Собрание малой прозы Роберта Шекли

В 1991 году вышло «Собрание малой прозы Роберта Шекли» (англ. The Collected Short Fiction of Robert Sheckley) в пяти томах, в которое вошли 132 произведения. В 5-й том включены 8 рассказов, ранее не публиковавшихся в авторских сборниках (цитируются тут). «Сарканец» — из цикла про Арнольда и Грегора.

Цитаты

	— Мне не хочется затрагивать болезненную для вас тему, но то, что от вас осталось, можно сложить в галлонную банку, и там ещё останется место для сургучной печати. — перевод: В. П. Ковалевский, 1991
	“I hate to mention what must be a painful subject, but they could have put most of what they found of you in a gallon jar and still have room left for a wax seal.”
	— «В случае смерти наберите наш номер» (Dial-A-Death), 1987

	Дверь немного подождала. А раз Джек не двигался, то сама двинулась к нему.
	The door waited for a while. When he still didn’t move it came for him.
	— там же

	… речушка <…> пала жертвой утилитаризма в мире, где потоку дозволено струиться лишь в том случае, если он докажет свою полезность, позволяя себя загрязнять. — перевод: А. В. Новиков (под псевд. А. Нефёдов), 1996
	… the little river <…> has been swallowed up by the utilitarianism of a world which permits a stream to exist only if it proves useful to pollute.
	— «На слёте птиц» (At the Conference of the Birds), 1988

	В этом новом мире все и жнут и пашут, а приписывать что-либо милости божьей считается двойным кощунством. Ласточки не сумели выполнить норму по отлову комаров; их накажут. Кладовая у белки полна желудей, но она осмелилась не заплатить подоходный налог.
	In this new world, everything reaps and sows and commits a double blasphemy by ascribing it all to the grace of God. The swallows have failed to fulfill their quota of mosquitoes; they will be punished. The squirrel’s granary is full of acorns, but he has neglected to pay his income tax.
	— там же

	Мой покойный шурин явился мне во сне <…>. Я и мёртвому доверял ему не больше, чем живому. — перевод: И. А. Тогоева, 1996
	My dead brother-in-law came to me in a dream <…>. I trusted him no more dead than when he was alive.
	— «Привет из преисподней» («Весточка из ада», Message from Hell), 1988

	Они, <…> видно, рассчитывали найти у меня в туалете или под кроватью подпольную лабораторию по производству чистейшего кокаина из макарон. Самое смешное — они ожидали подобных достижений от меня, который в колледже провалился на экзамене по основам естественных наук и для которого понятие «химическая реакция» ограничивалось бросанием таблетки «Алка-зельцер» в стакан с водой!
	They <…> expecting to find a laboratory in my closet or under my bed, where I turned paste into top grade cocaine. Ironic that they should expect this of me—a man who had flunked elementary science in college and whose idea of a chemical reaction was dropping an Alka-Seltzer into a glass of water.
	— там же

Песнь звёздной любви

Love Song from the Stars, 1989; Перевод: Д. Смушкович (под псевд. В. Серебряков), 1996

	Кинкейду было наплевать, что эта девушка болтает или откуда она взялась. Он хотел её. Он ещё никогда не занимался любовью с внеземными существами. Первый раз — это всегда серьёзно. Такие симпатичные инопланетянки не каждый день встречаются.
	Kinkaid didn't care what she said or where she was from. He wanted her. He'd never made it with an extraterrestrial. It would be an important first for him. Aliens as pretty as this didn't come along every day.

Он поцеловал девушку, и поцелуй их длился и длился и продолжался, пока они оседали на землю в фонтане разлетающейся одежды, сквозь который проглядывала плоть. Испытанный Кинкейдом в завершение экстаз превосходил его способности к описанию. Столь могучее чувство захлестнуло его, что Кинкейд едва ощутил шесть коротких уколов — по три в каждый бок, точно в межрёберья. Только потом, развалившийся на спине, усталый и удовлетворённый, Кинкейд обратил внимание на шесть крохотных дырочек в коже. Повернувшись, он глянул на Алию — обнажённую, немыслимо прекрасную; рыжие волосы сияющим облачком окружали овал лица. В горячке любовной страсти Кинкейд не обратил внимания на довольно необычную деталь. Шесть маленьких выступов — по три на каждой стороне грудной клетки — завершались тонкими клыками-иглами. Кинкейду вспомнилось, что самки некоторых насекомых на Земле во время полового акта откусывают самцу голову. <…> Ему вспомнились другие земные насекомые, те, что имитируют других существ, — кузнечики как сучки, жуки как осы. А не скинет ли эта красавица сейчас свой облик? — Это было прекрасно, милая, — сказал он, — даже если это будет стоить мне жизни. Алия воззрилась на него. — О чём ты говоришь? — воскликнула она. — Неужели ты думаешь, что я могу убить тебя? Невозможно! Я андарианка, ты мой супруг до конца наших дней, а живём мы очень долго. — Тогда что ты со мной сделала? — осведомился Кинкейд. — Я просто впрыснула тебе детей, — объяснила Алия. — Они будут такие милашки! Надеюсь, они унаследуют твою расцветку. <…> — Ты уверена, что не отравила меня? — переспросил он. — Чувствую я себя очень странно. — Это всего лишь гибернационная сыворотка. Я её впрыснула вместе с детками. А теперь, мой дорогой, ты будешь спать в этой уютной сухой пещерке, а наши дети будут расти в твоих межрёберьях. Через год я вернусь, выну их из тебя, перенесу в коконы и отправлю домой, на Андар. Следующая стадия их развития пройдёт там. — А со мной что будет? — осведомился Кинкейд, упорно борясь с нахлынувшим на него сном. — С тобой всё будет в порядке, — заверила его Алия. — Спячка совершенно безопасна. Я вернусь задолго до того, как тебе придёт пора рожать. Потом ты отдохнёшь немного — примерно недельку. Я буду заботиться о тебе. А тогда мы сможем заняться любовью снова. — И что? — И снова придёт время спячки, любимый, до следующего года. Кинкейд хотел было съязвить, что он совершенно иначе собирался провести свою жизнь <…>. Он хотел сказать, что лучше бы она тогда откусила ему голову. Но говорить он уже не мог — едва отгонял от себя сон. Алия собиралась уходить. — Ты настоящая красотка, — выдавил Кинкейд, — но лучше бы ты осталась на Андаре и вышла замуж за своего одноклассника. — Я бы так и сделала, любимый мой, — ответила она. — Но случилось что-то страшное. Должно быть, мужчины шпионили за нашими священными таинствами, потому что все они куда-то запропастились. Это и называется Великим Исчезновением. Они все ушли, совсем ушли, покинули планету. — Я так и думал, что до них рано или поздно дошло бы, — прошептал Кинкейд.

He kissed her, a kiss that went on and on, a kiss that continued as they dissolved to the ground in a montage of floating clothing and the bright flash of flesh. The ecstasy he experienced as they came together went right off the scale of his ability to express it. So intense was the feeling that he barely noticed the six sharp punctures, three on either side, neatly spaced between his ribs. It was only later, lying back, spent and contented, that he looked at the six small, clean puncture wounds in his skin. He sat up and looked at Alia. She was naked, impossibly lovely, her dark red hair a shimmering cloud around her heart-shaped face. She did have one unusual feature which he had not noticed in the passion of lovemaking. There were six small erectile structures, three on each side of her rib cage, each armed with a slender hollow fang. He thought of certain female insects on the Earth who bite off the heads of their mates during the act of love. <…> But he didn't disbelieve it quite as strongly as before. He thought of different species of insect on the Earth which resemble other species— katydids that look like dry twigs, flies that imitate wasps. Is that it? Was she about to take off her body? He said, "It was terrific, baby, even if it is going to cost me my life." She stared at him. "What are you saying?" she cried. "Do you actually think I will kill you? Impossible! I am an Andar female; you are my mate for life, and life for us lasts a very long time." "Then what did you do to me?" Kinkaid asked. "I've simply injected the children into you," Alia said. "They're going to be so lovely, darling. I hope they have your coloring." <…> "Are you sure you haven't poisoned me?" he asked. "I feel very strange." "That's just the hibernation serum. I injected it along with the babies. You'll sleep now, my sweet, here in this nice dry cave, and our children will grow safely between your ribs. In a year I'll come back and take them out of you and put them into their cocoons and take them home to Andar. That's the next stage of their development." "And what about me?" Kinkaid asked, fighting the desire to sleep that had come powerfully over him. "You'll be fine," Alia said. "Hibernation is perfectly safe, and I'll be back in plenty of time for the birth. Then you'll need to rest for a while. Perhaps a week. I'll be here to take care of you. And then we can make love again." "And then?" "Then it'll be hibernation time again, my sweet, until the next year." Kinkaid wanted to tell her that this wasn't how he'd planned to spend his life <…>. He wanted to tell her that, all things considered, he'd prefer that she bite his head off. But he couldn't talk, could barely stay awake. And Alia was getting ready to leave. "You're really cute," he managed to tell her. "But I wish you'd stayed on Andar and married your hometown sweetheart." "I would have, darling," she said, "but something went wrong back home. The men must have been spying on our sacred mysteries. Suddenly we couldn't find them anymore. That's what we call the Great Disappearance. They went away, all of them, completely off the planet." "It figures they'd catch on sooner or later," Kinkaid said.

После этой войны другой не будет

There Will Be No War After This One, 1987; перевод: О. Васант, 1999 (с незначительными уточнениями)

	— Мы же фашисты, вонючие голосования нам ни к чему. <…> —Слушай сюда, мой стервятёночек, если фашисты иногда и голосуют, то делают это лишь для того, чтобы лишить права голоса всех остальных.
	“We’re fascists; we don’t need no stinkin’ votes.” <…> “Listen to me, my baby vulture, even fascists have to vote sometime, in order to arrive fairly at the decision to keep the vote away from everyone else.”

	… Лупе задумчиво почёсывала ляжку, но затем, вспомнив о своих манерах, тут же почесала ляжку [генерала].
	… Lupe scratching her haunch, then, remembering her manners, quickly scratching Vargas’ haunch.

	— Я по службе. <…> Принёс вам взятку. <…> Он был горд получением этой взятки <…>. Он знал из исторических книжек, не говоря уже об устных преданиях на эту тему, что взятки были доброй традицией любых избирательных кампаний. Варгас бы просто обиделся, если бы генерал Гэтт не счёл его достойным взятки.
	“This is business. <…> I’ve brought you a bribe.” <…> He was very happy about the bribe <…>. Bribes were traditional in elections—he knew that from the history books, to say nothing of the oral tradition. Vargas would have felt unliked and neglected if General Gatt had not thought him worth the bother to bribe.

	Варгас глубоко задумался. Ему почему-то захотелось, чтобы Лупе вдруг оказалась рядом. Хотя она была всего лишь женщиной и к тому же порядочной дурой, ей удавалось, пользуясь своей непредсказуемой женской интуицией, формулировать то, что вертелось у генерала на языке, но что он сам выплюнуть не решался.
	Vargas had to give that some serious thought. He wished Lupe were here with him. Although she was stupid and only a woman, she was very good at supplying, through some mysterious feminine intuition, answers which Vargas had on the tip of his tongue but couldn’t quite come up with.

	— Оказывается, космос намного больше, чем мы проходили в военном колледже;..
	“We have learned that space is quite a bit larger than some of our previous estimates at the Military College;..”

	— Они считают, что если будут следовать этому курсу, то прямиком вернутся к Золотому веку, который был до Большого Ба-баха. Вот уж было времечко — тишь да гладь.
	“They want to keep things as they used to be. If they had their way, they’d go back to the Golden Age before the Big Bang, when things were really quiet.”

	Варгас решил прибегнуть к старой, проверенной, хоть и очень простой тактике — высадиться и закрепиться. Какого чёрта мудрить, если это срабатывало ещё при хеттах?
	Vargas decided to try a bold yet conservative tactic. He’d just go in and take over the joint. What the hell, it had worked for the Hittites.

	… государственная казна полностью истощена, так как первое, что делает магелланик, прилетая на Землю, — это садится на пособие, пока не подберёт себе какую-нибудь приличную высокооплачиваемую работу.
	… using up all our tax revenue because the first thing a Magellanic does when he gets here is go on the dole until he finds a really good job.

— С точки зрения Галактики, — сказал [Галактический] Исполнитель, — война — всего лишь одна из форм благотворительности. <…> Мы уверены в том, что война влечёт за собой ряд типических самоотверженных акций. Во-первых, это долг засилия, которое мы характеризуем как готовность привнести в большом количестве сперму своих самых физически крепких особей народам, которым она жизненно необходима. В этом плане ваши войска хорошо поработали. Следующий пункт — долг мародёрства, который, по сути, является актом очистки искусства завоёванных. Увозя с собой огромными обозами балласт конъюнктуры и халтуры, завоеватели оздоровляют культуру народа, стимулируя его к созданию новаторских и более качественных произведений.

“In the Galactic view,” the [Galactic] Effectuator said, “war is a form of charity. <…> We believe that war entails a number of selfless and exemplary actions. First there’s the duty of rapine, which we define as the willingness to transfer large quantities of your planet’s best sperm to a civilization that badly needs it. Your troops have done well that way. Next there’s the duty of pillage, which is the act of cleansing the artistic life of a conquered people by carting away vast quantities of their inferior art treasures in order to unblock their creative self-expression and allow them to produce newer, better works.”