«Полтава», поэма Александра Пушкина (К. Полевой)

«„Полтава“ Пушкина» — рецензия Ксенофонта Полевого, опубликованная с подписью Кс. П. Это одна из первых его программных статей в «Московском телеграфе», в которых развита историко-литературная концепция Полевых (одним из её основных понятий стала идея народности как показателя определённой ступени в прогрессивном развитии каждой национальной поэзии).

Цитаты

Критика, указующая на места в сочинениях, есть для нас наследственная болезнь схоластизма. Только в то время, когда не знали стихий искусства, можно было по убеждению одного человека называть то и то прекрасным, а то и то дурным. В нашу эпоху существуют другие требования. Ныне можно назвать слишком дерзким того критика, который, признавая какое-либо поэтическое произведение созданием необыкновенного дарования, стал бы указывать на стихи, по его мнению, не хорошие. Кто и что ручается нам за его мнение?

Слёзы, пролитые в Париже при представлении Мармонтелевых трагедий и в Петербурге при представлении трагедий Сумарокова, были пролиты дельно, недаром, хотя в наше время смеются над трагедиями Мармонтеля и Сумарокова. Сии трагедии нравились современникам, трогали их, умиляли — и довольно! Но именно здесь скрывается тайная причина общих и частных жалоб на славу Пушкина. Публика не надеется на себя и боится подвергнуться тому же упрёку, какой произносит она против современников Сумарокова. У нас, даже в журналах, где занимаются критикою, указывают на <…> примеры непрочности современной славы и силятся применить их к Пушкину.

… вековые славы разрушились в наше время. Не только слава частных лиц, но слава целых литератур пала и слава других восстала в прочной, бессмертной силе. Давно ли латинскую литературу ставили рядом с греческою — и кто осмелится теперь сделать это? Давно ли французская литература первенствовала у всех народов — и кто теперь не отрицает её первенства? <…> Кто теперь станет поддерживать сии положения? Теперь самые закоснелые староверы литературные отрекаются от подобных мнений. И всё это совершилось в девятнадцатый век! — вариант распространённых мыслей; и он написал ранее аналогичное в рецензии на стихотворения А. Мицкевича

Понимаем, отчего сочинения Пушкина мало подвергались печатной критике. Причина сего заключается в том, что для критики недоставало данных, на коих бы она могла основать свои выводы. Теперь, с появлением в свет «Полтавы», можно судить о Пушкине.

Уже в «Онегине» можно было заметить, что гений нашего поэта требует нового направления, что он не доволен сам собою. Это показывает необычайную силу души, ибо человек обыкновенный, хороший поэт был бы навсегда окован байроновским направлением, достойным образом им выражаемым и доставляющим ему славу. Мы нередко видим, как целому поколению трудно отставать от своих привычных стремлений; но Пушкин решился на гигантский подвиг <…>. Пушкин повторил собою всю историю русской литературы. <…> наконец нашёл тайну своей поэзии в духе своего отечества, в мире русском и, испытав сил в борьбе с британским великаном, сделался его последователем, так же как тот, в свою очередь, умел угадывать дух Эсхила, Софокла и выражать, не подражательно, но аналогически, дух романтических певцов Италии и героев Рима. Шекспир недоступен для подражателей; но людям, умеющим постигать внутренний смысл его, он отверзает небо и землю.

Требование века всегда бывает выше настоящего его состояния; требование народа тоже. Следственно, подражание, вдохновение чуждое не могут производить в наше время никакого впечатления, ибо век требует самобытности. Пушкин оживил в «Полтаве» событие из русской истории. Доселе подобные события представляемы были в поэзии нашей совершенно романическим образом, то есть затемненные восклицаниями, увеличениями, небывалым геройством, поддельными характерами. Этого нет в «Полтаве». Ненависть Мазепы к Петру, служащая тайною пружиною всей поэмы, и любовь Марии к гордому старцу, завязывающая в начале поэмы узел всего сочинения, взяты из истории. Явление других исторических лиц есть необходимое следствие сей завязки. Характеры их совершенно естественны, ибо они таковы, какими представляет их нам история; следственно, происшествие, самое простое, развито без всяких натяжек и возведено к поэтическому идеалу. <…> В «Полтаве» господствует совершенное, шекспировское спокойствие поэта и живая игра страстей действующих лиц. <…> что же составляет поэзию сей поэмы? Это невидимая сила духа русского, которою поэт оживил каждое положение, каждую речь действующих лиц. Только там, где говорит он от себя, рассказ его принимает величественный тон эпопеи. Одним словом, это совершенно новый род поэзии, извлекаемый из русского взгляда поэта на предметы. <…> В заключение мы должны сказать, что новая поэма Пушкина не произвела на публику такого сильного впечатления, какое производили прежние, и многим даже не имела счастия понравиться. Это естественно. Красоты её слишком новы для русских читателей, ещё не готовых понимать оные. Но мы уверены, что поэт понимает своих читателей. Он уже освободился от обольстительных цепей современного успеха.