Миндаль

Минда́ль (лат. Prunus dulcis, в прошлом — Prunus amygdalus или Amygdalus communis) — кустарник или небольшое дерево с косточковыми плодами семейства розовых (лат. Rosáceae), из рода Слива. Однако довольно часто приходится слышать, как миндаль относят к орехам, но не столько по ошибке, сколько по привычке называть миндаль — орехом. Плоды миндаля по величине и форме напоминают абрикосовые косточки. Ядра принято называть семенами. Растение крайне неприхотливое и выносливое в условиях жаркого климата — отлично переносит засуху и палящее солнце, благодаря развитой корневой системе и экономной транспирации. В спящем состоянии миндаль способен устоять и в низких температурах (до −25 °C), однако в период вегетации губительны даже самые лёгкие заморозки.

Ветка миндаля с плодами

Различают два вида миндаля — дикий горький и окультуренный сладкий. Из несъедобных ядер горького миндаля получают жирное масло для варки лучших сортов мыла, вырабатывают эфирное масло и приготавливают тонизирующие обезболивающие средства. Семена сладкого съедобного миндаля (так называемые «миндальные орехи») употребляются в пищу во всех видах: в свежем, сушёном, жареном, в качестве пряности (например, в выпечке ароматных хлебов, булочек, кренделей), добавки (к рису, мясу, птице), наполнителя (в шоколад, конфеты) и мн. др. Из миндаля готовят миндальное молоко (своеобразный заменитель коровьего молока), марципан (смесь молотого миндаля с сахарным сиропом), пралине (обжаренный в сахаре молотый миндаль), миндальное печенье, бланманже (лакомство на основе миндального молока, сахара и желатина), миндальную пасту, нежнейший миндальный крем и проч.

Также, существует устойчивое выражение миндальничать — то есть, притворно нежничать, проявлять излишнюю мягкость к тому, кто этого не заслуживает, сентиментальничать, выспренно или слащаво говорить.

Миндаль в прозе

Иногда гости приезжали обедать, и боже мой! Как хлопотала моя мать с поваром Максом, весьма плохо разумевшим своё дело. Миндальное пирожное всегда приготовляла она сама, и смотреть на это приготовленье было одним из любимых моих удовольствий. Я внимательно наблюдал, как она обдавала миндаль кипятком, как счищала с него разбухшую кожицу, как выбирала миндалины только самые чистые и белые, как заставляла толочь их, если пирожное приготовлялось из миндального теста, или как сама резала их ножницами и, замесив эти обрезки на яичных белках, сбитых с сахаром, делала из них чудные фигурки: то венки, то короны, то какие-то цветочные шапки или звёзды; всё это сажалось на железный лист, усыпанный мукою, и посылалось в кухонную печь, откуда приносилось уже перед самым обедом, совершенно готовым и поджарившимся. Мать, щегольски разодетая, по данному ей от меня знаку, выбегала из гостиной, надевала на себя высокий белый фартук, снимала бережно ножичком чудное пирожное с железного листа, каждую фигурку окропляла малиновым сиропом, красиво накладывала на большое блюдо и возвращалась к своим гостям. Сидя за столом, я всегда нетерпеливо ожидал миндального блюда не столько для того, чтоб им полакомиться, сколько для того, чтоб порадоваться, как гости будут хвалить прекрасное пирожное, брать по другой фигурке и говорить, что «ни у кого нет такого миндального блюда, как у Софьи Николавны». Я торжествовал и не мог спокойно сидеть на моих высоких кресельцах и непременно говорил на ухо сидевшему подле меня гостю, что всё это маменька делала сама.

— Сергей Аксаков, «Детские годы Багрова-внука, служащие продолжением семейной хроники», 1858

	Снег на горах таял. В садах миндальные деревья, голые, лишённые листьев, уже покрылись сквозившим на солнце белым и розовым цветом. Солдаты шли на войну весело, как на праздник.
	— Дмитрий Мережковский, «Смерть богов. Юлиан Отступник», 1895

	Молча прошумела княгиня платьями наверх, как бы забыв о Сергее. Скворцалупов остановился в дверях. Долго приглядывался он к смущённому юноше и, наконец, мягко подступая к нему, прошептал: ― А ножки-то у её сиятельства чистый миндаль. Сергей посмотрел на него дико. Миндалём дышало всё вокруг; яд цветочный, приливая, колотился об голову тысячами струй...
	— Борис Садовско́й, Лебединые клики, 1911

	По-крымски медленно надвигалась весна. Высокое солнце лило на землю нетерпеливый жар, но остывшее море перехватывало его и пускало в воздух острый холодок. Неспешно набухали почки акаций и тополей. Миндальные деревья, как повенчанные невесты, медленно сбрасывали свой воздушно-белый наряд и одевались в плотные зелёные платья.
	— Викентий Вересаев, «В тупике», 1920-1923

	Миндаль поспел: полопался, приоткрыл зеленовато-замшевые кожурки, словно речные ракушки, и лупится через щёлки розовато-рябенькая костяшка. Густым шорохом сыплется ― только поведёшь палкой. Туп-туп... туп-туп... ― слышу я сухие дробные голоски.
	— Иван Шмелёв, «Солнце мёртвых», 1923

	И вот ― самоубийством покончила! ― Да что вы?! ― Отравилась. Весь горький миндаль поела. Приготовил прожаривать, а она утром проснулась раньше меня, нашла и... в страшных конвульсиях! Ну, пошёл я.
	— Иван Шмелёв, «Солнце мёртвых», 1923

	Когда мы ещё молодые с ней были... Неужели это было?! Лет тридцать тому приехали мы сюда, и я засадил пустырь миндалями, и все надо мной смеялись. Миндальный доктор! А когда сад вошёл в силу, когда зацвёл... сон!, розовато-молочный сон!.. И Наталья Семёновна помню, сказала как-то: «Хорошо умереть в такую пору, в этой цветочной сказке!»
	— Иван Шмелёв, «Солнце мёртвых», 1923

	Я навёл бинокль на берёзу с щеглами и дерево, покрытое разноцветными птичками, тихо поющими, воскресило в моей памяти ранее цветущий в Крыму миндаль, трагическое дерево: сегодня цветёт, а завтра мороз и дерево на весь год остается бесплодным.
	— Михаил Пришвин, «Дневники», 1927

В комнатах все лампы пригашены, только в столовой свет, тусклый-тусклый. Маша сидит на полу, держит на коврике, в коленях, ступку, закрытую салфеткой, и толчёт пестиком. Медью отзванивает ступка, весело-звонко, выплясывает словно. Матушка ошпаривает миндаль, — будут ещё толочь! Я сажусь на корточках перед Машей, и так приятно, миндальным запахом от неё. Жду, не выпрыгнет ли «счастливчик». Маша миндалём дышит на меня, делает строгие глаза и шепчет: «где тебя, глазастого, носило... всё потолкла!» И даёт мне на пальце миндальной кашицы в рот. До чего же вкусно и душисто! я облизываю и Маши палец. Прошу у матушки почистить миндалики. Она велит выбирать из миски, с донышка. Я принимаюсь чистить, выдавливаю с кончика, и молочный, весь новенький миндалик упрыгивает под стол. Подумают, пожалуй, что я нарочно. Я стараюсь, но миндалики юркают, боятся ступки. Я лезу под стол, собираю «счастливчиков», а блюдечко с миндаликами уже отставлено. — Будет с тебя, начистил. Я божусь, что это они сами уюркивают... может быть, боятся ступки... — и вот они все, «счастливчики», — я показываю на ладошке. — Промой и положи. Маша суёт мне в кармашек целую горсть, чистеньких-голеньких, — и ласково щекочет мою ногу. Я смотрю, как смеются её глаза — ясные миндали, играют на них синие зрачки-колечки... и губы у ней играют, и за ними белые зубы, как сочные миндали, хрупают. И вся она будто миндальная. Она смеётся, целует меня украдкой в шейку и шепчет, такая радостная: — Ду-сик... Рождество скоро, а там и мясоед... счастье моё миндальное!.. Я знаю: она рада, что скоро её свадьба. И повторяю в уме: «счастье моё миндальное..».

— Иван Шмелёв, «Лето Господне», 1934-1944

Странный город Курск. Его любят многие, даже никогда в нём не бывшие. Потому что Курск ― это преддверие юга. Когда из пыльных и тяжёлых вагонов скорого поезда Москва ― Севастополь открывались на холмах его дома и колокольни, пассажиры знали, что через сутки за окнами вагонов в предутреннем морском тумане розовыми озёрами разольётся цветущий миндаль и о близости «полуденной земли» можно будет просто догадаться по яркому свечению горизонта.

— Константин Паустовский, «Повесть о жизни. Беспокойная юность», 1954

	Вокруг цвёл миндаль. Ни у одного дерева нет более трогательного и чистого цветения, чем у миндаля. Каждая ветка была вся в розовых цветах, как невеста в прозрачном своём уборе.
	— Константин Паустовский, «Повесть о жизни. Беспокойная юность», 1954

Самое интересное время настало для нас осенью, когда поспели виноград, грецкие орехи и миндаль. У нашей хозяйки, Веры Степановны Гриневич, был небольшой виноградник поодаль от дома, а возле дома росли ореховые и миндальные деревья. Она позволяла нам ходить на виноградник во время сбора винограда, участвовать в этом сборе и рвать для себя приглянувшиеся нам кисти. Это было ужасно интересно и совершенно ново для нас. <...> Немало удовольствия доставил нам также миндаль. Его было у нашей хозяйки так много, что она давала нам его в неограниченном количестве. Мы ели его вволю, пока были в Судаке, и привезли целый запас в Москву, так что нам хватило потом на всю зиму. Я узнала тогда впервые, как растёт миндаль, увидела, что он одет в двойную оболочку, сперва пушистую зелёную шкурку, а затем ― в твёрдую деревянную, пористую скорлупку. Мы ели миндаль целыми пригоршнями, а скорлупки собирали, так как они шли у нас на разные поделки. Уже по приезде в Москву мы ухитрялись распиливать их вдоль, превращая в миниатюрные лодочки, которые раскрашивали в разноцветные цвета акварельными красками. Грецких орехов тоже было много, и их внешний вид в зелёной шкурке был для нас тоже новым.

— Наталья Гершензон-Чегодаева, «Воспоминания дочери», 1952-1971

Миндаль в поэзии

Цветущий миндаль

	Артишоки, артишоки И миндаль. И миндаль. Не растут на ёлке, не растут на ёлке. Очень жаль! Очень жаль!
	— «Братец Якоб» (французская народная песня)

	Оставь печаль И ешь миндаль.
	— Василий Жуковский, «Оставь печаль...», 1830

	Над морем раскинулась зелень садов: Тут пальмы качались, там в иглах шипов Желтели алоэ, И облаком цвета дымился миндаль, И плющ колыхал, как узорная шаль, Шитьё кружевное.
	— Семён Надсон, «Лазурное утро я встретил в горах...», 1885

	Далече стелет чёлн лазурные тропы; Белеет анемон, и дышит цвет миндальный, И лёгкий пар таит волной фаты венчальной Весны полуденной неслышные стопы.
	— Вячеслав Иванов, «Весна» (итальянские сонеты), 1902

	Вишнёвый цвет опал, Миндальный распустился, Как розовый коралл На голых ветках вскрылся И сердце взволновал.
	— Саша Чёрный, «Цветы от солнца пьяны...», 1909

	Люби меня! Я всем тебе близка. О, уступи моей любовной порче, Я, как миндаль, смертельна и горька, Нежней, чем смерть, обманчивей и горче.
	— Елизавета Дмитриева, «Лишь раз один, как папоротник, я...», 1909

	О тёплый, о розово-белый, О горький миндальный цветок! Зачем ты мой дух онемелый Проклятой надеждой ожёг? Надежда клятая ― упорна, Свиваются нити в клубок... О белые, хрупкие зёрна, О жадный миндальный цветок!
	— Зинаида Гиппиус, «Миндальный цветок», 1911

	Христос сошёл в твои долины, где сладко пахнущий миндаль на засиневшие стремнины накинул белую вуаль, где ярко-розовый орешник цветёт молитвенным огнём, и где увидит каждый грешник Христа, скорбящего о нём.
	— Елизавета Дмитриева, «Христос сошел в твои долины...», 1915

	Я иду домой возможно тише: Ненаписанных стихов ― не жаль! Стук колёс и жареный миндаль Мне дороже всех четверостиший. Голова до прелести пуста, Оттого что сердце ― слишком полно! Дни мои, как маленькие волны, На которые гляжу с моста.
	— Марина Цветаева, «Сини подмосковные холмы...», 1915

	Я рассердился. ― Не надо! Довольно миндальничать в сумерках! Повернул выключатель, И сразу стало светло.
	— Т. Вечóрка, «Правоведы», 1919

	Надоело промеж нянек Брать цветник атакою! Никакой я вам не пряник, Не миндаль, не патока!
	— Марина Цветаева, «Встреча третья и последняя», 1920

	Я тебя благословляю, путь бесцельный, Все пристанища и все лета, От блаженной нежной колыбели, До могильного креста Всю беду и всю тщету приемлю. Высоко я к небесам простёр Сладкие дары земли благословенной ― Розовый миндаль и горький тёрн.
	— Илья Эренбург, «Зол и зноен мой горестный полдень...», 1920

	Упадёт с ноги сандалия, Скажет змею: ― Не ужаль! ― Из цианистого калия Сладкий сделает миндаль.
	— Фёдор Сологуб, «Бога милого, крылатого...», 1921

	В солнечном сияньи Ко мне наклоняется Миндальный, желанный, Милый овал лица.
	— Георгий Николаевич Оболдуев, «Естественная история», 1929

	Под дверью письмо зашуршало ― Друг шлёт средиземный привет. «На юге по всем долинам Миндальный раскрылся цвет...» Миндальный? Пускай миндальный. Дойдёт и до нас черёд... Уже во всех прейскурантах Черешня в Париже цветёт.
	— Саша Чёрный, «У окна », 1931

	Всё так же хороша рассеянная даль, Деревья, почками набухшие на малость, Стоят, как пришлые, и вызывает жалость Пасхальной глупостью украшенный миндаль.
	— Осип Мандельштам, «Холодная весна. Бесхлебный, робкий Крым...», 1933

	На остров Цитеру. Выпьем в пути. Ну что? Цикута в бокале? И горький миндаль. Миндаль? Почти Цианистый калий.
	— Игорь Чиннов, «На остров Цитеру. Выпьем в пути...», 1970

См. также

• Миндальное молоко
• Каштан
• Орех
• Груша
• Яблоня