Эмпедокл

древнегреческий философ

Эмпедо́кл из Акрага́нта (др.-греч. Ἐμπεδοκλῆς, около 490 год до н.э. — ок. 430 год до н.э.) — древнегреческий философ, врач, жрец, поэт, а также религиозный и политический деятель. В философии был дуалистом (не идеалистом и не материалистом), многие его высказывания предвосхищают будущий скептицизм. Свои теоретические труды как правило составлял в форме поэм. По политическим взглядам был сторонником демократии. Более других известна его поэма «О природе», из которой до нас дошло 340 стихов, а также религиозная поэма «Очищения» и книга «Врачебное слово».

Эмпедокл (с рисунка Д.Кунего, 1785)

Биография Эмпедокла состоит в основном из слухов и легенд, самые известные из которых — легенда о его божественной природе, о воскрешении женщины из мёртвых, об укрощении ветров и о добровольной смерти в жерле вулкана Этна.

из поэмы «Очищения» править

  •  

Ныне привет вам! Бессмертному богу подобясь средь смертных,
Шествую к вам, окруженный почетом, как то подобает,
В зелени свежих венков и в повязках златых утопая. <...>
Впрочем, стоит ли мне похваляться как славным деяньем
Тем, что выше я всех обреченных погибели смертных?
Други! я знаю, что истину те заключают глаголы,
Ныне которые я прореку; но тяжко дается
Людям внедрение веры в их ум, подозрения полный.[1]

  •  

Счастлив, кто мыслей божественных ценным владеет богатством,
Жалок, кто о богах лишь мнением смутным доволен.[1]

  •  

Где же убийствам ужасным предел? Неужели беспечный
Ум ваш не видит того, что снедью вы стали друг другу?.. [1]

  •  

Ибо доколе средь тяжких пороков мятётесь безумно,
Душу от скорбей жестоких никак облегчить вы не в силах.[1]

из поэмы «О природе» править

  •  

Скудные средства у нас в телесных рассеяны членах,
Много разительных бед притупляет пытливые думы.[1]

  •  

Нет! Исследовать должен ты всячески, где что открыто,
Зренью не более веры давая, чем гулкому слуху,
Слуху — не более, чем языка показаниям ясным;
Ни остальных твоих членов, где только есть путь для познанья,
Веры твоей не лишай, а исследуй, где что открыто.[1]

  •  

Свойственно людям негодным сильнейшему слову не верить.[1]

  •  

Но и другое тебе я поведаю: в мире сём тленном
Нет никакого рожденья, как нет и губительной смерти:
Есть лишь смешенье одно и размен того, что смешалось, —
Что и зовут неразумно рождением тёмные люди.[1]

  •  

Глупые! как близорука их мысль, коль они полагают,
Будто, действительно, раньше не бывшее может родиться
Или же нечто вконец умереть и разрушиться может.[1]

  •  

Нет во вселенной нигде ни излишка, ни места пустого.
Нет во вселенной нигде пустоты: и откуда ей взяться?..

  •  

Смертных вещей двояко рожденье, двояка и гибель:
Ибо одно от слиянья Всего и родится и гибнет, —
И в разделенье Всего растёт и гибнет другое.
Сей беспрерывный размен никак прекратиться не может...[1]

  •  

Так, поскольку Единство из Многости вечно родится,
А разделеньем Единства опять совершается Многость...[1]

Цитаты об Эмпедокле править

 
Эмпедокл (в нюренбергских хрониках)
  •  

Анаксимен же и Диоген считают, что воздух первее (proteron) воды, и из простых тел преимущественно его принимают за начало; а Гиппас из Метапонта и Гераклит из Эфеса — огонь, Эмпедокл же — четыре элемента, прибавляя к названным землю, как четвертое. Эти элементы, по его мнению, всегда сохраняются и не возникают, а в большом или малом количестве соединяются в одно или разъединяются из одного.
А Анаксагор из Клазомен, будучи старше Эмпедокла, но написавший свои сочинения позже его, утверждает, что начал бесконечно много: по его словам, почти все гомеомерии, так же как вода или огонь, возникают и уничтожаются именно таким путем — только через соединение и разъединение, а иначе не возникают и не уничтожаются, а пребывают вечно.

  Аристотель, «Метафизика — Книга первая», ок. 330 до н.э.
  •  

Таков наружный вид нашей победы; таково наше почетное одеяние; на такой колеснице мы совершаем триумф. Поэтому мы не без основания не нравимся побежденным; поэтому нас считают людьми отчаянными и погибшими. Но эта отчаянность и эта погибель возносит у вас знамя мужества до дела славного и почетного. Муций охотно оставил свою правую руку на жаровне: о крепость духа! Эмпедокл отдал всего себя огню Этны: о сила воли!

  Тертуллиан, «Апологетик», ок. 197 года н.э.
  •  

Эмпедокл (по словам Гиппобота) был сын Метона и внук Эмпедокла из Акраганта. Это подтверждает и Тимей (в XV книге «Истории»), добавляя, что Эмпедокл, дед поэта, был человеком знаменитым; с ним согласен в этом и Гермипп. Гераклид (в книге «О болезнях») сходным образом сообщает, что поэт был из блестящего рода, ибо дед его разводил скаковых коней; и Эратосфен в «Олимпийских победителях», ссылаясь на Аристотеля, подтверждает, что Метонов отец одержал победу в 71-ю олимпиаду...[2]

  Диоген Лаэрций, «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов», начало III в.
  •  

Тимей в XVIII книге говорит, что многое в нём вызывало удивление. Так, когда пассатные ветры дули так сильно, что портились плоды, он приказал содрать кожу с ослов и сделать меха, которые он расставил вокруг холмов и горных вершин, чтобы уловить ветер; и ветер унялся, а Эмпедокл получил прозвание «ветролова».[2]

  Диоген Лаэрций, «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов», начало III в.
  •  

Был он, по словам Аристотеля, свободолюбив и чуждался всякой власти: так, он отверг предложенную ему царскую власть, откровенно предпочитая простую жизнь. Это подтверждает Тимей, сообщая и причину его народолюбия. Однажды его пригласил один из архонтов; ужин длился и длился, а вина не несли; все терпеливо ждали, но Эмпедокл рассердился и потребовал вина, а хозяин ему ответил, что ожидается чиновник из совета. Тот явился и тотчас стал главою пира — явным старанием хозяина, который тайно добивался тираннической власти; и гость всем повелел или пить вино, или вылить себе на головы. Эмпедокл смолчал, но на следующий день призвал обоих к суду, и хозяина, и распорядителя, и добился их осуждения и казни. Таково было начало его государственных дел.[2]

  Диоген Лаэрций, «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов», начало III в.
  •  

Аристархами называют и поныне всех рассматривателей рассудительных, следующих красоту и исправность в разумных сочинениях. Сей, когда, высокие стихи изрыгая, погрешает, подобно птичнику, вверх смотрящему, в колодезь или глубокую упадает яму; и хотя б сколько он ни кричал из всея силы: «Осудари, вытащите!» ― однако нет ему помощника, кто и желал бы подать к нему туда вервь, но не знает, не с умысла ль он туда бросился и спастись не хочет. Пример сему явен в Сицилийском пиите Эмпедокле: сей, за сочинение физических поэм желая бессмертным быть богом, с безумия бросился в горящую пламенем Этну. Пускай же будет позволено погибать упрямым и самохвальным пиитам. Нехотящего кто сохраняет, то ж делает, что и убивает его, ибо тот не однажды уж хотел быть сам себе убийцею: того ради хотя и будет спасен, однако не имеет он быть человеком и не отложит охоты к славной смерти. Эмпедокл был великий пиит и философ, сочинил он три книги «Об естестве вещей», кои Аристотель приводит часто. Он еще описал поход Ксерксов, но дочь его или сестра сожгла все его труды по его смерти. Процветал он около LXXX Олимпиады, почитай, за 450 лет до Христова рождества. Лукреций в первой своей книге похваляет его следующим образом: Nil tarnen hoc habuisse viro praeclarius in se Nec sanctum magis et mirum carumque videtur. Carmina quin etiam divini pectoris eius Vociferantur et exponunt praeclara reperta; Ut vix humana videatur stirpe creatus. То есть: «Не было в Сицилии никого знаменитее, почтеннее, дивняе и любезнее сего великого философа. Божественные его стихи объявляют всем преизрядные его изобретения, и трудно верить, чтоб он рожден был смертным человеком».

  Василий Тредиаковский Горация Флакка «Эпистола к Пизонам о стихотворении и поэзии» с латинских стихов прозою, 1752
  •  

А сей другой философ Эмпедокл не должен ли так же почитаться безумным, который бросился в пучину горы Этны, оставя свои туфли, для того чтоб люди были известны о сем отважном его поступке и имя бы его сделали бессмертным? Он был бы несчастною жертвою своего бешенства, когда бы ты, почтенный Маликульмульк, над ним не сжалился, не спас бы его от сгорения и не принял бы в свой дом, находящийся под Этною, где он живет спокойно, смотрит за твоим домом и между тем забавляется чтением книг в обширной твоей библиотеке и выписывает из них некоторые полезные замечания...[3]

  Иван Крылов, «Почта Духов, или Ученая, нравственная и критическая переписка арабского философа Маликульмулька с водяными, воздушными и подземными духами», 1789
  •  

Парацельс уверял, что он нашел Философский камень. Зенон не верил движению. Эмпедокл божился, что он был девицею, мальчиком, деревом, петухом и китом.[4]

  Николай Карамзин, «О Воображении», 1802
  •  

― Одни сказывают, что он, отъезжая из своего отечества в Пелопоннес, не прибыл туда, почему и смерть его осталась в неизвестности. Другие пишут, что он, ехав в одно публичное собрание, упал с коляски и раздавил себе живот, отчего впоследствии и умер, а также, будто бы на каком-то высоком повешен был дереве. А иные повествуют, что он, принесши жертву, вместе с прочими 80 человеками пропал ночью. Когда его начали разыскивать, то один из приносивших с ним жертву свидетельствовал, что он в полночь слышал глас, зовущий Эмпедокла, и видел просиявший небесный свет. Таковое свидетельство прекратило дальнейшие поиски; и Эмпедокл был причислен к богам. Но некоторые с сим повествованием не согласуются, утверждая, что он не в сие время, а уже после пропал, а именно: весьма близко подошел к жерлам Этны, повергся добровольно в средину пламени и в оном сгорел, имея целью подтвердить своим сокрытием о нем разнесшуюся молву. Впрочем, он не достиг своего конца ― одна из его растопившихся медных туфлей выброшена, и была найдена после, что весьма явно обнаружило его безумие. О сём весьма хорошо говорит Лукиян в диалоге: Менипп и Аякс.
М. Что тебя, Эмпедокл, понудило повергнуться в пламень Этны?
Э. Меланхолия.
М. Нет, не меланхолия, но тщеславие, ослепление и грубое невежество понудило тебя сожечься. Впрочем, это для тебя было без всякой пользы: ибо смерть тебя не совсем скрыла.
Также и Тертуллиан весьма остро говорит об Эмпедокле: «Для него мало прославиться в потомстве Героем; он захотел быть причислен в число богов. Он был некогда, как сказывал сам о себе, терновым кустом и рыбою, ибо учил преселению душ; и потому, конечно боясь, чтобы не сгнить в могиле подобно рыбе, почел за лучшее броситься в Этну, дабы изжариться».[5]

  Платон (Левшин), «Из глубины воззвах к тебе, Господи...», 1805
  •  

― Следственно, вы пожаловали к нам с наружной поверхности земного шара. Не были ли вы там знакомы с Пифагором или с Эмпедоклом?
― С Пифагором или с Эмпедоклом... ― повторил я с некоторым удивлением. ― Ведь они жили в глубокой древности?
Правда, что они жили давно, ― сказал философ, ― но они тоже провалились в Этну...
― И тоже упали в погреб этого дома? ― прервал я.
― Нет; они, как древние философы, упали в наши древние классические погреба, где хранилось классическое вино, вкус и букет которого, ныне потерянные, составляют у нас предмет ученых споров, ― отвечал он.[6]

  Осип Сенковский, «Сентиментальное путешествие на гору Этну», 1833
  •  

Подземные мужчины заманивали меня в службу. Я обещал мужчинам усердно служить наизнанку их отечеству. Подземный философ твердил, что я буду совершенно доволен их светом и даже любим его жителями, если только захочу исполнять в точности наставления Пифагора и Эмпедокла, которые говорят, что нет ничего легче, как приноровиться к здешним обычаям: надо только стараться во всяком случае поступать точь-в-точь противоположно тому, как поступают по ту сторону земной корки. Я обещал философу держаться обеими руками за Пифагора и Эмпедокла.[6]

  Осип Сенковский, «Сентиментальное путешествие на гору Этну», 1833
  •  

Одного великого философа древности (кажется, Эмпедокла или какого-то другого) укоряли за то, что он, занятый заботами о распространении своего учения, не заботится о своих родителях и родных; он отвечал, что его призвание дороже всего для него и что заботы о распространении учения для него выше всех других забот...[7]

  Максим Антонович, «Асмодей нашего времени», 1862
  •  

Вот на какую высоту возводит он Базарова, которого за несколько минут перед тем в слепом бешенстве подвергал торговой казни. Вы думаете, что он в самом деле спроста полюбил старушку мать Базарова? О нет! Он потому оказывает ей благосклонность, что она совершенно уничтожается перед своим сыном, перед великим учителем, перед «Эмпедоклом».[8]

  Михаил Катков, «Роман Тургенева и его критики», 1862
  •  

Я очень жизнерадостный человек и жесточайший враг самоубийства. Но, когда я стою у кратера, хотя бы даже незначительного, вроде Стромболи или поццуоланской Зольфатары, это у меня постоянное чувство: тянет туда. Жутко и весело, энтузиастически отважно тянет. Начинаешь понимать Эмпедокла, радостно прыгнувшего в Этну, а миру назад, вверх презрительно выбросившего подметки своих сандалий...[9]

  Александр Амфитеатров, «Жар-цвет», 1895
  •  

По учению греческого философа Эмпедокла, духи ― «демоны» (daimonia), которые «падают» из царства богов в материальный мир и которых все элементы материального мира «ненавидят», оживляют материю при одном непременном условии: чтобы восприять в себя духовное начало, последняя должна быть известным образом уже организована: должна уже обладать способностью ощущения, восприятия мышления. Только высокоразвитые, разумные существа получают привилегию стоять близко к «потусторонним» силам, считаться местопребыванием организаторской воли; только через них названная воля реализует себя в царстве преходящих явлений. Философия Эмпедокла ― плод общественной эволюции, шагнувшей сравнительно далеко вперед по пути дифференциации отдельных групп, по пути обострения их взаимоотношений. Она сложилась, как отзвук известного момента борьбы античной аристократии с античной демократией. Симпатии Эмпедокла на стороне последней: именно, как идеолог реалистически настроенной демократии, он, в своей философской системе, с особенной силой подчеркивал роль материального начала (его учение об «элементах») и приписывал телу часть функций, которая аристократическая традиция относила к «душе» (его утверждение: мышление есть не что иное, как «кровь сердца»). Несколько ниже мы остановимся на выяснении различия «аристократической» и «демократической» точек зрения на дух и тело, материю и источники движущей ее энергии. Здесь же мы ограничимся простым указанием на наличность известной классовой «подпочвы». Система агригентского мыслителя выбрана нами, как пример, вводящий, так сказать in medias res, позволяющий рельефно оттенить сущность вопроса o «промежуточных звеньях».

  Владимир Шулятиков, «Из теории и практики классовой борьбы», 1907
  •  

Эмпедокл, следуя традиции рода, из которого происходил, держался, повторяем демократических взглядов. Демократия являлась сравнительно юным отпрыском командующего класса, она сформировалась из слоев, стоявших в зависимости от аристократии, принимавших более непосредственное участие в производстве «материальных благ», чем высокородные представители землевладельческой культуры. Отсюда симпатии идеологов-демократов к материализму. Именно, как демократ, Эмпедокл признавал за материей многое такое, в чем ей упорно отказывала предшествовавшая и современная ему аристократическая метафизика. Говоря о способности материи организоваться, он имел в виду не что иное, как организаторский центр демократии. Правда центр этот является подчиненным другому высшему центру: последовательным материалистом Эмпедокла назвать отнюдь нельзя. Его идеология ― не прямолинейна-демократична; он, в сильной степени, находится под влиянием идеологических форм, установленных организаторами старого типа.

  Владимир Шулятиков, «Из теории и практики классовой борьбы», 1907
  •  

Глубокая пропасть ложится теперь между телом человеческим и душою. Для Эмпедокла тело ― только «мясная одежда» души. Божественная душа слишком благородна для этого мира видимости; лишь выйдя из него, она будет вести жизнь полную и истинную.[10]

  Викентий Вересаев, «Аполлон и Дионис», 1914
  •  

Между максималистической утопией и ее воплощением в первом шаге лежит такая бездна, которая, например, отделяет Эмпедоклову философию стихий от мифа об Эмпедокле, когда философ стихий пожелал соединиться со стихиями, т.-е. бросился в Этну; в этом первый позыв к конкретному максималистическому шагу: ― соединиться со стихиями, т.е. сжечь себя в Этне. Фауст был абстрактным максималистом, но когда он стосковался по конкретному, он понял, что ему остается только умереть, ибо он абстрактен. От чаши с ядом его отделил пасхальный возглас ― Christ ist erstanden![11]

  Андрей Белый, «Доклад на Открытом заседании Вольной Философской Ассоциации», 28 августа 1921
  •  

И я увидел в углу высокую тонкую фигуру араба в белой повязке, изощренно склоненного над доской; ему в спину «Мужество» что-то гортанно отбарабанил; не разгибаясь, араб повернулся на нас, чуть прищурясь, не удостаивая разгляда; лицо его поразило; оно поздней мне напомнило лицо фараона, Рамзеса II, но расплавленное экстазом, который я видел в иные моменты у Никиша, дирижировавшего симфонией; и я подумал: так, видно, выглядели гиерофанты Египта; и так, вероятно бы, выглядел Эмпедокл, склоненный над кратером Этны, пред тем как низвергнуться в кратер, осуществляя заветную мысль: соединиться с огнём.[12]

  Андрей Белый, «Между двух революций», 1934
  •  

Так, по мнению философа-материалиста Эмпедокла (V в. до н.э.), яйцевидная форма мира ― не вытянутый, а сплюснутый эллипсоид. Небесный свод образуют две полусферы: одна ― из чистого огня, другая ― из воздуха с небольшой примесью огня. Они и есть дневное и ночное небо. Из-за отсутствия равновесия между ними происходит вращение всего неба. Этим и объясняется смена дня и ночи. Что же касается Солнца, то оно просто кристаллическое тело, своеобразный фокус, собирающий в себе элементы огня из светлого полушария и рассеивающий их обратно по Земле. Луна тоже кристаллическая, но получает свет от Солнца. Все планеты и звезды прикреплены к небесному своду. Четырем этапам эволюции мира соответствуют и 4 периода возникновения и развития органической жизни на Земле, начиная от самозарождения отдельных частей растений и животных. На последнем этапе все разрушается, и космический круговорот начинается сызнова. Однако все попытки вернуться к эллипсоидной форме вселенной остаются почему-то незамеченными.[13]

  Александр Гречихин, «Жила-была Вселенная», 1974
  •  

Отсюда же и вулканология ― так назвали науку об этих огнедышащих горах. Исторические документы говорят, что вулканами с научными целями начали интересоваться еще в середине первого тысячелетия до нашей эры. Пальму первенства отдают греку Эмпедоклу из Агригента (Агридженто, на острове Сицилия), философу-материалисту. Учение Эмпедокла о четырех «корнях» всех вещей (первоэлементах всего многообразия природы ― земле, воде, воздухе и огне) развивалось последующими поколениями философов в течение многих веков. Он в числе первых в античной философии сформулировал диалектическую по своей сути идею о противоборстве сил в природе. Он полагал, в частности, что соединяются и разделяются первоэлементы в результате противоборства двух непримиримых сил «дружбы» и «вражды». Считается также, что Эмпедоклу принадлежит гениальная догадка о закономерности эволюции живых существ, которая у Дарвина приобрела форму непреложного закона естественного отбора. Этот великий философ античности, чтобы познать природу вулкана, последние годы жизни провел близ огнедышащей Этны, там же в Сицилии. Предполагают, что Этна его и погубила в 430 году до нашей эры. Ныне кратер, который образовался именно в то извержение, называется «Башней философа».[14]

  Владимир Мезенцев, «Чудеса: Популярная энциклопедия», 1991
  •  

...Так вот, образ «почившего Бога» чрезвычайно много значит именно для языческого сознания. Со времен Эмпедокла истории религии известен термин deus otiosus, «праздный бог». Те, кого мы по привычке называем политеистами, «многобожниками», прекрасно знали Единственность Творца. Но этот Исток бытия, оставаясь в мифологической памяти и в философско-религиозной спекуляции, уходит из реальной культовой практики этих народов.

  Андрей Кураев, «Протестантам о православии», 1997
  •  

Затем свое веское слово сказал кинематограф, соединивший человека и маузер в одно геометрическое целое. Тридцатые добавили экзотики. По Красной площади поползли танки, состоящие из цветов (эти-то чем провинились?) и шагающих бритоголовых шестеренок. Чем-то это напоминает античный анекдот Эмпедокла, трактующий историю, как перемещение мира между сферами Эроса и Хаоса.[15]

  Андрей Балдин, «Московские праздные дни», 1997
  •  

Как современная физика вспоминает таким образом порой о четырех стихиях Эмпедокла, так современная химия — об атомах Демокрита. У Эмпедокла картина мира была похожа на картину города, раздираемого борьбой четырех партий. Демокрит спросил себя: а откуда берутся сами эти партии? <...>
Как Фемистоклу не давали спать лавры Мильтиада, так Эмпедоклу — лавры Пифагора. Он тоже хотел быть пророком и чудотворцем. Когда ему предложили царскую власть, он отверг ее: «Лучшее из растений — лавр, из животных — лев, из людей — мудрец, а вовсе не царь». Держался он еще величавее, чем царь, носил пурпурный плащ, золотую повязку на голове и медные сандалии. Учение свое он изложил стихами и читал эти стихи в Олимпии. А когда в Олимпии его колесница одержала победу на играх, он принес в жертву быка из медового теста и пряностей, потому что пифагорейский закон запрещал убивать животных. В одном городе люди часто болели оттого, что вода в реке была нездоровой. Эмпедокл провел к ней канал от другой реки, и болезни прекратились. В другом городе вода была здоровой, а люди все равно болели. Эмпедокл догадался, что это оттого, что ветры, дующие на город из-за гор, были нездоровыми; он приказал загородить бычьими кожами ущелья в горах, и болезни прекратились. С этих пор его прозвали «ветроловом». В этом был не только восторг перед его проницательностью, но и насмешка над его тщеславной погоней за почестями. Тщеславен он был до крайности и считал, что равных ему нет на свете.
Однажды он сказал Пармениду: «Трудно найти истинного философа!» — «Да, — невозмутимо ответил Парменид, — для этого надо самому быть истинным философом». Он не хотел умирать, как все люди, а хотел сжечь себя, как Геракл, чтобы сделаться богом. Почувствовав приближение смерти, он вскарабкался на огнедышащую Этну и бросился в ее жерло. Лава выбросила на склон его медную сандалию. Учение о четырех стихиях Эмпедокл перенял от пифагорейцев.[16]

  Михаил Гаспаров, «Занимательная Греция», 1998
  •  

Однако представления, касающиеся сплошной материи и невозможности появления пустоты, можно встретить и у философов более ранней, ионийской школы. Согласно Эмпедоклу (ок.490-430 гг. до н.э.), корни всего сущего не допускают пустого пространства: «Нет во вселенной нигде ни излишка, ни места пустого». Вакуум противоречил картине мира, разработанной Аристотелем. Пространство определялось великим мыслителем как граница окружающего тела относительно окружаемого, поэтому «пустое пространство было бы абсурдом, так как здесь «окружающее» ничего не окружает». Кроме того, одним из основных элементов аристотелевой физики были качества предметов, воспринимаемые нами через ощущения: белое, черное, холодное и т.п.[17]

  Василий Борисов, «Изобретение, давшее дорогу открытиям», 2003

Поэтические цитаты об Эмпедокле править

  •  

Вследствие этого те, кто считал, что все вещи возникли
Лишь из огня, и огонь полагали основою мира,
Так же, как те, кто почел за основу всего мирозданья
Воздух, равно как и те, кто думал, что влага способна
Вещи сама созидать, или мнил, что земля образует
Всё, превращаясь сама в природу вещей всевозможных,
Кажется мне, далеко от истины в сторону сбились.
К этим прибавь ещё тех, кто начала вещей удвояет,
С воздухом вместе огонь сочетая иль воду с землёю,
Иль за основу всего принимает четыре стихии,
Именно: землю, огонь, дыхание воздуха, влагу.
Первым из первых средь них стоит Эмпедокл Акрагантский,
Коего на берегах треугольных вырастил остров,
Что омывают кругом Ионийские волны и горькой
Солью зелёных валов орошают его побережье,
Узким проливом стремясь, и проносятся вдоль побережья,
От Италийской земли границы его отделяя.
Дикая здесь и Харибда, и здесь же глухие раскаты
Огненной Этны грозят разразиться накопленным гневом,
Чтоб, изрыгая опять из жерла могучее пламя,
Снова она к небесам взнесла огненосные молньи.
Но, хоть и много чудес представляется взору людскому
В этой стране, и слывет она посещенья достойной,
Полная всяких богатств, укреплённая силой народа,
Не было в ней ничего, что достойнее этого мужа
И драгоценней, святей и славней бы его оказалось;
И песнопенья его из глубин вдохновенного сердца
Так громогласно звучат, излагают такие открытия,
Что и подумать нельзя, что рождён он от смертного корня...[18]из главы «Критика Эмпедокла», стихи 705-829

  Тит Лукреций Кар, «О природе вещей», I в. до н.э., (перевод с латинского Ф.Петровского)
  •  

Преславный Эмпедокл над Этною сидел
Не год один, но многи годы
На действие огня глядел,
Стараясь таинство познать природы;
Но наконец
Наскучил тем мудрец,
В огонь скочил, не сделавши духовной,
Вины не показав нимало благословной; ―
Как время не было гробницу созидать,
Которою б себя в потомстве славил,
В подошве у горы он туфли лишь оставил.

  Дмитрий Хвостов, «Эмпедокл и Туфли» (басня), 1802
  •  

Чрез сутки возопил голодный Филалет:
«Юпитер дал мне ум с рассудком
Не для того, чтоб я ходил с пустым желудком;
Я мудрости такой покорнейший слуга;
Прощайте ж навсегда Кротонски берега!»
Сказал и к Этне путь направил;
За делом! чтоб на ней узнать, зачем и как
Изношенный башмак
Философ Эмпедокл пред смертью там оставил?

  Константин Батюшков, «Странствователь и домосед», 1815
  •  

Сочетавшись с тобой, как Этна
С Эмпедоклом... Усни, сновидец!
А домашним скажи, что тщетно:
Грудь своих мертвецов не выдаст.[19]

  Марина Цветаева, «Расщелина», 1923
  •  

И, полная благоразумия,
Шла речь о том, что жить в жилье
Учиться надо у Витрувия,
А не у Райта с Корбюзье,
Но, впрочем, древними преданьями
Мы не насытимся, увы,
И новыми похожи зданьями
Предместья Рима и Москвы,
Хоть вдалеке едва заметная
Еще и видится в бинокль
Сицилия с несытой Этною,
В чей кратер прыгнул Эмпедокл,
И дарит нам расчет утонченный
Проектов всяческих и смет
Бессмертный, будто не приконченный
Над чертежами, Архимед.[20]

  Леонид Мартынов, «На лайнере благоразумия», 1977

Примечания править

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 «Эллинские поэты VIII—III вв. до н.э.» (перевод Г.И.Якубаниса в переработке М.Л.Гаспарова). — М.: “Ладомир”, 1999 г.
  2. 1 2 3 Диоген Лаэртский. «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов» (Под ред. А.Ф.Лосева, перевод М.Л.Гаспарова). — М.: «Мысль», 1979 г. — стр. 320-327
  3. И.А.Крылов. Полное собрание сочинений, том 1. — М.: ОГИЗ. Государственное издательство художественной литературы. 1945 г.
  4. Н.М.Карамзин, «О Воображении». — СПб.: «Вестник Европы» № 19, октябрь 1802 г.
  5. Е.Булгар, С.Платонов (перевод). «Рассуждение против ужасов смерти»: Платон (Левшин) митрополит Московский, «Из глубины воззвах к тебе, Господи...» ― М.: Паломник Русский дом, 1996.
  6. 1 2 Сенковский О.И. «Сочинения Барона Брамбеуса». — М.: Советская Россия, 1989 г.
  7. «Литературно-критические статьи» (под ред. Г.Е.Тамарченко). — М.-Л.: 1961 г.
  8. «Критика 60-х гг. XIX века» (под ред. Л.И.Соболева). М.Н.Катков, «Роман Тургенева и его критики». ― М.: Астрель-АСТ, 2003 г.
  9. А.В.Амфитеатров. Собрание сочинений в 10 томах. Том 1. — М.: НПК «Интелвак», 2000 г.
  10. В.В.Вересаев. «Живая жизнь». — М.: Изд-во политической литературы, 1991 г.
  11. Андрей Белый. Доклад на LXXXIII открытом заседании Вольной Философской Ассоциации. 28 августа 1921. — Петроград, 1922 г.
  12. Андрей Белый. «Между двух революций». — М.: «Художественная литература», 1990 г.
  13. Александр Гречихин «Жила-была Вселенная». — М.: «Техника — молодежи», 1974 г.
  14. В.А.Мезенцев «Чудеса: Популярная энциклопедия». Том 1. — Алма-Ата: Главная редакция Казахской советской энциклопедии, 1991 г.
  15. А.Н.Балдин. «Московские праздные дни». — М.: «Астрель», 2010 г.
  16. Михаил Гаспаров. «Занимательная Греция». — М.: НЛО, 1998 г.
  17. В.П.Борисов. «Изобретение, давшее дорогу открытиям». — М.: «Вестник РАН», том 73, №8, 2003 г.
  18. Тит Лукреций Кар. «О природе вещей» («De rerum natura», перевод с латинского Ф.Петровского). Серия Библиотека античной литературы. — М.: Художественная литература, 1983 г. — 383 с.
  19. М.И. Цветаева. Собрание сочинений: в 7 томах (под ред. А.Саакянц и Л.Мнухина). — М.: Эллис Лак, 1994-1995 г.
  20. Л. Мартынов. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Л.: Советский писатель, 1986 г.

См. также править