Владимир Владимирович Маяковский
Владимир Владимирович Маяковский (7 (19) июля 1893 — 14 апреля 1930) — русский советский поэт, виднейший футурист, издатель и редактор журналов «Леф» и «Новый Леф».
Владимир Владимирович Маяковский | |
Статья в Википедии | |
Произведения в Викитеке | |
Медиафайлы на Викискладе |
Цитаты
правитьВ стихах
правитьВедь, если звёзды зажигают — | |
— «Послушайте!», 1914 |
Я думал — ты всесильный божище, | |
— «Облако в штанах», 1914 |
а с запада падает красный снег | |
— «Война объявлена», 1914 |
Людям страшно — у меня изо рта | |
— «А все-таки», 1914 |
— «Разница вкусов», 1915 |
Тише, философы! | |
— «Человек», 1917 |
Тише, ораторы! | |
— «Левый марш», 1918 |
Были страны | |
— «Владимир Ильич Ленин», 1923-24 |
Коротка | |
— там же |
Чтоб мне не писать | |
— «О «фиасках», «апогеях» и других неведомых вещах», 1923 |
Ленин — | |
— «Комсомольская», 1924 |
Довольно | |
— «Летающий пролетарий», 1925 |
... я б Америку закрыл, | |
— «Христофор Коломб», 1925 |
Если глаз твой | |
— «Порядочный гражданин», 1926 |
Говорю себе: | |
— «Долг Украине», 1926 |
— из стихотворения «Тропики» (Дорога Вера-Круц – Мехико-Сити), 1926 |
Отечество | |
— «Хорошо!», 1926-27 |
Да будь я | |
— «Нашему юношеству», 1927 |
Болтливость — |
Чтоб работа шла | |
— «Трудовая дисциплина», 1929-30 |
В прозе
править— «Россия. Искусство. Мы.» |
Такой земли я не видал и не думал, что такие земли бывают. | |
— из статьи «Моё открытие Америки: Мексика» |
— из письма к Лиле Брик, Мехико, 15 июля 1925 г. |
Я — поэт. Этим и интересен. | |
— «Я сам» |
Какая-то «Птичница Агафья». Если б мне в то время попалось несколько таких книг - бросил бы читать совсем. К счастью, вторая - «Дон-Кихот». Вот это книга! Сделал деревянный меч и латы, разил окружающее. | |
— «Я сам» |
Принять или не принимать? Такого вопроса для меня (и для других москвичей-футуристов) не было. Моя революция. Пошёл в Смольный. Работал. Всё, что приходилось. | |
— «Я сам» |
Цитаты о Маяковском
править— Сергей Есенин, «Частушки» |
Мне мил стихов российский жар. | |
— Сергей Есенин, «На Кавказе» |
Драться ― так драться! Оратор таковский ― | |
— Василий Каменский, «Юность Маяковского», 1931 |
Центром драматического спектакля был, конечно, автор пьесы, превративший свою вещь в монодраму. К этому приводила не только литературная концепция трагедии, но и форма ее воплощения на сцене: единственным подлинно действующим лицом следовало признать самого Маяковского. Остальные персонажи ― старик с кошками, человек без глаза и ноги, человек без уха, человек с двумя поцелуями ― были вполне картонны: не потому, что укрывались за картонажными аксессуарами и казались существами двух измерений, а потому, что, по замыслу автора, являлись только облеченными в зрительные образы интонациями его собственного голоса. Маяковский дробился, плодился и множился в демиургическом исступлении, Себя собою составляя, Собою из себя сияя. При таком подходе, естественно, ни о какой коллизии не могло быть и речи. Это был сплошной монолог, искусственно разбитый на отдельные части, еле отличавшиеся друг от друга интонационными оттенками. Прояви Маяковский большее понимание сущности драматического спектакля или больший режиссерский талант, он как-нибудь постарался бы индивидуализировать своих картонажных партнеров, безликие порождения собственной фантазии. Но наивный эгоцентризм становился поперек его поэтического замысла. На сцене двигался, танцевал, декламировал только сам Маяковский, не желавший поступиться ни одним выигрышным жестом, затушевать хотя бы одну ноту в своем роскошном голосе: он, как Кронос, поглощал свои малокровные детища. Впрочем, именно в этом заключалась «футуристичность» спектакля, стиравшего ― пускай бессознательно! ― грань между двумя жанрами, между лирикой и драмой, оставлявшего далеко позади робкое новаторство «Балаганчика» и «Незнакомки». Играя самого себя, вешая на гвоздь гороховое пальто, оправляя на себе полосатую кофту, закуривая папиросу, читая свои стихи, Маяковский перебрасывал незримый мост от одного вида искусства к другому и делал это в единственно мыслимой форме, на глазах у публики, не догадывавшейся ни о чем.[3] | |
— Бенедикт Лившиц, «Полутораглазый стрелец», 1933 |
Цикл «Париж» заканчивался коротеньким стихотворением «Прощание». Но это прощание с Парижем отнюдь не было окончательным: оно было написано в 1925 году. Последние строки говорили: Я хотел бы жить и умереть в Париже, Если б не было такой земли ― Москва. Драматический отзвук этой фразы имел двойственный смысл. В мыслях советских «контролёров» Маяковского она была лестной для Москвы (иначе говоря ― для советского режима). В их представлении, Маяковский хотел сказать, что Москва привлекала его и звала к себе сильнее, чем Париж. Но для Маяковского та же фраза означала, что он не может остаться в Париже, так как Москва (то есть советская власть) требовала, приказывала, обуславливала его возвращение в СССР. Эмигрировать, как многие другие русские поэты? Нет, Маяковский слишком любил славу. И это ― отнюдь не упрёк по его адресу. Кроме того, он все ещё заставлял себя верить, что иллюзии, которым он поддался, ещё окончательно не потеряны. Вернувшись в Париж в 1927 году, Маяковский остановился, как и раньше, в маленьком отельчике «Истрия» на улице Саmpagne-Première. При нашей первой встрече в кафе «Дом» он ответил мне на мои расспросы о московской жизни: ― Ты не можешь себе вообразить! Тебя не было там уже три года. ― Ну и что же? ― А то, что всё изменилось! Пролетарии моторизованы. Москва кишит автомобилями, невозможно перейти через улицу! Я понял. И спросил: ― Ну, а социалистический реализм? Маяковский взглянул на меня, не ответив, и сказал: ― Что же мы выпьем? Отвратительно, что больше не делают абсента. Абсент вызывал в его памяти образ Верлена, о котором Маяковский писал (тоже в одной из парижских поэм): Я раньше вас почти не читал, а нынче вышло из моды, ― и рад бы прочесть ― не поймешь ни черта: по русски ― дрянь, переводы.[4] | |
— Юрий Анненков, «Дневник моих встреч», 1966 |
Поэтами моего поколения, до символистов, были Фет, Тютчев. Я никогда не слышала, чтобы их читал Маяковский. В дневнике Б. М. Эйхенбаума записано 20 августа 1918 года: «Маяковский ругал Тютчева, нашел только два-три недурных стихотворения: «Громокипящий кубок с неба» и «На ланиты огневые» («Весенняя гроза» и, очевидно, «Восток белел. Ладья катилась…») Белого, Бальмонта, Брюсова Маяковский редко читал вслух. Когда мы познакомились, они уже отошли от него в прошлое.[5] | |
— Лиля Брик, Из воспоминаний, 1960-е |
См. также
правитьПримечания
править- ↑ 1 2 С.Турдиев, Р.Седых, В.Эрихман, «Кактусы», издательство «Кайнар», Алма-Ата, 1974 год, 272 стр, издание второе, тираж 150 000.
- ↑ В. Каменский. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта (большая серия). — М.: Советский писатель, 1966 г.
- ↑ Б.К.Лившиц. «Полутороглазый стрелец». — Л.: Советский писатель, 1989 г.
- ↑ Юрий Анненков. «Дневник моих встреч», Москва: изд. Захаров, 2001 г.
- ↑ «Современницы о Маяковском». Сост. В. В. Катанян. — М.: «Дружба народов», 1993