Суицид

Суици́д (самоуби́йство) — намеренное лишение себя жизни.

Самоубийство в прозе

Потом он снял с руки кольцо и отдал Данзасу, прося принять его на память. При этом он сказал Данзасу, что не хочет, чтоб кто-нибудь мстил за него и что желает умереть христианином. Вечером ему сделалось хуже. В продолжение ночи страдания Пушкина до того усилились, что он решился застрелиться. Позвав человека, он велел подать ему один из ящиков письменного стола; человек исполнил его волю, но, вспомнив, что в этом ящике были пистолеты, предупредил Данзаса. Данзас подошёл к Пушкину и взял у него пистолеты, которые тот уже спрятал под одеяло; отдавая их Данзасу, Пушкин признался, что хотел застрелиться, потому что страдания его были невыносимы.

— Александр Аммосов, «Последние дни жизни и кончина А.С.Пушкина...», 1863

Во втором поясе седьмого круга наказываются виновные в насилии против самих себя, то есть самоубийцы. Они превращены в ядовитые и сучковатые деревья с листьями не зеленого, а какого-то серого, мрачного цвета. В ветвях деревьев свили себе гнезда отвратительные гарпии, которые рвут и едят их листья. Этот страшный лес, ― лес несказанной скорби, ― окружает степь, покрытую горючими и сухими песками, ― третий пояс седьмого круга. Медленно, но неустанно падает здесь огненный дождь. Тут место казни грешников, виновных в насилии против Бога, отвергавших в своем сердце святое имя Его и оскорблявших природу и ее дары. Одни из грешников лежат распростертые, другие сидят скорчившись, третьи непрерывно ходят, причем без отдыха «мечутся их бедные руки туда и сюда, отбрасывая от себя беспрестанно падающие на них огненные капли».

— Мария Ватсон, «Данте. Его жизнь и литературная деятельность», 1890

В тот памятный для меня день я завернул в кладбищенскую церковь, где кончалось отпевание покойницы. Церковь захлебнулась народом, и все стремились взглянуть на покойницу, лежавшую на невысоком катафалке в белом глазетовом гробу в свежем подвенечном наряде. В любопытстве толпы, в возбуждённом выражении лиц, в смутном перешёптывании присутствующих сразу замечалось нечто необычайное, выходящее из ряда вон. Привлекало внимание праздной толпы то обстоятельство, что покойница окончила жизнь самоубийством, выпив яду. Ей было девятнадцать лет, она была очень недолго замужем и отличалась поразительною красотою. В гробу она лежала, как нарядная восковая куколка, сделанная одним из лучших мастеров игрушек, с золотистыми волосами, с тонкими чёрными бровями, с необыкновенно правильными чертами лица. Такие лица встречаются на старинных миниатюрах, исполненных на слоновой кости.

— Александр Шеллер-Михайлов, «Вешние грозы» (рассказ), 1892

Последний вулканический провал античного Рима сохранился в летописях благодаря чудесной истории Марка Курция, самопожертвование которого, как неоднократно выяснялось историками, мифологами и исследователями религиозных культов, представляло собою не что иное, как ритуальное самоубийство в честь хтонических божеств. Поднимались вы когда-нибудь на Этну или Везувий? Нет? Я очень жизнерадостный человек и жесточайший враг самоубийства. Но, когда я стою у кратера, хотя бы даже незначительного, вроде Стромболи или поццуоланской Зольфатары, это у меня постоянное чувство: тянет туда. Жутко и весело, энтузиастически отважно тянет. Начинаешь понимать Эмпедокла, радостно прыгнувшего в Этну, а миру назад, вверх презрительно выбросившего подметки своих сандалий. В Трофониев грот, говорят, было жутко вползать только до половины тела, а потом ― как вихрем подхватывало и волокло вниз. Все тот же экстаз нарождался! Демонологи на этом соединении жажды смерти с пифическим экстазом построили множество суеверных теорий и нагородили всякой дьявольщины, а в диком быту кое-где до сих пор еще ходят за пророчествами и знамениями на вершины вулканов и кормят кратеры человеческими телами, обыкновенно, мертвыми, но под шумок, если европейский надзор прозевает, то и живыми.

— Александр Амфитеатров, «Жар-цвет», 1895

Егор в детстве, в отрочестве был то ленив, то жив, то смешлив, то скучен ― и всегда очень лжив, без всякой надобности. Раз он нарочно объелся белены ― насилу молоком отпоили. Потом взял манеру болтать, что удавится. Старик-печник Макар, злой, серьёзный пьяница, при котором работал он, услыхав однажды эту брехню, дал ему жестокую затрещину, и он опять, как ни в чём не бывало, кинулся месить ногами глину. Но через некоторое время стал болтать о том, что удавится, ещё хвастливее.

— Иван Бунин, «Весёлый двор», 1911

	Профессор. Самоубийство? Что такое «самоубийство»? (Ищет в словаре.) Самообложение, самодержавие, самореклама, самоуплотнение… Нашёл «самоубийство». (Удивлённо.) Вы стреляли в себя? Приговор? Суд? Ревтрибунал? Зоя Берёзкина. Нет… я сама. Профессор. Сама? От неосторожности? Зоя Берёзкина. Нет… От любви. Профессор. Чушь… От любви надо мосты строить и детей рожать…
	— Маяковский, «Клоп», 1928

	Есть лишь одна по-настоящему серьёзная философская проблема — проблема самоубийства. Решить, сто́ит или не сто́ит жизнь того, чтобы её прожить, — значит ответить на фундаментальный вопрос философии. Всё остальное — имеет ли мир три измерения, руководствуется ли разум девятью или двенадцатью категориями — второстепенно.
	фр. Il n'y a qu'un problème philosophique vraiment sérieux: c'est le suicide. Juger que la vie vaut ou ne vaut pas la peine d'être vécue, c'est répondre à la question fondamentale de la philosophie
	— Альбер Камю «Миф о Сизифе», 1941

	Самоубийство — болезнь наследственная и, быть может, заразная.
	— Бернар Вербер, «Танатонавты»

	Те, кто кончает жизнь самоубийством, жалеют об этом всю свою недожитую жизнь.
	— Аркадий Давидович

	Как бы только Шарлотта-Амалия чего-нибудь не натворила… Нет, пустяки, она такая безвольная и испорченная, а самоубийце необходимы чистота убеждений и благородство души.
	— Андрей Упит, «На грани веков»

	Почему люди не смеют убить себя? Что удерживает их? — две вещи, только две причины, одна очень маленькая, другая очень большая, но и маленькая, тоже очень большая — это боль, а большая — это Бог. А ты знаешь: что такое Бог? Бог есть боль страха смерти..., но и это всё равно.
	— фильм «Скверный анекдот»

— И трех часов не вытянет, товарищ капитан. Грудь и живот. Осколки. — Ермаков! — вдруг ясным голосом позвал майор Бульбанюк и открыл глаза; в туманной мерцающей глубине их, борясь с болью, мелькнуло что-то решенное, незнакомое. — Ермаков… ты вот что… подари мне свой пистолет. Мой немцы покорежили. Ты себе… найдешь. И вынь из галифе мой билет. Сохрани… Борис, не ответив, достал из его кармана теплый, влажный, пахнущий потом и кровью партбилет, долго смотрел Бульбанюку в лицо. Борис молчал: майору было ясно положение батальона, и теперь никакого смысла не было скрывать истинные обстоятельства, и он не хотел делать этого. Стиснув зубы, Борис вынул свой пистолет из кобуры и протянул его старшине. — Положите в сумку майора, — сказал он, представив себя на секунду в положении Бульбанюка и не мучаясь тем, что делал.

— Юрий Бондарев, «Батальоны просят огня», 1957

Самоубийство в стихах

	Здесь место есть… Самоубийц Тела там зарываются… На месте том плакун-трава Одна, как тень, качается…
	— Генрих Гейне (пер. А.Майкова), «Здесь место есть… Самоубийц...», 1820-е

И о самоубийстве мысль вползла в меня из дырок телефонной трубки, как та змея из черепа коня, в своих зубах скрывая смерть Олега. Я ненавижу эту мысль в себе. Она являлась в юности кокеткой, приятно ублажая самолюбье: «Самоубийство не убьёт ― прославит. Заставь себя признать самоубийством, ― тогда тебя оценят все они». <...> «Самоубийство! ― закричал «левак», пропахший табаком и динамитом. ― Не будем убивать ― убьют всех нас! Один процент ошибок допустим. Не делают в перчатках революций». «Как видите, на мне перчаток нет, но в чистоте я соблюдаю руки. Самоубийство ― в лёгкости убийств. Самоубийцы ― все тираны мира. Таким самоубийством я не кончу.»

— Евгений Евтушенко, «Голубь в Сантьяго», 1978

	Это материк дистиллированной воды и белого шума, там нету ни распада ни огня. Дуэлянткам взять бы в свидетели Улялюма. И жаль, что самоубийство избегает меня.
	— Алексей Парщиков, «Сомнамбула» (из сборника «Сомнамбула»), 1999

См. также

• Смерть
• Убийство
• Жизнь
• Бытие