Брайан Олдисс

Бра́йан Уи́лсон О́лдисс или Олдис (англ. Brian Wilson Aldiss; род. 18 августа 1925) — английский писатель и критик, работающий преимущественно в жанре фантастики.

Брайан Олдисс

Статья в Википедии

Медиафайлы на Викискладе

Цитаты

	Научная фантастика пишется для учёных не более, чем истории о призраках — для самих призраков. Наиболее часто в научные одежды обряжается фэнтези. И фантазии осмысляются как наука. Эти фантазмы технологии сейчас подходяще воплощают наши надежды и страхи.
	Science fiction is no more written for scientists than ghost stories are written for ghosts. Most frequently, the scientific dressing clothes fantasy. And fantasies are as meaningful as science. The phantasms of technology now fittingly embody our hopes and anxieties.
	— предисловие к сборнику Penguin Science Fiction, 1961

	Идеи книги Стэплдона «Последние и первые люди» получают отражения в лучших текстах современной научной фантастики.
	— предисловие к роману, 1962

	Большая часть НФ написана о безумии, или о том, что сегодня считается таковым; постоянная игра в выяснение того, сколько может охватить человеческий разум, является частью её привлекательности.
	Most SF is about madness, or what is currently ruled to be madness; this is part of its attraction — it's always playing with how much the human mind can encompass.
	— 1973

	Одним из моих возражений против «Astounding» Кэмпбелла было то, что в нём слишком мало любви. Это был очень безлюбовный журнал. Они никогда не давали достаточно места чувствам, которые всегда есть в НФ.
	One of the objections I have against Campbell's Astounding was that there was too little love in it. It was a very loveless magazine. They never took enough account of the feeling that is always in SF.
	— 1973

	Когда детство умирает, его трупы, называемые взрослыми, принимаются в общество — одно из более вежливых имён ада. Поэтому мы боимся детей, даже если любим их. Они показывают нам состояние нашего разложения.
	When childhood dies, its corpses are called adults and they enter society, one of the politer names of Hell. That is why we dread children, even if we love them. They show us the state of our decay.
	— 1977

Почему я стал фантастом...

ответ на анкету журнала «Иностранная литература», 1967

Часто указывают, сколь велика роль научных фантастов в растолковании достижений науки широким слоям публики. Действительно, это большое дело, но его лучше делают популяризаторы науки, которые строго придерживаются фактов, а не выворачивают их наизнанку, как обычно поступают научные фантасты. Писатель-фантаст должен прежде всего видеть в себе художника, модель которого — всё человечество. Главная его обязанность та же, что и у прочих романистов: писать о людях. Он ничуть не меньше должен продумывать свои слова и выражения; ведь его рассказ построен из слов, значит, они ему так же важны, как строителям мостов их конструкции.

Что касается меня, то, рассказывая о последствиях технического переворота, я стараюсь избегать крайностей. Я стремлюсь обходиться без старых примитивных штампов и изгоняю из своих рассказов законченных злодеев; в мире существует зло, но оно заключено в каждом из нас, и глупо надеяться на то, что мы радикально изменим мир к лучшему, отправив на тот свет нескольких негодяев. Я стремлюсь также по возможности противиться очевидному соблазну переместить действие произведения на другие планеты. Когда Ефремов посылает своих героев в галактику, создается ощущение необъятной широты видения. И она действительно есть, эта широта. Но такое же ощущение можно создать и описывая обычную квартиру, причем читатели острее почувствуют неизведанное, если оно предстанет им в обычной квартире, а не среди звёзд. Я пишу не столько о самой технике, сколько о последствиях, к которым она ведет. Хотя себя я могу охарактеризовать как оптимиста, большая часть мною написанного звучит пессимистически; нам, пережившим две мировые войны, труднее представить себе совершенный мир, чем это было Герберту Уэллсу, когда он писал в 1905 году «Современную утопию». Я меньше всего хотел бы давать какие-то рекомендации другим писателям; для этого я слишком высоко ценю роль индивидуальности в творчестве. Наш век таит угрозу обезличивания, тем более нужно сохранить свою личность в искусстве. Писателю нечего позаимствовать у другого писателя; он может научиться у него только самостоятельности.

Чем более интернационально мы будем мыслить, тем существеннее окажется наш вклад в избранную нами жизненно важную область литературы.

Из произведений

• см. Категория:Произведения Брайана Олдисса

Пар-Хаворлем был трёх метров высоты, необычайно крепкого сложения, и его огромное тело выглядело бы как цилиндр, не будь у него рук и ног. Он напоминал пузырь в двумя тройными разветвлениями: одним снизу, образующим ноги, другим на середине — руки. Как и у других представителей этого вида, у Пар-Хаворлема с трудом можно было различить черты лица. Каждая длинная рука кончалась двумя гибкими, противостоящими друг другу пальцами с выдвижными когтями, которые обычно оставались спрятанными. Наверху цилиндрического тела имелись три симметрично расставленных глазных стебля, а на макушке «головы» — мясистый гребень. Прочие части лица: рот, дыхательные отверстия и уши, а также половые органы, скрывались под широкими плечами. Нулы были таинственными существами, внешний вид которых мало о чем говорил. Лишь гребень часто выражал то, что творилось у них внутри, придавая им жестокий вид. — перевод: Н. Гузнинов, 1993

— «Переводчик», 1960

	<Нул> отправился в отель, просто изменив направление, как локомотив, а не повернувшись, как человек.
	— «Переводчик»

Об Олдиссе и его произведениях

	Варьируя традиционные и новые темы НФ, Олдисс добивается успеха, в основном, за счёт отточенного стиля и общекультурного «багажа».
	— Вл. Гаков, «Энциклопедия фантастики. Кто есть кто», 1995

Станислав Лем

Если мы утверждаем, что трудности, с которыми сталкиваются герои научно-фантастических произведений, не должны представлять собой исключительно материальные преграды и опасности, это значит, что в повествование должны быть включены не только категории физического противостояния, но также интеллектуального преодоления возникающих коллизий. Изменение физических параметров — это одно, осмысленный подход к ситуации — это другое. Поэтому столь оригинален замысел рассказакакого? Брайана Олдисса, в котором космонавты на борту ракеты, захваченной полем тяготения гигантской звезды, под воздействием гравитации испытывают регрессивную деформацию психики; здесь перед нами опять параллельные уровни трансформации, как и в приведённых выше произведениях Балларда, хотя, естественно, речь идёт о совершенно других преобразованиях. — перевод: С. Макарцев, В. Борисов, 2004

— «Фантастика и футурология», книга 1 (Генерирующие структуры фантастики), 1970, 1972

	... это представляет собою оригинальную мысль не столько в смысле эмпирической гипотезы, сколько в сфере феноменов с неизвестными до сих пор и непредполагавшимися свойствами. — перевод: Е. П. Вайсброт, В. Борисов, 2004
	— «Фантастика и футурология», книга 2 (Космическая фантастика)

... вообще-то единственным экспериментатором в формальной сфере наряду с Баллардом остаётся Брайан Олдисс. Неровность его книг состоит именно в том, что они представляют собою попытки выбиться за пределы устаревших стереотипов, поэтому он эксплуатирует замыслы странные и, вообще-то говоря, бесплодные <…>. Пописывал он странные вещи об иерархии поименованных только буквами алфавита наблюдателей, которые занимаются регистрацией серий явлений, не очень-то уж фантастических, ни тем более «научных»; к тому же неведомо где, с какой целью, кто кого, откуда наблюдает. Кажется, последнее время он уже не считает себя писателем научной фантастики, а жаждет стать «просто литератором». Основная разница между Баллардом и Олдиссом состоит в двух модальностях их прозы: Баллард следует за своими зрительными образами, сопряжённый с ними эмоционально, Олдисс же представляется более «рассудочным»: его произведения оставляют такое ощущение, будто они — результат фермерских операций по скрещиванию-выращиванию, а именно — прививке интеллектуально, дискурсивно задуманных концепций на питательной среде ситуаций, преднамеренно расположенных так, чтобы они оказались «странными», то есть труднопостигаемыми при чтении. Например, он занимался проблемой некоммуникабельности при столкновении людей с иными существами; эти «иные» существа вроде бы разумны, но в то же время обладают свойствами, исключающими разумность (живут в собственных экскрементах). Последний пример поясняет, мне думается, рассудочный характер творчества Олдисса; он хотел вычислить свойства, присущие «иным», но создающие систему, никоим образом несводимую к нашим понятиям о разумности; таким образом, речь должна была идти о явлении — в виде «иных», — которое человек не в состоянии охватить категориально. Принцип, в соответствии с которым поступал Олдисс, структурно верен: распознаваемые характеристики «иных» действительно должны составлять такой комплекс элементов, что только часть его мы можем заключить в рамки акта классификации, а когда пытаемся уместить в них всё, рамки этого не могут выдержать и лопаются; характеристики рассыпаются на изоляты и попытки понять их приходится начинать сызнова. <…> Фиаско Олдисса имеет источником не столько расфокусировку свойств, образующих категорию «разумности», путём введения в их набор чудовищного обычая «иных» (существование в экскрементах), сколько скорее то, что этих вместе взятых свойств слишком мало и что они не создают никакой «организованности». Мне сдаётся, писатель, слепленный из Олдисса и Балларда, мог бы быть тем Мессией, которого ждёт научная фантастика. — перевод: Е. П. Вайсброт, В. Борисов, 2004

— «Фантастика и футурология», книга 2 (VIII. Эксперимент в научной фантастике. От Брэдбери до «Новой волны»), 1970, 1972

Ссылки

• Официальный сайт писателя