Ржев

город в Тверской области России

Ржев (ранее: Ржев Володимиров, Ржевка, Ржов) — город в России, административный центр Ржевского района Тверской области (в состав района не входит). Город воинской славы России. Ржев — первый по течению город на Волге (200 километров от истока), расположен на юге Тверской области в 117 километрах от Твери. Волга разделяет город на два исторических района — Советскую и Красноармейскую стороны. По территории города протекают ещё три реки: Холынка, Серебрянка и Большая Лоча.

Ржев, панорама

Основание Ржева историческая литература относит к середине XII века, хотя в Новгородской уставной грамоте встречается его упоминание под 1019 годом. Летописи именуют этот город как Рже́ва Володимирова, Рже́вка и Ржов. До середины XII века Ржев входил в состав смоленских земель. Выгодное географическое положение создавало прекрасные условия для развития торговли. Но близость к западным рубежам русских земель придавала городу важное оборонное значение. На протяжении XIII-XIV веков жизнь города-крепости была весьма нелёгкой. Владевший Ржевом становился обладателем и мощной крепости и части важного торгового пути. За город шла упорная борьба.

Ржев в коротких цитатах

править
  •  

...Ржев и Зубцов поддалися царю новому, мнимому.[1]

  Николай Карамзин, «История государства Российского», 1826
  •  

Отступив от Ржева, Лисовский был под Кашином и под Угличем, где также едва от него отсиделись.[2]

  Сергей Соловьёв, «История России с древнейших времен» (том 9), 1859
  •  

Пожарский, утомившись погонею, <...> напал на Ржев, перебил на посаде людей и, не взявши города, повернул к Кашину и Угличу...[3]

  Николай Костомаров, «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей» 1875
  •  

Есть также возможность приблизительно определить границы Ржевской земли со стороны Новгородских границ по межевой грамоте, писанной 20 Окт. 1483 г., следовательно ранее покорения Твери.[4]

  Владимир Борзаковский, «История Тверского княжества», 1876
  •  

Если действительно и были примежёваны какие либо Новгородские земли ко Ржевской земле, то без сомнения весьма незначительные, и граница Ржевской земли во всяком случае доходила на северо-зап. до оз. Селигера, как и граница бывшего Торопецкого удела.[4]

  Владимир Борзаковский, «История Тверского княжества», 1876
  •  

Местоположение Ржевы, Сишки, Туда (Тудина), Осечена, Горышена, Рясны, Вселука нам уже известно — они принадлежали к Ржевской земле. К той же территории относится Кличень...[5]

  Валентин Янин, К вопросу о дате составления обзора «А се имена градом всем русскым, далним и ближним», 1998
  •  

Ржев стал для немцев тем рубежом, укрепиться на котором они старались любой ценой. Сдерживали наши атаки, даже оказавшись в полукольце советских войск...[6]

  Владимир Кравченко, «Книга реки», 1999
  •  

Неся огромные потери, наши войска на протяжении почти полутора лет пытались овладеть городом, но взломать немецкую оборону не могли...[6]

  Владимир Кравченко, «Книга реки», 1999
  •  

Уход из Ржева долгий, малоинтересный. Берега застроены заводскими корпусами, часть из которых ещё дореволюционные, из побуревшего от копоти и времени кирпича, жуткая архитектура первоначальных судорог русского капитализма...[6]

  Владим Кравченко, «Книга реки», 1999
  •  

Ржевская битва — не самая славная страница времен Великой Отечественной. Жуткие потери, наши полководцы медленно запрягали. Однако ему присвоено почетное наименование Города воинской славы.[7]

  — Василий Дубовский, «Старица не старится», 2012

Ржев в документах и исторической прозе

править
  •  

Сидя на возвышенном месте, король пил за здравие послов: они пили за здравие царя Владислава. Написали грамоты к воеводам городов окрестных, славя великодушие Сигизмунда, убеждая их присягнуть королевичу, соединиться с братьями ляхами, и некоторых обольстили: Ржев и Зубцов поддалися царю новому, мнимому.[1]

  Николай Карамзин, «История государства Российского», 1826
  •  

С удалением Пожарского преследования кончились: ратные люди не пошли за Лисовским, потому что казанцы побежали в Казань. Лисовский мог свободно броситься под Ржев Володимиров, в котором едва отсиделся от него боярин Фёдор Иванович Шереметев, шедший на помощь Пскову. Отступив от Ржева, Лисовский был под Кашином и под Угличем, где также едва от него отсиделись.[2]

  Сергей Соловьёв, «История России с древнейших времен» (том 9), 1859
  •  

Пожарский, утомившись погонею, заболел в Калуге. Лисовский со своею шайкой проскочил на север между Вязьмой и Смоленском, напал на Ржев, перебил на посаде людей и, не взявши города, повернул к Кашину и Угличу, а потом, прорвавшись между Ярославлем и Костромою, начал разорять окрестности Суздаля: оттуда прошёл в рязанскую землю, наделал там разорений...[3]

  Николай Костомаров, «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей» 1875
  •  

Есть также возможность приблизительно определить границы Ржевской земли со стороны Новгородских границ по межевой грамоте, писанной 20 Окт. 1483 г., следовательно ранее покорения Твери.
Разводчик (межёвщик), определявший Ржевско-Новгородскую границу, шёл по направлению от северо-вост. на юго-запад, так что у него на право были Новгородские волости — Березовец, Стерж, Велила, Лопастицы, а на лево Ржевской земли волости — Кличенская и Вселугская. Рубеж начинался у озера Селигера, от какого-то ручья Межника, продолжался мимо острова Разбойника, мимо Зимних Хотских Тонь, острова Канина гнезда к Хотеновой луке. Затем, как видно, рубеж шёл от юго-зап. оконечности озера Селигера к озеру Стерж, спускался по восточному берегу того же озера Стерж, затем рубеж поворачивал на запад по р. Руне вверх (р. Руна впадает в южную оконечность озера Стерж), продолжался по озеру Истошню, да в межток (выражение межевой грамоты; ныне в тамошних местах межтоками называются короткие и мелкие проливы), межтоком в озеро Хвошню, опять вверх по р. Руне (р. Руна проходит чрез эти оба озера), от верховьев Руны граница спускалась на верховья р. Кути (р. Куть вытекает из озера Видбино и впадает в южную оконечность оз. Вселуга) и здесь оканчивалась у какого-то Тихого озера (чрез которое, судя по межевой границе, протекала р. Куть).[4]

  Владимир Борзаковский, «История Тверского княжества», 1876
  •  

Если принять во внимание карту Неволина Новгородских пятин <...>, то на ней это пространство (т. е. волости Кличен и Вселуг, пространство заключающееся между озз. Селигером, Стержем, р. Руною, оз. Хвошней и озз. Лопастино и Видбино) включено в состав Деревской пятины; но на основании только что приведённой межевой грамоты 1483 г. приходится его выключить из этой пятины и присоединить ко Ржевской земле. В приписке к этой межевой грамоте 1483 г. замечено, что еслибы даже какие либо Новгородские земли и отошли ко Ржевской земле, то и их приписать к ней же. Если действительно и были примежёваны какие либо Новгородские земли ко Ржевской земле, то без сомнения весьма незначительные, и граница Ржевской земли во всяком случае доходила на северо-зап. до оз. Селигера, как и граница бывшего Торопецкого удела.[4]

  Владимир Борзаковский, «История Тверского княжества», 1876
  •  

наступление на Литву было в высокой степени успешным, поскольку летом 1371 г., как уже было рассказано в предыдущей главе, Ольгерд жалуется вселенскому патриарху Филофею на митрополита Алексея, поддержавшего великого князя Дмитрия Ивановича, который захватил у Литвы города: «Ржеву, Сишку, Гудин (Тудин), Осечен, Горышено, Рясну, Луки Великие, Кличень, Вселук, Волго, Козлово, Липицу, Тесов, Хлепен, Фомин городок, Березуеск, Калугу, Мценск».
Местоположение Ржевы, Сишки, Туда (Тудина), Осечена, Горышена, Рясны, Вселука нам уже известно — они принадлежали к Ржевской земле. К той же территории относится Кличень, расположенный на одноименном острове в южной части озера Селигер, непосредственно у современного города Осташкова; он был центром ржевской Кличенской волости. Волго идентифицируется с погостом Волго на одноименном озере, между Вселуком и Горышином, т. е. в пределах той же Ржевской земли. Наличие в перечне отвоеванных Москвой ржевских городов Лук Великих подтверждает догадку о том, что этот топоним в данном случае не тождествен новгородским Великим Лукам; выше было высказано предположение о его соответствии ржевскому погосту Лукомо.[5]

  Валентин Янин, К вопросу о дате составления обзора «А се имена градом всем русскым, далним и ближним», 1998

Ржев в публицистике и эссеистике

править
  •  

Очевидно, г. Аксаков добивается истины; он хочет, чтобы в земные расседины проник луч солнца и осветил их внутренность; он ищет, чтобы всякий россиянин, любящий свое отечество, знал, что именно он любит, чтоб он, вступая в разговор с каким-нибудь липпе-детмольдским подданным, мог сказать: «Да, я люблю Россию, ибо в отечестве моем есть Тамбовская губерния, которая столько-то сот тысяч пудов ржи производит на продажу, есть село Кимра, в котором работается ежегодно до десяти тысяч пар сапогов, и есть город Ржев, в котором приготовляется прекраснейшая яблочная пастила!» Таким стремлениям решительно нельзя не сочувствовать...[8]

  Михаил Салтыков-Щедрин, «Наша общественная жизнь», 1863-1864
  •  

С особенной охотой и с большой радостию добрался я до почтенного города Ржева, почтенного, главным образом, по своей древности и по разнообразной промышленной и торговой живучести. Город этот, старинная «Ржева Володимирова», вдобавок к тому, стоя на двух красивых берегах Волги, разделяется на две части, которые до сих пор сохраняют также древнерусские названия: Князь-Дмитриевской и Князь-Федоровской, ― трижды княжеский город. Когда все старинные города лесной новгородской Руси захудали и живут уже полузабытыми преданиями, Ржев все еще продолжает заявляться и сказываться живым и деятельным. Не так давно перестал он хвалиться баканом и кармином ― своего домашнего изготовления красками (химические краски их вытеснили), но не перестает ещё напоминать о себе яблочной и ягодной пастилой (хотя и у нее нашлась, однако, соперница в Москве и Коломне) и под большим секретом ― погребальными колодами, то есть гробами, выдолбленными из цельного отрубка древесного с особенным изголовьем (в отличие от колоды вяземской), за которые истые староверы платят большие деньги. Не увядает слава Ржева и гремит, главнейшим образом, и в приморских портах ржевского прядева судовая снасть, парусная бечёвка и корабельные канаты: тросты, вантросты, кабельты, ванты и ходовые канаты для тяги судов лошадьми. Эта слава Ржева не скоро померкнет. Не в очень далеких соседях разлеглась пеньковая Смоленщина, которая давно проторила сюда дорогу и по рекам и по сухопутью, и с сырцовой пенькой, и с трепаной, а пожалуй, и с отчесанной.[9]

  Сергей Максимов, «Крылатые слова», 1899
  •  

― Двухколонник на третьей полосе справа… Карпов пододвигает крупную розетку металлических часов ― в тишине, которая сейчас наступала, слышится явственнее стрекотанье маятника. ― Сейчас девять пятнадцать…» ― во фразе Карпова вопросительный знак начисто отсутствует, но это, конечно, вопрос. «Думаю, что к десяти тридцати управлюсь… ― говорит Эренбург и, помедлив, спрашивает: ― Как под Ржевом… не легче?» Он знает, что генштабисты уже осведомили Карпова о положении под Ржевом. «Двадцатая начала наступление, но, как мне кажется, неудачно ― захлебнулось…» ― «Значит, захлебнулось? ― переспрашивает Эренбург. ― Захлебнулось?» Он медленно идет в свою комнату. О чем думает сейчас: о поражении, более чем горьком, которое обозначилось под Ржевом, ― с каждой новой неудачной попыткой наших войск прорвать оборону за Ржевом упрочается слава места, где нам фатально не везет, ― таких мест несколько на войне, среди них Ржев… Эренбург возвращается в свою комнату, его шаг не столь спор, как полчаса назад, когда он шел к Карпову, ― ему явно нужно время, чтобы отодвинуть в глубину сознания все, что он только что услышал. Как ни печально услышанное, надо отодвинуть ― иначе не обратишь мысль к тому, что должно быть написано сегодня вечером.[10]

  Савва Дангулов, «Эренбург», 1981
  •  

На обратном пути мы (а путешествовал я с Новгородским обществом любителей древности) заглянули в еще два верхневолжских городка — Зубцов и Ржев. <...> А Ржев? Помните Твардовского — «Я убит подо Ржевом»? Город — первый на Волге и первее Старицы по годам. А что в нем старого? Разве что староверы. Есть удивительная история о том, как после освобождения над руинами убитого Ржева возвышалась одна лишь старообрядческая церковь. Ржевская битва — не самая славная страница времен Великой Отечественной. Жуткие потери, наши полководцы медленно запрягали. Однако ему присвоено почетное наименование Города воинской славы.[7]

  — Василий Дубовский, «Старица не старится», 2012
  •  

Война пришла в Зубцов быстро. В сентябре начались первые бомбежки, а в начале октября немцы уже вошли в город и оставались там почти год, до августа сорок второго. Трупы погибших солдат стали убирать весной сорок третьего, когда взяли Ржев. Запах трупного разложения был такой, что в проезжающих поездах закрывали наглухо все окна.
Возле зубцовского краеведческого музея стоит небольшое желтое здание. Теперь в нем детская школа искусств, а раньше был райком партии, а еще раньше, во время оккупации, кладбище, на котором немцы хоронили своих. Пять лет назад, к шестидесятипятилетию Победы, делали ремонт в музее и, когда проводили водопровод и канализацию, нашли немецкие черепа и кости. Отличить немецкие черепа от наших легко – у немецких зубы хорошие, пломбированные. Отвозят эти немецкие кости во Ржев – там есть общая могила немецких солдат с одним крестом на всех.[11]

  Михаил Бару, «Таракан на канате», 2016

Ржев в мемуарах, письмах и дневниковой прозе

править
  •  

12 июля. Груша мне говорит: ― А когда Ржев будешь брать?
― Ржев?
― Ну да. Ведь не век же на печи прохлаждаться…
― На печи?.. Она смеется.
― Чем не печь? Живете, как в раю у Христа. Все у вас есть: и лошади, и коровы, и овцы, и самогонка. <...>
― Пойдём во Ржев.
― Но ведь нас всего три десятка…
― Если страшно, оставайтесь, Вреде, в лесу. Он молчит. Зачем я обидел его? Я ведь знаю: он для Груши первый войдет во Ржев.
11 августа — Нет Груши… Вечером я не слышу ее шагов, утром не вижу ее улыбки. Я не в тюрьме, я в пустыне. Никто не скажет: «Касатик… Соколик…» Никто не рассмеется веселым смехом.
12 августа ― Ты, Федя, взорвешь мост на Гжати. Вы, Вреде, войдете во Ржев с востока, по московской дороге. Я войду от Сычевки, с юга. Мы взяли Ржев. Мы взяли его на рассвете, когда всходило румяное солнце и в пригородной церкви Николы на Кузнецах звонили к ранней обедне. Зачем же мы брали Ржев? Вреде докладывает, что красные наступают. Из Москвы идут три дивизии… Три дивизии… Хорошо. Мы уйдем. Хорошо. Мы уйдем без Груши. Я зову Федю:
― Федя, сколько на площади фонарей?
― Не считал, господин полковник. ― Сосчитай. И на каждый фонарь повесь. Понял?
― Понял. Так точно.[12]

  Борис Савинков, «Конь чёрный», 1924
  •  

Всю неделю лежал, страдая болью в мускулах от усиленной ходьбы, ― и был очень доволен. А за это время немцы подошли к Грозному и окружили Сталинград. Вчера всех порадовала сводка о нашем продвижении возле Ржева. В трамваях старушки говорили кондукторам: ― Ведь победа. Можно за проезд и не брать. Режиссер Майоров высказал предположение, что Ржев ― демонстрация, чтоб отвлечь от юга немецкие силы. Говорят, Сталин ― на юге. <...>
3 марта: Взят Ржев: пистолет, приставленный немцами к виску Москвы.[13]

  Всеволод Иванов Дневники, 1943
  •  

4 марта. Сегодня в 6 ч. утра позвонила Аветовна: «Ржев взят». От радости ничего не могу делать. Погода буйная: свирепые ветры, вьюга.[14]

  Корней Чуковский, Дневник, 1943
  •  

Поезд стоял на какой-то станции, была гроза, молнии сквозь неплотную занавеску освещали купе. А на вокзале что-то объявляли по радио, и вдруг я понял, что это Ржев. Я совсем забыл, что мы должны проезжать мимо. И первое, что возникло, ― «Я убит подо Ржевом». Это великое стихотворение настолько связано в нашем сознании с этим городом, с этим названием, что уже составляет как бы часть его, часть его славы. Город Ржев знаменит и этим стихотворением, как может быть город знаменит выдающимся человеком или стариннейшим собором. Поезд уже шел вовсю, заглушая грозу, а в голове моей стучало: Я убит подо Ржевом, В безыменном болоте, В пятой роте, На левом, При жестоком налёте… И дальше, ― сильнее, чем блоковское «Похоронят, зароют глубоко»!..[15]

  Константин Ваншенкин, «Писательский клуб», 1998
  •  

Русская тётенька, приехавшая в 1947 году в Ригу из Ржева, жаловалась нам с Колей Александровым, что русских теперь притесняют и требуют знать латышский язык, если хочешь работать в гос. учреждении. Просила (в шутку) передать Собчаку, что вся надежда на него. Коля в журналистской манере поговорил с ней, расспросил о жизни, детях, внуках, не пьют ли зятья, хорошая ли бывает зимой погода, и когда мы распрощались с тетенькой, сказал весело: «Вот, готовый материал для «Известий» ― положение русских в Прибалтике». А я подумал: если бы она приехала сейчас в свой Ржев, то прокляла бы его с пустыми магазинами и бездорожьем, и вернулась бы пулей в Латвию, пусть и «гражданкой второго сорта».[16]

  Дмитрий Каралис, «Автопортрет», 1999

Ржев в художественной прозе и беллетристике

править
  •  

Ржев ― городишко торговый, довольно бойкий и промышленный. Еще с начала века, при Петре I, был Ржев не в хорошей у правительства славе, как гнездо потаенного раскольничества и всякого рода противностей, продерзостей. К числу раскольников принадлежал и состоятельный ржевский купец Остафий, Трифонов сын, Долгополов. Он изворотлив, тароват, гонял баржи с хлебом и со всякими товарами, вообще вел крупную торговлю, одно время был откупщиком, что приносило ему большие выгоды. <...>
Господи спаси, господи… ― и Долгополов стал креститься по-раскольничьи, двуперстием.
― Вы, я вижу, Остафий Трифоныч, старозаветной веры придерживаетесь?
― А как же! Ведь у меня во Ржеве… то бишь… это, как его… у меня в Яицком городке и молеленка в доме имеется. Ведь мы, казаки, почитай, сплошь равноапостольской старой веры…
― Да вы родом-то откуда будете? ― насторожился Рунич. ― Вот вы… насчет Ржева…
― Какой там, к свиньям, Ржев? ― испугался вовсе Долгополов. ― И слыхом об такой местности не слышал, не то что…[17]

  Вячеслав Шишков, «Емельян Пугачев» (книга третья), 1945
  •  

В истории Отечественной войны Ржев занимает особенное место. После разгрома под Москвой зимой 1941 года не привыкший к воинским поражениям Гитлер объявил себя главнокомандующим и издал приказ, требуя от своих солдат “цепляться за каждый населенный пункт, не отступать ни на шаг, обороняться до последнего солдата, до последней гранаты...” Ржев стал для немцев тем рубежом, укрепиться на котором они старались любой ценой. Сдерживали наши атаки, даже оказавшись в полукольце советских войск, обошедших Ржев с трёх сторон. Неся огромные потери, наши войска на протяжении почти полутора лет пытались овладеть городом, но взломать немецкую оборону не могли. Вспомнились строчки Твардовского: “Фронт горел, не стихая, / Как на теле рубец. / Я убит и не знаю, / Наш ли Ржев наконец?”. Кровопролитное Ржевское сражение, связав крупные силы гитлеровцев, помогло одержать победу под Сталинградом. В марте 1943 года Ржев был взят.[6]

  Владимир Кравченко, «Книга реки» (роман-странствие), 1999
  •  

Ржев долго таился от меня, закрываясь высоким берегом, высылая вперед то две-три пятиэтажки, населенные обитателями ржевских черёмушек, получившими вместе с ордером роскошный вид из окна, то пляжные зонтики пригородных домов отдыха.
У моста на береговой круче многоэтажная гостиница “Ржев” и здание городского банка, выстроенное в псевдорусско-васнецовском стиле, с мозаикой над стрельчатыми окнами. На самом верху шпиля угловой башни, напоминающей Кремль, горела рубиновая звезда, уменьшенная копия московской.
Здание принадлежало когда-то Волжскому банку. На первом его этаже устраивались балы при электрическом свете, казавшемся тогда диковиной, — ток давала энергетическая установка, принадлежавшая компании Рябушинских.[6]

  Владимир Кравченко, «Книга реки», 1999
  •  

Уход из Ржева <по течению Волги> долгий, малоинтересный. Берега застроены заводскими корпусами, часть из которых ещё дореволюционные, из побуревшего от копоти и времени кирпича, жуткая архитектура первоначальных судорог русского капитализма, так хорошо разработанная плакатистами Окон РОСТА во главе с Маяковским, — кирпичный ангар и отчаянно дымящая труба.[6]

  Владимир Кравченко, «Книга реки», 1999

Ржев в поэзии

править
  •  

и англичанка звездный вид
открыла в шляпе из кальсон
полюбовавшись справедливо
сверкнули шашки их несчастливо
да так что брызнула душа
и пташка Божия пошла на небеса дышать
все люди вскрикнули уже
так выстроили город Ржев...[18]

  Александр Введенский, «Минин и Пожарский», 1926
  •  

Мы видели с вами Ржев, весь в кратерах, как луна.
Сквозь Белый прошел мой полк, а город порос травой.
Мы шли без дорог вперед, и нас привела война
за Велиж, где нет людей, изрытый и неживой.[19]

  Семён Кирсанов, «Болотные рубежи», 1943
  •  

Серый прохожий в дорожном пальто,
Сердце подскажет, что ты ― это тот,
Сорок второй и единственный год.
Ржев догорал. Мы стояли с тобой,
Смерть примеряли. И начался бой
Странно устроен любой человек:
Страстно клянется, что любит навек,
И забывает, когда и кому…
Но не изменит и он одному:
Слову скупому, горячей руке,
Ржевскому лесу и ржевской тоске.[20]

  Илья Эренбург, «Слов мы боимся, и всё же прощай...», 1944
  •  

Я убит подо Ржевом,
В безыменном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налете.
Я не слышал разрыва,
Я не видел той вспышки, ―
Точно в пропасть с обрыва
И ни дна ни покрышки. <...>
Фронт горел, не стихая,
Как на теле рубец.
Я убит и не знаю,
Наш ли Ржев наконец?[21]

  Александр Твардовский, «Убит подо Ржевом», 1946

Пословицы и поговорки

править
  • Ржевцы: ряпуха тухлая. Собачники. Отца на кобеля променяли. Козу сквозь забор пряником кормили.[22]

Источники

править
  1. 1 2 Карамзин Н.М. История государства Российского: Том 12 (1824-1826)
  2. 1 2 С. М. Соловьев История России с древнейших времен: в 15 кн. Кн. 9. — М.: Соцэкгиз, 1961 г.
  3. 1 2 Николай Костомаров, «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей». Выпуск четвёртый: XVII столетие (1875)
  4. 1 2 3 4 В. С. Борзаковский, «Волга», том 1-3. — СПб., в типографии В. Безобразова и комп., 1876 г. — стр. 47-48
  5. 1 2 Янин В. Л. Новгород и Литва: пограничные ситуации XIII-XV веков. — М., 1998 г. — Глава 4. С. 61-70.
  6. 1 2 3 4 5 6 Владимир Кравченко. «Книга реки. В одиночку под парусом», Роман-странствие. — СПб., Издательство «ФормаТ», 2014 г.
  7. 1 2 Василий Дубовский. Старица не старится. — Новгород: «Новгородские ведомости», 01 декабря 2012 г.
  8. М. Е. Салтыков-Щедрин. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 6. — Москва, Художественная литература, 1966 г.
  9. С. В. Максимов. Крылатые слова. — СПб, 1899 г.
  10. Савва Дангулов, Художники. Литературные портреты. — М.: Советский писатель, 1987 г.
  11. Михаил Бару. «Таракан на канате». — Саратов: «Волга», № 1-2, 2016 г.
  12. Б. В. Савинков. Избранное. — Л.: Художественная литература, Ленинградское отд., 1990 г.
  13. Вс. В. Иванов, Дневники. ― М.: ИМЛИ РАН, Наследие, 2001 г.
  14. К.И. Чуковский. Собрание сочинений. Том 13: Дневник 1936-1969. Предисл. В. Каверина, Коммент. Е. Чуковской.-2-е изд. — М., «Терра»-Книжный клуб, 2004 г.
  15. Константин Ваншенкин «Писательский клуб». — М.: Вагриус, 1998 г.
  16. Дмитрий Каралис, «Автопортрет». — СПб.: Геликон Плюс, 1999 г.
  17. Шишков В. Я.: Емельян Пугачев: Историческое повествование. — М.: Правда, 1985 г.
  18. А. Введенский. Полное собрание сочинений в 2 т. М.: Гилея, 1993 г.
  19. С. Кирсанов. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. Большая серия. СПб.: Академический проект, 2006 г.
  20. И. Эренбург. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. СПб.: Академический проект, 2000 г.
  21. А. Твардовский. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта (большая серия). — Л.: Советский писатель, 1986 г.
  22. В. И. Даль. Пословицы и поговорки русского народа. — 1853 г.

См. также

править