Торжок

Торжо́к — расположенный на обоих берегах реки Тверца древний город в центральной части Тверской области России. Торжок — город областного значения и административный центр Торжокского района. Бывший крупный торговый пункт на пути в Новгород и Петербург из южных районов Руси. До середины XV века — пограничный город Новгородской республики. В 64 километрах к юго-востоку от Торжка находится Тверь.

Торжок, вид с крепостного вала
(фото: Прокудин-Горский, 1910)

Торжок — входит в число старейших городов России. Дата его возникновения в точности — не известна. Древнейшую деревянную мостовую в Новоторжском кремле на Нижнем городище датируют рубежом X—XI веков. Первое косвенное упоминание названия «Торжок» в виде прилагательного содержится в отрывке из Лаврентьевской летописи: Лето 6523 (1015 год от рождества Христова) «преподобный Ефрем Новоторжский бе в сия времена».

Торжок в коротких цитатах

	В Торжке мы прогостили сутки с большою скукой, потому что после петербургского рода жизни Торжок есть то же, что тёмная ночь после хорошего ясного дня.
	— Иван Долгоруков, «Повесть о рождении моем, происхождении и всей моей жизни...», 1788-1822

	Новогородцы отправили к Георгию двух послов и хотели, чтобы он выехал из Торжка, отпустив к ним сына; а великий князь требовал, чтобы они выдали ему некоторых знаменитых граждан, и сказал: «Я поил коней своих Тверцою: напою и Волховом».
	— Николай Карамзин, «История государства Российского» (том третий), до 1818

	Святослав бежал в Суздальскую область и, с помощию Андрея обратив в пепел Торжок, грабил окрестности.
	— Николай Карамзин, «История государства Российского» (том третий), до 1818

...князь, озлобленный жителями, велел зажечь город с конца по ветру. В несколько часов все здания обратились в пепел, монастыри и церкви, кроме трех каменных; множество людей сгорело или утонуло в Тверце, и победители не знали меры в свирепости: обдирали донага жен, девиц, монахинь; не оставили на образах ни одного золотого, ни серебряного оклада и с толпами пленных удалились от горестного пепелища, наполнив 5 скудельниц мёртвыми телами. Летописцы говорят, что злодейства Батыевы в Торжке не были так памятны, как Михаиловы.

— Николай Карамзин, «История государства Российского» (том третий), до 1818

	Оставив наконец дымящуюся кровию Тверь, он <Иван Грозный> также свирепствовал в Медном, в Торжке, где в одной башне сидели крымские, а в другой ливонские пленники, окованные цепями: их умертвили...
	— Николай Карамзин, «История государства Российского» (том девятый), до 1819

	На досуге отобедай У Пожарского в Торжке, Жареных котлет отведай (именно котлет) И отправься на легке.
	— Александр Пушкин, Из письма к Соболевскому, 9 ноября 1826

	…въ гостиницѣ Пожарской приготовляются очень вкусныя котлеты; онѣ дѣлаются изъ курицы и таютъ во рту: совѣтую всѣмъ проѣзжающимъ чрезъ Торжокъ покушатъ ихъ.
	— Михайло Жданов, «Путевыя записки по Россіи», май 1838

	Торжок. Мы приехали сюда поздно вечером; нам очень хотелось быть в магазине, который в самой гостинице, чтоб купить знаменитых башмаков, но он был уже заперт.
	— Юлия Перцова, Дневник, 1838

	...в Торжке не найдёшь теперь и знаменитых пожарских котлет: их лучше делают в Петербурге.
	— Иван Гончаров, Фрегат «Паллада», 1855

	Между Торжком и Осташковым почта не ходит, а есть так называемый торговый тракт, по которому проезд бывает почти только зимой.
	— Александр Островский, Дневник, 16 мая 1856

	А в Торжке, под Москвой, Он, что дуб под горой, И грозу поднебесную выстоит...
	— Лев Мей, «Песня про княгиню Ульяну Андреевну Вяземскую», 1858

	Тем временем татары, вероятно не зная, что новгородцы прогнали Александра, напали на новоторжскую землю, принадлежащую Новгороду, и опустошили её.
	— Николай Костомаров, «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей» 1862

	...для Озёрной области гораздо важнее был другой путь в Поволжье, через Мсту и Тверцу. Тверца представляла ключ к Новгороду и занятие её верхнего течения от города Торжка враждебными Новгороду Низовскими князьями каждый раз прекращало торговые сношения с Поволжьем, и вело за собою общее возвышение цен в Новгородской области, нередко голод.
	— Николай Барсов, «Очерки русской исторической географии. География начальной летописи», 1873

	Воровское войско истребило город Старицу, не взяло Торжка, отступило и заперлось в Твери.
	— Николай Костомаров, «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей» (выпуск третий), до 1875

	Бежецкий Верх был границей новгородских владений и в 1436 году и в следующие два года дважды ограблен князем Тверским в наезде его на Торжок.
	— Константин Случевский, «Поездки по Северу России в 1885-1886 годах», 1888

	...все вместе концы составляли целый город, как Новый Торг (или нынешний Торжок) с семнадцатью концами или улицами...
	— Сергей Максимов, «Крылатые слова», 1899

	За Торжком подверглись разорению, разграблению и казням Вышний Волочек, Валдай, Яжелбицы, Выдропуск, Хотилово, Едрово, Крестцы, Зайцево, Бронницы и все остальные места до Ильменя. Опричники по дороге рассеивались по деревням, грабили имущество и убивали народ.
	— Павел Ковалевский, «Иоанн Грозный», 1900-е

	...политическая зависимость пригородов, выражавшаяся в столь разнообразных формах, была всегда очень слаба: пригороды иногда отказывались принимать посадников, которых присылал главный город; Торжок не раз ссорился с Новгородом и принимал к себе князей против его воли...
	— Василий Ключевский, Русская история, Полный курс лекций, 1904

	Суздальские князья, враждуя с Новгородом, легко вынуждали у него покорность, задерживая в Торжке обозы с хлебом, направлявшиеся в Новгород. Потому новгородцы не могли быть долго во вражде с низовыми князьями: по выражению летописца, тогда «ни жито к ним не идяше ниотколеже».
	— Василий Ключевский, Русская история, Полный курс лекций, 1904

	Стол был покрыт большим толстым стеклом, и под ним покоился <...> вид Торжка, где Пушкин ел пожарские котлеты...
	— Константин Вагинов, «Бамбочада», 1931

	Не в Киеве, не в Суздале, а посреди Торжка не отлетел бы с удали каблук от сапожка!
	— Олег Чухонцев, «Базарный день на площади...» (из цикла «Осаждённый»), 1960

	Лают лисы, воют волки, кружит галенье. Две недели отбивается Торжок. <...> ― Вот и срок пришел. Расстанемся, как водится. ― Прощевай, талань. Прощай, лихой Торжок.
	— Олег Чухонцев, «Лают лисы, воют волки, кружит галенье...» (из цикла «Осаждённый»), 1960

	По крайней мере, надеюсь я, что сохранит милосердный Бог <...> Торжок, где почистить сапог ― обряд, и добродетелей некий ряд...
	— Иосиф Бродский, «Письмо в бутылке», 1964

	Торжок ― раньше ли, позже ― будет туристским центром.
	— Юрий Черниченко, «Волконский», 1968

	Октябрьский переворот застал нас в имении. В Торжке появилась новая власть ― матрос Клюев, ― и кровавая работа закипела: грабежи, расстрелы…
	— Олег Волков, «Погружение во тьму», 1979

	По этой дороге Сашка и на фронт ехал, но проезжал ночью, потому и не видел Торжок разбомбленный, который к концу дня проплыл мимо, краснея развороченными кирпичами, будто ранами.
	— Вячеслав Кондратьев, «Сашка», 1979

	Дальше через Тверь (тяжёлый воздух, разбитый асфальт ― задерживаться здесь не стали) в Торжок. Прелестный городишко.
	— Марк Харитонов, Стенография конца века. Из дневниковых записей, 5 августа 2005

	Лена купила там книжку со свидетельствами о Торжке и быте новоторов (я, к стыду своему, впервые узнал это слово, город прежде назывался Новый Торг)...
	— Марк Харитонов, Стенография конца века. Из дневниковых записей, 5 августа 2005

	Торжок во времена Великого Новгорода играл стратегическую роль его южного форпоста, оседлав очень удобную и для жизни, и для обороны излучину реки Тверца, на её правом берегу, откуда речной простор далеко просматривался и вниз, и вверх по течению.
	— Людмила Свистунова, «Маленький Торжок как зеркало русской души», 2012

	Бессмертные строки «Я помню чудное мгновенье...» тоже связаны с Торжком.
	— Людмила Свистунова, «Маленький Торжок как зеркало русской души», 2012

	Рядом, рукой подать, коптил небо старинный городок Торжок, там тоже мухи со скуки дохли прямо в полёте и падали на головы редких прохожих, но Мишу туда почему-то не тянуло.
	— Давид Маркиш, «Белая жара», 2013

	Появился Торжок только тогда, когда через него проехал из Москвы в Петербург и обратно Александр Сергеевич Пушкин и отведал в придорожной гостинице у Дарьи Евдокимовны Пожарской её знаменитых пожарских котлет...
	— Михаил Бару, «Замок с музыкой», 2013

Торжок в публицистике и документальной прозе

	Юрий Владимирович, злобствуя на сыновцов Мстиславичев, неоднократно требовал от новогородцев, чтоб, Мстиславичев выслав, взяли сына его. На что они ему извинялись учинённою ротою отцу их Мстиславу. За что он, озлобясь, пошел с войском на области Новогородские. И, пришед, вскоре Торжек взял и по Мсте всю область их разорил.
	— Василий Татищев, из второго тома «Истории российской», 1750

	Торжок. Здесь, на почтовом дворе, встречен я был человеком, отправляющимся в Петербург на скитание прошения. Сие состояло в снискании дозволения завести в сем городе свободное книгопечатание. Я ему говорил, что на сие дозволения не нужно; ибо свобода на то дана всем. Но он хотел свободы в ценсуре...
	— Александр Радищев, «Путешествие из Петербурга в Москву», 1790

Юный сын Георгиев, исполняя тайное повеление отца, вторично уехал из Новагорода со всем двором своим и занял Торжок, куда скоро прибыл и сам Георгий, брат его Ярослав, племянник Василько и шурин Михаил, князь черниговский. Они привели войско с собою, грозя Новугороду: ибо великий князь досадовал на многих тамошних чиновников за их своевольство. Новогородцы отправили к Георгию двух послов и хотели, чтобы он выехал из Торжка, отпустив к ним сына; а великий князь требовал, чтобы они выдали ему некоторых знаменитых граждан, и сказал: «Я поил коней своих Тверцою: напою и Волховом».

— Николай Карамзин, «История государства Российского» (том третий), до 1818

	Кто-то искал счастья по всему миру и нашел же его, воротясь, у своего изголовья. <...> Видно, уж так заведено в мире, что на Волге и Урале не купишь на рынках хорошей икры; в Эперне не удастся выпить бутылки хорошего шампанского, а в Торжке не найдешь теперь и знаменитых пожарских котлет: их лучше делают в Петербурге.
	— Иван Гончаров, Фрегат «Паллада», 1855

Слава Андреева давно гремела в России: новогородцы пленились мыслию повиноваться столь знаменитому князю; однако ж, не имея причин жаловаться на своего, не вдруг прибегнули к средствам насилия: сперва сказали, что область Новогородская никогда не имела двух князей и что Давид должен оставить Торжок; когда же Святослав Ростиславич, угождая им, велел брату выехать оттуда в Смоленск, они решились, без дальнейших околичностей, взять его под стражу. Уведомленный о сем намерении, Святослав не хотел верить. «Вчера (говорил он боярам) граждане любили меня; вчера я слышал их клятвы, видел общее усердие». В самое то время народ вломился во дворец, неволею послал князя в Ладогу, запер его жену в монастырь, разграбил казну, оковал дружину. <...> Сведав заговор, Святослав уехал в Великие Луки и велел объявить новогородцам, что не хочет княжить у них. «А мы не хотим иметь тебя князем», ― ответствовали граждане, клялися в том иконою Богоматери и выгнали его из Лук. Святослав бежал в Суздальскую область и, с помощию Андрея обратив в пепел Торжок, грабил окрестности.

— Николай Карамзин, «История государства Российского» (том третий), до 1818

Сведав, что Михаил занял Торжок, новогородцы спешили выгнать оттуда его наместников, ограбили всех купцов тверских и взяли с жителей клятву быть верными их древнему правительству. Немедленно обступив Торжок <31 мая>, Михаил требовал, чтобы виновники сего насилия и грабежа были ему выданы и чтобы жители снова приняли к себе тверского наместника. Бояре новогородские ответствовали надменно; сели на коней и выехали в поле с гражданами. Мужество и число тверитян решили битву: смелый воевода новогородский, Александр Абакумович, победитель сибирских народов, и знаменитые товарищи его пали мертвые в первой схватке; другие бежали и не спаслися: конница Михаилова топтала их трупы, и князь, озлобленный жителями, велел зажечь город с конца по ветру. В несколько часов все здания обратились в пепел, монастыри и церкви, кроме трех каменных; множество людей сгорело или утонуло в Тверце, и победители не знали меры в свирепости: обдирали донага жен, девиц, монахинь; не оставили на образах ни одного золотого, ни серебряного оклада и с толпами пленных удалились от горестного пепелища, наполнив 5 скудельниц мёртвыми телами. Летописцы говорят, что злодейства Батыевы в Торжке не были так памятны, как Михаиловы. Совершив сей подвиг, тверской князь готовился к важнейшему.

— Николай Карамзин, «История государства Российского» (том третий), до 1820

Тогда оставалось Михаилу умереть или смириться: он избрал последнее средство, и владыка Евфимий со всеми знатнейшими тверскими боярами пришел в стан к Димитрию, требуя милости и спасения. Великий князь показал достохвальную умеренность, предписав Михаилу условия не тягостные, согласные с благоразумною политикою. Главные из оных были следующие: «По благословению отца нашего, Алексия митрополита всея Руси, ты, князь тверской, дай клятву за себя и за наследников своих признавать меня старейшим братом, никогда не искать великого княжения Владимирского, нашей отчины, и не принимать оного от ханов, также и Новагорода Великого; а мы обещаемся не отнимать у тебя наследственной Тверской области. Не вступайся в Кашин, отчину князя Василия Михайловича; отпусти захваченных бояр его и слуг, также и всех наших, с их достоянием. Возврати колокола, книги, церковные оклады и сосуды, взятые в Торжке, вместе с имением граждан, ныне свободных от данной ими тебе присяги: да будут свободны и те, кого ты закабалил из них грамотами. Но предаем забвению все действия нынешней тверской осады: ни тебе, ни мне не требовать возмездия за убытки, понесенные нами в сей месяц».

— Николай Карамзин, «История государства Российского» (том пятый), 1820

	Оставив наконец дымящуюся кровию Тверь, он также свирепствовал в Медном, в Торжке, где в одной башне сидели крымские, а в другой ливонские пленники, окованные цепями: их умертвили; но крымцы, защищаясь, тяжело ранили Малюту Скуратова, едва не ранив и самого Иоанна. Вышний Волочек и все места до Ильменя были опустошены огнем и мечом.
	— Николай Карамзин, «История государства Российского» (том девятый), до 1819

	...верховье Мсты съ своимъ волокомъ не было границею Новогородскихъ владѣній. Лучше мы забудемъ это, а вспомнимъ то, что Торжекъ, Бѣжецкъ и Волокъламскій принадлежали Новугороду, далеко за Мстою. И слѣд.<овательно,> Мста была не на границѣ, а въ серединѣ Новогородскихъ владѣній съ этой стороны.
	— Михаил Погодин, Кіевлянинъ, 1850

	В июле вести еще хуже: литовские люди пришли в Ржевский уезд, сбираются воевать Старицу, Торжок, Устюжну; в июле писали воеводы из Кашина, Бежецкого Верха, из Углича, что литва уже у них, идет в вологодские и белозерские места: нужно было всюду посылать войско...
	— Сергей Соловьёв, «История России с древнейших времен» (том 5), 1859

Князь Александр с братом Константином ушел в Новгород; новгородцы не приняли Александра; он бежал в Псков. Тем временем татары, вероятно не зная, что новгородцы прогнали Александра, напали на новоторжскую землю, принадлежащую Новгороду, и опустошили ее. Дело разъяснилось тогда, когда монгольские послы прибыли в Новгород и получили там 2000 гривен серебра и много даров. Тверская область была до того опустошена и обезлюдела, что целое полстолетие носила на себе следы этого погрома. Расправившись с Тверью, Иван поехал в Орду явиться к Узбеку. Узбек очень хвалил его, и с тех пор положение Ивана стало еще крепче.

— Николай Костомаров, «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей» 1862

Москвичи брали двинские городки один за другим, жгли селения, убивали жителей. Двинская земля подверглась тому же жребию, как и пространство от Торжка до Ильменя. Так же расправлялись с поселянами берегов Мсты-реки те, которые были отправлены туда великим князем для разгрома. Вся волость Новгородская была опустошена; хлеб на полях сожжен или вытравлен лошадьми; хлеб в стогах и амбарах сожжен вместе с сельскими строениями; недобитые поселяне, потерявши имущества, спасали жизнь в болотах и лесах, и множество их потом умирало с голоду, от всеобщей скудости...

— Николай Костомаров, «Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада», 1863

Около этого времени новгородцы призвали к себе на княжение третьего сына Всеволода, Ярослава, удельного князя Переяславля-Залесского. Этот суровый князь, поссорившись с гражданами, уехал в их пригород Торжок, захватил многих новгородских бояр и купцов и остановил подвоз съестных припасов из волжских областей. Новгородцы начали терпеть голод. Тогда на помощь к ним явился один из смоленских князей, Мстислав Удалой. «Не быть Торжку выше Новгорода! ― сказал он. ― Или отыщу мужей и волости, или голову свою положу за Новгород».

— Дмитрий Иловайский, «Краткие очерки русской истории», 1860

О Серегерском (Селигерском) пути находится несколько указаний в изложении событий XII-XIII века. Так <...> в 1216 году Новгородцы ходили Серегерем на верх Волги; в 1237 году Татары шли к Новгороду от Торжка Серегерским путём. На Серегери путь раздвоялся; одна ветвь его вела по северным разветвлениям озера к Новгороду; другая шла в Подвинье, может быть, от западного разветвления Селигера через озёра Яманец и Стерж, на юг, через озеро Вселуг, в озеро Пено, и от Пена волоком, через Волок (Красное) к Извозу на северном берегу озера Жаденья. Впрочем, для Озёрной области гораздо важнее был другой путь в Поволжье, через Мсту и Тверцу. Тверца представляла ключ к Новгороду и занятие её верхнего течения от города Торжка враждебными Новгороду Низовскими князьями каждый раз прекращало торговые сношения с Поволжьем, и вело за собою общее возвышение цен в Новгородской области, нередко голод.

— Николай Барсов, «Очерки русской исторической географии. География начальной летописи», 1873

Стоя на болотах и сплошь окруженный трясинами, Новгород один год получал кое-какой урожай, на другой уже очень плохой, на третий испытывал полную голодовку. Полуголодным простоял он все время своего независимого состояния и получал хлеб гужом и сплавом. Плавили хлеб по рекам, встречали волок ― лесное место, перегружали хлеб на воза, везли сухопутьем до новой реки и ею до нового волока. Первый волок был под Москвой и назывался Ламским (город Волоколамск), второй назывался Вышним, то есть верхним (город Вышний Волочек), и третий ― Нижним (село на реке Мсте). Чтобы направлять в Новгород хлеб, под Волочком Вышним собрался впоследствии городок, населился торговцами и прозван был Торгом, Торжком и потом Новым.

— Сергей Максимов, «Куль хлеба и его похождения», 1873

	Вор отправил против них Зборовского с поляками и князя Шаховского с русскими людьми. Воровское войско истребило город Старицу, не взяло Торжка, отступило и заперлось в Твери.
	— Николай Костомаров, «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей» (выпуск третий), до 1875

Старинная городская улица, как сельская волость, естественно сделалась политической и административной единицей, устроила свое управление. Она выбирала себе старост и выходила на торжище или площадь, когда собирались другие общины-улицы судить и думать, толковать не только о делах своего города, но и всей земли, тянувшей к нему податями и сносившей в него разнообразные поборы. Во Пскове и Новгороде несколько улиц, будучи каждая в отношении к другим до известной степени самобытным телом, все вместе образовывали «конец», а все вместе концы составляли целый город, как Новый Торг (или нынешний Торжок) с семнадцатью концами или улицами, как и «государь Великий Новгород» с пятью, «господин Великой Псков» с шестью концами.

— Сергей Максимов, «Крылатые слова», 1899

Удовольнив себя, Иоанн свирепствует в Медном и направляется на Торжок. Здесь также произведены были убийства как мирных жителей, так и пленных немцев и татар. При казни последних озлобленные и пришедшие в отчаяние мурзы бросились на Иоанна и его приближённых; Малюта Скуратов был ранен, Иоанн же избавился от опасности. За Торжком подверглись разорению, разграблению и казням Вышний Волочек, Валдай, Яжелбицы, Выдропуск, Хотилово, Едрово, Крестцы, Зайцево, Бронницы и все остальные места до Ильменя. Опричники по дороге рассеивались по деревням, грабили имущество и убивали народ.

— Павел Ковалевский, «Иоанн Грозный», 1900-е

За ослушание Новгород наказывал пригороды денежной пеней и даже «казнью», которая состояла в военной экзекуции, сжигавшей села и волости непокорного пригорода. Так, казнены были в 1435 г. Ржева и Великие Луки за отказ платить дань Новгороду. Несмотря на то, политическая зависимость пригородов, выражавшаяся в столь разнообразных формах, была всегда очень слаба: пригороды иногда отказывались принимать посадников, которых присылал главный город; Торжок не раз ссорился с Новгородом и принимал к себе князей против его воли; в 1397 г. вся Двинская земля «задалась» за великого князя московского Василия по первому его зову и целовала ему крест, отпав от Новгорода.

— Василий Ключевский, Русская история, Полный курс лекций, 1904

9. Тверской округ — районы: Вышневолоцкий (центр гор. Вышний Волочек), Емельяновский (центр село Емельяново), Есеновский (центр село Есеновичи), Завидовский (центр рабочий поселок Ново-завидовский), Лихославльский (центр гор. Лихославль), Новоторжский (центр гор. Торжок), Рамешковский (центр село Рамешки), Спировский (центр поселок при станции Спирово), Тверской (центр гор. Тверь), Толмачевский (центр село Толмачи), Тургиновский (центр село Тургиново), Удомельский (центр поселок при станции Удомля).

— «О составе округов и районов Московской области и их центрах». Постановление ВЦИК, 12 июля 1929

Торжок ― раньше ли, позже ― будет туристским центром. Вечевой, простецкий, любитель угостить, он больше многих сверстников своих располагает к непринужденному, жизнелюбивому веселью. Весь этот разговор к тому, что нужны особые дозы такта и воспитанности, чтоб старому Торгу не нанести нового оскорбления ― товарооборотом. <...> Министерство сельского хозяйства стало посылать в Торжок большие партии экономистов ― изучать опыт бригадного хозрасчета. Мне довелось жить в гостинице с группой специалистов из черноземных областей. Командировку свою они считали очередной благоглупостью: слишком рознятся условия, над размерами здешних хозяйств посмеивались.

— Юрий Черниченко, «Волконский», 1968

Однажды, нуждаясь в крупной сумме денег, он продал другому боярину ― Михаилу Федоровичу Крюку, жившему в Москве, за девяносто рублей принадлежавшее ему село, о чем по всей форме был составлен сохранившийся до наших дней документ. Этим селом было Медное, неподалеку от Торжка, ставшее знаменитым спустя четыреста лет, когда Радищев в своем «Путешествии из Петербурга в Москву» посвятил ему одну из самых горьких и гневных глав. Берестяная грамота № 94 была обнаружена в слое шестого яруса, то есть самими условиями своего залегания датировалась рубежом XIV и XV веков.

— Валентин Янин, «Я послал тебе бересту...», 1975

Снова <в бересте> упоминается <некий> Нестор, который должен прислать с кем-нибудь грамоту Онцифору. И снова подробнейшие мелкие распоряжения, адресованные ключнику Нестору или самой матери, ― кому из них, это не совсем понятно. Кто-то из них едет в Торжок. Напомню, что по соседству с Торжком находится Медное ― имение семьи Онцифора. По приезде в Торжок коней нужно кормить добрым сеном. К житнице следует приложить собственный замок, так будет надежнее. <...> Юрий Мишинич в 1316 году погиб под Торжком в битве новгородцев с тверским князем Михаилом. Но в это время он был уже далеко не молодым человеком. Ведь в посадники его впервые избрали еще в 1290 году, значит уже тогда, в момент первого избрания, он обладал немалым жизненным опытом. Гибель в битве старого человека неизбежно несет на себе отпечаток не столько военной доблести, сколько мученичества.

— Валентин Янин, «Я послал тебе бересту...», 1975

К залесским городам без особого заголовка отнесены в «Списке» новгородские и псковские города. Они указаны в таком поряд­ке: Новгород Великий, Детинец камен, Ладога камен, Орешек, Корельскый, Тиверьский, за Волоком на Колмогорах, в Емце, на Ваге, Орлечь, Торжок, Демяна, Молвотице, Безеровечь, Стержь, Морева, Велиль, Лукы, Руса, Кур на Ловати, Копорья камен, Яма камен на Луге, на Шолоне Порхов камен, Опока, Высокое, Вышегород, Кош­кин, Псков камен, Изборьско камен, Остров камен, Вороначь, Велье, Котелно, Коложе, Врево, Дубков, Черниця.

— Михаил Тихомиров, «Список русских городов дальних и ближних», 1979

Литовскому князю Миндовгу удалось объединить отдельные племена, и в 1245 году впервые двинулось на Русь сильное литовское войско. Взяв город Торопец, враги оставили там часть своих полков грабить и брать в плен жителей, а другие их полки отправились к Торжку. «В то же время умножися языка литовьского и начаша пакостити волости Александрове». Узнав о нападении Миндовга, Александр тотчас же выступил навстречу литовцам со своей дружиной и с новгородским полком. Он действовал как всегда ― стремительно и неожиданно, напал на врагов, засевших в Торопце, разбил их наголову, взял город, отобрал пленных и всю добычу, а затем погнался за отступавшими и возле озера Жижца уничтожил их. Далее он отправился к Торжку и, нагнав врагов, разбил и второе их войско.

— Сергей Голицын, «Сказания о земле Московской», 1988

	Бату-хан повелел идти вперёд. С боем его рати взяли Тверь, подошли к Торжку. Решили его жители обороняться. Две недели шли приступом враги на стены города. Много их погибло, пока не был взят доблестный город и не уничтожены все его защитники… Пошли враги далее ― по лесам дремучим, где совсем мало людей жило.
	— Сергей Голицын, «Сказания о земле Московской», 1988

Семен возвратился из Орды. Казна была пуста. Требовалось ее наполнить. Он послал в порубежный с Новгородом, находившийся тогда в совместном владении город Торжок за данью. Новоторжцы платить отказались и посадили «в поруб» (погреб) московских посланцев… В Москве в эти дни новоторжской смуты происходил съезд всех тех князей, какие только что вернулись из Орды. «Бысть велик съезд на Москве всем княземъ руським». Разгневанный событиями в Торжке, Семён предложил всем им идти вместе на Новгород. Таков был первый в истории общий поход многих князей под московским стягом. <...> Возглавлявший объединенное войско Семен направился к Новгороду через Тверь и Торжок. Поехал и митрополит Феогност, чтобы попытаться не довести дело до кровопролития. Многие «черные» и посадские люди Торжка уже давно видели, как набирает силу Москва, опостылело им подчиняться неспокойному Новгороду, и потому держали руку Москвы. Узнав о приближении большой рати Семена, они возмутились против бывших в Торжке сторонников Новгорода, перевязали их, одного боярина убили, а московских посланцев выпустили на волю. Когда Семен с войском прибыл в Торжок, в Новгороде испугались.

— Сергей Голицын, «Сказания о земле Московской», 1988

Торжок во времена Великого Новгорода играл стратегическую роль его южного форпоста, оседлав очень удобную и для жизни, и для обороны излучину реки Тверца, на её правом берегу, откуда речной простор далеко просматривался и вниз, и вверх по течению. Тверца того времени была гораздо полноводнее и наряду с Мстой связывала российский Север с бассейном верховий Волги, а далее ― с Поволжьем, Каспием и даже Персией. А на север от Новгорода путь по реке Волхов продолжался через Ладогу и Неву на Балтику и в Европу.

— Людмила Свистунова, «Маленький Торжок как зеркало русской души», 2012

Великий поэт частенько приезжал в Торжок. И конечно же, не обходил вниманием знаменитую гостиницу Пожарского, которую воспел в форме шутливого путеводителя... <...> Заведение родилось в конце XVIII в., когда ямщик Дмитрий Пожарский построил постоялый двор. Потом он вырос до звания гостиницы (естественно, с трактиром), а в 1811 г. предприятие унаследовал Евдоким, сын Дмитрия Пожарского, который и сделал из него настоящий всероссийский бренд. Сами посудите, ведь не только Пушкин хвалил гостиницу и её котлеты. Академик Лихачёв метко заметил, что «через гостиницу Пожарских прошла вся русская культура XIX в.» Писатель и драматург П. Сумароков с восторгом пишет: «Кому из проезжающих не известна гостиница Пожарских? Она славится котлетами, и мы были довольны обедом. В нижнем ярусе находится другая приманка ― лавка с сафьяновыми изделиями, сапожками, башмаками, ридикюлями, футлярами и др. Женщины, девки вышивают золотом, серебром, и мимолётные посетители раскупают товар для подарков». На почтовой станции в Торжке останавливается и Пьер Безухов, герой «Войны и мира» Л. Н. Толстого.

— Людмила Свистунова, «Маленький Торжок как зеркало русской души», 2012

Бессмертные строки «Я помню чудное мгновенье...» тоже связаны с Торжком. Ведь его «гений чистой красоты» Анна Петровна Керн часто приезжала в богатое поместье Грузины, к своей бабке Агафоклее Полторацкой. Пушкин увлеченно за ней ухаживал, написал ей десять трогательных писем, но красавица, судя по всему, оказалась женщиной нравственной и мужу не изменила. Анна Керн и похоронена совсем рядом с Торжком, в селе Прутня.

— Людмила Свистунова, «Маленький Торжок как зеркало русской души», 2012

Появился Торжок только тогда, когда через него проехал из Москвы в Петербург и обратно Александр Сергеевич Пушкин и отведал в придорожной гостинице у Дарьи Евдокимовны Пожарской её знаменитых пожарских котлет ― этих тульских пряников Торжка и его же градообразующих предприятий. Двадцать раз пришлось Пушкину проехать через город и даже посвятить ему о нём целое четверостишие в стихотворении «Подорожная», прежде чем до нас, наконец, дошло ― Торжок есть.

— Михаил Бару, «Замок с музыкой», 2013

К началу XX века фабрика производила уже полмиллиона пудов бумаги в год, и все эти полмиллиона везли на подводах в Торжок, на промежуточные склады, а уж из Торжка по всей России и за границу. Обратно в Каменное на тех же подводах везли почту, пассажиров и разные грузы для фабрики. На время распутицы доставка бумаги в Торжок прекращалась на целых полтора месяца. Хочешь не хочешь, а надо было строить железную дорогу из Торжка в Каменное. Фабрика к тому времени стоила восемь миллионов рублей. На деньги от ссуды, полученной под ее залог, и стали строить дорогу. Пять лет, три моста, семь железнодорожных станций, вокзал в Каменном – всё это и сейчас, через сто с лишним лет, работает, и не просто работает, а работает в том самом виде, в котором и было устроено. Мало где на российских железных дорогах, а может быть, и вовсе нигде, кроме как на участке Торжок – Каменное, сохранились семафоры, жезловая система, деревянные шпалы, засыпанные песком, деревянные переездные шлагбаумы, ручные стрелки, дежурные по станциям, передающие и принимающие жезлы у помощников машинистов поездов…

— Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015

В расцветающем Осташкове проездом побывал Александр Первый. Царь въехал в иллюминированный город в два часа ночи под звон всех осташковских колоколов. Жаль только, что всего на день. Одарил городского голову Кондратия Савина и его старшего сына Ивана бриллиантовыми перстнями, дал по пятьсот рублей гребцам на судне, что возило его по Селигеру от Осташкова до Нило-Столобенского монастыря, и укатил в Торжок под неумолкающие крики «Ура!» так быстро, что народ, по словам летописца, «бежал за экипажем Императора до самой заставы и тут, припав на колена, неоднократно восклицал: «Прости, батюшка Государь! не насмотрелись мы на тебя!»

— Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015

Торжок в мемуарах, письмах и дневниковой прозе

План Торжка из издания «Заметки о России, сделанные Эриком Пальмквистом в 1674 году»

В девятом часу по утру прибыли мы в Вышней Волочек и остановились несколько времени, дабы осмотреть канал имени сего города, соединяющей Тверцу… и онаго шлюсы. Кажется, что намерены строить… камнем, ибо лежит близ шлюсов сего канала и некоторые начали уже обтесывать, что немалую придает городу красу, когда каменныя строения в сем городе умножатся. Под вечер приехали мы в город Торжек, где и ужинали.

— Николай Озерецковский, Дневник, 3 июня 1782, пятница

В марте мы откланялись их высочествам и в розвальнях покатили в Москву. На дороге остановились в Торжке. Тут служил соляным приставом родной и старший брат жены моей Савва Сергеевич. Надобно было с ним ознакомиться. Жена моя не знала его в лицо, я также. Мудрено ли, когда она четырех лет взята ко двору из родительской пустыни? Мы все между собой в семействе ее сходились по чужим словам и догадкам, точно как отыскивают просельные пути к разным предметам от большой дороги. В Торжке мы прогостили сутки с большою скукой, потому что после петербургского рода жизни Торжок есть то же, что тёмная ночь после хорошего ясного дня.

— Иван Долгоруков, «Повесть о рождении моем, происхождении и всей моей жизни...», 1788-1822

Шол по Волги шорош. В октябре. Сего года вступил в город Торжок на зимнии квартиры Владимерский уланский полк, а после переименован и назван его высочества великаго князя Михаила Павловича полк, и простоял в Торжке до 1829 года. Вышел онай полк в Полшу. Сего года была зима самая слабая и кородкая: 12 числа марта Тверца очистилась от лда и барки с половины марта нагрузили, но толка нагрузивши стояли с неделю, потому что пошли морозы, и по Тверце шол болшой шорош. Сего года родилась хлебов мало и цены на хлеб возвыселись.

— Иван Масленников, Книга записи погоды и сообщений по Торжку, 1821

	…въ гостиницѣ Пожарской приготовляются очень вкусныя котлеты; онѣ дѣлаются изъ курицы и таютъ во рту: совѣтую всѣмъ проѣзжающимъ чрезъ Торжокъ покушатъ ихъ. Порція, или двѣ котлетки стоютъ только рубль.
	— Михайло Жданов, «Путевыя записки по Россіи», май 1838

Торжок. Мы приехали сюда поздно вечером; нам очень хотелось быть в магазине, который в самой гостинице, чтоб купить знаменитых башмаков, но он был уже заперт. Я вспомнила, что Эраст записал нам в памятной книжке: Торжок, знаменитый котлетами, ― и вскоре нам подали этих котлеток и я долго облизывалась после них. В номере против нас остановились двое мужчин; один, кажется все молчал, а другой говорил не умолкая и беспрестанно выходил в коридор браниться, кажется, со всеми встречными.

— Юлия Перцова, Дневник, 1838

Июнь. Сего месеца было болие дождливых дней и северко, а под конец сего месеца таль, вёдро и тепло. Июль. Сей месец был ведренной и жаркой. <...> Июнь. До половины сего месеца северко и дожди, а в последней половине остановилось вёдро и тепло. Июль. Сего месеца погода была переменная: вёдро и дождики из туч с громом и молнею. Август. Сей месец тоже продолжался переменно: были дожди, и ведреных дней было доволно. <...> Сентябрь. По 10-е число погода стояла: северко и дожди. По 27-е число погода стояла приятная ― вёдро и тепло, так что некоторые дерева цвели. Кончелсы сей месец маленкими утреними морозами.

— Иван Масленников, Книга записи погоды и сообщений по Торжку, 1845-1864

Вот и из Петербурга получаю уже письма с большою остановкою. Но тут можно тем поправить, что стану за письмами посылать в Волочек. Хоть оно и втрое дальше чем до Выдропуска, но по крайней мере хоть толку добьёшься, а вот Мишинькины письма идут через Москву, то прежде доходили через месяц, а теперь будут доходить через 6 недель, потому что от Москвы через Торжок, везде письмо будет лежать пока дойдет до Выдропуска. Теперь уже почта от Волочка до Твери по шоссе через Выдропуск и Торжок ходит только два раза в неделю, да должно быть везде письма по этим пунктам залеживаются, оттого и девять дней из Москвы. Вот и близко от чугунной дороги, да стали далеко.

— Анна Дубельт, Письма к мужу, 1840-е

Про города я также не скажу ни слова: про нихъ писано и переписано двадцать разъ, и лучше и дѣльнѣе меня. Новгородъ съ развалившеюся Вѣчевой башней, Софійскимъ соборомъ, Торжокъ съ котлетами Пожарскаго, Валдай съ колокольчиками и баранками — все это извѣстно каждому изъ васъ. Замѣчу одно: такъ какъ дѣло идетъ! о мѣстахъ историческихъ, въ которыхъ заключена вся слава Россіи, то вы можете подумать, что котлеты Пожарскаго въ Торжкѣ имѣютъ какое нибудь отношеніе къ спасителю отечества, князю Пожарскому. Ничуть не бывало: производствомъ этихъ котлетъ занимается торжковскій мѣщанинъ, случайно носящій фамилію великаго человѣка.

— Иван Белов, «Дядя Василий и ямщик Степан» (дорожные заметки), декабрь 1851

	Ранним утром, да еще в дождик, приехала за мной подвода на плохих обывательских лошадях, чтобы везти меня к Осташкову. Между Торжком и Осташковым почта не ходит, а есть так называемый торговый тракт, по которому проезд бывает почти только зимой.
	— Александр Островский, Дневник, 16 мая 1856

...есть ненужное и оскорбительное горе жизни, есть унижающая бессмыслица, есть огромная власть и засилие вздора; и вот эта нравственная пыль горшей мукой мучила Чехова и внушала ему безрадостные страницы ― эпопею человеческой нелепости. Именно ― всечеловеческой, а не только русской, пусть и носит она определенные родные названия, пусть и гласит у него в записной книжке один набросок: «Торжок. Заседание думы. О поднятии средств городских. Решение: пригласи папу римского перебраться в Торжок ― избрать его резиденцией»…

— Юлий Айхенвальд, «Чехов», 1910

	Дорогой Константин Федорович, еду из Красного Холма в Осташкове к Нилу Столбенскому, затем в Селижаров монастырь, в Торжок, Старицы и тут путь мой кончен. В результате одна грусть, но мне думается, совесть наша будет чиста, мы сделали все, что было в нашей возможности: мы искали, и в этом смысле моя поездка все же была необходима и законна.
	— Павел Сухотин. Письма К. Ф. Некрасову, Бологое, 27 июля 1913 г.

Дворики ― Выдропужск ― Торжок ― Думново. Нктр. и единоличн<ики> и колхозн<ики> вдруг садятся на печку и ничего не делают по нескольку дней, и бабы их оттуда сгоняют чаплями, но до времени ― безуспешно. <...> Мальчик на станции Торжок: голодный, безработный (лет 8), мать его отправила из дома, в доме ― ведро картошек. Ему некуда, но он весел, предприимчив, ГПУ его гонит с вокзала, он оптимистичен, жизнь ― выйдет.

— Андрей Платонов, «Записные книжки», 1930-е

	Комната. Веселая комнатушка на солнце с кисейными занавесками, лимонной шторой, голубенькими обоями, шведским стулом, чайной розой в низком зеленоватом стакане, зеркальцем. Будто в Италии или Торжке. Две аккуратные кровати почти рядом.
	— Михаил Кузмин, дневник 1934 года

Знакомимся с новой речкой ― Тверцой. И новый русский город наплывает на нас ― Торжок, ― сразу показывая свой товар лицом, сегодняшний и прошлый. Огромный плакат при въезде в город: «Льноводы! Дадим государству…» Соревнуются льноводы. А над Торжком ― живописная группа старого кремля, по обычаю древних русских городов ― на высоком холме, возвышаясь над морем крыш и дерев. Краски: белая, кирпично-красная, синяя (луковки-купола). Решили посмотреть поближе и долго блуждали вокруг да около, все никак не находя дороги. Ехали, между прочим, по «улице Демьяна Бедного». Наконец уперлись в белоколонный портал красивого храма. Кирпичная крепостная стена, внизу река, воздух крепкий, свежий. Мы обошли вдоль стены всю эту красивую архитектурную группу, с наслаждением дыша свежим ветерком.

— Мариэтта Шагинян, Дневник писателя, 1951

Сколько раз ездил я в Ленинград на машине и всегда всё было в порядке, а вот сейчас поехали и развалились по дороге. Неподалеку от Торжка застучал расплавившийся подшипник, вслед затем намертво заклинило мотор, и кончилось наше путешествие. Обратно ехали на буксире шесть томительных часов. А до этого успели познакомиться с той пьяной, циничной, грязной и смердящей сволочью, что является главным судьей и ценителем искусства, литературы, кино, всех моральных и нравственных ценностей, ибо называется гегемоном. Им всё до лампочки, ничего не нужно, даже денег, если сумма выходит за пределы того, что можно немедленно пропить.

— Юрий Нагибин, «Дневник», 1969

	Октябрьский переворот застал нас в имении. В Торжке появилась новая власть ― матрос Клюев, ― и кровавая работа закипела: грабежи, расстрелы… Отцу, предупрежденному крестьянами об аресте, пришлось уехать. Видимо, кровавый угар перехлестнул через край: вскоре Клюев был объявлен самозванцем, бандитом и расстрелян.
	— Олег Волков, «Погружение во тьму», 1979

Вчера вечером вернулись из трехдневной поездки по Тверской области. Через знакомый Калязин, Кашино в Бежецк (там памятник семейству Гумилёвых, где у них было имение), через деревни Моркины Горы, Раи к Алине Ким в деревню Бортники. Вымирающая деревня, места вокруг красивые... Дальше через Тверь (тяжёлый воздух, разбитый асфальт ― задерживаться здесь не стали) в Торжок. Прелестный городишко. Зашли в музей при монастыре, который начинают восстанавливать, посмотрели старые фотографии. Лена купила там книжку со свидетельствами о Торжке и быте новоторов (я, к стыду своему, впервые узнал это слово, город прежде назывался Новый Торг). Подумал: а возможно ли сейчас записывать такие свидетельства?

— Марк Харитонов, Стенография конца века. Из дневниковых записей, 5 августа 2005

Торжок в беллетристике и художественной прозе

	Стол был покрыт большим толстым стеклом, и под ним покоился портрет Пушкина, вид Торжка, где Пушкин ел пожарские котлеты, н иже ― ананас, открытый в половине XVI века Жаном де Леви.
	— Константин Вагинов, «Бамбочада», 1931

Колеса застучали чаще, поезд ходу дал, и мелькнули слева здания, где госпиталь расположен, где Володька-лейтенант остался, а дальше пошли места уже незнакомые ― леса, поля, перелески… По этой дороге Сашка и на фронт ехал, но проезжал ночью, потому и не видел Торжок разбомбленный, который к концу дня проплыл мимо, краснея развороченными кирпичами, будто ранами. Поезд постоял тут немного, и Сашка прошелся вдоль вагонов в надежде место поудобней найти, в какой вагон забраться, но вагоны закрыты все были, и пришлось опять на площадку.

— Вячеслав Кондратьев, «Сашка», 1979

	Почему он решил остановиться в Вышнем Волочке, Миша и сам не сумел бы объяснить: может, название ему понравилось. Рядом, рукой подать, коптил небо старинный городок Торжок, там тоже мухи со скуки дохли прямо в полёте и падали на головы редких прохожих, но Мишу туда почему-то не тянуло.
	— Давид Маркиш, «Белая жара», 2013

Торжок в стихах

Торжок, Тверецкая набережная

	Чрез Торжок меня принесли на Днепр Познакомиться с знатным витязем, С храбрым рыцарем со Добрынею, Со Никитичем добродетельным, О котором здесь наша речь идет; А нигде еще не помянуто, Да не вдруг еще и помянется.
	— Николай Львов, «Добрыня», 1796

	У Гальяни иль Кольони Закажи себе в Твери С пармазаном макарони, Да яишницу свари. На досуге отобедай У Пожарского в Торжке, Жареных котлет отведай (именно котлет) И отправься на легке. Как до Яжельбиц дотащит Колымагу мужичок...
	— Александр Пушкин, Из письма к Соболевскому, 9 ноября 1826

	А что крепок на княженьи Юрий-князь, Крепок он, государь Святославович, Прогадал он Смоленскую отчину, Не умом, не мечом ― божьей волею, Прогадал во грозу перехожую; А в Торжке, под Москвой, Он, что дуб под горой, И грозу поднебесную выстоит: От татар, от Литвы отбивается, Всяким делом мирским управляется; Держит стол стариною и пошлиной.
	— Лев Мей, «Песня про княгиню Ульяну Андреевну Вяземскую», 1858

	До Торжка и Старицы Славны наши старицы ― Жизнию святой, Жены ― сладострастием, Вдовы ― беспристрастием, Девы ― красотой.
	— Алексей Апухтин, «Японский романс», до 1869

	Божницу подпирал плечами Церковный староста, пока Тянули жребий поречане И снаряжали ходока В Торжок за солью, за свечами. Минуя сёла и слободки, Ворча на жребий свой, ходок По насту вешнему неходко Спешил к Ефремию в Торжок Сушить опорки и обмотки.
	— Иван Фёдоров, «Божницу подпирал плечами...» (из цикла «Память о детстве»), 1940

Лают лисы, воют волки, кружит галенье. Две недели отбивается Торжок. Ой вы, светы мои, близкие и дальние. Губы стынут. На губах ― снежок. В стенах стрелы, в стенах стоны, стены низкие. На ордынца лей кипящую смолу! Ой вы, светы мои, дальние и близкие, бьёт таран, и татарье ― в дыру. <...> Рубят старых, режут малых, крики в воздухе. Дым стоит, и пух летает во дворах. Едет знамя на коне девятихвостое, едет знамя о пяти углах. ― Вот и срок пришел. Расстанемся, как водится. ― Прощевай, талань. Прощай, лихой Торжок. Ты прости-прощай, несуженая вольница. Губы стынут. На губах ― снежок…

— Олег Чухонцев, «Лают лисы, воют волки, кружит галенье...» (из цикла «Осаждённый»), 1960

	По крайней мере, надеюсь я, что сохранит милосердный Бог того, чего я лицезреть не смог. Америку, Альпы, Кавказ и Крым, долину Евфрата и вечный Рим, Торжок, где почистить сапог ― обряд, и добродетелей некий ряд, которых тут не рискну назвать, чтоб заодно могли уповать на Бережливость, на Долг и Честь (хоть я не уверен в том, что вы ― есть).
	— Иосиф Бродский, «Письмо в бутылке», 1964

См. также

• Вышний Волочёк
• река Тверца
• Пожарские котлеты
• Кашин
• Углич
• Калязин
• Весьегонск
• Мухосранск
• Бежицк
• Тьмутаракань
• Урюпинск
• Река Цна