Дюшес

Дюше́с (от фр. duchesse, буквально — герцогиня) — группа десертных сортов груши с нежной, тающей, сочной и сладкой мякотью. Впервые сорт упоминается в 1845 году пепиньеристом Бартером в Тулузе (Франция). Первый урожай корнесобственное дерево принесло в 1856 году. Наиболее известны две сортовые разновидности:

• Дюшес д’Ангулем — осенняя, происходит из Франции, назван в честь герцогини Ангулемской, Марии Терезы Французской. Сорт незимостойкий, встречается в Крыму и на юге России.
• Деканка зимняя (Зимний Дюшес) — зимняя, происходит из Бельгии. Также не отличается зимостойкостью, распространена в южных регионах.

Груша Дюшес (рисунок 1921)

Дюшес в коротких цитатах

	Саду всего пять лет, но уже на крошечных деревьях висят дюшесы, бёри, кальвили и ранеты изумляющей величины и красоты.
	— Евгений Марков, «Очерки Крыма (Картины крымской жизни, природы и истории)», 1872

	В Париже отличная груша дюшес стоит десять су, а в Красном Холму ее ни за какие деньги не укупишь.
	— Михаил Салтыков-Щедрин, «За рубежом», 1881

	Привела я его. Он дюшес спросил. Налила я вина, сама отхлебнула, да потом выплюнула, а он стакан выпил.
	— Иван Путилин, «40 лет среди грабителей и убийц», 1889

	Говорят, дрова Нынче больно дорогие: Словно, как дюшесы, Цельнозолотые.
	— Михаил Савояров, «Сплетни» (куплеты), 1915

	...она кушала грушу дюшес, даже не подозревая, что превращается во вдову. <...> Груши дюшес исчезли так бесследно, как будто только во сне виделись они, и наступила томительная, позорная, бесконечная бедность ― почти нищета.
	— Леонид Андреев, «Жертва», 1916

	Посмотри, видишь, вон тот офицер с серебряными эполетами взял громадную грушу дюшес и прячет в карман, а она не лезет, а шапка полна конфетами. Вон и ещё берёт в бумажке завернутую.
	— Пётр Краснов, «От Двуглавого Орла к красному знамени», 1922

	Таких размеров яблок (апорт) и груш (дюшес), как в Верном, я не встречал нигде. <...> Обилие фруктов (яблок «верненский апорт» и груш «дюшес») было невероятное.
	— Алексей Татищев, «Земли и люди: В гуще переселенческого движения», 1928

	...на вечерах «божественного Игоря» я смотрел на тысячную, без всяких преувеличений, толпу (и не из одних же швеек она состояла!), рычащую от восторга на разные его «грезовые эксцессы» и «груди, как дюшес»...
	— Георгий Иванов, «Китайские тени», 1930

	...напяливался закапанный соком дюшесов сюртучок с неоторванной обормоткой, с гвоздикой в петлице; схватывались пятилетние манжеты; ни чая, ни хлеба. С постели ― на улицу...
	— Андрей Белый, «Начало века», 1930

	Увидев прекрасно сервированный стол с вазой дюшесов, испытывал колики голода; мысль, что есть «проблема питания», озаряла его пред вазой с дюшесами; с жадностью бросался и пожирал, напоминая захудалого пса; голодный Эллис, не бравший сутками ничего в рот, набивал желудок дня на два дюшесами...
	— Андрей Белый, «Начало века», 1930

	Эллис, заливаясь словами о Данте и соком дюшеса, которого половину откусывал, ― картина десятилетия; пожиратель дюшесов, а не вырезыватель книжных страниц, ― монстр того времени; желудочный кризис наступал тут же, за Данте...
	— Андрей Белый, «Начало века», 1930

	...тайна дюшесов: только ими питался он; не успокаивался, пока оставался последний дюшес; тут же и тайна желудочного недомогания...
	— Андрей Белый, «Начало века», 1930

	И красавицы в позах французского S, ― Не тела, а дюшес…
	— Саша Чёрный, «Уличная выставка», 1932

	...это груша ― дюшес. А я кричал, чтоб мне дали подержать. И мне дали немножко подержать. А есть её никому не дали. Бабушка сказала, что сначала её нарисует, чтоб потом девочкам вышивать. Потому что она очень красивая.
	— Борис Житков, «Что я видел», 1937

	Плачу над грушей дюшес, Сгорбилась в горе великом...
	— Марианна Колосова, «Бор мой», 1930-е

	Ценные груши «дюшес» он посылает на продажу в Нанси, и это вместе с пенсией составляет его скромный годовой бюджет.
	— Алексей Игнатьев, «Пятьдесят лет в строю», 1953

	...ел вчера грушу того типа, который называется дюшес. Сперва я ел, инстинктивно готовый к восприятию того вкуса и запаха, который я забыл от прошлого сезона, но который помимо меня должен был сразу вспомниться, ― и вдруг я понял, что ем не плод, приспособленный для еды с наслаждением...
	— Юрий Олеша, «Книга прощания», 1959

	«Тасечка!» — воскликнул я и вручил ей тёплую, полураздавленную грушу дюшес — эта груша нагрелась у меня в кармане до температуры плавления металла.
	— Юрий Герман, «Дорогой мой человек», 1960-е

	...оса ― дюшес когтит и гложет ненасытным телом.
	— Белла Ахмадулина, «Вот не такой, как двадцать лет назад...», 1977

	...купить на царские деньги мы могли лишь сочную, красивую, обернутую в папиросную бумагу грушу дюшес. Так мы и сделали. Грушу я подарил маме.
	— Юрий Никулин, «Как я учился ходить», 1979

Дюшес в публицистике и документальной прозе

Сад ― тоже замечательность своего рода. Это первый местный опыт карликовых садов. 2000 французских груш и яблонь самых дорогих сортов воспитываются доктором Арендтом в форме урны, ростом не выше полутора аршин каждое. Саду всего пять лет, но уже на крошечных деревьях висят дюшесы, бёри, кальвили и ранеты изумляющей величины и красоты. При этом способ воспитания, небольшое пространство, засаженное деревьями, может дать огромный доход, так как цена этих нежных сортов уже теперь на месте достигает до 10 рублей за пуд, а через несколько лет 2000 деревцев могут давать по пуду каждое.

— Евгений Марков, «Очерки Крыма (Картины крымской жизни, природы и истории)», 1872

И в довершение всего, есть для мужчин кокотки, вроде той, какую однажды выписал в Кашин 1-й гильдии купец Шомполов и об которой весь Кашин в свое время говорил: ах, хороша стерьва! В Париже отличная груша дюшес стоит десять су, а в Красном Холму ее ни за какие деньги не укупишь. В Париже бутылка прекраснейшего Понте-Кане стоит шесть франков, а в Красном Холму за Зызыкинскую отраву надо заплатить три рубля. И так далее, без конца.

— Михаил Салтыков-Щедрин, «За рубежом», 1881

Третий номер считался «дорогим». Он стоил пять рублей и состоял из большой, хорошо меблированной комнаты, разделенной драпировками как бы на три отдельные комнаты. <...> Ковёр во всю стену, мягкая мебель, трюмо и стенное зеркало, высокий шкаф, маленькие столики и большой передвижной стол, покрытый белой скатертью поверх плюшевой. На этом столе оказалась бутылка недопитого красного вина, два стакана, десертные тарелки, два ножа для фруктов, да еще лежала кожица от груши дюшес. На одном из кресел валялась плюшевая мужская шляпа и перчатки, на другом ― серый драповый пиджак. За другой драпировкой располагались кровать, ночной столик и умывальник. На столике лежали очки в золотой оправе, золотые часы с массивной цепью и портмоне. На кровати лежал убитый. <...> Он мне уже место обещал. «Я, ― говорит, ― вдовец, у меня дочь, и ей гувернантка нужна. Я вас возьму». Привела я его. Он дюшес спросил. Налила я вина, сама отхлебнула, да потом выплюнула, а он стакан выпил. Пошел на постель, стал раздеваться, да как плюхнется ― и заснул! Я подождала ― он спит. Ну, я хлопнула в ладоши, взяла книжку и ушла, а его приказала не будить.

— Иван Путилин, «40 лет среди грабителей и убийц», 1889

Дюшес в мемуарах, письмах и дневниковой прозе

Ныне разбитый обелиск с письмом или знаками «руническими» еще стоял над погребением довольно высоко, этим, собственно, он и привлек внимание Ядринцева. Но район, в котором мы теперь работаем, по-видимому, никем не затронут. До позднего времени я и Пшевик не спали, все читали, беседовали и в конце концов захотели есть, вскрыли маленькую коробочку сардин, а позднее и банку с чудными фруктами «дюшес»; поели, усладились, улыбнулись на все это и вспомнили далекий Петроград, наших самых близких друзей.

— Пётр Козлов, «Географический дневник Тибетской экспедиции 1923-1926 гг.», 1925

Зато большое распространение получило разведение яблок и груш в Верненском уезде, в более северном и суровом по климату Семиречье. Таких размеров яблок (апорт) и груш (дюшес), как в Верном, я не встречал нигде. К сожалению, 760 верст грунтовой дороги до ближайшей станции не давали возможности вывозить эти фрукты в Россию. Я попробовал раз взять с собой ящик в тарантас и довез до Ташкента одно месиво. <...> Все дома и здания (не исключая большого красивого собора) были из дерева, так как печальный опыт 1889 года, когда весь город был разрушен, показал, что только деревянные здания выдерживают землетрясения. Все дома были с садами, а по широким улицам, обсаженным густыми деревьями, проходили вечером коровы городского стада и почему-то хозяйки развешивали бельё. Обилие фруктов (яблок «верненский апорт» и груш «дюшес») было невероятное. Цены столь же невообразимые ― рубль за воз, если не на выбор, при покупке оптом; рубль за сотню ― розницей, размером же яблоки и груши были такие, какие я больше в жизни не встречал.

— Алексей Татищев, «Земли и люди: В гуще переселенческого движения», 1928

Редкая «физическая» талантливость Северянина, конечно, несомненна… но все-таки, когда на вечерах «божественного Игоря» я смотрел на тысячную, без всяких преувеличений, толпу (и не из одних же швеек она состояла!), рычащую от восторга на разные его «грезовые эксцессы» и «груди, как дюшес», я спрашивал себя, что же все-таки с этими людьми? В самом деле, может быть, Игорю Северянину так хотелось славы, что он вызвал ее из пустоты, как факир из пустоты выращивает пальму.

— Георгий Иванов, «Китайские тени», 1930

Спохватившись, что где-нибудь его ждут, он выпрыгивал из одеяла: схватив губку, морщась от ужаса перед холодной водой, растирал ей нос, не трогая глаз, лысины, щек; напяливался закапанный соком дюшесов сюртучок с неоторванной обормоткой, с гвоздикой в петлице; схватывались пятилетние манжеты; ни чая, ни хлеба. С постели ― на улицу: в «Весы»; а то ― расхлебывать какой-нибудь инцидент. Где-то застрянет, чтобы оттуда уже ― ко мне, к Метнеру, к Христофоровой, к мадам Конюс, к Кларе Борисовне Розенберг: где ни бывал! Увидев прекрасно сервированный стол с вазой дюшесов, испытывал колики голода; мысль, что есть «проблема питания», озаряла его пред вазой с дюшесами; с жадностью бросался и пожирал, напоминая захудалого пса; голодный Эллис, не бравший сутками ничего в рот, набивал желудок дня на два дюшесами: ваза пустела, к ужасу хозяек; у Эллиса открывалось… желудочное расстройство. Эллис, заливаясь словами о Данте и соком дюшеса, которого половину откусывал, ― картина десятилетия; пожиратель дюшесов, а не вырезыватель книжных страниц, ― монстр того времени; желудочный кризис наступал тут же, за Данте; новый ужас хозяек: Эллис бросался надолго страдать в не столь удаленное место, откуда являлся с зеленым, сведенным лицом; надо бы судить Эллиса ― за корзины дюшесов, похищенных у гостей К. П. Христофоровой; тайна дюшесов: только ими питался он; не успокаивался, пока оставался последний дюшес; тут же и тайна желудочного недомогания, открытая В. О. Нилендером...

— Андрей Белый, «Начало века», 1930

Назавтра мой «billet de logement» привел меня в небольшой потемневший от времени каменный домишко пехотного капитана в отставке. Одетый по случаю появления войск в опрятный пиджак с тоненькой красной ленточкой Почетного легиона в петлице, мой хозяин начал прием с показа мне своих владений, состоявших из обширного фруктового сада и крохотного, но идеально возделанного огорода, без единого сорняка, без единой ямки. Он снимает ежегодно два-три урожая разных овощей, их ему с женой хватает на целый год. Ценные груши «дюшес» он посылает на продажу в Нанси, и это вместе с пенсией составляет его скромный годовой бюджет. Рабочего с лошадью ему приходится нанимать только на два дня весной для пропашки. Корову он доит сам.

— Алексей Игнатьев, «Пятьдесят лет в строю», 1953

Слива, груша, апельсин, растя на новых удобрениях, растя спешно, насильственно, растя лишь для того, чтобы был побит рекорд или достигнута экономия, вырастают без прежнего вкуса и запаха. Я ел вчера грушу того типа, который называется дюшес. Сперва я ел, инстинктивно готовый к восприятию того вкуса и запаха, который я забыл от прошлого сезона, но который помимо меня должен был сразу вспомниться, ― и вдруг я понял, что ем не плод, приспособленный для еды с наслаждением, а некую, увеличившуюся в размерах, несъедобную не то завязь, не то почку, вкус которой нравится только некоторым породам птиц или насекомых.

— Юрий Олеша, «Книга прощания», 1930-1959

У меня в копилке лежал старинный царский двугривенный. От кого-то я узнал, что серебряные царские монеты принимают тоже. Перед днем рождения мамы я с одной из теток пошел в торгсин менять двугривенный на подарок. Мы робко подошли к прилавку и подали двугривенный. Его приняли, но купить на царские деньги мы могли лишь сочную, красивую, обернутую в папиросную бумагу грушу дюшес. Так мы и сделали. Грушу я подарил маме.

— Юрий Никулин, «Как я учился ходить», 1979

Дюшес в беллетристике и художественной прозе

	― Завтра не ставь новых; эти еще могут прогореть, ― говорила она лакею. ― Ты запер фрукты? Дюшес надо обернуть бумагою. Лакей хмуро слушал распоряжения и отвечал односложным: «Слушаю-с». ― Попроси ко мне Дмитрия Васильевича, ― приказала наконец графиня, сделав необходимые распоряжения.
	— Александр Шеллер-Михайлов, «Лес рубят — щепки летят», 1871

― Только вы, бога ради, не скажите об этом нашем разговоре брату ― это его очень рассердит и обеспокоит. ― Для чего ж я ему стану говорить! ― произнес генерал, уже слегка позевнув от беседы с кузиной, и затем, распрощавшись с ней, возвратился к Бегушеву. Там он нашел бутылку шампанского и вазу с грушами дюшес: Бегушев знал, чем угощать кузена! ― Ваше превосходительство, вы, как европеец, конечно, не пьете чаю, ― сказал он.

— Алексей Писемский, «Мещане», 1877

	― Ну, это только слава одна, что четыре блюда, ― проговорил Павел Александрович, не отрывая глаз от дюшесы, с которой он тщательно снимал кожу серебряным ножом.
	— Екатерина Краснова (Бекетова), «Люди и вещи» (рассказ), 1890

Хлебникова села, а певица направилась к одному из буфетов, где было не так тесно, как у других. Вскоре она вернулась с двумя стаканами шампанского, в один из которых незаметно для Ольги Ивановны влила какой-то жидкости, находившейся у нее в маленьком золотом флакончике-брелоке, висевшем на браслете. Барон Гемпель, взявшийся услужить ей, принес серебряную тарелку с двумя великолепными дюшесами. ― Кушайте, моя крошка… Это вас освежит… <...> Руга между тем весело болтала с бароном, внимательно следя за стаканом Хлебниковой. Когда он был выпит молодой девушкой до дна, на губах певицы появилась довольная улыбка. ― Кусочек дюшесы… Груши замечательно сочны и вкусны, ― предложила Матильда Францовна. Ольга Ивановна принялась за грушу. Вскоре они покинули буфетную залу и вернулись в танцевальную..

— Николай Гейнце, «Герой конца века», 1898

― «Ну, я все-таки его подожду». Александр Иванович поклонился французу; он потянулся за грушею (на столе стояла ваза с дюшесами); Зоя Захаровна Флейш от Александра Ивановича тут отставила вазу: Александр Иванович так любил груши. Груши грушами, но не в них была сила. Сила ― в голосе: в голосе, запевавшем откуда-то; голос был совершенно надорванный, невозможно крикливый и сладкий; и при этом: голос был с недопустимым акцентом. На заре двадцатого века так петь невозможно: просто как-то бесстыдно; в Европе так не поют.

— Андрей Белый, «Петербург», 1914

Но он дышал тихо, не ворочался, чтобы не обеспокоить, и это в совершенстве походило на крепкий сон. И когда полковник одиноко, избегая шуму и беспокойства, умирал в своем кабинетике, на турецком диване, под стеной, увешанной длинными чубуками, ― она кушала грушу дюшес, даже не подозревая, что превращается во вдову. Несчастья для женщин начались сразу и уже длились без конца. Полковник умер, и его закопали, имущество, ковры и серебро продали кредиторы, а частью разворовала прислуга, и осталась Елена Дмитриевна вдвоем с дочерью на крохотном пенсионе, который ей кто-то выхлопотал во внимание к благородству полковника. Груши дюшес исчезли так бесследно, как будто только во сне виделись они, и наступила томительная, позорная, бесконечная бедность ― почти нищета. Не всякий день обедали Елена Дмитриевна и дочь Таисия, бывшая институтка, некрасивая девушка с плоской грудью, напудренным носиком и неизбывною наивностью во взорах. Плакали, молились и ничего не понимали, но все ждали откуда-то конфет. <...> И не будь колдовских тридцати серебреников, пожалуй, вернулась бы к прежнему бездумью изнемогавшая Елена Дмитриевна, но с ними под конец преодолела все затруднения и поняла-таки, что ей надо представить на ее театре без конфет и груш дюшес: надо ей представить ― во-первых, счастливую мать, всем довольную, веселую; во-вторых ― хорошо одетую, пожилую барыню, которая до глупости боится железнодорожных катастроф и оттого страхуется.

— Леонид Андреев, «Жертва», 1916

― Пить и есть хорошо, ― сказал Саблин, ― но я не понимаю одного. Посмотри, видишь, вон тот офицер с серебряными эполетами взял громадную грушу дюшес и прячет в карман, а она не лезет, а шапка полна конфетами. Вон и еще берет в бумажке завернутую. Лакеи смотрят. Смеются поди. Что это? Жадность? Дорвался до дарового и берет. ― Нет, Александр Николаевич, ― серьезно глядя на Саблина, сказал Ламбин, и его распушенные усы поднялись, как у кота, ― это не жадность.

— Пётр Краснов, «От Двуглавого Орла к красному знамени», 1922

Я только до двери добежал. И увидал, что у Матвея Ивановича там корзиночка с крышечкой. Крышечка тоже из прутиков. Матвей Иванович вынул оттуда грушу, большую-пребольшую. Он её за хвостик понёс прямо к бабушке. Груша совсем коричневая, как будто печёная. А она не печёная. И её надо тихонько брать, потому что очень мягкая. Бабушка закричала: Бабушка закричала: ― Ах, какой большой дюшес! Я тоже стал кричать: ― Почему дюшес? Бабушка сказала: ― А это груша ― дюшес. А я кричал, чтоб мне дали подержать. И мне дали немножко подержать. А есть её никому не дали. Бабушка сказала, что сначала её нарисует, чтоб потом девочкам вышивать. Потому что она очень красивая. А Матвей Иванович говорил, что скоро пришлёт лошадей. И нас повезут в колхоз, где всё растёт. И яблоки всякие, и маленькие и большие. Груши, вот такие, прямо на дереве висят, и ещё есть ягоды разные.

— Борис Житков, «Что я видел», 1937

Амираджиби улыбнулся. — Когда я сделал предложение своей жене, — сказал он Устименке, — своей нынешней супруге, то в числе прочих аргументов — не слишком убедительных выдвинул один, решивший исход моей пламенной, темпераментной, но отнюдь не искусной речи. Я сказал: «Тасечка, дорогая Тасечка!» (Она у меня русская, Анастасия Васильевна.) «Тасечка!» — воскликнул я и вручил ей тёплую, полураздавленную грушу дюшес — эта груша нагрелась у меня в кармане до температуры плавления металла. «Тасечка, — произнес я, — мы, моряки, всегда тоскуем по нашим жёнам, потому что подолгу их не видим. Мы сходим с ума от любви, потому что не знаем, что такое будни брака, мы знаем только праздники». Ты улавливаешь мою мысль, Родион? Вы понимаете меня, доктор? Жена для мужа — праздник, и он для неё — тоже. Никогда нет разговоров про пересоленный суп или про то, что ты опять сегодня не побрился. «Не брейся, — говорит она, — не трать время на это проклятое бритьё!» — «Я обожаю кушать именно пересоленный суп, — говорит он, — для меня нет супа, если он не пересоленный!» — Так и вышло? — спросил Устименко. — Почти так. Несколько раз она хотела развестись, но потом, когда мы немножко постарели, Тасечка поняла, какая здесь таилась романтика. И больше не жалеет, что взяла ту раскалённую грушу и скушала её на пристани в Одессе, провожая меня.

— Юрий Герман, «Дорогой мой человек», 1960-е

Космонавт взял из вазы грушу и сочно впился в неё, явно стараясь промыть рот после этого фантастического напитка. Остальные тоже взяли по плоду. ― Великолепная груша, ― сказал космонавт, жуя и шумно втягивая в себя излишки сока. ― Дюшес, ― довольный, заметил Абесаломон Нартович. ― Надюша, распорядись, чтобы поставили мне в багажник ящик груш для нашего космонавта. Надюша, усмехнувшись, пошла к дверям, продолжая насмешничать над нами своими покачивающимися бедрами. Но после напитка Абесаломона Нартовича мы легко перенесли эту насмешку. Я, во всяком случае. ― Вы меня балуете, ― сказал космонавт. ― Страна любит своих героев, ― отвечал Абесаломон Нартович и, снова обращаясь к предмету своей последней страсти, добавил: ― Опыты с прохладительными напитками продолжаются…

— Фазиль Искандер, «Сандро из Чегема» (книга третья), 1989

Дюшес в поэзии

	― Дал бы вам, почтенный (славные омары!), Но, ей-богу, нету (херес, точно, старый; В Английском бутылка стоит пять с полтиной), Нету ни копейки, то есть ни единой. Акции всё ниже, ниже год от году. Сам от кредиторов бросился бы в воду, Так уж мне последних два-три года трудны. (Славные дюшесы! Мараскино чудный!)
	— Василий Курочкин, «Весёлые разговоры», 1866

	Говорят, дрова Нынче больно дорогие: Словно, как дюшесы, Цельнозолотые. Говорят, коль гости Нас будут посещать, — Будем мы поленом Их угощать.
	— Михаил Савояров, «Сплетни» (куплеты), 1915

	...В чемодане с этикеткой Экстра-классом в тот вагон Где экспрессом не в Одессу, Не тархун, не эстрагон ― Без дюшеса, полным весом, Гонит прямо ― в небосклон.
	— Михаил Савояров, «Экстра гон» (из сборника «Не в растения»), 1922

	Здесь кондитер живёт. Он потеет над тестом и кремом Целый день в Ереване. Вернется домой Арташес, Гостя сам зазовет, ― к философским склонен он темам. Прочитает стихи, а супруга очистит дюшес.
	— Сергей Шервинский, «Кондитер» (из цикла «Стихи об Армении»), 1920-е

	На ширмах натыканы плотно Полотна: Мыльной пеной цветущие груши, Корабли, словно вафли со взбитыми сливками, Першеронов ватные туши, Волны с крахмальными гривками И красавицы в позах французского S, ― Не тела, а дюшес…
	— Саша Чёрный, «Уличная выставка», 1932

	Плачу над грушей дюшес, Сгорбилась в горе великом: Где ты, родимый мой лес, Папоротник, земляника! Право, смешной разговор: Я разлюбила бананы. Бор мой, сосновый мой бор, Запах медовый и пряный!
	— Марианна Колосова, «Бор мой», 1930-е

	Барометр, своим умом дошед до истины, что жарко, тем же делом и мненьем занят. И оса ― дюшес когтит и гложет ненасытным телом.
	— Белла Ахмадулина, «Вот не такой, как двадцать лет назад...», 1977

См. также

• Груша
• Груши околачивать
• Груша земляная
• Грушанка
• Вишня
• Боярышник
• Яблоня
• Яблоко
• Дерево жизни