Терапия (Шекли)

«Плохая терапия» (англ. Bad Medicine) — ироничный фантастический рассказ Роберта Шекли 1956 года. Вошёл в авторский сборник «Паломничество на Землю»1957 года.

Цитаты

	Нет! Кэсвел глотнул воздуха и напомнил себе, что у него нет настоящего желания никого убивать. Убивать нехорошо. Его посадят за решётку, друзья его не поймут, да и мама никогда этого не одобрит. Однако эти аргументы были слабыми, слишком заумными и совсем не убедительными.
	No! Caswell took a deep gulp of air and reminded himself that he didn't really want to kill anyone. It was not right to kill people. The authorities would lock him up, his friends wouldn't understand, his mother would never have approved.

	Моя собственная теория. За время работы в магазине я пришел к выводу, что рыжие и блондины предрасположены к шизофрении, а брюнеты — к маниакальной депрессии. — Интересно. Вы давно здесь работаете? — Неделю.
	"Just a private theory of my own. From my experience in the store, redheads and blonds are prone to schizophrenia, while brunettes incline toward the manic-depressive." "That's interesting. Have you worked here long?" "A week."

— Но, конечно, вы помните свою горику? — спрашивал Регенератор. — Нет, — устало отвечал Кэсвел. — Тогда расскажите мне о ваших юношеских переживаниях в форастрийском флипе. — Никогда не было ничего подобного. — Гм. Блокировка, — пробормотала машина. — Чувство обиды. Подавление. Вы уверены, что не помните свою горику и что она для вас означала? Все прошли через это. — Только не я, — сказал Кэсвел, сдерживая зевоту. Механотерапия продолжалась уже почти четыре часа — и без всякой видимой пользы. Сначала он по своей инициативе рассказал о детстве, об отце с матерью, о старшем брате. Однако Регенератор попросил его отбросить эти фантазии. Отношение пациента к воображаемому родителю, или сиблингу, объяснил он, носит фиктивный характер и имеет второстепенный психологический интерес. Самое важное — чувства пациента, открытые и подавленные, которые он испытывает к своей горике. — Послушайте, — запротестовал Кэсвел, — я даже не знаю, что такое горика. — Нет, вы знаете. Вы лишь не хотите себе в этом признаться. — Не знаю. Объясните мне. — Лучше, если бы вы сами мне рассказали. — Каким образом? — разозлился Кэсвел. — Я ведь не знаю! — Что такое, по-вашему, горика? — Это лесной пожар, — сказал Кэсвел. — Таблетка соли. Бутыль денатурата. Маленькая отвёртка. Уже тепло? Записная книжка. Пистолет… — Эти ассоциации не лишены смысла, — заверил его Регенератор. — Ваши попытки выбирать их наугад свидетельствуют о наличии внутренней закономерности. Вспоминаете? — Так что же всё-таки, чёрт побери, такое горика? — рявкнул Кэсвел. — Дерево, кормившее вас в грудном возрасте, возможно, вплоть до полового созревания, если мои предположения относительно вас правильны. Неумышленно горика подавила ваше естественное отвращение к фим-мании. Это в свою очередь вызвало ощущаемую вами потребность дварковать кого-нибудь влендишным способом. — Никакое дерево меня не вскармливало. — Вы не помните об этом? — Конечно нет, этого никогда не было. — Вы уверены? — Абсолютно.

"But surely you remember your goricae?" the Regenerator was saying. "No," Caswell answered wearily. "Tell me, then, about your juvenile experiences with the thorastrian fleep." "Never had any." "Hmm. Blockage," muttered the machine. "Resentment. Repression. Are you sure you don't remember your goricae and what it meant to you? The experience is universal." "Not for me," Caswell said, swallowing a yawn. He had been undergoing mechanotherapy for close to four hours and it struck him as futile. For a while, he had talked voluntarily about his childhood, his mother and father, his older brother. But the Regenerator had asked him to put aside those fantasies. The patient's relationships to an imaginary parent or sibling, it explained, were unworkable and of minor importance psychologically. The important thing was the patient's feelings—both revealed and repressed—toward his goricae. "Aw, look," Caswell complained, "I don't even know what a goricae is." "Of course you do. You just won't let yourself know." "I don't know. Tell me." "It would be better if you told me." "How can I?" Caswell raged. "I don't know!" "What do you imagine a goricae would be?" "A forest fire," Caswell said. "A salt tablet. A jar of denatured alcohol. A small screwdriver. Am I getting warm? A notebook. A revolver—" "These associations are meaningful," the Regenerator assured him. "Your attempt at randomness shows a clearly underlying pattern. Do you begin to recognize it?" "What in hell is a goricae?" Caswell roared. "The tree that nourished you during infancy, and well into puberty, if my theory about you is correct. Inadvertently, the goricae stifled your necessary rejection of the feem desire. This in turn gave rise to your present urge to dwark someone in a vlendish manner." "No tree nourished me." "You cannot recall the experience?" "Of course not. It never happened." "You are sure of that?" "Positive."

	Ему пришла в голову мысль, мысль столь сложная, столь значительная, со столь далеко идущими последствиями, что он был потрясен до глубины души. В отчаянии Кэсвел пытался отогнать эту мысль. Однако навечно выгравированная в его памяти, она не исчезала. <…> — Чёрт побери, это удивительно, — сказал Кэсвел. — Вы знаете, я, кажется, действительно вспоминаю свою горику!
	A thought had crossed his mind, a thought so tremendously involved, so meaningful, so far-reaching in its implications that he was stirred to his depths. Caswell tried desperately to shake off the knowledge it brought. But the thought, permanently etched upon his memory, would not depart. <…> "It's the damnedest thing," Caswell said, "but do you know, I think I do remember my goricae!"

Перевод

А. Вавилов, 1967 («Терапия»)

О рассказе

	… сумасбродная байка в лучшей традиции Каттнера-Льюиса Пэджетта…
	… a screwball yarn in the best Kuttner-Lewis Padgett manner…
	— Роберт Силверберг, 1965