Скрябин как лицо

«Скря́бин как лицо́» (автор Юрий Ханон, первое издание: 1995 год) ― книга, написанная композитором о композиторе в жанре документальной прозы и псевдо-мемуаров от лица «очевидца и участника» событий. Подробная, распределённая по годам-главам хроника жизни ― как внешней, так и внутренней ― русского композитора и пианиста Александра Николаевича Скрябина. Пожалуй, впервые в литературе (не только музыкальной, но и мировой) словно изнутри, раскрыт и представлен в постепенном развитии образ и лицо Александра Скрябина ― со страниц книги смотрит не мумия, а живой, нервный поэт и артист: Александр Скрябин. Язык книги стилизован автором «под эпоху», так что у несведущего читателя не остаётся сомнений: книгу написал современник и близкий друг Скрябина.

Юрий Ханон и Александр Скрябин
Санкт-Петербург,
январь 1902 года

Автор обозначил свою книгу как «Часть Первая», хотя это ― вполне законченное произведение. Вторая часть не была опубликована открытым тиражом и впоследствии уничтожена.

Цитаты

« Мне сказали, что Скрябин умер... Ерунда!

Он не может умереть, пока жив я.

Скрябин умрёт только вместе со мной.

Но когда же настанет моя смерть?

Видимо, только вместе с вашей, господа!.. »^:7

— Юрий Ханон, эпиграф из книги «Скрябин как лицо»

	Да, это и есть мемуары, написанные о моём, пожалуй, самом близком в жизни человеке. К сожалению, сам тон воспоминаний заставляет автора временами становиться идиотом.:9—10
	— Прелюдия от автора

	– Строптиво настроенный читатель непременно захочет обидеться на меня. Он говорит мне, что я претендую на абсолютную истину о Скрябине. Однако, он всякий раз ошибается в своей обиде. Я вовсе не претендую на абсолютную истину о Скрябине. Я просто знаю его, как самого себя. :10
	— Прелюдия от автора

	– Некоторые люди называют мою книгу «Скрябин как он есть». В таких словах содержится неприкрытая и грубая лесть, однако притом они и правдивы. Моей целью всегда было донести Скрябина и его жизнь изнутри, а не так, как она кому-то представляется снизу.:10
	— Прелюдия от автора

	– Абсолютной истиной является только внутренняя жизнь человека, а тем более такого подлинно яркого и экстремального художника, каким являлся Александр Скрябин. И попробуйте мне хоть что-нибудь возразить по этому поводу! Было бы даже забавно...:10
	— Прелюдия от автора

– К сожалению, некоторая доля страниц этой книги будет вынужденно посвящена и самому себе. Я знаю, что это плохо. Кроме того, я очень сочувствую вам. Но помочь, к сожалению, ничем не смогу. Если бы всё вышло наоборот, и Саша Скрябин писал книгу обо мне, он поступил бы точно так же. Однако, волею случая именно мне приходится теперь работать над этой книгой, одному. До сих пор не могу понять, каким образом так получилось!..:10

— Прелюдия от автора

	– Могу однако вполне точно удостоверить, что рассчитана моя книга совсем не на читателя, в противном случае её пришлось бы немедленно выкинуть в мусорную яму.:10
	— Прелюдия от автора

	– Читатель, который, раскрывая книгу, сам толком не знает, чего он хочет... Но где же вы видали другого читателя, господа? Абсурд... Если вы его когда-нибудь встретите, немедленно передайте ему от меня привет. Книга раскрывается обычно совершенно в других целях. И я конечно не стану теперь напрасно уточнять – в каких именно.:11
	— Прелюдия от автора

	Моя книга кое-кому может показаться однообразной, и даже более того... Однако, не жалуйтесь мне! Прежде всего, она ничуть не более однообразна, чем вся ваша жизнь, от рождения и до смерти. Но при том я напомню, что посреди всей вашей однообразной жизни книга эта безусловно покажется ярким, и даже ярчайшим пятном. :11
	— Прелюдия от автора

	Между тем, вокруг и сверху нас оказывается тысяча южных растений, экзотических для любого глаза, кроме разве что моего. Здесь и африканские агавы с длинными шипами на концах громадных сизых листьев, и высокие американские кактусы, вроде телеграфных столбов, и толстые лианы-древогубцы, и нежные перистые мимозы, и бог весть ещё что впридачу.:35
	— Глава вторая. 1889. Глава для Продолжения

	Тогда в консерватóрской среде ещё ходили красивые легенды о Петербургской “запойной коммуне” Мусоргского. Ради справедливости нужно сказать, что в легендах этих содержалось очень мало действительного знания о той, попросту говоря, общей пьяной ночлежке, в которой заканчивал свою жизнь “великий краснолицый Модест”. :43
	— Глава вторая. 1889. Глава для Продолжения

... к сожалению, пианист – это универсал, это чернорабочий от музыки, это комбайн, изрыгающий в публику звуки, возможно, только с некоторой, весьма ограниченной избирательностью в плане собственного вкуса и физической комплекции. – Да вот и Серёжа Рахманинов тоже, – продолжает жаловаться пианист Саша, – Ты видал, какие у него ручищи?.. Он ведь может сам себя обхватить пальцами в талии! Я только посмеиваюсь, живо представляя себе новоявленного нарцисса-Рахманинова, страстно обвивающего руками собственную талию. На мой вкус, картина бесподобная... :82

— Глава третья. 1890. Глава для Понимания

	Бетховен – электрик, обычная динамомашина, – вяло отмахиваюсь я, – И схема его тоже электрическая, ничуть не больше. Он – явный носитель процесса, диалектики, бури и натиска, этакий Невтон, мотор среди композиторов. У Бетховена нету результата, но есть лишь простое движение. Брось, оставь, мой друг, этого электрика всяким монтёрам, а сам займись лучше чем-нибудь стóящим.:87
	— Глава третья. 1890. Глава для Понимания

...только лень способна преодолеть сáмую лень... Может показаться, будто это игра слов, но то лишь первое, поверхностное впечатление. Смысл находится не в словах, а глубоко между ними!.. Дело состоит в том, что на поверку гораздо тяжелее, сложнее и неприятнее оказывается жить, чем неуклонно сидеть и работать, оставляя пустую тяжкую жизнь далеко в стороне... Великая “лень жить” превозмогает – любую прочую лень.:143

— Глава пятая. 1892. Глава №5, Героическая

А пока мы оба стоим подле моей маленькой домашней оконной оранжерейки, и Скрябин видимо с замиранием сердца рассматривает невиданной красоты экзотические цветы, вчера впервые распустившиеся в моей комнате. Цветы эти действительно ни на что знакомое не похожи. Крупные, почти идеально правильной формы звёзды, на первый взгляд кажутся даже и вовсе не цветами, а какими-то застывшими морскими животными. Яркая, причудливая окраска, множество прихотливых пятен и нежные цветные волоски, длинный постоянно колышущийся пушок на поверхности лепестков. Я и сам, признаться, в который уже раз с удивлением разглядываю эти причудливые выдумки мирового разума. :162

— Глава пятая. 1892. Глава №5, Героическая

	Сзади него, прислонившись к стене, отдыхают после концерта виолончель и скрипка. Два чехла бессильно развалились рядом с ними на полу. Картина поистине бесподобная!.. – Господа Беляев и Скрябин отдыхают после концерта, – с эффектом объявляю я, указывая на два музыкальных прибора: большой и маленький.:252
	— Глава восьмая. 1895. Глава для Распространения

	...всякое пижонство – это явное указание на недостаточность..., так сказать, комплекс неполноценности или на саму неполноценность.:273
	— Глава восьмая. 1895. Глава для Распространения

	Да и вообще, разве можно не быть пижоном хотя бы уже потому, что вынужден жить в этом мире?:273
	— Глава восьмая. 1895. Глава для Распространения

	– Всё-таки пианисты, – заявляю я с полной категоричностью и почти злорадно, – это сиюминутная, плебейская профессия. Посмотри, вот и те же пустые концерты и конкурсы: всё рассчитано только на сегодняшний, сиюминутный эффект. Поколыхал воздух, получил своё, и пошёл дальше гулять по миру, ходить гоголем да улыбаться, засунув палец в петлицу. Суета ради суеты, и ничего больше!:282
	— Глава восьмая. 1895. Глава для Распространения

	Почти непрерывной цепочкой тянулись передо мной заслуженные затылки: Цезарь (Кюи), Беляев, Направник, Римский, Лядов...:318
	— Глава десятая. 1897. Глава для Ослабления

	Музыканты рассаживались и кашляли, кажется, ровно столько же времени, сколько длилась затем симфоническая прелюдия e-moll композитора Александра Скрябина. Внешне это выглядело забавно и даже эксцентрично, хотя музыка прозвучала вполне благообразно и пристойно.:360
	— Глава одиннадцатая. 1898. Глава для Перехода

И кажется, тогда же, лет пять назад, между своенравным Эдуардом Францевичем, главным “заправником” императорского театра, и слишком строгим Танеевым пробежала некая чёрная кошка. Единоличным решением “Орестею” со сцены – сняли, невзирая на довольно сносные сборы и почти полные залы. И вот теперь Митрофан Петрович напоминал музыкальной публике, что она потеряла из-за очередных “закулисных” разборок.:361

— Глава одиннадцатая. 1898. Глава для Перехода

	Его спокойная профессорская музыка прозвучала так же спокойно, как он того пожелал заранее, на бумаге с пятью линейками, значительно более прямыми и толстыми, чем у большинства остальных композиторов.:362
	— Глава одиннадцатая. 1898. Глава для Перехода

	...и вот разразилась очередная шумная, безликая и по-джентльменски русская симфония Глазунова, обозначенная в программе под одиозным номером «пять». Но увы, так вовсе не судьба стучалась в дверь, а самая настоящая бездарность. :362
	— Глава одиннадцатая. 1898. Глава для Перехода

	Но уже затем, по ходу окончания работы, возникла идея грандиозного финала-постскриптума, дополнения, превращающего обычную музыку – в грандиозный манифест. Отделывая уже готовую симфонию, <Скрябин> не успел как следует «добраться» до текста и, разумеется, отложил также «на потом» – и музыку. Заметьте, идея была, но сам материал пока ещё отсутствовал! – случай для Скрябина беспрецедентный!:367
	— Глава двенадцатая. 1899. Глава для Изучения

Ты знаешь, я сейчас дней на десять поселился в имении у своего дяди, Нила Александровича Скрябина <...> У дяди Нила деверь – капитан корабля и всё время привозит ему заморские диковинки. В оранжерейке при доме у него растут пальмы, бамбук и даже кактусы, в точности как у тебя, только места больше. А в гостиной, где я занимаюсь на рояли, вся обстановка тоже из бамбука, и много всяких странных вещиц – в основном из Китая. Очень хорошо, но жаль, что нельзя так жить достаточно долго.:383

— из письма А.Скрябина 1900 года – Глава тринадцатая. 1900. Глава для Увеличения

	Рахманинов..., мрачнее тучи сидел в креслах и подлетевшему к нему с расспросами вечно возбуждённому Померанцеву ответил коротко, но смело: «Я-то думал, что Скрябин просто свинья, а оказалось – ещё и композитор»...:403
	— Глава четырнадцатая. 1901. Глава для Развития

Странный человек – этот господин Рахманинов. Несомненные творческие успехи, вроде фортепианного концерта, соседствуют у него с полной музыкальной беспомощностью, как в невообразимой Первой симфонии. Но увы, я не смогу сейчас с дурно скрываемым злорадством рассказать вам о том, как я, в свою очередь, “думал, что Рахманинов просто композитор, а оказалось – ещё и свинья”. С самого начала человек этот не вызывал у меня никакого отдельного интереса. Правда, даже невооруженным глазом было заметно, что способности его не ординарны, однако для меня в том не было никакой нужды. Я видел перед собою просто очередного, более или менее талантливого, даже пускай и гениального музыканта, композитора, но не более того. Дело опять шло о человеке со своею обычной жизнью и деятельностью. А никакими сверх’задачами здесь – и близко не пахло... «Я-то думал, что Рахманинов всего лишь композитор, да так и оказалось – всего лишь композитор».:403

— Глава четырнадцатая. 1901. Глава для Развития

	Для меня никогда деньги и свобода не были связаны друг с другом, на мой взгляд рецепт единственно возможный...:414
	— Глава четырнадцатая. 1901. Глава для Развития

Странный человек – этот Римский-Корсаков. Одна страница музыкальных красот у него соседствует, как минимум, с десятью страницами высокой музыкальной серости. <...> Всю свою жизнь господин Римский-Корсаков по праву занимал трон Великого Учителя и Ученика, ибо по естеству и природе своей он был Король посредственности, настоящий фельдфебель от русской музыки. И вся его жёстко скроенная биография служила тому превосходным подтверждением. Да он и сам своими словами не раз подтверждал определение, данное ему неким отщепенцем.:443-444

— Глава пятнадцатая. 1902. Глава для Ханжества

	В те времена о Скрябине стало очень модно врать. В Москве он давно не жил, старые знакомые почти все от него отвернулись, и никто о нём толком ничего не знал, так что врать стало не только легко, но и приятно, будто на покойника.:474
	— Глава пятнадцатая. 1902. Глава для Ханжества

	В конце концов, философия – это не система знаний, но только уровень ощущения самого себя!:483
	— Глава шестнадцатая. 1903. Глава для Поддержки

	Бывший беляевский триумвират мрачно ожидал господина Скрябина в карете, а этот господин очень дурно начинал свою новую карьеру беседой с каким-то “опальным” композитором, да ещё и на кладбище, меж двух довольно чахлых берёзок..., – или это были осины, теперь не припомню. :496
	— Глава шестнадцатая. 1903. Глава для Поддержки

	...вся остальная, общая человеческая жизнь, созданная по законам нормы, имеет вид всего лишь слабого отзвука или бледного отпечатка от подлинного существования. Инертность, мусор, материал для приложения сил – вот и всё, что о ней можно знать. И на самом деле никакой жизни нет и в помине, ибо вся жизнь – это и есть её преодоление! :529
	— Глава восемнадцатая. 1905. Глава для Формальности

	Время идёт, господа, а жизнь, жизнь отчего-то продолжает стоять на месте...:539
	— Глава девятнадцатая. 1906. Глава для Определения

	Как широко известно, разговоры – основной и самый распространённый вид человеческой деятельности.:574
	— Глава двадцатая. 1907. Глава для Употребления

Но как же скромен и неприхотлив наш отечественный любитель коридоров консерватории! И того немнóгого оказалось вполне достаточно! И если Римский-Корсаков всё больше нажимал на религиозно-эротическое помешательство и <...> манию величия, Глазунов неспешно толковал о «конце света» и музыкальных галлюцинациях, а милый, добрый «Вова» Рахманинов ограничился только скромным указанием на то, что Скрябин совсем сошёл с рельсов и идёт по ложной дороге.:574

— Глава двадцатая. 1907. Глава для Употребления

	Врачам всегда срочно требуются деньги, без них врачи – как без рук!:585
	— Глава двадцатая. 1907. Глава для Употребления

	Только вчера вернулся при деньгах из Лейпцига, где записал на какую-то «Фонолу» двадцать своих вещей, фортепианных, конечно. Дьявольская машинка, я тебе скажу, даже играть страшно! Однако, притом и заплатили 1500 франков, отсчитали все до одного. По-моему, очень неплохо даже для «дьявольской машины».:586-587
	— Глава двадцатая первая. 1908. Глава для Приближения

	Да и самый контрабас у желчных музыкантов всегда считался глубокой «периферией», своеобразной галёркой на оркестре и уделом неудачников.:592
	— Глава двадцатая первая. 1908. Глава для Приближения

В самом конце марта 1908 года, всего за несколько дней до игумновского концерта в Москве и моих исторических переговоров с «дуче» Кусевицким, Шуринька играл свои произведения в Лозанне, в небольшом муниципальном концертном зале. Поначалу, если я не ошибаюсь, дело шло об исполнении нескольких его произведений местным «почти» любительским оркестром. Поэтому и сочинения Скрябин выбрал попроще да пораньше: концерт, «Мечты» и Первую симфонию.:603

— Глава двадцатая первая. 1908. Глава для Приближения

	Первое отделение сразу и искренне удручает мой взор: Бах, Шуман, короче, подлинная фортепианная «египетская пустыня». Третье отделение тоже составлено с явным расчётом на шумные звуки и «громкое хлопанье дверей» – Лист, Лист и ещё раз Лист.:611
	— Глава двадцатая первая. 1908. Глава для Приближения

	Закончив чёрно-белое дело, пианист удовлетворённо поклонился и убежал за кулисы: наверное, пить воду и отдыхать перед следующим боем.:612
	— Глава двадцатая первая. 1908. Глава для Приближения

	В этом мире людей хорошо только то место, откуда можно уйти... в любой момент – вот что я напоминаю, в последний раз.:622
	— Глава двадцатая вторая. 1909. Глава для Встречи

О книге «Скрябин как лицо»

«Впервые в истории музыки о композиторе пишет не биограф, не музыковед-критик, наконец, даже не писатель или философ, но тоже композитор, личность может ничуть не менее яркая и своеобразная, чем А.Н. Скрябин. Наверное, именно поэтому книга воспоминаний избежала всех избитых литературных клише и штампов. Для автора книги и через десять лет после смерти Скрябин продолжает „попросту“ проживать где-то рядом, по соседству, оставаясь близким, родным, даже „внутренним“ человеком».

— Аннотация издательства «Лики России», 1996

Если есть на свете книга, которая менее всех других нуждается в рецензиях, то это именно «Скрябин как лицо». Автор лишил работы всех прихлебателей — книга настолько плотно и исчерпывающе «укомплектована», снабжена столь многочисленными предисловиями, послесловиями и комментариями, что трудно не сбиться на цитирование. «Скрябин как лицо» — явление выдающееся не только на фоне блёклой и вялой современной литературы (что само по себе не может считаться большим достоинством), но и литературы двадцатых годов, когда, как нас уверяют, книга была создана. Написанная в жанре мемуара (будто бы) книга легко минует всякие жанровые границы. При желании в ней можно найти черты романа в письмах, романа воспитания, романа-путешествия, истории любви, семейной хроники, «картин русской жизни» и, напоследок, воспоминаний. <...> Кроме огромных пространств, охвачен значительный временной отрезок — с 1888 по 1909 год. Так что при определении жанра можно ограничиться лишь одной номинацией — «книга». И претолстая.

— Ольга Абраменко, «Ханоническое лицо Александра Скрябина», 1998

Кроме того, книга «Скрябин как лицо» «многослойна», подобно эксцентрическим сочинениям самого Юрия Ханина. Её можно прочесть просто как развесёлую биографию Скрябина, написанную близко и в подробностях знавшим его человеком. <...> Надо думать, ретивые музыковеды могут с лёгкостью вычерпать из книги материал для диссертации, и не одной. Найдётся над чем поразмыслить и не менее прытким исследователям литературы. И так далее. Обеспечены работой и философы, и медики, и психоаналитики, и историки быта. Но как говорит Шуринька Скрябин о «Сонате, а не чём-либо ином» своего друга Ханона, «совершенно везде, повсюду, куда только пальцем ни ткни, короче, везде царит сплошной обман. И даже самая простота эта — тоже обманная...» <...> Напоследок несколько маленьких замечаний. Книга — сущий подарок для библиографов: они вдоволь наиграются в игру «а ну-ка опиши» (фамилия автора пишется по-разному — то Ханон, то Ханин; в качестве издательства указан некий Центр Средней Музыки, да и с хронологией дело запутанное — на дворе то ли 1909, то ли 1925, то ли 1995 год). Художественное оформление книги способствует неизъяснимому удовольствию читателя (даже если он запутается в персонажах и примет Ханина за Скрябина и наоборот, то хоть красивую и добротно сделанную вещь в руках подержит).

— Ольга Абраменко, «Ханоническое лицо Александра Скрябина», 1998

«Из современных композиторов я вспомнил о петербуржце Ханине (Юрий Ханонъ), который несколько лет назад поразил всех своей музыкой к фильму Александра Сокурова «Дни затмения». После долгих поисков, я нашёл его единственный диск в Копенгагене. Музыка оказалась концептуальной, театральной, тоскливой и ритмичной. Ощущение «взгляда со стороны» натолкнуло на мысль о двух существах с крыльями, которые, формально не участвуя в действии, всё же являются главными персонажами этого маленького балета. К сожалению, пока я использую только одну часть его замечательной «Средней симфонии», но не оставляю надежды поставить всю симфонию целиком. <...> Какова же была моя радость, когда я узнал, что Юрий Ханон (ему 33 года) написал Книгу ВОСПОМИНАНИЙ о Скрябине. Я с лёгким сердцем объединил их в одном отделении».

— Алексей Ратманский, предисловие к премьере «Среднего дуэта», 1998

«Когда автору удаётся приложить руку к каждому квадратному миллиметру своей шестисотвосьмидесятистраничной маски, позитивные эмоции и ощущения затмевают вечно сомневающийся разум, и только положительные стороны остаются в поле зрения. Именно так и происходит в случае с книгой Ю. Ханина, выпущенной издательством „Лики России“ в Санкт-Петербурге. Буквально первое, что замечаешь, когда держишь книгу в руках, это её необыкновенная весомость. Понимаешь, что эта книга является предметом искусства, своего рода артефактом, призванным послужить наградой археологам будущего».

— Александр Буров, «Петербургский книжный вестник», рецензия на книгу «Скрябин как лицо» 1999

«Внутреннюю биографию» Скрябина, озаглавленную «Скрябин как лицо», Ханон издал — преодолевая человеческие препятствия — в 1996 году. Книга эта – биография и в то же время художественное произведение – посвящена жизни, дружбе и музыке самого Скрябина и... его друга Ханина. Биографии, в которых автор становится в то же время одним из героев – вещь практически неизвестная в русской и редкая в мировой литературе. И это – не просто вымышленный «диалог» с деятелем прошлого, а повествование о том, как Скрябин и Ханон вместе шли и идут к Просветлению. Жанр этой книги, «внутренняя биография» – совершенно нов. Речь идёт о том, что Скрябин, собственно, не умер и живёт внутри Ханина – и наоборот.:98

— Владимир Тихонов, «Я не музыкант и не гражданин!», 2002

Житие Скрябина, писанное Ханоном, решает задачу, которая «нормальными» биографами великого композитора не только не была решена, но по сути даже и не ставилась. Ханонъ тонко отслеживает стадии скрябинского внутреннего роста, приведшего в итоге былого выпускника Консерватории, золотого медалиста, виртуоза, «дворянского пианиста» и сочинителя романтических стихов к новой, принципиально другой жизни, проникнутой Идеологией и отдельным Смыслом. Это не обычная человеческая жизнь «профессионального музыканта» или даже великого, гениального композитора, а существование, проникнутое движением к последней Мистерии, во взыскании нового (сверх)человека и нового (сверх)человечества. Мы видим, как талантливый сочинитель и исполнитель постепенно перерастает и перепрыгивает через самого себя, познавая относительность и, в конечном счёте, пустоту как общепринятых форм личного и общественного существования, так и конвенционального музыкального сочинения, постепенно — медленно, очень медленно, — приходя к преодолению «ветхого Адама» внутри и вовне, к жизни в качестве Лица — свободной, воссоединившейся со своим экзистенциальным Бытием Личности. Путь этот тернист, как и любая дорога к преодолению отчуждения от собственного «горнего», надчеловеческого Я, к тем высотам, где Я растворяется в Вечности. Но точно так же был тернист и путь Гаутамы Будды — от «нормального» подростка из «хорошей» семьи, а после — «нормального» аскета — к Просветлённому, впервые показавшему людям, насколько относительно их существование, казавшееся столь единственным и незыблемым. Скрябин не называл себя буддистом, не является им и Ханон — в том самом смысле, в котором не был буддистом сам Будда, а Маркс, по его собственному заявлению, не был марксистом. История о двойном пути Скрябина и Ханона к Просветлению — это ещё одно напоминание о том, что вовсе не внешний буддизм в форме догмы или ритуала ведёт к Нирване, а самостановление в качестве Будды в своём собственном праве, процесс, который ни в какие догмы и «измы» не уложить. Чтобы дойти до источника и напиться воды, совсем не обязательно называть себя «водистом», нужно просто сделать первый шаг вперёд, а потом уже ноги и потребность доведут сами. Это очень простая истина, однако человеку, потерявшемуся в словесных дебрях нашего мусорного времени, наверняка понадобится не одна книга Ханона, чтобы её ощутить.

— Владимир Тихонов, «Introduction for Buddhapia», 2002

Книга, хотя и является открытием по жанру, но в то же время основана на подробном, профессионально-точном исследовании скрябинской жизни и творчества. Словно бы подчиняясь логике Автора, кланы, хозяйничающие в российских газетах и журналах, обратили на неё мало внимания, что говорит лишь об уровне сознания российской «культурной элиты». Однако, без «лишнего шума» и упоминания, скрытым образом этот роман уже стал материалом для нескольких научных диссертаций в консерваториях и гуманитарных университетах России.:99

— Владимир Тихонов, «Я не музыкант и не гражданин!», 2002

	«... К тому же он написал совершенно фантасмагорическую книгу „Скрябин как лицо“, добавив к своей репутации статус отчаянного фантазёра и великого комбинатора. Листаю эту книгу и не могу себе отказать в удовольствии высказаться о ней, заодно и об авторе.»:291-292
	— Виктор Екимовский, «Автомонография», 2007

«... Творчество Скрябина в книге описано самым дотошным образом: Скрябин для Ханина— его alter ego, и потому заподозрить мемуариста в том, что он чего-либо не знал из скрябинской музыки, попросту невозможно. К тому же, будучи превосходным пианистом, он переиграл (причём в публичных концертах!) чуть ли не всё скрябинское наследие. Очевидцы клавирабендов Ханона вспоминают, что игра пианиста впечатляла не только бесподобным техническим уровнем, тонким пониманием всех поворотов скрябинского мышления, но и тем, что он не боялся подправлять великого мастера, „улучшать“ (!) его нотный текст (кстати, об этом говорится и в книге)...»

— Виктор Екимовский, «Автомонография», 2007

И кроме шуток, через всю жизнь — это два моих друга, за неимением живых. Вот уже почти тридцать моих лет прошло с ними в ежедневном диалоге, то один позвонит, то другой напишет, вот и всё моё повседневное общение... И главное: не впустую! — главным артефактом этого диалога на сегодняшний день служат два моих толстых талмуда: «Скрябин как лицо» и «Воспоминания задним числом», каждый из которых в своём роде — исторический прецедент. Строго говоря, обе эти книги и есть — застывшая масса этого неприлично длинного диалога. <...> Скрябин и Сати, два идеолога (каждый по-своему), и два принципиально не-клановых человека, как и я. <...> Скрябин — больше чем композитор, его музыка — пинцет, инструмент для уничтожения мира во вселенском оргазме. А Сати — меньше чем композитор, его музыка — пинцет, тоже инструмент для сведения счётов с этим миром и его людьми.

— Юрий Ханон, «Не современная не музыка», 2011

Если же посмотреть на эти две работы <«Скрябин как лицо» и «Воспоминания задним числом»> с точки зрения их принадлежности одному циклу, можно заметить некоторую причинно-следственную связь: в первой действовавшие Скрябин и Ханон были близки и дружили, но не были тождественны (Скрябин являлся неким альтер-эго Ханона), ко второй с «автором» (или «героем», «Ю.Ханоном»; я употребляю кавычки, чтобы не делать знак полного тождества между реальным человеком Юрием Соловьёвым-Савояровым и «сценическим образом» Ю.Ханона) произошло то, что в психологии называется «вымещением» - переориентацией с одного объекта на другой (Ю.Ханон как отдельный персонаж перестал существовать). Или (что, может быть, точнее) - «диссоциативное расстройство идентичности» - литературное расщепление личности («Ханона» и «Скрябина») перешло в собирание (слияние) двух альтер эго в одно новое («Ханон» и «Сати» без конкретизации), как это случилось с героем известного кафкианского фильма Дэвида Кроненберга «Муха». Все сказанное выше никоим образом не призвано опорочить эти труды – нет, единственной целью было желание понять логику этих литературных произведений.

— Вениамин Смотров, из рецензии на книгу: Эрик Сати. Юрий Ханон. «Воспоминания задним числом», 2011

Автор полностью идентифицируется со своим героем, и таким образом возникает новый жанр, объединяющий одновременно научное издание, аналитическое эссе и мистификацию. Помимо Сати только Скрябин остаётся для него неизменным образцом и авторитетом, что Ханон неизменно подчёркивает во всех текстах и интервью; в течение трёх лет своей сценической активности <1988-1991> Ханон как пианист исполнял произведения Скрябина, Сати и Мийо, некоторые из них — впервые в России. В короткометражном фильме «Шагреневая кость» (1992 год) Ханон, исполняющий роль самого себя, беседует на своей ленинградской кухне со Скрябиным... По собственному определению Х., Каноник — это человек, генерирующий доктрину, устанавливающий тотальный канон (прáвило). Именно поэтому он считает необходимым писать не только музыку, но и литературные тексты (книга «Скрябин как лицо» вышла в 1995-м году...):512

— Борис Йоффе, «В симфоническом русле», 2014

	Чтобы получить представление о гениальном композиторе и писателе достаточно было послушать музыку к фильму Сокурова «Дни Затмения», посмотреть балет «Средний дуэт» Юрия Ханона в постановке Алексея Ратманского или прочитать две великих книги о Сати и Скрябине, написанные Юрием Ханоном...
	— Леонид Латынин, «Юрий Ханон и мой др», 2014

См. также

• Воспоминания задним числом
• Альфонс, которого не было
• Самые неожиданные растения
• Клод Дебюсси (Сати, Ханон)
• Почему я останусь в тени (Ханон)
• Шагреневая кость

Ссылки

• Юрий Ханон. «Скрябин как лицо» на персональном сайте автора
• «Скрябин как лицо» на сайте Хано́граф
• «Скрябин как лицо», страница издательства «Лики России», Санкт-Петербург
• «Петербургский книжный вестник»: Александр Буров, «О Скрябине, о маске и лице…» (рецензия на книгу «Скрябин как лицо»)
• Юрий Ханон. «То́лстая новинка» (1997), критическое эссе на выход книги.
• «Анархист от музыки» (отрывок из книги проф.Тихонова «Империя белой маски». — Сеул: «Хангёре Синмун», 2003 г.)
• «Скрябин как лицо» (эссе Виктора Екимовского, 2000 г.) из «Автомонографии» (второе издание). — М.: «Музиздат», 2008 г.
• «Некогда скрести Скрябина...» (демонстративный отрывок из второй части книги)