Литературная критика

Литературная критика — область литературного творчества на грани искусства (художественной литературы) и науки о литературе (литературоведения).

Цитаты

Здесь приведены цитаты, явно посвящённые авторами лишь литературной критике, хотя многие высказывания применимы и обобщённо.

А—Д

	С точки зрения критики книга считается виновной, пока не будет доказано обратное.^[1]
	— Нельсон Олгрен

… от XIV века вплоть до XX критика считала политику чужеродным и вредным элементом поэзии и сосредоточивала свои усилия на том, чтобы изъять этот элемент из творчества великих поэтов. <…> поэтому-то большинство поэтов, достойных называться гениями благодаря своему неповторимому видению мира, были вычеркнуты из памяти людей или дошли до нас изуродованными, без рук и без ног, и говорят теперь с нами голосом слепого соловья.

— Луи Арагон, речь «От Петрарки к Маяковскому», 14 апреля 1951

Ещё недавно казалось трюизмом: критике дозволено существовать в природе лишь в силу того, что существовала литература. Во времена тоталитарные критика пыталась напакостить барину (разгромные статьи в «Правде» были формой мести критики за своё подчинённое место в литературной иерархии). Во времена вегетарианские тихая борьба критики за самосуществование протекала не в такой острой форме. Дискуссии в «Литгазете» казались формой легкой психической атаки на сюзерена. Литература отругивалась от критического собрата лениво, сквозь зубы. Противостояние выглядело разновидностью средневекового теологического спора — кто более матери-истории ценен, курица или яйцо?
Очень немногие в ту пору осознавали, что дело не сводится к возне под пыльным литфондовским ковром: что борьба идёт не за чечевичную похлёбку, а именно за право первородства. В течение десятилетий подкоп под фундамент иерархий осуществлялся по всем правилам. <…>
Читая сегодня «Абсолютную пустоту», понимаешь, что в начале третьего тысячелетия невозможно отрицать преимущество одной противоборствующей группировки над другой. <…> Лем зафиксировал право критиков быть демиургами. <…> Мятеж закончился удачей: критика могла праздновать освобождение от зависимости, поскольку закрепляла за собой права генерировать воображаемый текст и спокойно подвергать его привычной профессиональной вивисекции. <…>
Лем предсказал и самое главное (и самое печальное): в отличие от писателей, читатели легко смирились с новым раскладом. После того, как издатели приучили граждан к мысли о том, что большинства писателей, чьё имя стоит на обложке, в природе не существует, читателям оставалось только приучить себя к тому, что и текстов никаких тоже нет. Оказалось, это удобнее: проще прочитать три странички, чем триста. Вариант, когда в одном флаконе с сюжетом читателям предлагалась и его интерпретация, выглядел оптимальным. Абсолютная пустота нашла идеального глотателя пустот…

— Роман Арбитман, «Лем Непобедимый», 2006

	Литературоведы и критики обожают нанизывать писателей, словно бабочек, на булавки лапидарных определений и помещать затем в строго отведённые им ячейки своей «энтомологической» коллекции.^[2] — вариант трюизма
	— Святослав Бэлза, «Кассандра электронной эры», 1991

	Если критический разбор новых сочинений <…> знаменитых писателей состоит в искусном высасывании из них мёда и перетаскивании оного в свой улей, то разбор <…> написан <…> прибыльно для издателей;..
	— Александр Воейков, 1835

	Критиковать автора легко, трудно оценить.^[1]
	— Люк де Вовенарг

	—… критические сочиненьица <…> подобны тем мошкам, что откладывают яйца в заднем проходе самых резвых скакунов; однако кони не становятся от этого менее резвы. <…> философы удостоили лишь мимолётным взглядом эти литературные испражнения.
	«… petits livres de critique <…> les compare à certains moucherons qui vont déposer leurs œufs dans le derrière des plus beaux chevaux : cela ne les empêche pas de courir. » <…> philosophes daignèrent-ils jeter les yeux sur ces excréments de la littérature.
	— Вольтер, «Простодушный», 1767

	Литература отличается от критики, как дальнее плавание от каботажного. <…> В открытом море легко потеряться, но только там можно открыть Америку.
	— Александр Генис, «Довлатов и окрестности», 1998

	Критика может нас прикончить; мы не можем прикончить критику; поэтому лучше всего о ней забыть.^[1]
	— Рамон Гомес де ла Серна

	Это тон современной критики, убивающей людей, пожирающей их, критики дикарской.
	— Эдмон Гонкур, «Дневник», 26 января 1895

… только фактическая, реальная критика и может иметь какой-нибудь смысл для читателя. Если в произведении есть что-нибудь, то покажите нам, что в нём есть: это гораздо лучше, чем пускаться в соображения о том, чего в нём нет, и что бы должно было в нём находиться.

— Николай Добролюбов, «Луч света в тёмном царстве», 1860

	Критика — часть литературы. Филология — косвенный продукт её. Критик смотрит на литературу изнутри. Филолог — с ближайшей колокольни.
	— Сергей Довлатов, «Соло на IBM», 1990

… литературная критика существует сейчас лишь на положении рекламы, потому что она привлекает внимание к книгам, не пытаясь их объяснить, потому что критика — служанка, потому что она подделывается под вкусы публики, вместо того чтобы ими руководить. — вариант распространённой мысли

— Альфонс Доде, «Смерть Гюстава Флобера»

Виссарион Белинский

Скучно и тошно читать ex officio разные вздоры и нелепости; <…> неприятно и досадно повторять тысячу раз одно и то же; <…> жалко и унизительно высказывать с грубою откровенностию резкие истины рыцарям печального образа и дразнить пискливое самолюбие литературных гусей! Зато как приятно и отрадно, взявши в руки какое-нибудь многотомное произведение, <…> осудив себя a priori на скуку и зевоту, <…> обмануться в ожидании и, вместо пошлости, прочесть что-нибудь сносное и порядочное!

— рецензия на «Аббаддонну» и «Мечты и жизнь» Н. А. Полевого, март 1835

	… добросовестная критика, чуждая личных отношений и литературного пристрастия, всегда подтвердит приговор публики… — вероятно, неоригинально
	— рецензия на «Ледяной дом» и «Басурмана» И. Лажечникова, декабрь 1838

Истинная критика требует мысли, а толпа любит «забавляться», а не мыслить, и потому, вместо «истинной» критики, создайте «забавную» критику. Для этого объявите, что изящное есть понятие совершенно условное и относительное, а отнюдь не абсолютное (ужасное слово для толпы!), что оно зависит от условий климата, страны, народа, каждого человека, его пищеварения, здоровья и подобных «непредвиденных» обстоятельств. <…> толпа вообще любит всё, что вровень с нею и не оскорбляет се маленького самолюбия своею «непонятливостию». Побольше фраз от себя, и ещё больше выписок из будто бы критикуемого вами сочинения, и у вас в один вечер готово десять «забавных» критик, которые понравятся тысячам и оскорбят десятки, тогда как иногда мало десяти вечеров, чтобы написать «истинную» критику, которая удовлетворит десятки и оскорбит тысячи.

— «Менцель, критик Гёте», январь 1840

Отчёт о произведении лёгком, ничтожном, эфемерном, имеющем достоинства и интерес относительные, временные, должен немедленно следовать за появлением этого произведения: запоздай он несколькими днями, — интерес и самое значение статьи уже потеряны. <…> Но литература состоит не из одних случайных и обыкновенных явлений: в ней бывают произведения основные, безотносительно важные, безусловно прекрасные, — капитальные. Такие произведения не проигрывают, но выигрывают от времени и, часто не понимаемые и не замечаемые толпою и современностию, в новой красоте воскресают для потомства. Иногда бывает о них рано говорить, но никогда не поздно о них говорить: они всегда новы, всегда свежи, всегда юны, всегда современны. Иногда случается, что критика даже обязана говорить о них как можно позже — чтоб дать им время предварительно завладеть вниманием общества, возбудить в нём интерес собою.

— «„Римские элегии“. Соч. Гёте», июль 1841

см. начало «Похождений Чичикова, или Мёртвых душ», июнь 1842

Е—К

	Критика — это система истин, купленная ценою системы ошибок и умолчаний.^[3]^[1]
	— Кароль Ижиковский

см. Вашингтон Ирвинг, «Разрозненные мысли о критике», 1839

Самый страшный враг искусства — литературный «семинаризм». С ним всегда нужно быть начеку, чтобы наша духовная жизнь не обесценилась. Против литературного семинаризма есть лишь одно действенное средство: открыть все двери, выветрить «расхожие мысли», смело выйти навстречу вихрям чужих культур.^[4]

— Яльмар Кристенсен, «Много правд вместо одной», 1895

Что же служит руководством слову в лабиринте заблуждений? — Критика, которая — видя несовершенства понятий наших, ничтожество чувств — является с светильником опытности, с чистыми помыслами и показывает путь истины, с которого столь часто уклоняемся. — Но как критика должна поучать нас? <…> — С кротостию, приличною дщери Аполлона и Словесности. Представьте сие прелестное творение с невинным простодушием изобличающим ошибки наши, с улыбкою любви ведущим нас к совершенству… Неужели очаровательный вид её не потрясёт души вашей, не поразит сердца? Нет, вы будете взирать на него, как взираете на предмет любви вашей.^[5]^[6]

— Николай Кутузов, «Аполлон с семейством», 1820

Л

	… публика ещё не вконец одурманена и замучена усталостью, выслушивая в течение стольких лет карканье старых воронов вокруг тех, кто в свободном полёте на лёгких крыльях своих писаний поднялся ввысь к некоторой славе.
	… le public ne soit enfin étourdi et fatigué d’entendre, depuis quelques années, de vieux corbeaux croasser autour de ceux qui, d’un vol libre et d’une plume légère, se sont élevés à quelque gloire par leurs écrits.
	— Жан де Лабрюйер, речь при вступлении во Французскую Академию, 1693

	Присматриваться к оттенкам — значит их подчёркивать. Разбирать оттенки — значит их искажать.^[7]^[1]
	— Григорий Ландау

	— У нас едва кто-нибудь напечатается раза четыре, ему тут же навешивают ярлык прямо-таки с формулировкой, подходящей для надгробия: «тонкий лирик», «стилист», «жизнелюб». Критики, которых я некогда окрестил кретинами, это — врачи литературы, ибо подобно вам ставят липовые диагнозы, тоже знают, как должно быть, и тоже абсолютно не способны помочь…
	— U nas, ledwo ktoś wydrukuje cztery razy, natychmiast doczepiają mu karteczkę o konsekwencji wręcz nagrobkowej: „subtelny liryk”, „stylista”, „witalista”. Krytycy, których nazywałem niekiedy krytynami, to lekarze literatury, bo tak samo jak wy stawiają fałszywe diagnozy, tak samo wiedzą, jak być powinno i tak samo nie umieją w żaden sposób pomóc…
	— Станислав Лем, «Больница Преображения», 1948

	Критика своих современников — не критика, а беседа.^[1]
	— Жюль Леметр

{{Q|… по-прежнему появляются ценные книги, которые даже находят издателей. Но до них нелегко добраться, потому что они, эти книги, тонут в потоках напечатанной ерунды. Критика перестаёт выполнять советующе-селективную роль по отношению к читателям. Критики пишут своё, публика читает своё. Критик похож на человека, который стоит с маленьким ситом в руке на берегу болотистого, занесённого илом океана. Рядом с ним находятся мегафоны издательских гигантов и водяные насосы, которые выкачивают мутную воду из этого океана, а громкоговорители мычат, что это чистейший нектар и кристально чистое совершенство. Правда, может быть, в этих болотных глубинах плавают какие-нибудь лакомые кусочки, но их не выловить маленьким ситом.|Комментарий=один из автопарафразов, идущих от гл. IX «Summa Technologiae»|Автор=Станислав Лем, [[Эссе и статьи Станислава Лема#1980-е|предисловие к антологии «Даосист ли Бог?»], 1984}}

Критика может быть естественным потоком мысли, кристаллизующейся в правильные и блестящие кристаллы, сверкающие разноцветными огнями, и в то же время — до дна естественной, ни на минуту не фальшивой, не фальшивящей, не становящейся на цыпочки, не потеющей над предельной метафоричностью.

— Анатолий Луначарский, «Пушкин-критик», 1933

М—Р

	Критик бранит писателя: это называют критикой. Писатель бранит критика: это называют бранью.^[1]
	— Анри де Монтерлан

	Возможность посредством литературной критики изливать или по капле выдавливать из себя дружеские или враждебные чувства — вот что делает это искусство таким кособоким.
	The possibility of venting or distilling friendly or unfriendly feelings through the medium of literary criticism is what makes that art such a skewy one.
	— Владимир Набоков, интервью Playboy марта 1963

Лишить книгу его подробного критического разбора, написанного с убеждением и добросовестностью, значило бы отказать ей в должном уважении, снести в ряды тех сырых, невыделанных произведений педантизма или тех пустых, детских побрякушек мелкотравчатой литературы, которые разбираются в библиографиях гуртом либо вовсе предаются молчанию.

— Николай Надеждин, «История поэзии», 1836

	Зачем кто-то рвёт плохое произведение искусства в клочья? Затем, чтобы узнать, как это делается.
	Why should anybody rip a bad work of art to shreds? Why, to find out how it is made.
	— Деймон Найт, «В поисках удивительного» (1. «Критики»), 1956

… наше время не назовёшь веком критики. Это эпоха причастности, а не отстранённости, и поэтому стало так трудно признать литературные достоинства за книгой, содержащей мысли, с которыми вы не согласны. <…> Стоит только задуматься, до чего сложно сегодняшнему критику сохранить честную беспристрастность, и станет понятно, какие именно опасности ожидают литературу в самом близком будущем.
Время, в которое мы живём, угрожает покончить с независимой личностью, или, верней, с иллюзиями, будто она независима. Меж тем, толкуя о литературе, а уж тем паче о критике, мы, не задумываясь, исходим из того, что личность вполне независима.

— Джордж Оруэлл, «Литература и тоталитаризм», 1941

	Дарование, которое можно убить порицанием, недостойно жить, и чем скорей умрёт, тем лучше для литературы, потому что через это она избавляется от вредного пустоцвета.^[8] — вариант трюизма^[9]
	— Р. С. О. (Авеседер)^[10], «Вредит ли критика современной русской словесности?»

	Считайся с критикой, даже несправедливой; не доверяй критике, даже справедливой.^[1]
	— Жан Ростан

П

[Реальная] критика разбирает, возможно ли и действительно ли такое лицо; нашедши же, что оно верно действительности, она переходит к своим собственным соображениям о причинах, породивших его, и т. д. <…> Реальная критика относится к произведению художника точно так же, как к явлениям действительной жизни…

— Дмитрий Писарев, «Тёмное царство», 1860

Критика, указующая на места в сочинениях, есть <…> наследственная болезнь схоластизма. Только в то время, когда не знали стихий искусства, можно было по убеждению одного человека называть то и то прекрасным, а то и то дурным. В нашу эпоху существуют другие требования. Ныне можно назвать слишком дерзким того критика, который, признавая какое-либо поэтическое произведение созданием необыкновенного дарования, стал бы указывать на стихи, по его мнению, не хорошие. Кто и что ручается нам за его мнение?

— Ксенофонт Полевой, «„Полтава“, поэма Александра Пушкина», 1829

Скажут, что критика должна единственно заниматься произведениями, имеющими видимое достоинство; не думаю. Иное сочинение само по себе ничтожно, но замечательно по своему успеху или влиянию; и в сём отношении нравственные наблюдения важнее наблюдений литературных.

— Александр Пушкин, <О журнальной критике>, январь 1830

Нападения на писателя и оправдания, коим подают они повод, суть важный шаг к гласности прений о действиях так называемых общественных лиц (hommes publics), к одному из главнейших условий высокообразованных обществ. В сём отношении и писатели, справедливо заслуживающие презрение наше, ругатели и клеветники, приносят истинную пользу: мало-помалу образуется и уважение к личной чести гражданина, и возрастает могущество общего мнения, на котором в просвещённом народе основана чистота его нравов.

— Александр Пушкин, <Опровержение на критики>, октябрь 1830

	Презирать критику значит презирать публику (чего боже сохрани).
	— Александр Пушкин, «Опыт отражения некоторых не-литературных обвинений», октябрь 1830

С

	Литературная критика, подобно философии, должна была, по мысли любомудров, стать наукой, философской эстетикой.^[11]
	— Всеволод Сахаров, «Движущая эстетика В. Ф. Одоевского», 1981

… страна злокозненной богини по имени Критика. Она обитала на вершине снежной горы на Новой Земле; там и нашёл её Мом в пещере, простёртую на своей добыче — несметной груде изодранных книг. По правую руку от неё восседало Невежество — её отец и супруг, слепой от старости; по левую — Гордыня, её мать, одевавшая милую дщерь в клочья бумаги, которые сама нарвала. Ещё была там её сестра — Мнение, с завязанными глазами, быстроногая и упрямая да притом ещё и капризная и постоянно переменчивая. Рядом играли её чада: Бахвальство и Бесстыдство, Глупость и Тщеславие, Самоуверенность, Педантство и Грубость. На пальцах богини были когти, как у кошки; строением головы, ушами и голосом она напоминала осла; зубы у неё давно уже выпали, а глаза были повёрнуты внутрь, будто она смотрела только на самое себя^{[К 1]}; питалась она избытком собственной желчи; её селезёнка была столь велика, что выпирала вперёд, словно огромное вымя, с которого свисали наросты в виде сосцов, а к ним жадно припала толпа отвратительных чудищ, и, что замечательнее всего, объём селезёнки увеличивался быстрее, чем высасывание могло его уменьшить. <…>
«Это я, — промолвила она, — дарую мудрость младенцам и идиотам; благодаря мне дети перемудрят своих родителей, вертопрахи станут политиками, а школьники — философами; благодаря мне ведут свои споры студенты, достигая глубин познания, а умники из кофеен, подвигнутые мною, умудряются править стиль автора и выставлять напоказ малейшие его ошибки, не понимая ни слова ни в самом предмете, ни в языке. Благодаря мне юнцы растрачивают свой разум, как и состояние, не успев обрести его. Это я упразднила власть разума и знания над поэзией и сама заняла их место».

— Джонатан Свифт, «Битва книг», 1704

	Критиковать всерьёз можно лишь тех, кто что-то собой представляет; но их так мало, что надо их беречь и лелеять.^[1]
	— Антоний Слонимский

Я не чувствую, чтобы современная критика с её особой терминологией и специфическими методами <…> имела отношение непосредственно к литературе, к писанию книг — хороших или плохих. Поскольку же нынешние критики набрасываются друг на друга с ещё большим пылом, чем на предмет своих занятий, лежащий перед ними расфасованным и готовым к употреблению, у меня создалось такое впечатление, что никакой постоянной шкалы ценностей у них нет. В общем, если воспользоваться не столь изысканной терминологией, я считаю, что нынешняя критика — это мерзко пахнущее болото. Если смотреть на неё таким образом, я не против её существования; только надо, чтобы все понимали: критические разборы — своего рода игра, в которую играют люди в дурном настроении и в которой никакие фанты не сопровождаются поцелуями. Очень сомневаюсь, чтобы человеку, изучающему литературу, подобный подход мог внушить что-нибудь иное, кроме растерянности и, возможно, даже отвращения к книгам. <…>
Ни одна книга не была бы написана, если бы критики научились не просто разделываться с уже напечатанными произведениями, а ещё и воздействовать на работу писателя, когда он их пишет.

— Джон Стейнбек, «Письмо о критике» (A Letter on Criticism), 1955

Наверное, это вообще синдром критики: можно легко показать, что она и в XIX, и в XX веках писала о новых текстах известных авторов одно и то же: что они, эти тексты и авторы, одни и те же. Если автор выработал свой стиль, если у него есть лейтмотивы и взгляд на мир, то первое, что скажет критик: он повторяется. Но был ли писатель, который никогда не повторялся?^[12]

— Андрей Степанов, «Уроборос: плен ума Виктора Пелевина»

	Критика — занятие бессмысленное: читать нужно не для того, чтобы понять других, а для того, чтобы понять себя.^[1]
	— Эмиль Чоран

Осип Сенковский

Одно только неудобство, что когда канарейки начнут петь все вместе, попугаи кричать, обезьяна визжать, собаки лаять, медведь, не понимая дела, реветь в углу, как невежественная критика в забытом журнале… Господи, какой ад! какой шум!

— «Осенняя скука», 1833

… в словесности всё образец, что превосходно <…>. И в нынешнем состоянии литературных учений, когда страшный умственный переворот перековал в кинжал даже тот аршин, которым люди так удобно мерили изящные красоты, подобно атласным лентам, я не вижу возможности другого критического мерила. Беспристрастной критикой называю я то, когда по чистой совести говорю, <…> какое впечатление лично надо мной произвела данная книга. Критика в наше время сделалась картиною личных ощущений всякого, — всякого, одарённого от природы ясным чувством средств и способов, которыми изящное может производить полное и приятное действие над сердцем и воображением человека. О правилах нет и речи. Одно только условие в этом чувстве <…> — нравственность. Вкус — это прихоть беременной женщины, которая есть общество. Следственно, по прочтении критики, и спорить не об чем: одно средство — изъявить, независимо от обнаруженного уже мнения, другое, различное мнение, с таким же чистосердечием…

— рецензия на «Торквато Тассо» М. Д. Киреева, декабрь 1833

Успокойтесь; примиритесь с настоящим порядком вещей в русской литературе, и ободритесь духом: это порядок всего литературного мира. Везде валятся градом на словесность несправедливые, поверхностные, резкие и неприличные критики, и везде, <…> чаще или реже проявляются разборы, блестящие умом, чувством, знанием дела, <…> вдруг подвигающие вперёд вкус и словесность. <…> Хорошая литературная критика не есть ремесло, которому можно выучиться, ни система, которую можно привесть в исполнение: это личное дарование. — вариант распространённых мыслей

— рецензия на «Мазепу» Ф. Булгарина, февраль 1834

	Все знаменитейшие критики в Европе писали и пишут разборы так, чтобы в них говорилось преимущественно о предмете, а не о книге: такие разборы только и полезны.
	— письмо А. В. Старчевскому и Н. И. Пейкеру весны 1855

Т—Я

	В книжках общедоступных серий принято излагать общедоступные взгляды, и дешёвая критика извинительна в дешёвых изданиях.^[13]^[1]
	— Оскар Уайльд

	Критика требует куда больше культуры, чем творчество.^[13]^[1]
	— Оскар Уайльд

Нам не хватает знания основ во всём и главным образом в области творений духа. А сегодня, что бы там ни говорили, трудно представить себе, что критика когда-нибудь будет обладать неоспоримостью позитивной науки, — напротив, можно с полным основанием считать, что это время никогда не настанет. <…> Ни чары Клеопатры, ни кротость Франциска Ассизского, ни поэзия Расина не могут быть превращены в формулы, а если эти явления и состоят в ведении науки, то науки, которая сродни искусству, — интуитивной, беспокойной и всегда незавершенной. Такая наука, вернее искусство, существует — это философия, мораль, история, критика, — словом, вся прекрасная повесть о человечестве.

— Анатоль Франс, предисловие к сб. «Литературная жизнь (Серия третья)», 1891

	Дело критики выжечь на челе авторов клеймо литературных влияний, дело авторов — злиться, что тем самым у них умышленно выбивают почву из-под ног. — вариант распространённой мысли
	Na kritice jest vypáliti autorům na čelo znamení literárních vlivů a na autorech, aby se třeba mrzeli, že jim takto — a úmyslně — berou pod nohama nejvlastnější půdu.
	— Йозеф Чапек, Карел Чапек, предисловие к «Саду Краконоша», 1918

	Критик: Критиковать — значит объяснять автору, что он делает не так, как делал бы я, если бы умел.^[1]
	Kritik: Kritisovat, to je usvědčit autora, že to nedělá tak, jak bych to dělal já, kdybych to dovedl.
	— Карел Чапек, «Обрывки», 1933

Для распространения в публике каких бы то ни было, хотя бы самых простых и справедливых мнений необходимо высказывать их очень настойчиво, упорно, с энтузиазмом страстного увлечения, не утомляющегося скучными для самого критика, но нужными для массы повторениями, не пренебрегающего подробным разбором книг и суждений, которые важны только по своему внешнему значению — по влиянию на публику» а не по внутреннему интересу для искусства, наконец, не отвращающегося, ради интересов публики, даже от споров с людьми, вступать в споры с которыми вовсе не приятно и не почётно. Одним словом, критическая деятельность, подобно всякой другой общественной деятельности, имеет много сторон, тем более полезных для публики, чем неприятнее они для самого деятеля. Критик, который хочет говорить только о том, о чем интересно говорить для него самого, который хочет сохранить в своей деятельности столько же гордого спокойствия и достоинства, сколько сохраняет поэт или учёный, — такой критик пишет для немногих…

— Николай Чернышевский, «Очерки гоголевского периода русской литературы» (статья четвёртая), март 1856

Словесность производящая силится нарушить все законы и уничтожить совершенно науку и предание. Наука хочет умертвить всякую живую силу в своём строгом законе и подчинить её урокам опыта и правилам, ею постановленным. Если бы в этой борьбе которая-нибудь из сил восторжествовала, что весьма возможно, то равновесие и гармония литературного мира были бы совершенно нарушены. При исключительном торжестве науки уничтожилась бы всякая новая жизнь в мире творящего слова, и наместо её воцарилось бы мёртвое и холодное подражание. Восторжествуй сила производящая: безначалие, хаос, уничтожение всех законов красоты могло бы быть следствием такого торжества в литературном мире. И откуда бы могло последовать возрождение жизни словесного мира и восстановление осиленного начала, если бы, кроме этих двух враждующих сил, не присутствовала третья, которая занимает средину между тою и другою силою и является примирителем, равно наблюдающим права каждой из них? — Вот место, которое, по моему мнению, должна занимать критика в литературе. — вариант распространённой мысли

— Степан Шевырёв, «О критике вообще и у нас в России», 1835

	Если творчество в столь большой степени представляет собой, в сущности, критическую деятельность, не следует ли признать творческой по сути деятельностью то, что называют «литературной критикой»? <…> Думается, что уравнивать творческое и критическое всё же нельзя. Я исхожу из той аксиомы, что творчество, создание произведения искусства есть процесс самодовлеющий; критика же по самой сути дела имеет своим предметом нечто постороннее по отношению к себе.
	If so large a part of creation is really criticism, is not a large part of what is called ‘critical writing’ really creative? <…> The answer seems to be, that there is no equation. I have assumed as axiomatic that a creation, a work of art, is autotelic; and that criticism, by definition, is about something other than itself.
	— Томас Элиот, «Назначение критики» (The Function of Criticism), 1923

Рецензия

Реце́нзия (от латин. recensio — осмотр, обследование) — жанр критики, письменная оценка.

Публика всегда требует, чтоб рецензии или были поучительны для неё, или забавляли и смешили её; но первого рода рецензии можно писать только о дельных сочинениях, а последние — на книги особенно глупые. Следовательно, книга, которая ни хороша, ни худа, но принадлежит к золотой середине, плохая пожива для библиографии: о ней нельзя сказать ни чего-нибудь дельного, ни чего-нибудь забавного. Таково свойство посредственности: она хуже всего худого!

— Виссарион Белинский, рецензия на «Стихотворения И. Бочарова», октябрь 1842

	Я не читаю рецензий на свои книги — я измеряю их длину.^[1]
	— Джозеф Конрад

	Написание рецензии занимает так много времени, что некогда прочесть саму книгу.^[1]
	— Граучо Маркс

	Рецензия пишется для того, чтобы книга нашла читателя, более умного, чем рецензент.^[1]
	— Освальд Шпенглер

См. также

↑ Пародийный намёк на «внутреннее сознание», как Рене Декарт называл врождённые идеи, и его космогонические представления. А обвинение Декарта в непомерной гордости было широко распространено в XVII в.

Примечания

↑ ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ ⁷ ⁸ ⁹ ¹⁰ ¹¹ ¹² ¹³ ¹⁴ ¹⁵ ¹⁶ Литературная критика, Рецензия // В начале было слово: Афоризмы о литературе и книге / составитель К. В. Душенко. — М.: Эксмо, 2005.
↑ Станислав Лем. Мир на Земле. Фиаско. — М.: Прогресс, 1991. — С. 518.
↑ Ижиковский К. Афоризмы / перевод К. В. Душенко // Литературное обозрение. — 1992. — № 5/6. — С. 93.
↑ Перевод М. Николаевой // Писатели Скандинавии о литературе / сост. К. Е. Мурадян. — М.: Радуга, 1982. — С. 176. — 10000 экз.
↑ Сын отечества. — 1821. — Ч. 67. — № 5 (вышел 29 января). — С. 202.
↑ Пушкин в прижизненной критике, 1820—1827. — СПб.: Государственный Пушкинский театральный центр, 1996. — С. 91.
↑ Ландау Г. Эпиграфы. — М., 1997.
↑ Сын отечества. — 1839. — № 3. — Отд. IV.
↑ В. Г. Белинский. Русские журналы // Московский наблюдатель. — 1839. — Ч. II. — № 4. — Отд. IV. — С. 108.
↑ В. Г. Березина. Примечания // Белинский В. Г. Полное собрание сочинений в 13 т. Т. III. Статьи и рецензии. Пятидесятилетний дядюшка 1839-1840. — М.: Издательство Академии наук СССР, 1953. — С. 617.
↑ В. Ф. Одоевский. О литературе и искусстве / сост. В. И. Сахаров. — М.: Современник, 1982. — Серия: Библиотека «Любителям Российской словесности». Из литературного наследия. — С. 9. — 100000 экз.
↑ Русский журнал. — 2003. — 11 сентября.
↑ ¹ ² Об искусстве // Уайльд О. Афоризмы / Сост. К. В. Душенко. — М.: Эксмо-Пресс, 2000.

[12] Пародийный намёк на «внутреннее сознание», как Рене Декарт называл врождённые идеи, и его космогонические представления. А обвинение Декарта в непомерной гордости было широко распространено в XVII в.

[нбс-1] ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ ⁷ ⁸ ⁹ ¹⁰ ¹¹ ¹² ¹³ ¹⁴ ¹⁵ ¹⁶ Литературная критика, Рецензия // В начале было слово: Афоризмы о литературе и книге / составитель К. В. Душенко. — М.: Эксмо, 2005.

[2] Станислав Лем. Мир на Земле. Фиаско. — М.: Прогресс, 1991. — С. 518.

[3] Ижиковский К. Афоризмы / перевод К. В. Душенко // Литературное обозрение. — 1992. — № 5/6. — С. 93.

[4] Перевод М. Николаевой // Писатели Скандинавии о литературе / сост. К. Е. Мурадян. — М.: Радуга, 1982. — С. 176. — 10000 экз.

[5] Сын отечества. — 1821. — Ч. 67. — № 5 (вышел 29 января). — С. 202.

[6] Пушкин в прижизненной критике, 1820—1827. — СПб.: Государственный Пушкинский театральный центр, 1996. — С. 91.

[7] Ландау Г. Эпиграфы. — М., 1997.

[8] Сын отечества. — 1839. — № 3. — Отд. IV.

[9] В. Г. Белинский. Русские журналы // Московский наблюдатель. — 1839. — Ч. II. — № 4. — Отд. IV. — С. 108.

[10] В. Г. Березина. Примечания // Белинский В. Г. Полное собрание сочинений в 13 т. Т. III. Статьи и рецензии. Пятидесятилетний дядюшка 1839-1840. — М.: Издательство Академии наук СССР, 1953. — С. 617.

[11] В. Ф. Одоевский. О литературе и искусстве / сост. В. И. Сахаров. — М.: Современник, 1982. — Серия: Библиотека «Любителям Российской словесности». Из литературного наследия. — С. 9. — 100000 экз.

[13] Русский журнал. — 2003. — 11 сентября.

[оу-14] ¹ ² Об искусстве // Уайльд О. Афоризмы / Сост. К. В. Душенко. — М.: Эксмо-Пресс, 2000.

[1]

[2]

[3]

[4]

[5]

[6]

[7]

[8]

[9]

[10]

[11]

[К 1]

[12]

[13]