Мемуары

литературный жанр, воспоминания человека

Мемуа́ры, мемуа́рная литерату́ра (от фр. mémoiresвоспоминания) — распространённый литературный жанр, в котором события излагаются по памяти или на основе личных записей от лица современника. Как правило, мемуары повествуют о событиях, в которых автор записок принимал участие или которые известны ему от очевидцев, и о людях, с которыми автор был лично знаком. Важная особенность мемуаров заключается в претензии на достоверность воссоздаваемой картины прошлого и, соответственно, на документальный характер текста, хотя в действительности далеко не все мемуары являются точными или правдивыми.

Записки Николая Греча с цензурными пропусками

Мемуары не тождественны автобиографии или хронике событий, хотя в обиходе эти понятия часто используются как синонимы. Мемуарист пытается осмыслить исторический контекст собственной жизни, описывает свои действия как часть общего исторического процесса. Многие мемуары написаны лицами, игравшими видную роль в истории (Уинстон Черчилль, Шарль де Голль, Екатерина II). Они могут охватывать значительный период времени, иногда всю жизнь автора, соединяя важные события с мелкими подробностями повседневной жизни.

Мемуары в афоризмах и кратких высказываниях править

  •  

Писать свои Memoires заманчиво и приятно. <…> Предмет неистощимый. Но трудно. Не лгать — можно; быть искренним — невозможность физическая. Перо иногда остановится, как с разбега перед пропастью — на том, что посторонний прочёл бы равнодушно. Презирать суд людей не трудно; презирать [самого себя] суд собственный невозможно.

  Письма Александра Пушкина Петру Вяземскому, ноябрь 1825
  •  

...В математике на самостоятельные исследования в большинстве случаев приходится наталкиваться путём чтения мемуаров других учёных.[1]:232

  Софья Ковалевская, 1880-е
  •  

Я уже так стара, что стала забывать собственные мемуары.[2]

  Фаина Раневская, 1960-е
  •  

Мы знали закон мемуаристов, их конституционный, их основной закон: прав тот, кто пишет позже, переживя, переплывя поток свидетелей, и выносит свой приговор с видом человека, владеющего абсолютной истиной.

  Варлам Шаламов, «Воскрешение лиственницы» («Рябоконь»), 1967
  •  

Аллигатор написал мемуары: «Проснувшись утром и попив молока, я нюхал незабудки…»[3]

  Григорий Козинцев, Из рабочих тетрадей, 1960-е
  •  

Когда я начинаю писать мемуары, дальше фразы: «Я родилась в семье бедного нефтепромышленника…», — у меня ничего не получается.[4]

  Фаина Раневская, «Вся жизнь», 1970-е
  •  

Да, это и есть мемуары, написанные о моём, пожалуй, самом близком в жизни человеке.
К сожалению, сам тон воспоминаний заставляет автора временами становиться идиотом.[5]:9—10

  Юрий Ханон, «Скрябин как лицо», Прелюдия от автора, 1995

Мемуары в публицистике, критике и научно-популярной прозе править

  •  

Критики стали писать мемуары за актёров. Это особая продукция, о которой стоит задуматься. Все актеры, оказывается, одинаково думали. Пушкин написал только первую фразу мемуаров Щепкина, теперь литература помогает актерам куда больше. Только мемуары ли это? Мемуары актеров ― новый и странный жанр: книга-мероприятие. Это не биография, не теория искусства ― это мероприятие. Интересно то, что мемуары актеров, написанные критиками, рецензентами и редакторами, отчетливо показывают, какое же, по их мнению, должно быть искусство театра. Что такое «верное искусство».[3]

  Григорий Козинцев, «Тут начинается уже не хронология, но эпоха...», 1960-е
  •  

Воспоминания матроса 4-й бригады морской пехоты Л. М. Маркова, или Типичная операция наших войск в период II мировой войны, великолепная по замыслу и столь же блестящая по выполнению. Мемуары, мемуары… Кто их пишет? Какие мемуары могут быть у тех, кто воевал на самом деле? У лётчиков, танкистов и прежде всего у пехотинцев? Ранение ― смерть, ранение ― смерть, ранение ― смерть и все! Иного не было. Мемуары пишут те, кто был около войны. Во втором эшелоне, в штабе. Либо продажные писаки, выражавшие официальную точку зрения, согласно которой мы бодро побеждали, а злые фашисты тысячами падали, сраженные нашим метким огнем. Симонов, «честный писатель», что он видел? Его покатали на подводной лодке, разок он сходил в атаку с пехотой, разок ― с разведчиками, поглядел на артподготовку ― и вот уже он «все увидел» и «все испытал»![6]

  Николай Никулин, «Воспоминания о войне», 1975
  •  

Спустя почти сорок лет некая престарелая мадам Элиза Жуандо, она же Элизабет Тулемон, она же бывшая гетера Кариатис, как это и следует по правилам хорошего тона, написала и издала книгу воспоминаний о своей прошлой бурной жизни. На обложке мемуаров можно было прочесть милый заголовок: «Радости и страдания одной эксцентричной красавицы».[7]:75

  — Орнелла Вольта, «Представления Эрика Сати», 1979
  •  

Воронка, оставшаяся на месте исчезнувшей страны, втягивает в себя всё окружающее. Не желающие разделить судьбу государства пишут мемуары, чтобы от него отмежеваться. Неудивительно, что лучше это удается тем, кто к нему и не примазывался. Гордый своей маргинальностью, мемуарист фиксирует хронику обочины.
Раньше воспоминания писали, чтобы оценить прошлое, теперь — чтобы убедиться: оно было. Удостовериться в том, что у нас была история — своя, а не общая.[8] Это можно сказать и о довлатовской прозе.

  Александр Генис, «Довлатов и окрестности», 1998
  •  

Реализм XIX в. предложил читателям героев, которые разговаривают как в жизни. Такова установка ― очень существенная для всей поэтики реализма. Но не следует понимать ее буквально. В литературном произведении не говорят как в жизни, потому что литературная прямая речь организована. Она представляет собой художественную структуру, подчиненную задачам, которых не знает подлинная разговорная речь. <...> В документальной прозе ― как и в художественной ― прямая речь выступает в самых разных формах, видоизменявшихся вместе с литературными методами. <…> Мемуарная и документальная литература, а тем более литература вымысла, не воспроизводит устную речь ― она её моделирует. И конечно, не только её синтаксический строй и лексическую окраску, но и смысловую направленность ― ее целевые установки и психологические мотивы. Литература по-разному решает задачи освоения и претворения психологической материи разговора.[9]

  Ревекка Фрумкина, «Психолингвистика», 2001
  •  

Погоня за «болоньей» ― химической химерой первой половины 1960-х годов ― запомнилась и Е. Б. Рейну, купившему плащ цвета «жандарм» у одного из ленинградских фарцовщиков (Рейн 1997: 247). М. Ю. Герман посвятил этому, в общем-то банальному дождевику целый абзац в своих блестящих мемуарах: «А плащ „болонья“ стал более, нежели модойэпидемией, мечтой, униформой художественной знати. Шелковисто синтетические, необычных оттенков ― черно-лазурные, темно-коричневые с зеленоватым блеском, угольно-серые со стальным, дивного и простого покроя, они шуршали и переливались, утверждая высокое положение и стильность владельцев. Мне он так и не достался ― его покупали только из-под полы в комиссионных и стоил он весьма дорого…»[10]

  Наталья Лебина, «Мужчина и женщина. Тело, мода, культура», 2014

Мемуары в мемуарах и художественной прозе править

  •  

Но как рассказать о том, о чем рассказывать нельзя? Нельзя подобрать слова. Может быть, проще было умереть. Нельзя рассказать хорошо о том, что знаешь близко. Тютчевское соображение о том, что мысль изреченная есть ложь, так же смущает меня. Человек говорящий (мысль изреченная) не может не лгать, не приукрашивать. Способность вывертывать душу наизнанку редчайша, а Достоевскому подражать нельзя. Все, что на бумаге, ― все выдумано в какой-то мере. Удержать крохи искренности, как бы они ни были неприглядны. Бороться с художественной правдой во имя правды жизни ― эта задача ещё не так трудна. Трудно другое, что сама правда жизни преходяще изменчива.[11]

  Варлам Шаламов, «О Колыме», 1970-е
  •  

― А так, очень просто. При Ленине Гитлер был бы невозможен. При Ленине он ведь в тюрьме сидел да мемуары сочинял… При Ленине только этот шут гороховый, Муссолини, мог появиться.[12]

  Юрий Домбровский, «Факультет ненужных вещей», часть пятая, 1978
  •  

В раздражении захлопнув напечатанные в журнале мемуары о Мандельштаме, она <Анна Андреевна Ахматова> сказала: «Анна Григорьевна Достоевская писала, что вспоминатели принесли ей много горя, что всякий раз, когда она узнавала о появлении новых мемуаров о ее покойном муже, у нее сердце сжималось от тоскливого предчувствия: «Опять какое-нибудь преувеличение, какой-нибудь вымысел или сплетня». И она редко ошибалась. Большинство публикуемых мемуаров ― несчастье. Несколько встреч соединяется в одну, одно лицо подменяется другим, даты старательно перепутываются. Зато чудовищно подробно вспоминают, кто что ел: Мандельштам ― рыбу, Пастернак ― курицу… «Я бы издавала мемуары с эпиграфом: «Ну как, брат Пушкин? ― Да так, брат, так как-то всё…» Бич воспоминаний ― прямая речь. На самом деле мы помним очень мало реплик собеседника точно так, как они были произнесены. А ведь только они дают такое живое впечатление от человека, которое ничем нельзя заменить».
О том же она писала в дневнике: «Непрерывность тоже обман. Человеческая память устроена так, что она, как прожектор, освещает отдельные моменты, оставляя вокруг неодолимый мрак. При великолепной памяти можно и должно что-то забывать». Слова «при великолепной памяти» она, конечно же, относила к себе. Она помнила подробности событий шестидесятилетней давности так же отчётливо, как вчерашние. Особенно была у нее развита память на стихи и визуальная ― она помнила, например, в каком месте книги, то есть «ближе к концу, вверху правой страницы», расположена фраза, которую она ищет. Как-то раз она прочла новые свои стихи, и сразу вслед за ней я повторил их по памяти; она оценила это: «Формула найдена: читать вам стихи один раз ― многовато».[13]

  Анатолий Найман, Рассказы о Анне Ахматовой, 1987
  •  

8 мая 1992 г. Взять любого из нас — все умные, как покойный академик Тимирязев. Все знают, все могут объяснить. А страна наша — развалилась и приходит в упадок. В домах — нищета. Дорог — нет. Продуктов — не хватает. Как может соединение умных людей давать глупое единство? Значит, мы глупы, ленивы. Так и надо признаться — да, мы страна дураков. Дураки мы, братцы. Болваны. Научите нас жить, помогите. И вспоминается чье-то изречение: «Если земли много, а хлеба нет, значит ― дураки живут». «Ну, кто меня здесь по фамилии не знает?» ― вошел в курятник пьяный Мотальский. Мемуары, мемуары, мемуары… Кругом мемуары. Скоро, думаю, появятся мемуары типа «От денщика до заместителя министра».[14]

  Дмитрий Каралис, «Автопортрет», 1999
  •  

Мне давно уже советовали написать о том, что запомнилось, положить на бумагу свои наблюдения и рожденные ими мысли. Эта идея превратилась в неодолимое искушение в годы перестройки, когда наконец открылась возможность сказать если еще не всю, то почти всю правду и о весьма горьком и деликатном, ранее запретном. Осуществить эти планы оказалось, однако, делом более трудным, чем я поначалу предполагал. И не только потому, что непросто было выкроить время. Более сложным оказалось другое: в последние годы быстрые темпы набрали общественные перемены, менялись наши представления о прошлом и настоящем, о правдивости, о ценности суждений, в связи с чем планка требований к себе и к тому, что пишешь, непрерывно поднималась. Скажу честно: первые заготовки появились в 1987 году. Но, возвращаясь к ним, я каждый раз переписывал почти всё, с начала до конца. В том числе и потому, что раба, говоря конкретнее ― раба привычных представлений, взглядов и условностей, ― действительно удаётся выдавливать из себя лишь по капле. Не говорю уже о том, что передо мной, как и перед каждым пишущим мемуары, стояло два искушения. Одно ― свести задним числом счёты с людьми, которых я не любил. И второе ― изобразить себя, опять же задним числом, более умным, смелым и честным, чем я в действительности был.[15]

  Георгий Арбатов, «Человек Системы», 2002
  •  

– Я бюварную бумагу должна купить, – сказала Ксения. – Бабушка просила.
– Зачем ей бюварная бумага? – удивилась Эстер.
– Она мемуары пишет, – улыбнулась Ксения. – Историю нашей семьи. А пишмашинистке отдавать дорого. Вот она и пишет через бюварную бумагу, чтобы сразу три копии получалось.[16]

  Анна Берсенева, «Нью-Йорк – Москва – Любовь», 2006
  •  

Вспоминать забытое прошлое – трудно. Чаще всего – бесполезно.
Гораздо проще вспоминать прошлое – записанное на бумаге. Нужно просто прочитать его – и слегка улыбнуться.[17]:5

  Юрий Ханон, «Воспоминания задним числом», 2009

Мемуары в поэзии править

  •  

Полно, Курдюкова, врешь,
Поуйми задор мечтаний,
А то скажут, что в компаньи
Д’эн мусье твой мемуар
Пишешь ты, он пе ле круар,
И испортится всё дело.
Уже многим надоело
Слушать длинный твой рассказ,
Даме только л’он фе грас,
А мужчину как завидят,
Тотчас свистом разобидят,
И не станут экуте,
Хоть маман н’аве шанте.[18]

  Иван Мятлев, «Бад-баден», 1840
  •  

Девочка читала мемуары,
На руки головку положив.
Маленькое сердце замирало,
Сдавленное тяжестью чужих
Огненных страстей и преступлений,
Кровью, обагрявшей алтари,
Перед ней рождались поколенья,
Воздвигались боги и цари.
Вздрагивали худенькие плечи,
Слёзы набегали на глаза,
А в окне синел весенний вечер,
Грохотала первая гроза...[19]

  Роальд Мандельштам, «Девочка читала мемуары...», 1950-е
  •  

Но только ночь пройдет одна лишь, ―
куст наклонившийся отвалишь,
и где вчера головкой Грёза
романс выслушивала роза, ―
осенний день тоскливо гаснет,
деревья в рубище ненастья,
и роза ― бедная старуха
стоит, лишившаяся слуха,
перед раскинутым у гроба
былым богатством гардероба,
стоит над мерзлою травою,
тряся червивой головою.
О, шёлк! О, нежные муары!..
Одна утеха ― мемуары.[20]

  Семён Кирсанов, «Я начал разбираться в розах...» (из цикла «Розы»), 1964
  •  

Кто вспоминает постановки
И обстановку дореволюционного театра
И своего любимого декоратора,
Кто ― первого авиатора,
Кто ― последнего императора,
Кто ― думские кулуары, кто ― дамские будуары,
Пеньюары и прочие салонные аксессуары,
Кто ― социал-демократов,
А кто и Саратов Ольги Сократовны.
На прудах колышутся
Ненюфары
Потому, что пишутся
Мемуары.
О Воронеж,
Ты снова
Кольцова
Хоронишь![21]

  Леонид Мартынов, «Мемуары…» (из сборника «Мемуары»), 1967
  •  

Смотрите!
Вот как надобно писать
И мемуары и воспоминанья,
Писать, чтоб душу грешную спасать,
Писать, как возвращаясь из изгнанья!
Писать, чтоб сколько уз ни разорви
И в чьем ни разуверься дарованье,
А получилась повесть о любви,
Очарованье, разочарованье!
Писать как дикий, чтоб потом тетрадь
Без оговорок ринуть всем в подарок
И снова воскресать и умирать
Таким, каким родился, ― без помарок![21]

  Леонид Мартынов, «Теперь, когда столь много новых книг...», 1967
  •  

И академик сухопарый,
и однорукий инвалид
все нынче пишут мемуары,
как будто время им велит.
Уж хорошо там или плохо,
они ведут живую речь,
чтоб сохранить свою эпоху,
свою историю сберечь.
Они хотят, чтоб не упало
с телеги жизни прожитой
травинки даже самой малой,
последней даже запятой.[22]

  Ярослав Смеляков, «Мемуары», 1972
  •  

На рассказ ― не рискну. Мемуары? ― но мало ли мемориала?
Сплетниц-плакальщиц у свинцовой голубки, экслибрис креста?
Притворялась пророчицей. Лицедействовала царицей.
В скольких скалах жила! Никого не любила…

  Виктор Соснора, «Я хочу написать об Анне Ахматовой…», 1976
  •  

Те, кто не умирают, ― живут
до шестидесяти, до семидесяти,
педствуют, строчат мемуары,
путаются в ногах.[23]

  Иосиф Бродский, «Те, кто не умирают, — живут...», 1987
  •  

Ясный день, ещё не старый.
Ветер. Облака. Дворец.
Представляю мемуары,
изданные наконец
после крепкого забвенья,
после честных лагерей:
Ветер. Стрельна. Воскресенье.
Стайки легких времирей.
Он шутил ― и я смеялась.
Он казался оживлен…
Две недели оставалось
до скончания времен.[24]

  Виктор Кривулин, «Александр Блок едет в Стрельну» (по воспоминаниям Надежды Павлович), 1993
  •  

Зная
о моём былом пристрастии к чтенью, жена
иногда выписывает по почте двѐ-три
книги, в основном мемуары. Допоздна
скрипит жестяной петух на морозном ветре,
в подполе крыса шуршит.

  Бахыт Кенжеев, «Вы просили меня написать, дорогая Н...», 2004

Источники править

  1. Е.С.Лихтенштейн (составитель) Слово о науке. Книга вторая.. — М.: Знание, 1981. — 272 с. — (817728). — 100 000 экз.
  2. Фаина Раневская. «Почему все дуры такие женщины». — М.: издательство Litres, 2017. ISBN 5457725138.
  3. 1 2 Григорий Козинцев. «Время трагедий». — М.: Вагриус, 2003 г.
  4. Алексей Щеглов. «Фаина Раневская. Вся жизнь». — М.: Захаров, 2003 г.
  5. Юрий Ханон. «Скрябин как лицо». — СПб.: «Центр Средней Музыки» & «Лики России», 1995. — Т. 1. — 680 с. — 3000 экз. — ISBN 5-87417-026-Х
  6. Н. Н. Никулин. «Воспоминания о войне». — СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2008 г.
  7. Ornella Volta «L’Imagier d’Erik Satie». — Paris 6-e: Edition Francis Van de Velde, 1979. — 115 124 с. — ISBN 2 86299 007 8
  8. «Куртка Фернана Леже» («Чемодан»).
  9. Р. М. Фрумкина. «Психолингвистика». — М.: Академия, 2001 г.
  10. Н. Б. Лебина, Мужчина и женщина. Тело, мода, культура. СССР — оттепель. — М.: Новое литературное обозрение, 2014 г.
  11. В. Шаламов, Новая книга: Воспоминания. Записные книжки. Переписка. Следственные дела. — М.: Изд-во Эксмо, 2004 г.
  12. Домбровский Ю.О. Собрание сочинений: В шести томах. Том пятый. — М.: «Терра», 1992 г.
  13. А.Найман, «Рассказы о Анне Ахматовой». — М.: Вагриус, 1999 г.
  14. Дмитрий Каралис, «Автопортрет». — СПб.: Геликон Плюс, 1999 г.
  15. Георгий Арбатов Сочинения в 18 томах, Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. — М.: «Вагриус», 2002 год
  16. Анна Берсенева Нью-Йорк – Москва – Любовь. — М.: Эксмо-Пресс, 2006 г. г.
  17. Эрик Сати, Юрий Ханон «Воспоминания задним числом». — СПб.: Центр Средней Музыки & издательство Лики России, 2010. — 682 с. — ISBN 978-5-87417-338-8
  18. Мятлев И.П. Стихотворения. Библиотека поэта. — Ленинград, «Советский писатель», 1969 г.
  19. Р. Ч. Мандельштам. Стихотворения. — СПб.: Издательство Чернышева, 1997 г.
  20. С. Кирсанов, Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. Большая серия. — СПб.: Академический проект, 2006 г.
  21. 1 2 Л. Мартынов. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. — Л.: Советский писатель, 1986 г.
  22. Смеляков Я.В. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Второе издание. — Ленинград, «Советский писатель», 1979 г.
  23. Иосиф Бродский. Собрание сочинений: В 7 томах. — СПб.: Пушкинский фонд, 2001 г. Том 5
  24. Виктор Кривулин. Концерт по заявкам. Три книги стихов трех последних лет (1990-1992). — СПб.: Издательство Фонда русской поэзии, 1993 г. — 109 стр.

См. также править