Санкт-Петербург, ко мне подошёл какой-то молодой человек и показал мою книгу, перепечатанную на машинке. Зачем он это сделал? Неужели у вас нельзя было просто купить понравившуюся книгу? Похоже, в России я более популярен, чем в Америке. По крайней мере дома журналисты не осаждают меня так, как здесь.

Нам до такой степени не хватает полуразрушенных замков и старинных дворцов — живой, осязаемой связи с прошлым, что мы строим их в Орегоне. Вот только железобетоном не заменишь реальную историю, по которой тоскуют американцы. Вместо того чтобы захватывать Афганистан, в котором вообще ничего нет, нам надо было завоевать Францию, Италию и экспортировать в Америку их архитектурные шедевры и произведения искусства. А может быть, вы продадите нам пару дворцов? В окрестностях Петербурга я видел несколько подходящих. Они всё равно вот-вот разрушатся. — дополнение мысли, высказанной в 2003

… группа фанатиков, у которой, конечно, большое будущее, если в неё ещё вложат деньги. Мы сами создали себе врага в лице «Аль-Каиды». Даже если мы победим международный терроризм, на сцене замаячат какие-нибудь злобные пришельцы с Альфа Центавра, с которыми мы будем сражаться не щадя живота своего. Человечество имеет громадный опыт по производству фантомов и поиску козлов отпущения. Ну кто бы в начале просвещённого XX века мог подумать, что Первая мировая война разразится из-за убийства одного человека?

корр.: Может быть, стоит ввести фантастическую литературу в школьную программу? — Упаси Бог! Если по моим книгам кого-то начнут учить жить, это будет равносильно «поцелую смерти» — я ведь просто высмеиваю вещи, которые мне не нравятся. Шучу, чтобы скрыть страх перед будущим.

Мы свергли Саддама, но вместо торжества демократии получили массу мелких людоедов, жаждущих занять его место и ежедневно проливающих кровь.

Роберто Квалье

Когда я впервые попал на Ибицу, я всей своей душой ощутил, что нашёл себе идеальное место. Она напоминала собой Гринвич-Виллидж в миниатюре. Там жили различные художники, писатели, скульпторы. И в целом, жизнь там была очень спокойной.

Сюрреализм всегда очень интересовал меня. Я прочёл практически всех французских сюрреалистов и много чего извлёк из их книг. Но, фактически, очень тяжело писать так, чтобы постоянно может изумлять людей. И сюрреализм израсходовал большую часть своих возможностей в ранние годы. Ты не можешь повторить то, что сделал Пикассо.

корр.: Как выглядел бы ад, если бы он был на самом деле? — Он бы выглядел как гостиная с множеством людей, говорящих одновременно. Было бы три включенных телевизора, а у тебя не было бы сигарет. Рай — то же самое, что и ад, только ты бы наслаждался вечеринкой с коктейлем, телевизоры были бы выключены, и у тебя были бы сигареты.

В любом случае, не знаю, на кого я похож. Но я продолжаю подумывать о персонаже Холли из «Третьего человека». Он был автором вестернов. Однажды, он попал на суровую литературную конференцию, где было полно всяких снобов. И каждый считал его не тем, кем он был, а кем-то важным. Он пытался сказать: «Эй, я всего лишь писатель вестернов». Я ощущаю некую близость с ним.

корр.: Какое ты можешь дать определение реальности в данный момент? Если у тебя вообще оно есть. Так как оно всегда меняется. — Первой мыслью, которая пришла в голову, было — «Реальность это то, что вылетает из моей пушки». Реальность — это моя точка зрения. Реальность — это то, что я называю реальностью. Реальность — это то, что я не называю реальностью.

«Книжной Витрине»

Один французский писатель, кажется, де Лиль, точно не помню, в сюрреалистической пьесе написал: «Что касается жизни, то мы позволим нашим слугам делать это за нас». Я предвижу появление аналогичной ситуации на Земле раньше, чем через двести лет. Только эта фраза будет звучать следующим образом: «Что касается игры и работы, то мы позволим нашим механизмам делать это за нас». Наши мобильные телефоны будут вести друг с другом задушевные разговоры, они разработают свой собственный язык — ведь у них будет свой искусственный интеллект. На этом языке они смогут обсуждать нас, наши странности и нашу нелогичность. Наши автомобили будут сами себя вывозить на побережье, и кататься там по пляжу взад-вперёд. Развлекаться по-машинному.

Подозреваю, что в будущем появится целый класс людей, которых правительство будет нанимать для того, чтобы они не понимали важных вещей. Это будет давать им средства к существованию, а всем остальным — поможет ощущать своё превосходство. А если ты ощущаешь превосходство, но денег у тебя всё-таки недостаточно, ты можешь выбрать непонимание. Таким образом, подтвердится старая пословица «Невежество есть благословение, если оно на полный желудок»

Читать старую гвардию, значит — затеряться в прошлом. Но мне это не грозит — я уже затерян в будущем.