Улыбка Моны Лизы

Улы́бка Мо́ны Ли́зы или Улы́бка Джоко́нды — устойчивое словосочетание, отчасти, даже речевой штамп, относящийся к детали лица Моны Лизы на одноимённой картине Леонардо да Винчи. Женщина на портрете — не улыбается явно, на её лице нет заметной улыбки, можно сказать, что лёгкими тенями обозначен только намёк на улыбку, едва заметное движение в сторону приподнятости уголков губ.

Леонардо да Винчи, «Мона Лиза» (деталь)

Загадочное выражение лица героини одной из самых знаменитых картин в истории живописи рождало массу версий и вариаций. Возможно, что на неоднозначную улыбку обратил внимание и сам автор. Второе название картины «Ля Джоконда» на итальянском имеет также значение «весёлая».

Улыбка Моны Лизы в коротких цитатах править

  •  

...улыбка Моны Лизы относилась, быть может, к её мужу ― в виде насмешки, к Леонардо ― по благоволению, а может быть, предназначалась для обоих одновременно...[1]

  Ипполит Тэн, «Философия искусства», 1869
  •  

...как будто убаюканная музыкой, огражденная тишиною от действительной жизни — ясная, чуждая всему, кроме воли художника, — мона Лиза смотрела ему прямо в глаза с улыбкою, полною тайны, как тихая вода, совершенно прозрачная, но такая глубокая, что сколько бы взор ни погружался в нее, как бы ни испытывал, дна не увидит, — с его собственною улыбкою.[2]

  Дмитрий Мережковский, «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи», 1901
  •  

...порой подымалось в нём чувство брезгливости, когда он видел, как все, что было в жизни его святого и великого, становится достоянием черни: <...> улыбка Джоконды бесстыдно обнажается, делаясь похотливой, или же, претворяясь в грезах платонической любви, добреет и глупеет.[2]

  Дмитрий Мережковский, «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи», 1901
  •  

Прозрачность! божественной маской
Ты реешь в улыбке Джоконды.[3]

  Вячеслав Ива́нов, «Прозрачность», 1904
  •  

Кто представляет себе картины Леонардо, тот вспомнит об удивительной, обольстительной и загадочной улыбке, которой он заворожил уста своих женских образов. Остановившаяся улыбка на растянутых, выведенных губах; она сделалась для него характерной и называется преимущественно леонардовскою.[4]

  Зигмунд Фрейд, «Леонардо да Винчи. Воспоминание детства», 1910
  •  

Сотни поэтов и писателей писали об этой женщине, которая кажется то обольстительно улыбающейся, то холодно и бездушно смотрящей в пространство, и никто не разгадал ее улыбки, никто не прочел ее мыслей.[4]

  — Теодор Грюйер, 1910
  •  

Женщина спокойно улыбалась, выражая в этой улыбке свои инстинкты хищницы и наследственную жестокость своего пола, стремление соблазнять, красоту порока и доброту жестокой натуры, все то, что попеременно то появляется, то исчезает в ее смеющемся лице, сплавляясь в поэму этой улыбки…[4]

  — Анджело Конти, 1910
  •  

Оставим неразрешенной загадку лица Моны Лизы и обратим внимание на несомненный факт, что улыбка ее приковывала художника не меньше, чем и всех зрителей, в продолжение четырёхсот лет. Эта обольстительная улыбка повторяется с тех пор на всех его картинах и на картинах его учеников.[4]

  Зигмунд Фрейд, «Леонардо да Винчи. Воспоминание детства», 1910
  •  

...могло быть, что Леонардо прикован был улыбкой Моны Лизы, потому что она будила что-то, уже издавна дремавшее в его душе, вероятно, старое воспоминание. Воспоминание это было достаточно глубоко, чтобы, раз проснувшись, больше его не покидать...[4]

  Зигмунд Фрейд, «Леонардо да Винчи. Воспоминание детства», 1910
  •  

...улыбка Моны Лизы Джоконды разбудила в Леонардо воспоминание о матери его первых детских лет. Мадонны и знатные дамы у итальянских художников с тех пор имели смиренно склоненную голову и странно-блаженную улыбку бедной крестьянской девушки Катарины...[4]

  Зигмунд Фрейд, «Леонардо да Винчи. Воспоминание детства», 1910
  •  

художник пробудил равнодушную статую: улыбка блаженства, медленно исчезая с ее лица, осталась в углах рта и трепетала, придавая лицу изумительное, загадочное и чуть лукавое выражение, как у человека, который узнал тайну и, бережно храня ее, не может сдержать торжество…[5]

  Ал. Алтаев (М. В. Ямщикова), «Леонардо да Винчи», 1910
  •  

— Какая у нее странная улыбка! Точно она думает о чем-то и не досказывает…[5]

  Ал. Алтаев (М. В. Ямщикова), «Леонардо да Винчи», 1910
  •  

Последней вошла скромная, тихая Тамара со своей застенчивой и развратной улыбкой Монны-Лизы. В кабинете собрался в конце концов почти весь состав заведения.[6]

  Александр Куприн, «Яма», 1915
  •  

Земная красота загадочна и зловеща, как улыбка Джоконды; с Елизаветой Тюрингенской соперничают здесь чары Венеры, и «жене, облеченной в солнце» противостоит «жена-блудница», облеченная в сатанинскую красоту.[7]

  Сергей Булгаков, «Свет невечерний», 1916
  •  

Толковать Улыбку (Джоконду) учёным, художникам, поэтам и царям ― бессмысленно. Дана Тайна, тайна как сущность и сущность как тайна.

  Марина Цветаева, Отрывки из книги «Земные приметы», 1919
  •  

Об улыбке странной Моны Лизы
Саксофонов плачущий рассказ.[8]

  Татьяна Ратгауз, «Джоконда», 24 апреля 1932
  •  

Я отгадать хотел улыбку Джиоконды,
Но даже девушек простых не мог понять.[9]

  Геннадий Гор, «Я отгадать хотел улыбку Джиоконды...», 1942
  •  

Вон детский врач идёт с улыбкой Джиоконды...[10]

  Ксения Некрасова, «Улица», 1947
  •  

У Джоконды улыбка портнишки,
чтоб булавки во рту сжимать.[11]

  Андрей Вознесенский, «Фиалки» (из сборника «Взгляд»), 1971
  •  

Леонардо, прежде чем ухватить мерцающую улыбку Джоконды, написал двенадцать Джоконд и как бы контрапунктировал их улыбки ― заветное мерцание добывалось художником в поте лица.[12]

  Савва Дангулов, «Ианкошвили», 1981
  •  

Бесконечное многообразие человеческих чувств и желаний, противоборствующих страстей и помыслов, сглаженных и слитых воедино, отзывается в гармонически бесстрастном облике Джоконды лишь неопределённостью её улыбки, едва зарождающейся и пропадающей.[13]

  Виктор Гращенков, «Портрет в итальянской живописи Раннего Возрождения», 1996
  •  

...я понял, что знаменитая улыбка Моны Лизы ― это обыкновенная ухмылка педика. Потому что женщина улыбается туманнее..[14]

  Иржи Грошек, «Лёгкий завтрак в тени некрополя», 1998
  •  

В совершенном есть некая тайна, как в улыбке «Джоконды» Леонардо да Винчи.[15]

  Евгений Яковлев, «Эстетика», 1999
  •  

Улыбка Джоконды сработана целиком из сфумато и исчезает при фотоувеличении. Это ― зримость незримого, наглядность существования несуществующего.[16]

  — Светлана Еремеева. Лекции по истории искусства, 1999
  •  

Генеральный секретарь блока <НАТО> Хавьер Солана слушал его с той же своей знаменитой «улыбкой Джоконды».[17]

  Виктор Баранец, «Генштаб без тайн», 1999
  •  

...отдыхает улыбка Джоконды, когда восходит лицо анаконды[18]

  Марина Вишневецкая, «Вот такой гобелен», 1999
  •  

Сижу в углу, симулирую улыбку Джоконды.

  Макс Фрай, 1990-е
  •  

Я подумала, что, может быть, это у него «чисто нервное», как любила говорить моя мама. Я где-то читала, что таинственная улыбка Моны Лизы ― не что иное, как болезненное свойство лицевого нерва.[19]

  Екатерина Маркова, «Тайная вечеря», 1990-е
  •  

...чувство внутренней тишины часто сопровождается улыбкой, легкой, едва заметной. Не есть ли это улыбка Джоконды?[20]

  — Татьяна Буякас, «Инициальный путь развития личности: возможности психологической работы», 2003
  •  

Ну, разумеется, ― кивнула девушка и улыбнулась ему такой улыбкой, по которой совершенно нельзя было решить ― сочувствует она ему или нет. Это была улыбка Джоконды, по знакомству устроившейся в инвестиционный фонд.[21]

  Андрей Геласимов, «Дом на Озёрной», 2009
  •  

...пресловутая «улыбка Гагарина» ― <...> это явление <...> того же рода, что «улыбка Чеширского кота» или «улыбка Джоконды».[22]

  Лев Данилкин, «Юрий Гагарин», 2011
  •  

В 1974-м, с апреля по июнь, в Пушкинском музее соблазняла непонятной улыбкой Джоконда. Соблазнено полтора миллиона советских граждан...[23]

  Игорь Вирабов, «Андрей Вознесенский», 2015

Улыбка Моны Лизы в публицистике и документальной литературе править

  •  

Другие французские писатели, в том числе Тэн, стараются доказать, что Мона Лиза стала любовницей Леонардо да Винчи. Слово слишком грубое, и доказательства не вполне убедительные.
«Критики и архивные исследователи, ― пишет Тэн в своем этюде о Леонардо да Винчи, ― эти ужасные люди, упорно разыскивающие акты о рождении и браке, открыли, что супруг Моны Лизы, вступивший в третий брак, был уже не очень молод. Сопоставляя это с тем, что известно о Леонардо, о его красоте и славе, учитывая, что он работал над этим портретом четыре года, что он принял на свой счёт(?) всю постановку, они вывели, что улыбка Моны Лизы относилась, быть может, к её мужу ― в виде насмешки, к Леонардо ― по благоволению, а может быть, предназначалась для обоих одновременно».
Тэн забывает прибавить, что самому Леонардо было в то время не двадцать лет, а пятьдесят, и что поэтому ссылка на возраст мужа Моны Лизы теряет значение. Гораздо основательнее замечание Арсена Гуссэ, который подчеркивает то действительно странное обстоятельство, что муж Моны Лизы согласился продать портрет жены за весьма приличную сумму королю Франциску I. Этот факт, характеризующий отношение мужа к жене и к произведению Леонардо, действительно дает ключ к разрешению загадки. Тут видны и ревность, и неуважение к личности жены, и алчность к деньгам.[1]

  Михаил Филиппов, «Леонардо да Винчи. Как художник, ученый и философ», 1892
  •  

Кто представляет себе картины Леонардо, тот вспомнит об удивительной, обольстительной и загадочной улыбке, которой он заворожил уста своих женских образов. Остановившаяся улыбка на растянутых, выведенных губах; она сделалась для него характерной и называется преимущественно леонардовскою. На странно-прекрасном лице флорентийки Моны Лизы Джоконды эта улыбка больше всего привлекала и приводила в замешательство зрителей. Она требовала объяснения и объяснялась разно и всегда малоудовлетворительно.
«Что приковывало зрителя, это именно демонические чары этой улыбки. Сотни поэтов и писателей писали об этой женщине, которая кажется то обольстительно улыбающейся, то холодно и бездушно смотрящей в пространство, и никто не разгадал ее улыбки, никто не прочел ее мыслей. Всё, даже ландшафт, загадочно, как сон, как будто все дрожит в знойной чувственности» (Gruyer).
Мысль, что в улыбке Моны Лизы соединены два различных элемента, являлась у многих критиков. Они поэтому видят в мимике прекрасной флорентийки совершеннейшее изображение противоречий, господствующих в любви женщины, сдержанность и обольстительность, полную преданности нежность и черствую, требовательную, захватывающую мужчину, как нечто чуждое, чувственность.[4]

  Зигмунд Фрейд, «Леонардо да Винчи. Воспоминание детства», 1910
  •  

Итальянец Анджело Конти, видя эту картину в Лувре, оживленную солнечным лучом, говорит: «Женщина спокойно улыбалась, выражая в этой улыбке свои инстинкты хищницы и наследственную жестокость своего пола, стремление соблазнять, красоту порока и доброту жестокой натуры, все то, что попеременно то появляется, то исчезает в ее смеющемся лице, сплавляясь в поэму этой улыбки… Добра и порочна, жестока и сострадательна, грациозна и уродлива, она смеется…»
Леонардо писал эту картину четыре года, вероятно с 1503 до 1507 года, во время своего второго пребывания во Флоренции, когда ему самому было больше пятидесяти лет. Он применял, по словам Вазари, самые изысканные способы, чтобы развлекать эту даму во время сеанса и удерживать улыбку на ее лице. Из всех тонкостей, которые его кисть тогда передавала на полотне, на картине в ее настоящем виде сохранилось только немногое; в то время, когда она писалась, она считалась самым высоким, что могло создать искусство; но ясно, что самого Леонардо она не удовлетворяла, почему он объявил ее неоконченной, не отдал заказчику, а взял с собой во Францию, где его покровитель Франциск I приобрел ее для Лувра.[4]

  Зигмунд Фрейд, «Леонардо да Винчи. Воспоминание детства», 1910
  •  

Оставим неразрешенной загадку лица Моны Лизы и обратим внимание на несомненный факт, что улыбка ее приковывала художника не меньше, чем и всех зрителей, в продолжение четырёхсот лет. Эта обольстительная улыбка повторяется с тех пор на всех его картинах и на картинах его учеников. Так как Мона Лиза Леонардо представляет портрет, то мы не можем предположить, чтобы он от себя придал её лицу эту так трудно выразимую черту и что её у неё не было. По всей вероятности, он нашел у своей модели эту улыбку и так сильно подпал под ее чары, что с той поры изображал ее и в своих свободных творениях. Подобный же взгляд высказывает, например, А. Константинова:
«В продолжение долгого времени, когда художник был занят портретом Моны Лизы Джоконды, он так проникся им и сжился со всеми деталями лица этого женского образа, что его черты и особенно таинственную улыбку и странный взгляд он перенес на все лица, которые он потом писал, мимическая особенность Джоконды заметна даже в картине Иоанна Крестителя в Лувре; особенно же ясно видны эти черты в лице Марии на картине со св. Анной».
Хотя могло быть и иначе. Не у одного его биографа являлась потребность более глубокого обоснования этой притягательной силы, с которой улыбка Джоконды завладела художником, чтобы его больше не оставлять. В. Патер, видящий в картине Моны Лизы «воплощение всего любовного переживания культурного человечества» и очень тонко высказавший, что эта непостижимая улыбка у Леонардо постоянно как будто связана с чем-то нечестивым, направляет нас на другой путь...[4]

  Зигмунд Фрейд, «Леонардо да Винчи. Воспоминание детства», 1910
  •  

Итак, могло быть, что Леонардо прикован был улыбкой Моны Лизы, потому что она будила что-то, уже издавна дремавшее в его душе, вероятно, старое воспоминание. Воспоминание это было достаточно глубоко, чтобы, раз проснувшись, больше его не покидать; его влекло постоянно снова его изображать. Уверение Патера, что можно проследить, как лицо, подобное лицу Моны Лизы, вплетается с детства в ткань его грез, кажется правдоподобным и заслуживает быть понятым буквально.[4]

  Зигмунд Фрейд, «Леонардо да Винчи. Воспоминание детства», 1910
  •  

Если прелестные детские головки были повторением его собственной детской личности, то улыбающиеся женщины были не чем иным, как повторением Катарины, его матери, и мы в таком случае начинаем предвидеть возможность, что его мать обладала загадочной улыбкой, которую он утерял и которая так его приковала, когда он нашел ее опять во флорентийской даме.
По времени написания стоит ближе всех к Моне Лизе картина, называемая «Святая Анна втроем», то есть св. Анна с Марией и младенцем Христом. Здесь видна леонардовская улыбка, прекрасно выраженная на обоих женских лицах. Нет возможности определить, насколько раньше или позже, чем портрет Моны Лизы, ее начал писать Леонардо. Так как обе работы тянулись годы, надо, без сомнения, предположить, что художник занимался ими одновременно. Наиболее согласовалось бы с нашей идеей, если бы именно углубление в черты лица Моны Лизы побудило Леонардо создать композицию св. Анны. Потому что если улыбка Джоконды пробуждала в нем воспоминание о матери, то тогда нам понятно, что она прежде всего толкнула его создать прославление материнства и улыбку, найденную им у знатной дамы, возвратить матери.[4]

  Зигмунд Фрейд, «Леонардо да Винчи. Воспоминание детства», 1910
  •  

...другое произведение Леонардо подтверждает предположение, что улыбка Моны Лизы Джоконды разбудила в Леонардо воспоминание о матери его первых детских лет. Мадонны и знатные дамы у итальянских художников с тех пор имели смиренно склоненную голову и странно-блаженную улыбку бедной крестьянской девушки Катарины, которая родила миру чудесного, предопределенного для художества, исследования и терпения сына.
Если Леонардо удалось передать в лице Моны Лизы двойной смысл, который имела ее улыбка, обещание безграничной нежности и зловещую угрозу (по словам Патера), то он и в этом остался верен содержанию своего раннего воспоминания. Нежность матери стала для него роковой, определила его судьбу и лишения, которые его ожидали.[4]

  Зигмунд Фрейд, «Леонардо да Винчи. Воспоминание детства», 1910
  •  

Когда Леонардо, уже будучи взрослым, вновь встретил эту блаженно-восторженную улыбку, которая некогда играла на губах ласкавшей его матери, он давно был под властью задержки, не позволявшей ему желать еще когда-нибудь таких нежностей от женских уст. Но теперь он был художник и потому постарался кистью вновь создать эту улыбку; он придавал ее всем своим картинам, рисовал ли он их сам или под своим руководством заставлял рисовать учеников, — «Леде», «Иоанну» и «Бахусу». Две последних — вариация одного и того же типа. Мутер говорит: «Из библейского питавшегося акридами мужа Леонардо сделал Бахуса или Аполлона, который с загадочной улыбкой, положивши одно на другое слишком полные бедра, смотрит на нас обворожительно-чувственным взглядом». Картины эти дышат мистикой, в тайну которой не осмеливаешься проникнуть; можно, самое большее, попытаться восстановить связь ее с прежними творениями Леонардо. В фигурах снова смесь мужского и женского, но уже не в смысле фантазии о коршуне, это прекрасные юноши, женственно нежные, с женственными формами; они не опускают взоров, а смотрят со скрытым торжеством, как будто бы знают о большом счастье, о котором надо молчать; знакомая обольстительная улыбка заставляет чувствовать, что это любовная тайна. Очень может быть, что Леонардо в этих образах отрекается и искусственно подавляет свое ненормально развившееся чувство, изображая в столь блаженном слиянии мужской и женской сущности исполнение желания завороженного матерью мальчика.[4]

  Зигмунд Фрейд, «Леонардо да Винчи. Воспоминание детства», 1910
  •  

Я допускаю, что тщательно выработанная Сарой улыбка Моны Лизы, ее опущенные ресницы и ослепительно белый ряд зубов, просвечивающий сквозь полуоткрытые, ярко-красные губы, могут по-своему действовать и будить нашу чувствительность. И очарование длится целую минуту, а иногда и дольше.

  Бернард Шоу, «Сара Бернар и Дузэ», 1911
  •  

Эдемская красота в не-Эдеме, в царстве «князя мира сего», есть до известной степени хищение или подделка и потому она жалит, как змея, и губит сладкою своей отравой. Земная красота загадочна и зловеща, как улыбка Джоконды; с Елизаветой Тюрингенской соперничают здесь чары Венеры, и «жене, облеченной в солнце» противостоит «жена-блудница», облеченная в сатанинскую красоту. Соперничают и мучительно борются они обе в душах людей, Эдем утерявших, но его не забывших и всегда о нем тоскующих…[7]

  Сергей Булгаков, «Свет невечерний», 1916
  •  

В результате смешения хромосом нашего темпераментного палеопитека и четверорукой прачеловекини возник тот тип мейоза и такое сочетание генов, которое, передаваясь через 30 000 поколений, создало на лице сестры милосердия ту самую улыбку, смутно напоминающую улыбку Джоконды на полотне Леонардо, что покорила молодого хирурга Коуску. <...> но если бы притоки верхнего течения тогдашней Влтавы не насытили воду сульфатами, то мамонты, не схвативши поноса, не засеяли бы эвкалиптовую рощу на землях нынешней Праги, четверорукая не упала бы, убегая от палеопитека, и не возникло бы то сочетание генов, что одарило барышню улыбкой Джоконды, прельстившей молодого хирурга; а значит, если бы не понос мамонтов, профессор Бенедикт Коуска тоже не появился бы на свет.

  Станислав Лем, Цезарь Коуска «О невозможности жизни»; «О невозможности прогнозирования», 1971
  •  

Серию тех портретов, которые мы увидели на недавней выставке художницы в Москве, открывает портрет Нины Грибоедовой-Чавчавадзе. Строгая прелесть Нины передана с силой покоряющей. Конечно, это прелесть юности, но еще прелесть ума, обаяния, сознания неотразимости, а может быть, чуть-чуть превосходства ума и красоты. Говорят, что Леонардо, прежде чем ухватить мерцающую улыбку Джоконды, написал двенадцать Джоконд и как бы контрапунктировал их улыбки ― заветное мерцание добывалось художником в поте лица. А как удалось обрести эту улыбку теперь? Не было бы этой улыбки, смогли бы мы говорить о строгой прелести Нины?..[12]

  Савва Дангулов, «Ианкошвили», 1981
  •  

...кому бы ни отдавать предпочтение, невозможно не остановиться перед портретом Джиневры де Бенчи кисти Леонардо да Винчи. Кажется, вот-вот мелькнет едва уловимая загадочная улыбка знаменитой луврской «Джоконды». Портрет Джиневры де Бенчи ― единственное произведение Леонардо в Америке, и покупка его в 1967 году у княжества Лихтенштейн за рекордно высокую сумму, что-то между пятью и шестью миллионами долларов, стала большим событием для музея.[24]

  — Борис Кудрявцев, «Национальная художественная галерея. Вашингтон», 1991
  •  

Бесконечное многообразие человеческих чувств и желаний, противоборствующих страстей и помыслов, сглаженных и слитых воедино, отзывается в гармонически бесстрастном облике Джоконды лишь неопределённостью её улыбки, едва зарождающейся и пропадающей. Это ничего не означающее мимолетное движение уголков её рта, словно отдалённое, слившееся в один звук эхо, доносит до нас из беспредельной дали красочную полифонию духовной жизни человека.[13]

  Виктор Гращенков, «Портрет в итальянской живописи Раннего Возрождения», 1996
  •  

...совершенное ― это состояние, в абсолютной форме выразившее сущность, полноту данного явления. В совершенном заключены процесс, время и движение, в которых оно возникло, они в нем реализованы. Но само совершенное уже состояние, вершина и абсолют, существующий как таковой. В совершенном есть некая тайна, как в улыбке «Джоконды» Леонардо да Винчи. Казалось бы, в этом шедевре все завершено и ясно, но что-то остается в нем неуловимое, зовущее нас в глубины бытия. Это та абсолютная полнота, которая все время ускользает от нас и заставляет вновь и вновь погружаться в него.[15]

  Евгений Яковлев, «Эстетика», 1999
  •  

Его записи (сохранилось более 7 тысяч страниц) ― мученье для исследователей. Мало того, что они чаще всего написаны справа налево и прочесть их можно только через зеркало, отдельные слова, ради зашифровки написаны правильно и в зеркале не читаются, но особенно важные ключевые понятия часто заменяются другими словами-символами. Он может не только вообще не пользоваться знаками препинания, но и сливать несколько слов в одно, при этом он пишет на диалекте… Тексты эти фрагментарны и неокончены, но при этом изобилуют ссылками на другие легендарные тексты с указанием тома книги и страницы. Споры. Леонардо всю жизнь сочинял подневные записи к воображаемым трактатам! Загадочно, как улыбка Джоконды. Загадочно многое ― даже слишком многое.[16]

  — Светлана Еремеева. Лекции по истории искусства, 1999
  •  

Леонардо переносит центр тяжести со света на тень. Густые, таинственные сумерки, смягчающие очертания и краски, вибрирующие в волшебной игре рефлексов и полутеней, это сфумато, проникающие в душу вещи. Обаяние его оказалось так велико, что оно поглотило чистую звучность краски, тень сделалась сильнее света, предметы дороже пространства. Это продолжалось почти два столетия. 4 года работал Леонардо над портретом Моны Лизы и никогда не считал его законченным. Улыбка Джоконды сработана целиком из сфумато и исчезает при фотоувеличении. Это ― зримость незримого, наглядность существования несуществующего. Этот портрет хранится в Лувре, во Франции ― земле, которой принадлежат и бренные кости художника.[16]

  — Светлана Еремеева. Лекции по истории искусства, 1999
  •  

Благодаря разведке Генштаб был хорошо осведомлен, что, пока генсек НАТО Хавьер Солана с загадочной улыбкой Джоконды повторял, будто заклинание, что без учета мнения России нельзя решать ни один крупный военно-политический вопрос в Европе, натовские генералы по-хозяйски провели инвентаризацию военной инфраструктуры стран бывшего соцлагеря и оформили стратегические карты, на которых первые эшелоны боевых группировок блока упирались в наши государственные границы. <...>
9 декабря 1998 года министр иностранных дел России Игорь Иванов выступал в Брюсселе перед руководством НАТО. Генеральный секретарь блока Хавьер Солана слушал его с той же своей знаменитой «улыбкой Джоконды». Эта загадочная улыбка не испарилась с лица Соланы даже тогда, когда Иванов жестко сказал:
― Что касается нашей позиции относительно дальнейшего расширения НАТО, то она остается неизменной: Россия была, есть и будет против… Ничего не изменилось.[17]

  Виктор Баранец, «Генштаб без тайн», 1999
  •  

Ранний ренессансный портрет носит атавистические черты, связанные с отношением к живописному подобию как к двойнику модели, сохраняющему магическое влияние на живых людей. Отсюда противоречивая ситуация, в которой находится художник-портретист, осознающий личностный характер портретной задачи и использующий все средства изобразительной риторики своего времени. С другой стороны, нежелание художника излишне подчёркивать персональные черты модели и стремление перевести решение задачи в «общечеловеческий» план или, говоря словами автора, «не дробить человеческий облик на частные, физиогномические осколки». Этими обстоятельствами, видимо, отчасти объясняется живучесть легенды о «загадочности» улыбки леонардовской «Джоконды».[25]

  Эмилий Арбитман, «Мистерия соседства. К метаморфологии искусства Возрождения», 2000
  •  

Ответ имеет очень точное звучание: когда он появляется, участник опыта безошибочно узнает его по тому удивительному чувству внутреннего покоя и тишины, которое, наконец, наступает. Внешнее наблюдение показывает, что это чувство внутренней тишины часто сопровождается улыбкой, легкой, едва заметной. Не есть ли это улыбка Джоконды?[20]

  — Татьяна Буякас, «Инициальный путь развития личности: возможности психологической работы», 2003
  •  

Давно родилось подозрение, что «Мона Лиза» была вовсе не супругой Франческо дель Джокондо, а… переодетым любовником Леонардо, <того же,> которого он запечатлел в образе Иоанна Крестителя. Что если загадочная улыбка Джоконды, секрет которой ищут веками (в фильме, показанном по каналу «Дискавери», сообщается, что профессор Маргарет Ливингстон из Гарварда поняла теперь, что улыбка «почти вся расположена в низкочастотном диапазоне света», ― вот откровение для да Винчи!), на самом деле ― лишь блаженная гримаса сластолюбивого юноши, который переоделся в платье дамы и дурачит весь мир?[26]

  Александр Голяндин (Волков), «Леонардо: человек и код», 2006
  •  

Улыбка, знак открытости и дружелюбия, была его визитной карточкой, и именно она сохранилась после того, как самого его не стало; «солнечный парень»; однако правда ли, что Гагарин и пресловутая «улыбка Гагарина» ― одно и то же? По сути, это явление, давно уже существующее и функционирующее отдельно от него ― того же рода, что «улыбка Чеширского кота» или «улыбка Джоконды».[22]

  Лев Данилкин, «Юрий Гагарин», 2011
  •  

В 1974-м, с апреля по июнь, в Пушкинском музее соблазняла непонятной улыбкой Джоконда. Соблазнено полтора миллиона советских граждан, отстоявших в очередях по семь часов. Соблазнена Екатерина Фурцева, министр культуры, раздобывшая немыслимую сумму в 100 миллионов долларов для страховки привезенного в Москву шедевра Леонардо да Винчи и лично заказавшая тот спецфутляр, в котором выставлялась «прекрасная флорентийка». Не эталонная красавица, а искушала Красотой. И вдохновляла ― открывать загадки красоты во всех, кто есть вокруг, только уметь нужно их чувствовать и видеть.[23]

  Игорь Вирабов, «Андрей Вознесенский», 2015

Улыбка Моны Лизы в мемуарах, письмах и дневниковой прозе править

  •  

Сущность улыбки ― вопрос. Вопрос дан в непрерывности, следовательно дана сущность улыбки, ответ её, абсолют её. Толковать Улыбку (Джоконду) учёным, художникам, поэтам и царям ― бессмысленно. Дана Тайна, тайна как сущность и сущность как тайна. Дана Тайна в себе. Любить ― видеть человека таким, каким его задумал Бог и не осуществили родители.

  Марина Цветаева, Отрывки из книги «Земные приметы», 1919
  •  

И мы узнали, что это новый руководитель группы механизмов Александр Яковлевич Березняк. Кто-то из исаевских острословов, ревниво оберегавших монополию на разработки новых механизмов, сказал:
― Этот Березняк ― сплошная загадка. У него улыбка Моны Лизы.
Тайна, окружавшая появление Березняка в нашем обществе, была вскоре раскрыта.[27]

  Борис Черток, «Ракеты и люди», 1999

Улыбка Моны Лизы в беллетристике и художественной прозе править

  •  

Происходившее теперь в глазах Джованни было еще поразительнее: ему казалось, что не только изображенная на портрете, но и сама живая мона Лиза становится все более и более похожей на Леонардо, как это иногда бывает у людей, постоянно, долгие годы живущих вместе. Впрочем, главная сила возраставшего сходства заключалась не столько в самих чертах — хотя и в них в последнее время она иногда изумляла его, — сколько в выражении глаз и в улыбке. Он вспоминал с неизъяснимым удивлением, что эту же самую улыбку видел у Фомы Неверного, влагающего руку в язвы Господа, в изваянии Вероккьо, для которого служил образцом молодой Леонардо, и у прародительницы Евы перед Древом Познания в первой картине учителя, и у ангела Девы в скалах, и у Леды с лебедем, и во многих других женских лицах, которые писал, рисовал и лепил учитель, еще не зная моны Лизы, — как будто всю жизнь, во всех своих созданиях, искал он отражения собственной прелести и, наконец, нашел в лице Джоконды.
Порой, когда Джованни долго смотрел на эту общую улыбку их, становилось ему жутко, почти страшно, как перед чудом: явь казалась сном, сон явью, как будто мона Лиза была не живой человек, не супруга флорентинского гражданина, мессера Джоконда, обыкновеннейшего из людей, а существо, подобное призракам, — вызванное волей учителя, — оборотень, женский двойник самого Леонардо.[2]

  Дмитрий Мережковский, «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи», 1901
  •  

Он умолк; струны лютни и виолы замерли, и наступила та тишина, которая прекраснее всяких звуков, — тишина после музыки. Только струи фонтана журчали, ударяясь о стеклянные полушария.
И как будто убаюканная музыкой, огражденная тишиною от действительной жизни — ясная, чуждая всему, кроме воли художника, — мона Лиза смотрела ему прямо в глаза с улыбкою, полною тайны, как тихая вода, совершенно прозрачная, но такая глубокая, что сколько бы взор ни погружался в нее, как бы ни испытывал, дна не увидит, — с его собственною улыбкою.
И Джованни казалось, что теперь Леонардо и мона Лиза подобны двум зеркалам, которые, отражаясь одно в другом, углубляются до бесконечности.[2]

  Дмитрий Мережковский, «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи», 1901
  •  

Ясновидение художника давало глазу и руке учёного точность математического прибора. Никому неизвестные разделения вен, скрытые в соединительных тканях или в слизистых оболочках, тончайшие кровеносные сосуды и нервы, разветвленные в мышцах и мускулах, ощупывала скальпелем, обнажала левая рука его ― такая сильная, что гнула подковы, такая нежная, что улавливала тайну женственной прелести в улыбке Джоконды.[2]

  Дмитрий Мережковский, «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи», 1901
  •  

Но едва ли не хуже измены врагов была верность друзей. Под именем Леонардовой Академии образовалась в Милане школа молодых ломбардских живописцев, отчасти прежних учеников его, отчасти новых пришельцев, бесчисленных, которые плодились, теснились к нему, сами воображая и других уверяя, будто бы идут по следам его. Издали следил он за суетою этих невинных предателей, которые не знали сами что творят. И порой подымалось в нём чувство брезгливости, когда он видел, как все, что было в жизни его святого и великого, становится достоянием черни: лик Господень в Тайной Вечери передается потомству в снимках, примиряющих его с церковною пошлостью; улыбка Джоконды бесстыдно обнажается, делаясь похотливой, или же, претворяясь в грезах платонической любви, добреет и глупеет.[2]

  Дмитрий Мережковский, «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи», 1901
  •  

...в бледных небесах ледяные громады яснели, вздымаясь, точно исполинская, воздвигнутая Богом, стена между двумя мирами. Они манили к себе и притягивали, как будто за ними была последняя тайна, единственная, которая могла утолить его любопытство. Родные, желанные, хотя от них отделяли его неприступные бездны, казались близкими, как будто довольно было протянуть руку, чтобы прикоснуться к ним, и смотрели на него, как на живого смотрят мертвые ― с вечною улыбкою, подобною улыбке Джоконды. Бледное лицо Леонардо освещалось их бледным отблеском. Он улыбался так же, как они. И, глядя на эти громады ясного льда на ясном, как лёд, холодном небе, думал о Джоконде и о смерти, как об одном и том же.[2]

  Дмитрий Мережковский, «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи», 1901
  •  

Кончив сказку, Леонардо взглянул на мону Лизу. Что сделалось с ее лицом! Оно точно озарилось светом; глаза сияли… Потом, точно пробудившись от сна, она вздохнула, провела по лицу рукою и без слов пошла и села на свое место, сложила руки и приняла обычную позу.
Но дело было сделано — художник пробудил равнодушную статую: улыбка блаженства, медленно исчезая с ее лица, осталась в углах рта и трепетала, придавая лицу изумительное, загадочное и чуть лукавое выражение, как у человека, который узнал тайну и, бережно храня ее, не может сдержать торжество…
И Леонардо молча работал, боясь упустить этот момент, этот луч солнца, осветивший его скучную модель…[5]

  Ал. Алтаев (М. В. Ямщикова), «Леонардо да Винчи», 1910
  •  

Шуты и жонглёры по-прежнему появлялись в мастерской Леонардо во время сеансов, но их часто отсылали домой, оставляя для развлечения моны Лизы одного только музыканта, а под музыку все чаще и чаще чарующая загадочная улыбка застывала на губах модели. В этой улыбке посторонний глаз не угадывал мечтаний
О чем могла мечтать эта уже не девочка, а зрелая женщина, много лет прожившая в обстановке достатка и довольства с человеком, не знавшим мечтаний, не думавшим ни о чем, кроме наживы?[5]

  Ал. Алтаев (М. В. Ямщикова), «Леонардо да Винчи», 1910
  •  

Навещавшие иногда Леонардо художники и любители искусства видели «Джоконду» и приходили в восторг:
— Каким чародейским мастерством обладает мессэр Леонардо, изображая этот живой блеск, эту влажность глаз!
— Она точно дышит…
— Она сейчас засмеется…
— Какая у нее странная улыбка! Точно она думает о чем-то и не досказывает…
Кто-то заметил:
— За нее доскажет Леонардо…
Они говорили о глубоком знании Леонардо строения человеческого лица, благодаря которому ему удалось уловить эту неопределенную, как бы загадочную улыбку; говорили о выразительности отдельных частей картины и о пейзаже, небывалом спутнике портрета, толковали о естественности выражения, о простоте позы, о красоте рук.[5]

  Ал. Алтаев (М. В. Ямщикова), «Леонардо да Винчи», 1910
  •  

По приказанию Эммы Эдуардовны согнали в кабинет девиц. Но это было то же самое, что смешать соду и кислоту. А главной ошибкой было то, что пустили туда и Женьку ― злую, раздраженную, с дерзкими огнями в глазах. Последней вошла скромная, тихая Тамара со своей застенчивой и развратной улыбкой Монны-Лизы. В кабинете собрался в конце концов почти весь состав заведения.[6]

  Александр Куприн, «Яма», 1915
  •  

Болезненно владея собой, вошла Руна с холодным и неподвижным лицом, увидев там человека, обратившего к ней полуприкрытый взгляд узких тяжёлых глаз. Эти глаза выражали острую, почти маниакальную внимательность, равную неприятно резкому звуку; вокруг скул тёмного лица вились седые, падающие локонами на грудь волосы, оживляя восемнадцатое столетие. Кривая линия бритого рта окрашивала все лицо мрачным светом, напоминающим улыбку Джоконды. Такое лицо могло бы заставить вздрогнуть, если, напевая, беззаботно обернуться к нему.[28]

  Александр Грин, «Блистающий мир», 1923
  •  

Мастер был рядом. «Я открыл силу человеческого сердца, аппаратов воздухоплавания и бронированных колесниц, укрепленных фортов и крепостей, подводных кораблей и приземляемых систем ― многое из того, что века спустя может пригодиться людям, но сам себя я считаю прежде всего художником. Смотри». И он открыл холст.
Таинственное лицо женщины смотрело на Олега. Мальчик замер перед знаменитым портретом. Улыбка Джоконды тянула его к себе. «Я очень хочу стать художником, ― с трудом шевеля губами, сказал Олег. ― Но никогда не буду таким великим, как вы».[29]

  Евгений Велтистов, «Миллион и один день каникул», 1979
  •  

Прекрасно вспомнилась сцена: полдюжины парней глотают синее пламя за Веру Меркурьеву, звезду новой волны, всего нового, новой походки, новой пробежки, новых поворотов головы. Вера! Я взял ее руки в свои и несколько раз поцеловал косточки, обтянутые кожей с россыпью пигментации. В лице её появилась тень прежней, джиокондовской улыбки.[30]

  Василий Аксёнов, «Негатив положительного героя», 1996
  •  

За окном электрички в знакомой последовательности сменялись загородные картинки моего привычного маршрута. Покачивалось напротив в ритм поезду румяное лицо Игоря Кирилловича. Глаза его были закрыты. Я знала, что он не спит. Это для меня закрыл он глаза. Чтобы не обременять общением, таким невозможным для меня. На его неподвижном лице застыла полуулыбка. Я подумала, что, может быть, это у него «чисто нервное», как любила говорить моя мама. Я где-то читала, что таинственная улыбка Моны Лизы ― не что иное, как болезненное свойство лицевого нерва. Чтобы не ставить Игоря Кирилловича с дурацкое положение, я тоже закрыла глаза и сразу увидела двухэтажный дом генерала Вока с резными ставнями и витыми перилами.[19]

  Екатерина Маркова, «Тайная вечеря», 1990-е
  •  

― Клавдио ― это просто говорящий бегемот? ― поинтересовался я. Она улыбнулась. И я понял, что знаменитая улыбка Моны Лизы ― это обыкновенная ухмылка педика. Потому что женщина улыбается туманнее. Её усмешка не ответ, не намек, а вероятность, что так улыбалась ее прабабушка. И брюнетка разглядывала меня из глубины веков с точки зрения всего женского пола, а не отдельной представительницы.[14]

  Иржи Грошек, «Лёгкий завтрак в тени некрополя», 1998
  •  

― О чем? ― удивился Кравцов, принимая Наталью за слегка сумасшедшую; он всегда с некоторым плебейским юмором относился к людям, занимающимся художественным творчеством, считая их за не совсем нормальных.
― О вашей любви к Нине Софьиной, ― сказала Наталья, улыбаясь своей непостижимой женской улыбкой Джоконды, хотя и появилась модная версия, что это никакая не Джоконда и вообще не девушка, а юноша, которого Леонардо да Винчи срисовал сам с себя.[31]

  Алексей Слаповский, «Любовь по-нашему», 2003
  •  

И что же это получается? Юлия-дурочка старается, шлет ему письма, а жестокосердный Сен-Пре отделывается короткими шутливыми посланиями, иногда в стихах, рифмуя селедок и шведок, амуницию и сублимацию, засранное очко и улыбку Джоконды (кстати, ты понял, чему она улыбается? ― я, кажется, поняла), пупок и Бог. Любимый мой! Зачем ты это сделал?[32]

  Михаил Шишкин, «Письмовник», 2009
  •  

Однако буковки были такие маленькие, а слова из них получались такие громоздкие, что он покачал головой и робко посмотрел на девушку.
― Вы знаете… Я плохо понимаю… Все эти финансовые термины… Вы не могли бы мне объяснить?
― Ну, разумеется, ― кивнула девушка и улыбнулась ему такой улыбкой, по которой совершенно нельзя было решить ― сочувствует она ему или нет. Это была улыбка Джоконды, по знакомству устроившейся в инвестиционный фонд.
― Сроки возврата вашего краткосрочного кредита истекли, ― произнесла она голосом, который до этого наверняка слышал только Леонардо да Винчи. ― А деньги в счет его погашения в наш фонд не поступили.[21]

  Андрей Геласимов, «Дом на Озёрной», 2009
  •  

Рядом со мной жили люди, каждый из них неторопливо шествовал по своему кругу. И моё решение не имело для них ровно никакого значения. Был свой круг и у Веры, в который она стремительно ворвалась с улыбкой Моны Лизы.[33]

  Дмитрий Филиппов, «Билет в Катманду», 2012

Улыбка Моны Лизы в поэзии править

 
Леонардо да Винчи, «Мона Лиза» (деталь)
  •  

Прозрачность! воздушною лаской
Ты спишь на челе Джоконды,
Дыша покрывалом стыдливым.
Прильнула к устам молчаливым ―
И вечностью веешь случайной;
Таящейся таешь улыбкой,
Порхаешь крылатостью зыбкой,
Бессмертною, двойственной тайной.
Прозрачность! божественной маской
Ты реешь в улыбке Джоконды.[3]

  Вячеслав Ива́нов, «Прозрачность», 1904
  •  

Париж! на улицах твоих,
сквозь пышный тюль, вуаль и блонды, ―
поэт куёт жемчужный стих,
ловя улыбку Джиоконды...[34]

  Татьяна Вечорка, «Париж», 1915
  •  

Всю жизнь улыбкой Монны Лизы
Был опьянён, заворожён,
Она сквозила в звездных ризах,
Где взор из дымов вознесен.
Она бросала с труб высоких
Мимоз пылающих цветы,
Из окон фабрик многооких
Струила токи красоты.
Манила тихо в мир надгорний
На заревевшее крыльцо,
Углей гранатовые зерна
Кропили кроткое лицо.
Цвела улыбка Монны Лизы
В горнах и отблесках машин,
А голубь голубой и сизый
Плескал на лепестках души. <...>
Серпом серебряным надрежет
Короны огнеоких труб,
И брызнут зори кровью свежей
Из улыбающихся губ.[35]

  Михаил Герасимов, «Всю жизнь улыбкой Монны Лизы...» (из цикла «Мона Лиза»), 1918
  •  

Осенне нежный и невинный
Неопороченно любил,
Струенье стаи лебединой,
Плесканье серебристых крыл.
Согрет улыбкой Монны Лизы
Я стал восторжен, детски прост.
Одел осенний ясень ризой
Души тоскующий погост.[35]

  Михаил Герасимов, «Труба, как факел надмогильный...» (из цикла «Мона Лиза»), 1918
  •  

Он в даль смотрел с улыбкой Джиоконды,
Где из-за леса глухо пели птицы.
И черный арлекин по горизонту
Мгновенно пробегал в лучах зарницы.[36]

  Борис Поплавский, «Гроза прошла, и небо стало розовым...», 1929
  •  

Чему ты улыбаешься, Мона Лиза?.. <...>
И антенн качели у карнизов
Ловят из тумана в сотый раз
Об улыбке странной Моны Лизы
Саксофонов плачущий рассказ. <...>
Губ углы, опущенные книзу,
Черная вуаль на волосах,
Ты выходишь ночью, Мона Лиза,
Слушать городские голоса. <...>
В тесных барах вскрикивают скрипки,
И секунды четко рубит джаз,
И никто не ждет твоей улыбки,
И никто твоих не видит глаз.[8]

  Татьяна Ратгауз, «Джоконда», 24 апреля 1932
  •  

Поцелуешь горестные веки,
Скажешь: «Дорогая, улыбнись!» ―
в час, когда засеребрятся реки
и подёрнется туманом высь. <...>
Что же делать, если счастье зыбко,
и последний луч дневной зачах,
если не разгадана улыбка
у мадонны Лизы на губах?[37]

  Мария Визи, «Поцелуешь горестные веки...», 1936
  •  

Я отгадать хотел улыбку Джиоконды,
Но даже девушек простых не мог понять.
Я им любовь и жизнь и ум всё отдал,
Они не захотели взять.
Я отгадать хотел улыбку Моны Лизы,
Я вырвал бы язык чтоб не сказать любовь.
Но выстрел прост и это вызов.
И в жилы мёртвые уж не вернётся кровь.[9]

  Геннадий Гор, «Я отгадать хотел улыбку Джиоконды...», 1942
  •  

Волнует улица меня
неуловимою идеей,
которую назвать я не умею,
лишь стать частицей улицы могу. <...>
Вон
детский врач идёт
с улыбкой Джиоконды...[10]

  Ксения Некрасова, «Улица», 1947
  •  

Не плакала ночью в постели бессонной
над светлой тоской поэтических сцен,
не знала улыбки твоей, Джиоконда,
и розы твоей не видала, Кармен.[38]

  Ярослав Смеляков, «Держался средь нас обособленно Яшка...» (из цикла «Строгая любовь»), 1954
  •  

Встань, Леонардо, свет зажги в ночи,
Оконце зарешеченное вытри
И в облаках, как на своей палитре,
Улыбку Монны Лизы различи.[39]

  Павел Антокольский, «Встань, Прометей!», 1962
  •  

Молится Фишер Бобби.
Вертинские вяжут (обе).
У Джоконды улыбка портнишки,
чтоб булавки во рту сжимать.[11]

  Андрей Вознесенский, «Фиалки» (из сборника «Взгляд»), 1971
  •  

Ты ― выжимка из иксов и нулей,
Хоть разодет в сияющие ризы
И оживлен улыбкой Моны-Лизы,
Наложенной на разогретый клей.[40]

  Валерий Перелешин, «Неудача», 1 декабря 1974

Улыбка Моны Лизы в кинематографе и массовой культуре править

  •  

Двухметровый крокодил с улыбкой Моны Лизы.

  — «Самая обаятельная и привлекательная», 1985

Источники править

  1. 1 2 Леонардо да Винчи как художник, ученый и философ. Биографический очерк М. М. Филиппова с портретом Леонардо да Винчи, гравированным в Петербурге К. Адтом г.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 Д. С. Мережковский. Собрание сочинений в 4 томах. Том I. — М.: «Правда», 1990 г.
  3. 1 2 В. Иванов. Собрание сочинений в 4 томах. — Брюссель: Foyer Oriental Chretien, 1971-1987 г.
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 Проф. З. Фрейд. Леонардо да Винчи. Воспоминание детства. — Санкт-Петербург: Прометей, 1912 г.
  5. 1 2 3 4 5 Ал. Алтаев (М. В. Ямщикова). Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэль: Повести. — Минск: Бел. СЭ, 1988 г.
  6. 1 2 А. И. Куприн. Собрание сочинений в 9 т. Том 5. — Москва: Гослитиздат, 1957 г.
  7. 1 2 С. Н. Булгаков, «Свет невечерний» ― СПб.: «Азбука»Классика, 2017 г.
  8. 1 2 Т. Д. Ратгауз в книге: Поэты пражского «Скита». — М.: Росток, 2005 г.
  9. 1 2 Г. С. Гор Обрывок реки. (Избранная проза: 1929-1945; Блокадные стихи: 1942-1944). — СПб: Изд-во Ивана Лимбаха, 2021 г.
  10. 1 2 К. А. Некрасова. Ночь на баштане: Стихи. — М.: Советский писатель, 1955 г.
  11. 1 2 Андрей Вознесенский. Взгляд: Стихи и поэмы. — М.: Советский писатель, 1972 г.
  12. 1 2 Савва Дангулов, Художники. Литературные портреты. — М.: Советский писатель, 1987 г.
  13. 1 2 В. Н. Гращенков, Портрет в итальянской живописи Раннего Возрождения. Том 1. — М., Искусство, 1996 г.
  14. 1 2 Иржи Грошек, «Лёгкий завтрак в тени некрополя». — СПб: «Азбука-классика», 2003 г.
  15. 1 2 Е. Г. Яковлев, Эстетика. — М.: Гардарики, 2003 г.
  16. 1 2 3 С. А. Еремеева. Лекции по истории искусства. — М.: ИДДК, 1999 г.
  17. 1 2 Баранец В.Н. Генштаб без тайн. Книга 1. Москва, «Вагриус», 1999 г.
  18. Марина Вишневецкая. «Увидеть дерево». — Москва, «Вагриус», 1999 г.
  19. 1 2 Е. Маркова, Каприз фаворита. ― М.: Вагриус, 2000 г.
  20. 1 2 Т. М. Буякас. Инициальный путь развития личности: возможности психологической работы. — М.: «Вопросы психологии», 21 октября 2003 г.
  21. 1 2 Андрей Геласимов, «Дом на Озерной». — М.: Эксмо, 2009 г.
  22. 1 2 Данилкин Л. А., «Юрий Гагарин». — М.: «Молодая гвардия», 2011 г.
  23. 1 2 И. Н. Вирабов, Андрей Вознесенский. — М.: Молодая гвардия, 2015 г.
  24. Борис Кудрявцев. Национальная художественная галерея. Вашингтон. — М.: «Огонек», № 16, 1991 г.
  25. Э. Н. Арбитман. Рецензия на книгу: М. Н. Соколов. Мистерия соседства, К метаморфологии искусства Возрождения. — Саратов: «Волга», № 4, 2000 г.
  26. Александр Голяндин (Волков). Леонардо: человек и код. ― М.: «Знание ― сила», № 9, 2006 г.
  27. Б. Е. Черток. Ракеты и люди. — М.: Машиностроение, 1999 г.
  28. Грин А. С. Собрание сочинений в шести томах. Том третий. Библиотека Огонёк. — М., «Правда», 1980 г.
  29. Велтистов Е. С., Миллион и один день каникул. — М.: «Рипол Классик», 1997 г.
  30. Василий Аксёнов. «Негатив положительного героя». ― М.: «Вагриус», 1996 г.
  31. Алексей Слаповский, «Любовь по-нашему». — М., журнал «Знамя» №2, 2003 г.
  32. Михаил Шишкин, «Письмовник» — М.: «Знамя», №7 за 2010 г.
  33. Д. С. Филиппов, Билет в Катманду. — Саратов: «Волга», № 11-12, 2012 г.
  34. Татьяна Вечорка, Портреты без ретуши. — М.: Дом-музей М. Цветаевой, 2007 г.
  35. 1 2 М. П. Герасимов, в сборнике: «Поэзия Пролеткульта». — СПб.: Своё издательство, 2007 г.
  36. Б.Ю. Поплавский. Сочинения. — СПб.: Летний сад; Журнал «Нева», 1999 г.
  37. М. Г. Визи в сборнике: Русская поэзия Китая. — М.: Время, 2001 г.
  38. Смеляков Я.В. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Второе издание. — Ленинград, «Советский писатель», 1979 г.
  39. Антокольский П.Г. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Ленинград, «Советский писатель», 1982 г.
  40. Валерий Перелешин. Три родины: Стихотворения и поэмы. Том 1. – М.: Престиж Бук, 2018 г.

См. также править