Кувшиново
Кувши́ново — город (с с 1938 года) на северо-западе России, в центральной части Тверской области, административный центр Кувшиновского района, расположенный в 120 километрах к западу от Твери, на реке Осуга в устье реки Негочь. В черту города заходит Нижненегочанское водохранилище, образованное плотиной на реке Негочь.
Историческое поселение на месте впадения Негочи в Осугу называлось село Каменное (Каменское). Впервые оно упомянуто в переписи 1624 года, входило в состав Новоторжского уезда Тверской губернии. В 1799 году граф В. П. Мусин-Пушкин основал в селе бумажную фабрику, приобретённую в 1869 году московским купцом М. Г. Кувшиновым. В 1910 году по инициативе Ю. М. Кувшиновой была построена железная дорога Торжок-Каменное, а рядом с Каменным была построена железнодорожная станция, названная по фамилии фабрикантов — Кувшиново. Так стал называться и посёлок при станции, который вскоре слился с Каменным. В 1938 году село Каменное и посёлок при станции Кувшиново были объединены в город Кувшиново.
Кувшиново в коротких цитатах
править| — Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015 |
Высокое качество кувшиновской бумаги было отмечено серебряной медалью на Всероссийской выставке в 1882 году и через четыре года золотой на выставке в Нижнем Новгороде. | |
| — Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015 |
В больнице, построенной для рабочих, работал врачом Алексей Бакунин, родной племянник известного анархиста... | |
| — Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015 |
Представьте себе тридцать восьмой год <...>, маленькое Кувшиново, переименованное в честь классовых врагов пролетариата, капиталистов Кувшиновых, по многочисленным просьбам этого самого пролетариата. | |
| — Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015 |
...приезжают киношники снимать сцены каких-нибудь средневековых железнодорожных погонь или встреч Анны Карениной с Вронским на ночном перроне под шум частых, тяжелых и одышливых вздохов паровоза «Овечка». | |
| — Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015 |
В тридцать пятом по просьбе рабочих фабрике присвоили имя Кирова. Еще и поставили ему памятник возле заводоуправления. А куда, спрашивается, было деваться… Зато через три года по просьбе тех же рабочих Каменное переименовали в Кувшиново. | |
| — Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015 |
Кувшиново в публицистике и документальной прозе
правитьК примеру, собрался я поехать в тверскую губернию ― в Кувшиново. В Кувшиново замечательный музей, там родина Ожегова, нашего Даля в третьем поколении, там Горький жил и писал свой роман «Жизнь Клима Самгина», в кувшиновском районе родовое гнездо анархиста Бакунина. Места хоть и не у всех на слуху, но, без сомнения, интересные, и, как говорят, удивительно красивые. Туристу перед поездкой нужно иметь уверенность, как минимум, в двух вещах ― в ночлеге и в культурной программе. Я начал с культурной программы.[1] | |
| — Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015 |
В провинции надо обо всем договориться заранее, иначе может так случиться, что как раз в день вашего приезда экскурсовод будет сажать картошку или полоть огурцы. <...> День я звоню, другой звоню… не отвечает музей Кувшинова. Звоню в Тверь, в объединённый государственный музей. Вдруг телефоны, которые я нашел в Интернете, неправильные. Телефона кувшиновского музея в Твери не знают. Он не областного подчинения, а принадлежит то ли Каменской бумажной фабрике, то ли городу. Звоню в городскую администрацию. В администрации мне говорят, что телефона музея они мне дать не могут, поскольку у него их нет...[1] | |
| — Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015 |
Добрые люди в объединённом тверском государственном музее дают мне телефон заведующей отделом культуры города Кувшиново. Все же это отдел культуры, а не отдел бухгалтерского учёта. Наверняка она знает… Не знает, но обещает узнать и перезвонить или написать. Берет адрес моей электронной почты и номер телефона. Ну, это уже какая-то зацепка. На радостях думаю заказать гостиницу в Кувшинове. Там их всего две. В ту гостиницу, которая называется «Гостиница», я решил не звонить. Видал я не раз такие провинциальные гостиницы с такими названиями.[1] | |
| — Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015 |
| — Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015 |
Ну, ладно. Пора нам ехать в город Кувшиново, который и городом-то стал лишь в тридцать восьмом году прошлого века, а до этого без малого триста лет был селом Каменка Ржевского уезда. Начиная с середины семнадцатого века, и был. Про первые полтора века существования Каменки рассказывать нечего, а вот про вторые стоит рассказать подробно. В конце восемнадцатого века Каменку у князя Юсупова приобрел помещик из Торжка отставной майор и коллежский асессор Василий Петрович Мусин-Пушкин. Сначала Василий Петрович построил в Каменке две мукомольные мельницы и винокуренный завод, в 1799 году основал бумажную фабрику. Тут все получилось в рифму ― и фамилия Пушкин, и год рождения Александра Сергеевича, и даже то, что фабрика стала производить бумагу. Ну, может быть, фабрикой это кустарное, полностью ручное производство, на котором два десятка крепостных крестьян отрабатывало барщину, было называть еще рано, но в свидетельстве о рождении у фабрики записан именно 1799 год. Производила эта фабрика из тряпок, льна, рогожи, соломы и древесины синюю бумагу, в которую заворачивали сахарные головы. Именно в такую бумагу была завернута жареная курица коллежского советника Павла Ивановича Чичикова при въезде его в губернский город NN. Прошло еще тридцать лет, и на фабрике уже работало сорок пять человек.[1] | |
| — Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015 |
...Василий Петрович, которому к тому времени было уже за шестьдесят, так устал от хозяйственных хлопот и болезней, что взял… да и отдал Богу душу. Сначала фабрика досталась его наследнику, поручику Благову, а потом пошла по рукам и по ним добралась до генерал-майора корпуса жандармов Леонтия Васильевича Дубельта. Руки у Дубельта хотя и были, как и полагалось жандарму, длинными и загребущими, но до фабрики поначалу не доходили, а как дошли, то… Скорее всего, это были руки его жены, Анны Николаевны, женщины предприимчивой и хозяйственной. Так или иначе, а фабрика была переоборудована, оснащена паровым двигателем и заграничными машинами.[1] | |
| — Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015 |
Анна Николаевна <Дубельт> подарила фабрику своему старшему сыну – Михаилу. Тот хоть и был генералом, но в карты любил играть больше, чем в солдатики, и в одночасье проиграл фабрику князю Трубецкому <...>. Пётр Никитич Трубецкой через несколько лет, в 1869 году, продал фабрику, на которой к началу семидесятых годов XIX века работало уже около полутора сотен человек, московскому купцу Михаилу Гавриловичу Кувшинову, крупному писчебумажному торговцу. Фабрике, впервые после Василия Петровича Мусина-Пушкина, наконец-то повезло – она попала в хорошие и надежные руки.[1] | |
| — Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015 |
Как только Михаил Гаврилович купил фабрику у князя Трубецкого, а купил он её вместе с прилегающими тремя тысячами десятин земли, началось расширение производства и перевод его на современные рельсы. Была куплена первая в истории фабрики бумагоделательная машина, привезены из Англии и Германии шесть паровых машин, и в технологию производства бумаги пришла большая химия, к большому, надо сказать, огорчению небольших речек Осуга и Негочь, в месте слияния которых стояла и стоит до сей поры фабрика. Кроме оберточной стала вырабатываться печатная и писчая бумага. И как вырабатываться! Семьдесят тысяч пудов бумаги в год производила Каменская бумажная фабрика. Для продажи этой бумаги по всей России и даже за её пределами в Москве был основан торговый дом и, чуть позже, акционерное общество «Писчебумажное фабрично-торговое товарищество» с миллионным капиталом.[1] | |
| — Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015 |
После смерти Михаила Гавриловича дело в свои руки принял его сын, Сергей Михайлович. Тут случился пожар, уничтоживший часть производства и рабочего поселка. К счастью, фабрика была застрахована на очень большую сумму. На эти деньги Кувшинов-младший стал строить новые, кирпичные корпуса, и построил, и стал производить бумагу, но… случилось новое несчастье. В 1894 году Сергей Михайлович утонул в Чёрном море во время гибели парохода «Владимир», на котором он вез из Англии новое оборудование для фабрики. Остались владеть фабрикой его вдова Елизавета Максимовна, бывшая директором правления товарищества, и дети Юлия, Татьяна и Сергей. Нет, не вдова стала управлять фабрикой и не сын Сергей, а дочь Юлия Михайловна Кувшинова. Почти четверть века, до самой национализации восемнадцатого года, эта женщина стояла у руля фабрики. Семьи и детей у нее не было, и правильно будет сказать, что и фабрика, и все, кто на ней работал, и были ее семьей и ее детьми. В 1938 году поселок Каменное по просьбе рабочих и служащих Каменской бумажной фабрики был переименован в город Кувшиново в память о Кувшиновых, и прежде всего о Юлии Михайловне.[1] | |
| — Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015 |
Представьте себе тридцать восьмой год. Ленинград вместо Санкт-Петербурга, Горький вместо Нижнего, Киров вместо Вятки, Сталинград вместо Волгограда и даже, прости господи, Кагановичабад где-то в Средней Азии. И на этом фоне маленькое Кувшиново, переименованное в честь классовых врагов пролетариата, капиталистов Кувшиновых, по многочисленным просьбам этого самого пролетариата. Вот вам и факт…[1] | |
| — Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015 |
К началу XX века фабрика производила уже полмиллиона пудов бумаги в год, и все эти полмиллиона везли на подводах в Торжок, на промежуточные склады, а уж из Торжка по всей России и за границу. Обратно в Каменное на тех же подводах везли почту, пассажиров и разные грузы для фабрики. На время распутицы доставка бумаги в Торжок прекращалась на целых полтора месяца. Хочешь не хочешь, а надо было строить железную дорогу из Торжка в Каменное. Фабрика к тому времени стоила восемь миллионов рублей. На деньги от ссуды, полученной под ее залог, и стали строить дорогу. Пять лет, три моста, семь железнодорожных станций, вокзал в Каменном – всё это и сейчас, через сто с лишним лет, работает, и не просто работает, а работает в том самом виде, в котором и было устроено. Мало где на российских железных дорогах, а может быть, и вовсе нигде, кроме как на участке Торжок – Каменное, сохранились семафоры, жезловая система, деревянные шпалы, засыпанные песком, деревянные переездные шлагбаумы, ручные стрелки, дежурные по станциям, передающие и принимающие жезлы у помощников машинистов поездов… Заповедник да и только. Двукрылый семафор с участка Кувшиново – Щербово даже хранится в музее вагонного депо «Москва».[1] | |
| — Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015 |
Жизнь рабочих с приходом Юлии Кувшиновой на фабрику сильно изменилась. Для них было построено несколько двухэтажных кирпичных домов, в одном из которых кувшиновцы живут до сих пор. Стали выплачивать ежегодные премии рабочим и служащим, проработавшим на фабрике более пяти лет, давали ссуды на строительство собственных домов. Рабочих бесплатно лечили, бесплатно учили их детей, им бесплатно можно было мыться по пятницам и субботам в фабричной бане и стирать в фабричной прачечной.[1] | |
| — Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015 |
Отдельно надо сказать о школе, которая была предметом особой заботы Юлии Михайловны. В девятьсот пятом году, в год издания царского Манифеста о гражданских свободах, она дала обещание построить в Каменном Народный дом. Кувшинова внесла на строительство дома сто тысяч рублей, и через восемь лет дом, построенный в стиле модерн по проекту московского архитектора Воскресенского, открылся. В нем были устроены шестилетняя школа для детей фабричных рабочих, библиотека и любительский театр. На фронтоне Народного дома было написано «Народный дом в память 17 октября 1905 года».[1] | |
| — Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015 |
В больнице, построенной для рабочих, работал врачом Алексей Бакунин, родной племянник известного анархиста, панслависта, идеолога народничества, идейного противника Карла Маркса Михаила Бакунина. Алексей Ильич был первым, кто начал в девятьсот четвертом году активную революционную агитацию среди кувшиновских рабочих. Читая им лекцию о холере, Бакунин вставил в нее слова о свободе слова, организации стачек и забастовок. Бакунину хлопали изо всех сил, кричали «ура!» и пели «Вставай, поднимайся, рабочий народ». И холера не заставила себя долго ждать.[1] | |
| — Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015 |
...работал на фабрике еще один революционно настроенный химик — лаборант Николай Васильев, между прочим, большой друг тоже революционно настроенного писателя Максима Горького. Прожил Горький с женой и сыном в гостях у Васильева целый год. Васильев руководил на фабрике нелегальным марксистским кружком. В то время как рабочие, играя для виду в карты, обсуждали, что делать, кто виноват и как экспроприировать экспроприаторов, великий пролетарский писатель сидел в углу, пил чай, курил папиросы и все записывал в записную книжку своей, как говорят, феноменальной памяти. Все эти бесконечные мутные разговоры потом всплыли в его бесконечном и таком же мутном романе «Жизнь Клима Самгина».[1] | |
| — Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015 |
Теперь в Кувшинове, на доме, где гостил Горький и родился Ожегов, висят две мемориальные доски, есть улицы Ожегова и Горького, а в Народном доме, который теперь называется Центром досуга, есть комната, заваленная старыми стульями, из‐за груды которых торчит выкрашенная бронзовой краской гипсовая скульптура великого пролетарского писателя с отбитым носом. | |
| — Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015 |
Производство в довоенном объёме восстановили уже к двадцать четвертому году. В тридцать шестом открыли тетрадный цех и стали выпускать восемнадцать тысяч тетрадей за смену в восемь часов семью рабочими или шесть миллионов школьных тетрадей в год. Тех самых, на которых в моем детстве на задней странице обложки печатали пионерскую клятву, гимн пионеров и таблицу умножения. Власти доверили каменским бумажникам самое дорогое – делать бумагу для собрания сочинений Ленина. Бумагу они сделали отличную. Такую, которая смогла вытерпеть даже то, что написал вождь мирового пролетариата. | |
| — Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015 |
В двенадцатом <2012> году на главной площади Кувшинова, напротив Народного дома, который построила Юлия Михайловна Кувшинова, поставили ей бронзовый памятник. На этой, почти сахарной ноте надо бы и закончить рассказ о Кувшинове. Я бы и закончил, кабы не прошёлся по коридорам Народного дома и не побывал в музее. Плохо Народному дому. Последний ремонт в нем делали, кажется, ещё при Кувшиновой. В коридорах пахнет сыростью, плесенью и неисправной канализацией. | |
| — Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015 |
В музее есть еще один памятник Кувшиновой. Его к двухсотлетию фабрики изготовили рабочие. Его на площади не поставишь, поскольку сделан он из гофрированной бумаги и гофрированного картона. Надо сказать, очень искусно сделан. Точно из такого же картона изготовлены любимое кресло Кувшиновой и столик с гнутыми ножками, на котором стоит бумажная ваза с бумажными лилиями, старая фотография кувшиновской фабрики в резной картонной рамке и маленькая, в четверть метра ростом, бумажная фигурка женщины с пышной прической, в платье с буфами и бантиком, с веером в руках и крошечным, исписанным микроскопическими буквами письмом в руках. У ног картонной Юлии Михайловны стоят женские кожаные ботинки. Те самые, которые она носила. От времени, от сырости в музее голова Кувшиновой немного наклонилась к правому плечу, и от этого вид у скульптуры несколько задумчивый и печальный. | |
| — Михаил Бару, «Второй сон Любови Александровны», 2015 |
Кувшиново в художественной прозе
правитьПоследние километры всегда самые мытарные. Ведь сто верст оттопали, да на таком харче, да раненые, да после передка, на котором ни дня сна настоящего не знали. И если голод сейчас не мучил, то слабость и усталь непроходимая знать о себе давали: дыхание уже сбитое, неровное, ноги пудовые, еле передвигаешь, и одна мечта ― завалиться в постель, да не на день, не на два, а на неделю целую и не вставать вовсе. Раненых на дороге что-то мало было, растеклись по разным путям: кто в Кувшиново подался, кто в Селижарово, да и между этими станциями госпиталей, наверное, полно, туда могли пойти. Но когда железную дорогу перешли, то на тропке, что к госпиталю вела, народу калечного шло много, а у приемного пункта собралось человек тридцать.[2] | |
| — Вячеслав Кондратьев, «Сашка», 1979 |
Источники
правитьБиблиография
править- Владимирова Л. А. История Каменской бумажно-картонной фабрики. Из истории тверского предпринимательства. Тверь, 2008 г. С. 54–57.
- Глушкова В.Г. От Москвы до Твери. Речное путешествие. – М., 2006 г. – С.277-290: ил.
- Кувшиново: (буклет), сост. Н.А. Орлова, Е.А. Федорова. – Тверь: Издательство Алексея Ушакова и Ко, 1998 г. – 15 с.: цв. ил.
- Село Каменное на старых открытках. Каталог. Издание юбилейное, к 2010-летию Каменской бумажно-картонной фабрики. Составитель А. Н. Семенов. — Тверь, 2009 г. 40 с.
См. также
править
 Поделитесь цитатами в социальных сетях: |
.svg){kind=logo}
