Викицитатник

Разговоры Александра Пушкина

Здесь представлены высказывания Александра Пушкина из разговоров с современниками, сохранившиеся в их воспоминаниях и считающиеся наиболее достоверными. Слова, связанные с его последней дуэлью и смертью, приведены в статьях о них.

ЦитатыПравить

  •  

… однажды мне И. И. Дмитриев сказал: «Посмотрите, ведь это настоящий арабчик». Дитя рассмеялось и, оборотясь к нам, проговорило очень скоро и смело: «По крайней мере отличусь тем и не буду рябчик[К 1]».[2][1][3]

  — М. Н. Макаров, «Александр Сергеевич Пушкин в детстве (Из записок о моём знакомстве)»
  •  

Лицейский анекдот: однажды император Александр, ходя по классам, спросил: «Кто здесь первый?» — «Здесь нет, ваше императорское величество, первых; все вторые», — отвечал Пушкин.[4][5][3] — 1815—1817

  — Степан Шевырёв
  •  

Жуковский, когда приходилось ему исправлять стихи свои, уже перебеленные, чтобы не марать рукописи, наклеивал на исправленном месте полосу бумаги с новыми стихами. <…> Раз кто-то из чтецов, которому прежние стихи нравились лучше новых, сорвал бумажку и прочёл по старому. В эту самую минуту Пушкин, посреди общей тишины, с ловкостью подлезает под стол, достаёт бумажку и, кладя её в карман, преважно говорит:
— Что Жуковский бросает, то нам ещё пригодится.[6][7][3] — 1818—1819

  — Пётр Плетнёв по записи П. И. Бартенева
  •  

… выражение Пушкина об уважении, которое нынешнее поколение поэтов должно иметь к Жуковскому <…>: «Дитя не должно кусать груди своей кормилицы».[8][3] — 1818—1820

  — Пётр Вяземский, «Жуковский. — Пушкин. — О новой пиитике басен»
  •  

В семействе Пушкина сохранился такой анекдот. Однажды на упрёки семейства в излишней распущенности, которая могла иметь для него роковые последствия, Пушкин отвечал: «Без шума никто не выходил из толпы».[7][3] — 1818—1820

  — Павел Анненков, «Александр Сергеевич Пушкин в Александровскую эпоху», 1874
  •  

Н. И. Тургенев, <…> говоря о свободе, сказал: «Мы на первой станции к ней». — «Да, — подхватил молодой Пушкин, — в Чёрной Грязи».[9][7][3] — 1819

  — Василий Корнильев по сообщению М. П. Погодина
  •  

Пушкин уселся с братом моим позади меня и старался обратить на себя моё внимание, <…> сказал брату: «Во всяком случае в аду будет много хорошеньких, там можно будет играть в шарады».[10][7][3] — 1819

  — Анна Керн
  •  

Мало у нас писателей, которые бы учились; бо́льшая часть только разучиваются.[К 2][11][7][3] — около 1820

  •  

… всё-таки лучше умереть от пули Пушкина или убить его, нежели играть жизнью с кем-нибудь другим.[12][13][3] — в конце октября 1820, вызвав на дуэль Н. С. Алексеева и Ф. Ф. Орлова, сказал это И. П. Липранди, который его отговаривал

  •  

Пушкин носил тяжёлую железную палку[К 3]. Дядя спросил у него однажды: «Для чего это носишь ты такую тяжёлую дубину?» Пушкин отвечал: «Для того, чтобы рука была твёрже: если придётся стреляться, чтоб не дрогнула».[14][15][3] — 1823—1824

  — Михаил Лонгинов со слов дяди
  •  

Пушкин любил говорить о Бессарабии, о своей там жизни, вольной, кочевой. «Часто, — сказал он мне однажды, <…> — по целым неделям я не одевался, не брился, ходил по степи как сын природы[К 4] — в одной сорочке и, признаюсь вам, никогда после не бывал так доволен собой, никогда не любил так поэзию».[17][16] — после 1825

  — Семён Раич, «Сочинения Александра Пушкина»
  •  

«Я всякий раз чувствую жестокое угрызение совести, когда вспоминаю, что я, может быть, первый из русских начал торговать поэзией. Я, конечно, выгодно продал свой Бахчисарайский фонтан и «Евгения Онегина», но к чему это поведёт нашу поэзию, а может быть, и всю нашу литературу? Уж, конечно, не к добру. Признаюсь, я завидую Державину, Дмитриеву, Карамзину: они бескорыстно и безукоризненно для совести подвизались на благородном своём поприще <…> словесности, а я?» — Тут он тяжело вздохнул и замолчал.[К 5][19][20]

  — Семён Раич, там же
  •  

… стихи Рылеева:
Я не поэт, гражданин.
Пушкин <…> говорил, что если кто пишет стихи, то прежде всего должен быть поэтом; если же он хочет просто гражданствовать, то пиши прозою.[21][22]

  — Пётр Вяземский
  •  

Вот сто тысяч банковыми ассигнациями для настоящего, и диплом мой на будущее.[23] — другу о «Борисе Годунове», 1826—1830

  — Ксенофонт Полевой
  •  

Одесса летом песочница, зимой чернильница.[24][25][26][27] — после 1826

  — Аркадий Россет по записи П. И. Бартенева
  •  

Пушкин, встретясь где-то на улице с Мицкевичем, посторонился и сказал: «С дороги двойка, туз идёт!» На что Мицкевич тут же отвечал: «Козырная двойка и туза бьёт!»[К 6][28][29][3] — конец 1826—1828

  •  

У нас ещё через пятьдесят лет не оценят Дельвига! Переведите его от доски до доски на немецкий язык: немцы тотчас поймут, какой он единственный поэт и как мила у него русская народность.[24][30][3] — после 1829

  — Егор Розен, «Ссылка на мёртвых»
  •  

… слова поэта суть уже его дела. — после 1831[3]

  — Николай Гоголь, «О том, что такое слово» («Выбранные места из переписки с друзьями» IV), 1846
  •  

Зачем нужно, чтобы один, из нас стал выше всех и даже выше самого закона? Затем, что закон — дерево; в законе слышит человек что-то жёсткое и небратское. С одним буквальным исполненьем закона не далеко уйдёшь; нарушить же или не исполнить его никто из нас не должен; для этого-то и нужна высшая милость, умягчающая закон, которая может явиться людям только в одной полномощной власти. Государство без полномощного монарха — автомат: много-много если оно достигнет того, до чего достигнули Соединённые Штаты. А что такое Соединённые Штаты? Мертвечина; человек в них выветрился до того, что и выеденного яйца не стоит. Государство без полномощного монарха то же, что оркестр без капельмейстера: как ни хороши будь все музыканты, но если нет среди них одного такого, который бы движеньем палочки всему подавал знак, никуда не пойдёт концерт. А, кажется, он сам ничего не делает, не играет ни на каком инструменте, только слегка помахивает палочкой да поглядывает на всех, и уже один взгляд его достаточен на то, чтобы умягчить, в том и другом месте, какой-нибудь шершавый звук, который испустил бы иной дурак-барабан или неуклюжий тулумбас. При нём и мастерская скрипка не смеет слишком разгуляться на счёт других: блюдет он общий строй, всего оживитель, верховодец верховного согласья![К 7] — после 1831[3]

  — Николай Гоголь, «О лиризме наших поэтов» («Выбранные места из переписки с друзьями» X), 1846
  •  

По выходе в свет его «Истории Пугачёвского бунта» появилась пошлая на неё критика в «Сыне отечества»[33]. Только что прочитав эту критику, я <…> встретил Пушкина и шутя приветствовал его следующей оттуда фразой: «Александр Сергеевич! Зачем не описали вы нам пером Байрона всех ужасов Пугачёвщины?» Пушкин рассмеялся и сказал: «Каких им нужно ещё ужасов? У меня целый том наполнен списками дворян, которых Пугачёв перевешал. Кажется, этого достаточно!»[34][3] — январь 1835

  — Николай Путята, записная книжка
  •  

Когда в разговоре о стихотворении «На выздоровление Лукулла» Бенкендорф хотел добиться от Пушкина, на кого оно написано, то он отвечал: «На вас», и, видя недоумение усмехнувшегося графа, прибавил: «Вы не верите? Отчего же другой уверен, что это на него?»[К 8][38][37][3] — октябрь 1835

  — Яков Грот, «Пушкин, его лицейские товарищи и наставники»
  •  

Военные уверены, что Денис Давыдов отличный писатель, а писатели про него думают, что он отличный генерал.[24][39][27]

  — Александр Голицын-Прозоровский
  •  

… нет ничего пошлее долготерпения и самоотречения.[К 9]

 

… n'y a rien de si insipide que la patience et la résignation.

  — Анна Керн, «Воспоминания о Пушкине, Дельвиге и Глинке», 1864
  •  

Поэты — сверхкомплектные жители света![24][40][27]

  — П. Л. Яковлев
  •  

Разница между Туманскими: Василий кроме стихов ничего не крадёт, а Антон крадёт всё, кроме стихов.[41][42]

  •  

Недели за три до смерти историографа Пушкина был я по приглашению у него. Он много говорил со мной об истории Петра Великого. «Об этом государе, — сказал он между прочим, — можно написать более, чем об истории России вообще. Одно из затруднений составить историю его состоит в том, что многие писатели, не доброжелательствуя ему, представляют разные события в искажённом виде, другие с пристрастием осыпали похвалами все его действия. <…> Я до сих пор ничего ещё не написал, занимался единственно собиранием материалов: хочу составить себе идею обо всём труде, потом напишу историю Петра в год или в течение полугода и стану исправлять по документам. <…> Эта работа убийственная, <…> если бы я наперёд знал, я бы не взялся за неё».[43][44]

  — Д. Е. Келлер (надворный советник), дневник
  •  

Та моя беда, что каждый стих у меня троится.

  — Владимир Одоевский, «Мирская песня, написанная на восемь гласов крюками с киноварными пометами», 1869

1826Править

  •  

… я услышал от уездного заседателя Чихачева, что <…> Пушкин ведёт себя весьма скромно и говаривал не раз:
«Я пишу всякие пустяки, что в голову придёт, а в дело ни в какое не мешаюсь. Пусть кто виноват, тот и пропадает; я же сам никогда на галерах не буду».[45][15][3] — 19-24 июля

  — Александр Бошняк, рапорт И. О. Витту, 1 августа
  •  

Фельдъегерь вырвал меня из моего насильственного уединения и привёз в Москву, прямо в Кремль, и, всего покрытого грязью, меня ввели в кабинет императора, который сказал мне: «Здравствуй, Пушкин, доволен ли ты своим возвращением?» Я отвечал, как следовало. Государь долго говорил со мною, потом спросил: «Пушкин, принял ли бы ты участие в 14 декабря, если б был в Петербурге?» — «Непременно, государь, все друзья мои были в заговоре, и я не мог бы не участвовать в нём. Одно лишь отсутствие спасло меня, за что я благодарю бога!» — «Довольно ты подурачился, — возразил император, — надеюсь, теперь будешь рассудителен, и мы более ссориться не будем».[46][29][3] — 8 сентября после окончания ссылки в Михайловское

 

Un Feidjeger m’arracha à ma retraite forcée m’amena en poste à Moskou, tout droit au Kremlin et encore tout couvert de boue, on m’introduisit dans le cabinet de l’empereur, qui me dit:
«A, bonjour, Pouchkin, étes vous bien aise d’être rappelé?»
Je lui fis une reponse convénable. L’empereur causa longtemps avec moi et me demanda:
«Pouchkuin, auriez vous pris part au 14, si vous étiez à Pétersbourg?»
«Absolument, Sire, tous mes amis étaient du complot et je n’aurais pas pu n’en pas être aussi. L’absence seule m’a sauvé et j’en remercie le Ciel».
«Vous avez fait assez de bêtises, — reprit l’empereur, — j’éspère, qa’à présent, vous serez raisonable et que nous ne nous brouillerons plus. C’est a moi, que vous enverrez tout ce que vous composerez; desormais c’est moi qui sera votre censeur».[46]

  — Анна Хомутова[К 10], «Воспоминание о Пушкине»
  •  

Однажды <…> государь говорил: «На вопрос мой, переменился ли его образ мыслей и даёт ли он мне слово думать и действовать иначе, если я пущу его на волю, он наговорил мне пропасть комплиментов насчёт 14 декабря, но очень долго колебался прямым ответом и только после длинного молчания протянул руку, с обещанием — сделаться другим».[48][29][3]

  — Модест Корф о том же
  •  

Император Николай, на [той] аудиенции <…> спросил: «Что же ты теперь пишешь?» — Почти ничего, в. в.: цензура очень строга, <…> не пропускают и самых невинных вещей: они действуют крайне нерассудительно. — «Ну, так я сам буду твоим цензором, — сказал государь. — Присылай мне всё, что напишешь».[49][29][3] — последнее предложение есть у Хомутовой

  — Аркадий Россет по записи Я. К. Грота
  •  

У меня кружится голова после чтения Шекспира, я как будто смотрю в бездну.[50][29][3]

  — Михаил Погодин, дневник, 24 сентября
  •  

Вот рассказ Пушкина, не раз слышанный мною при посторонних лицах. Известие о кончине императора Александра I и происходивших вследствие оного колебаниях о престолонаследии дошло до Михайловского около 10 дек. Пушкину давно хотелось увидеться с его петербургскими приятелями. Рассчитывая, что при таких важных обстоятельствах не обратят строго внимания на его непослушание, он решился отправиться в туда, но — как быть? В гостинице остановиться нельзя — потребуют паспорта, у великосветских друзей тоже опасно — огласится тайный приезд ссыльного. Он положил заехать сперва на квартиру к Рылееву, который вёл жизнь не светскую, и от него запастись сведениями. Итак, Пушкин приказывает готовить повозку, а слуге собираться с ним в Питер; сам же едет проститься с тригорскими соседками. Но вот, на пути в Тригорское, заяц перебегает через дорогу; на возвратном пути, из Тригорского в Михайловское, — ещё раз заяц! Пушкин в досаде приезжает домой; ему докладывают, что слуга, назначенный с ним ехать, заболел вдруг белой горячкой. Распоряжение поручается другому. Наконец повозка заложена, трогаются от подъезда. Глядь, в воротах встречается священник, который шёл проститься с отъезжающим барином. Всех этих встреч не под силу суеверному Пушкину; он возвращается от ворот домой и остаётся у себя в деревне.
«А вот каковы были бы последствия моей поездки, — прибавлял Пушкин. — Я рассчитывал приехать в Петербург поздно вечером, чтобы не огласился слишком скоро мой приезд, и следовательно попал бы к Рылееву прямо на совещание 13 декабря. Меня приняли бы с восторгом; вероятно, я <…> попал бы с прочими на Сенатскую площадь и не сидел бы теперь с вами, мои милые!»[К 11][52][15][3] — сентябрь — декабрь

  — Сергей Соболевский, «Таинственные приметы в жизни Пушкина»
  •  

Немцы видят в Шекспире чорт знает что, тогда как он просто, без всяких умствований говорил, что было у него на душе, не стесняясь никакой теорией.[53][29][3] — октябрь

  — Ксенофонт Полевой, записки
  •  

Французский язык знал он в совершенстве. «Только с немецким не мог я сладить, — сказал он однажды. — Выучусь ему, и опять всё забуду: это случалось уже не раз».[23][37][3] — после октября

  — Ксенофонт Полевой

1826—1827Править

  •  

Шевырёв <…> физически слаб перед вином, и как немного охмелеет, то сейчас растает и начнёт говорить о любви, о согласии, братстве и о всякого рода сладостях; <…> однажды Пушкин, слушая пьяного оратора, проповедующего довольно складно о любви, закричал: «Ах, Шевырёв, зачем ты не всегда пьян!»[54][3]

  — Сергей Соловьёв
  •  

Каченовский, извещая в своём журнале об итальянском импровизаторе Скричи, сказал, что он ничего б не мог сочинить на темы, как: К ней, Демон и пр.[55]
— Это правда, — сказал Пушкин, — всё равно, если б мне дали тему «Михайло Трофимович», — что из этого я мог бы сделать? Но дайте сию же мысль Крылову — он тут же бы написал басню — Свинья.[56][3]

  — Василий Щербаков, записи
  •  

Не кстати Каченовского называют собакой, ежели же и можно так называть его, то собакой беззубой, которая не кусает, а мажет слюнями.[56][29][3]

  — там же
  •  

Как после Байрона нельзя описывать человека, которому надоели люди, так после Гёте нельзя описывать человека, которому надоели книги.[56][29][3]

  — там же

1827Править

  •  

Разбор ваш «Памятника Муз» сокращён по настоятельному требованию Пушкина. Вот его слова, повторяемые с дипломатическою точностью: «Здесь есть много умного, справедливого, но автор не знает приличий; можно ли <…> сказать, что <…> «с прискорбием видим ученические ошибки в Державине»: Державин всё — Державин. Имя его нам уже дорого. Касательно живых писателей также не могу я, объявленный участником в журнале, согласиться на такие выражения. Я имею связи. Меня могут почесть согласным с мнением рецензента. И вообще — не должно говорить о Державине таким тоном, каким говорят об N. N., об S. S. Сим должен отличаться «Московский Вестник».[57][29]

  — Михаил Погодин, письмо В. Ф. Одоевскому, 2 марта 1827
  •  

Удивляюсь, как мог Карамзин написать так сухо первые части своей «Истории», говоря об Игоре, Святославе. Это героический период нашей истории. Я непременно напишу историю Петра I, а Александрову — пером Курбского.[58][20][3] — 15 сентября

  — Алексей Вульф, дневник, 16 сентября
  •  

Кисть, как перо: для одной — глаз, для другого — ухо. В Италии дошли до того, что копии с картин до того делают похожими, что, ставя одну оборот другой, не могут и лучшие знатоки отличить оригинала от копии. Да, это, как стихи, под известный каданс можно их наделать тысячи, и все они будут хороши. Я ударил об наковальню русского языка, и вышел стих, — и все начали писать хорошо.[59][20]

  — А. С. Андреев, «Встреча с Пушкиным»
  •  

… Граф Завадовский <…> говорит:
«Однако, Александр Сергеевич, видно туго набит у вас бумажник!»
«Да ведь я богаче вас, — отвечает Пушкин: — вам приходится иной раз проживаться и ждать денег из деревень, а у меня доход постоянный с тридцати шести букв русской азбуки».[60][20][3] — около 1827

  — Александр Голицын-Прозоровский по записи П. И. Бартенева
  •  

Ах, какую рецензию написал бы я на своих «Цыган»![61][62] — около 1827

  — М. П. Погодину

1828Править

  •  

Увидевши меня по приезде из Москвы, когда были изданы две новые главы «Онегина»[63], Пушкин желал знать, как встретили их в Москве. Я отвечал: «Говорят, что вы повторяете себя: нашли, что у вас два раза упомянуто о битье мух[64]». Он расхохотался, однако спросил:
«Нет, в самом деле говорят это?» — <…> я слышал это из уст дамы. — «А ведь это очень живое замечание: в Москве редко услышишь подобное».[65][20][3] — февраль

  — Ксенофонт Полевой, записки
  •  

Он говорил [мне о Мицкевиче] <…> «Недавно Жуковский говорит мне: „Знаешь ли, брат: ведь он заткнёт тебя за пояс“. — Ты не так говоришь, — отвечал я: — он уже заткнул меня.»[66][29][3] — февраль—март

  — там же
  •  

Пушкин говорил: «Никогда и ни на одну критику моих сочинений я не напечатаю возражения; но не отказываюсь писать в этом роде на утеху себе». <…>
Рассуждая о стихотворных переводах Вронченки, производивших тогда впечатление своими неотъемлемыми достоинствами, он сказал: «Да, они хороши, потому что дают понятие о подлиннике своём; но та беда, что к каждому стиху Вронченки привешана гирька!»[65][20][3] — апрель—май

  — там же
  •  

Чувствий у Боратынского, Языкова и Дельвига не найдёте. Боратынский и Языков мои ученики — я уж у них учиться не буду.[67][3]

  — Борис Фёдоров, дневник, апрель
  •  

У меня нет детей, а всё [выблядки].[67][51][3]

  — Борис Фёдоров, дневник, 6 мая

1829Править

  •  

Злы только дураки и дети.[24][68][20][27]

  — Анна Керн, «Воспоминания о Пушкине», 1859
  •  

… когда друзья Пушкина упрекали его в равнодушии и недостатке любознательности за то, что он не хочет проехаться по заграничным странам, Пушкин ответил: «Красоты природы я в состоянии вообразить себе даже ещё прекраснее, чем они в действительности; поехал бы я разве для того, чтобы познакомиться с великими людьми; но я знаю Мицкевича и знаю, что более великого теперь не найду». Слова эти мне передал человек, слышавший их из уст самого Пушкина.[К 12][69][29]

  — А. Э. Одынец, письмо Ю. Корсаку, 9–21 мая
  •  

Однажды на мой вопрос, как удалось ему не поддаться тогдашнему обаянию Жуковского или Батюшкова и не попасть даже на школьной скамье в их подражателей, Пушкин отвечал: «Я этим обязан Денису Давыдову. Он дал мне почувствовать, что можно быть оригинальным».[70][3] — после 11 июня

  — Михаил Юзефович, памятные заметки
  •  

… книга, под заглавием, если не ошибаюсь: «Justine ou les liasons dangereuses». <…> Вспомнив как-то о ней, я спросил Пушкина, что́ это за книга. «Это, — отвечал он, — одно из замечательных произведений развращённой французской фантазии. В ней самое отвратительное сладострастие представлено до того увлекательно, что, читая её, я чувствовал, что сам начинаю увлекаться, и бросил книгу, не дочитавши. Советую и вам не читать её».[71][3] — середина июля

  — Михаил Юзефович, «Воспоминания о Пушкине»
  •  

«А позвольте спросить вас, где вы теперь служите?» — «Я числюсь по России», был ответ Пушкина.[72][3] — ноябрь—декабрь

  •  

Я предпочёл бы лучше умереть, чем не играть [в карты][3] — 23 декабря

 

J’aimerais mieux mourir que ne pas jouer.[73]

  — Томас Рейкс, «Визит в С.-Петербург зимой 1829—1830» (A visit to St. Petersburg in the winter of 1829—1830). 1838

1830Править

  •  

… разговор об Русской Истории:
«Как рву я на себе волосы часто, — говорит он, — что у меня нет классического образования; есть мысли, но [не] на чём их поставить».[74][3]

  — Михаил Погодин, дневник, 10 мая
  •  

Мне рассказали анекдот о поэте Пушкине. Кто-то, увидав его после долгого отсутствия, спрашивает его: «Что это, дорогой мой, мне говорят, что вы женитесь?» — «Конечно, — ответил тот. — И не думайте, что это будет последняя глупость, которую я совершу в своей жизни». [75][3]

 

On m’a conté une anecdote du poète Pouchkine. Quelqu’un, après une longue absence le revoquant, lui demande: comment, mon cher, on me dit que vous allez vous marier? Certainement, repondit l’autre, et ne croyez pas que ce sera la derniere sottise que je ferai dans ma vie.[76]

  — Александр Булгаков, письмо К. Я. Булгакову, 2 июля
  •  

После Июльской революции <…> Пушкин говорил: «Странный народ! Сегодня у них революция, а завтра все столоначальники уже на местах, и административная махина в полном ходу».[3] — август

  — Пётр Вяземский, «Жуковский в Париже», 1876
  •  

Дядя П. П. Григорьев любил передавать мне разговор Пушкина с <…> губернаторшей Бутурлиной Это было в холерный год. — «Что же вы делали в деревне, А. С-ч? — спрашивала Бутурлина. — Скучали?» — «Некогда было, Анна Петровна. Я даже говорил проповеди». — «Проповеди?» — «Да, в церкви, с амвона, по случаю холеры. Увещевал их. — И холера послана вам, братцы, оттого, что вы оброка не платите, пьянствуете. А если вы будете продолжать так же, то вас будут сечь. Аминь!»[К 13][77][75][3]

  — Пётр Боборыкин, «За полвека»
  •  

В 1830-м году, когда журналисты, прежде поклонявшиеся Пушкину, стали бессовестно нападать на него, я написал письмо к Погодину о значении Пушкина и напечатал его в журнале[78]. <…> Пушкин был очень доволен. Не зная лично меня и не зная, кто написал эту статейку, он сказал один раз в моём присутствии: «Никто ещё никогда не говорил <…> о моём даровании так верно, как говорит в последнем номере «Московского Вестника», какой-то неизвестный барин».[79]

  — Сергей Аксаков, «Литературные и театральные воспоминания», [1858]

1831Править

  •  

Пушкин весьма доволен твоим Квартетом Бетховена. Он говорит, что это не только лучшая из твоих печатных пьес, <…> но что едва когда-либо читали на русском языке статью столь замечательную и по мыслям, и по слогу. Он бесится, что на неё мало обращают внимания, он находит, что ты в этой пьесе доказал истину весьма для России радостную; а именно, что возникают у нас писатели, которые обещают стать наряду с прочими европейцами, выражающими мысли нашего века.[80][81]

  — Александр Кошёлев, письмо В. Ф. Одоевскому, 21 февраля
  •  

Чужой ум меня стесняет. Я такого мнения, что на свете дураков нет. У всякого есть ум, мне не скучно ни с кем, начиная с будочника и до царя.[К 14][82][37][3] — июнь—август

  — Александра Смирнова по записи Я. П. Полонского
  •  

Однажды Пушкин, гуляя по Царскому Селу, встретил коляску, вмещавшую в себе ни более ни менее, как Николая Павловича. Царь приказал остановиться и, подозвав к себе Пушкина, потолковал с ним о том о сём очень ласково. Пушкин прямо с прогулки приходит к Смирновой <…>. — «Что с вами?» — спросила Смирнова, всматриваясь в его лицо. Пушкин рассказал ей про встречу и прибавил: «Чёрт возьми, почувствовал подлость во всех жилах». Я это слышал от самой Смирновой.[83][84][3] — тогда же

  — Иван Аксаков, письмо Н. С. Соханской, 7 июля 1862
  •  

В конце 1831 года, вознамерившись издавать «Современник», он приезжал ко мне и предлагал мне участие в новом журнале. Я отвечал, что принял бы его предложение с величайшим удовольствием, так не знаю, как освободиться от моего польского пса. Пушкин сам сознался, что это невозможно, и прибавил, смеючись: «Да нельзя ли как-нибудь убить его?» — сомнительно[3]

  — Николай Греч, «Записки о моей жизни» (гл. 12), 1860-е
  •  

Вскоре по выходе «Повестей Белкина» я на минуту зашёл к Александру Сергеевичу; они лежали у него на столе. <…>
«Какие это повести? И кто этот Белкин?» — спросил я, заглядывая в книгу.
«Кто бы он там ни был, а писать повести надо вот этак: просто, коротко и ясно».[85][3] — середина октября

  — П. И. Миллер[К 15], «Встреча и знакомство с Пушкиным в Царском Селе»
  •  

Если встречу Булгарина где-нибудь в переулке, раскланяюсь и даже иной раз поговорю с ним; на большой улице — у меня не хватает храбрости.[24][87][3] — конец года

  — Аркадий Россет по записи П. И. Бартенева

1832Править

  •  

И. И. Дмитриев в одно из своих посещений Английского клуба, на Тверской, заметил, что ничего не может быть страннее самого названия: московский английский клуб. Случившийся тут Пушкин, смеясь, сказал ему на это, что у нас есть названия ещё более странные: <…> «Императорское человеколюбивое общество».[88][84][3] — начало года

  — Николай Языков, письмо
  •  

Это было на новосельи Смирдина. Обед был на славу[К 16]. Нам с Булгариным привелось сидеть так, что между нами сидел цензор Вас. Ник. Семёнов, старый лицеист, почти однокашник Александра Сергеевича. Пушкин <…> болтал без умолку, острил преловко и хохотал до упаду. Вдруг заметив, что Семёнов сидит между нами, двумя журналистами, которые, правду сказать, за то, что не дают никому спуска, слывут в публике за разбойников, крикнул с противоположной стороны стола <…>: «Ты, брат Семёнов, сегодня словно Христос на горе Голгофе». Слова эти тотчас были всеми поняты; я хохотал, разумеется, громче всех, <…> чтобы успокоить Булгарина, который <…> задыхался от бешенства.[90][91][89] — 19 февраля

  — Николай Греч
  •  

… языку нашему <…> нигде нельзя дать этого русского раздолья, как в сказке, а как это сделать… Надо бы сделать, чтоб выучиться говорить по-русски и не в сказке… Да нет, трудно, нельзя ещё! А что за роскошь, что за смысл, какой толк в каждой поговорке нашей! Что за золото! А не даётся в руки, нет![92][3]

  — Владимир Даль, воспоминания, 1840

1833Править

  •  

Пушкин, говоря о русских поэтах, очень хвалил родного моего дядю Гаврилу Петровича Каменева <…>: «Этот человек достоин был уважения; он первый в России осмелился отступить от классицизма. Мы, русские романтики, должны принести должную дань его памяти: этот человек много бы сделал, ежели бы не умер так рано».[93][3] — 7 сентября

  — Александра Фукс, «А. С. Пушкин в Казани»
  •  

Как жалки те поэты, которые начинают писать прозой; признаюсь, ежели бы я не был вынужден обстоятельствами, я бы для прозы не обмакнул пера в чернилы.[93][3]

  — тогда же
  •  

Пушкин воспламенился в полном смысле слова, коснувшись Петра Великого, и говорил, что непременно, кроме дееписания о нём, создаст и художественное в память его произведение:
«Я ещё не мог доселе постичь и обнять умом этого исполина: он слишком огромен для нас, близоруких, и мы стоим ещё к нему близко, — надо отодвинуться на два века, — но я постигаю его чувством; чем более я его изучаю, тем более изумление и подобострастие лишают меня средств мыслить и судить свободно. Не надобно торопиться; надобно освоиться с предметом и постоянно им заниматься; время это исправит. Но я сделаю из этого золота что-нибудь. <…> ещё много сделаю! Ведь даром, что товарищи мои все поседели да оплешивели, а я только что перебесился; вы не знали меня в молодости, каков я был; я не так жил, как жить должно; бурный небосклон позади меня, как оглянусь я…»[92][94][3] — 19 сентября

  — Владимир Даль, воспоминания, 1840
  •  

Одоевский только что отпечатал тогда свои пёстрые сказки фантастического содержания, <…> экземпляр был поднесён и Пушкину. При встрече на Невском Одоевскому очень хотелось узнать, прочитал ли Пушкин книгу и какого он об ней мнения. Но Пушкин отделался общими местами <…>. Видя, что от него ничего не добьёшься, Одоевский прибавил только, что писать фантастические сказки чрезвычайно трудно. Затем он поклонился и прошёл. Тут Пушкин снова рассмеялся <…> и сказал: «Да если оно так трудно, зачем же он их пишет? Кто его принуждает? Фантастические сказки только тогда и хороши, когда писать их нетрудно».[95][3] — ноябрь

  — Владимир Соллогуб, «Пережитые дни: Рассказ о себе по поводу других»

1834Править

  •  

В числе гостей Пушкин заметил одного светлоглазого, белокурого офицера, который так пристально и внимательно осматривал поэта, что тот, вспомнив пророчество, поспешил удалиться от него из зала в другую комнату, опасаясь, как бы тот не вздумал его убить. Офицер проследовал за ним, и так и проходили они из комнаты в комнату в продолжение большей части вечера. «Мне и совестно и неловко было, — говорил поэт, — и, однако, я должен сознаться, что порядочно-таки струхнул».[96][3] — после марта

  — В. А. Нащокина, «Воспоминания о Пушкине и Гоголе»
  •  

Читая Шекспира, он пленился его драмой «Мера за меру» <…>. Вместо перевода <…> он переделал Шекспирово создание в своём Анджело. Он именно говорил Нащокину: «Наши критики не обратили внимание на эту пьесу и думают, что это одно из слабых моих сочинений, тогда как ничего лучше я не написал».[97][37][3] — начало апреля

  •  

Появился в печати «Конёк-Горбунок». «Этот Ершов, — сказал Пушкин графу Васильеву, <…> — владеет русским стихом, точно своим крепостным мужиком».[98][3] — июнь—октябрь

  — Пётр Вяземский, записная книжка
  •  

А. С. Пушкин, прочитав эту сказку отозвался, между прочим, Ершову, — как рассказывал он сам: «Теперь этот род сочинений можно мне и оставить».[99][3]

  •  

… стихи ваши, как говорит Пушкин, стоят дыбом.[100][24][27]

  — Денис Давыдов, письмо Николаю Языкову, 3 октября

1836Править

  •  

Пушкин <…> не одобрял стиля гоголевского.
«В этом есть что-то недосказанное, — говорил он, — ибо растянутость речи уменьшает впечатлительность читателя, даёт ему случай скоро забывать только что прочитанное… Совсем другое — сжатость письма, это — сама сила, дающая себя чувствовать каждому, когда она его поглощает… Как выражение ума, речь должна быть конкретна… Абстрактность же Гоголя нам этого не даёт. Живые типы, им выведенные, далеко ненатуральны; напротив, они сказочны… Делать повесть из быта данной среды нельзя в образе кузнеца Вакулы с чортом под небесами…»[101][3] — около 1836

  — Василий Любич-Романович, «Гоголь в Нежинском Лицее (из воспоминаний)»
  •  

«А что, ведь, у Кукольника есть хорошие стихи? Говорят, что у него есть и мысли».
Это было сказано тоном двойного аристократа: аристократа природы и положения в свете. Пушкин иногда впадает в этот тон…[3][37]

  — Александр Никитенко, дневник, 10 января
  •  

Бенедиктов рассказывал в одном доме, что, благоговея перед Пушкиным, он послал ему книжку своих стихотворений, <…> Пушкин, очень любезно поблагодарив его за стихи, сказал: «У вас удивительные рифмы — ни у кого нет таких рифм. — Спасибо, спасибо». Бенедиктов, конечно, был настолько умён, что понял иронический отзыв Пушкина, и быть может, даже задумался.[102][103]

  •  

… писатель, как Мольер, надобности не имеет в пружинах и интригах; в великих писателях нечего смотреть на форму, что, куда бы он ни положил добро своё, — бери его, а не ломайся.[104] — в передаче Гоголя П. В. Анненкову

  — Н. В. Гоголю по поводу мнения того о Мольере в статье «Петербургская сцена в 1835 — 36 году»
  •  

Статью Д. В. Давыдова <о партизанской войне>, отдали на цензурный просмотр А. И. Михайловскому-Данилевскому. Пушкин отозвался: «Это всё равно, как если бы князя Потёмкина послать к евнухам учиться у них обхождению с женщинами».[71][3] — июнь—июль

  — Н. В. Шимановский[105] по записи П. Бартенева
  •  

В СПб. театре один старик-сенатор, любовник Асенковой, аплодировал ей, тогда как она плохо играла. Пушкин, стоявший, близ него, свистал. Сенатор, не узнав его, сказал: «Мальчишка, дурак!» П. отвечал: «Ошибся, старик! Что я не мальчишка — доказательством жена моя; <…> что я не дурак, я — Пушкин; а что я тебе не даю пощёчины, то для того, чтобы Асенкова не подумала, что я ей аплодирую».[106][3] — сомнительно[3]

  — Иван Снегирёв, дневник, 23 сентября
  •  

Уже незадолго перед смертию Пушкин в Александровском театре сидел рядом с двумя молодыми людьми, которые беспрестанно, кстати и некстати, аплодировали Асенковой, в то время знаменитой актрисе. Не зная Пушкина и видя, что он равнодушен к игре их любимицы, они начали шептаться и заключили довольно громко, что сосед их дурак. Пушкин, обратившись к ним, сказал:
— Вы, господа, назвали меня дураком; я — Пушкин и дал бы теперь же каждому из вас по оплеухе, да не хочу: Асенкова подумает, что я ей аплодирую.[107][37][3] — тот же анекдот

  — М. М. Попов (чиновник III Отделения)
  •  

Барков — это одно из знаменитейших лиц в русской литературе… Первые книги, которые выйдут в России без цензуры, будет полное собрание стихотворений Баркова…[108][37][3] — осень

  — Павел Вяземский, ок. 1880

О разговорах ПушкинаПравить

  •  

Гениальность брата выражалась преимущественно на словах, особенно в разговорах с женщинами.[109][110]

  — Лев Пушкин
  •  

Редко можно встретить человека, который бы объяснялся так вяло и так несносно, как Пушкин, когда предмет разговора не занимал его. Но он становился блестяще красноречив, когда дело шло о чём-нибудь близком его душе. Тогда-то он являлся поэтом, и гораздо более вдохновенным, чем во всех своих сочинениях.[111][110]

  — Лев Пушкин
  •  

Он стократ занимательнее в мужском обществе, нежели в женском, в котором, дробясь беспрестанно на мелочь, он только тогда делается для этих самок понятным.[112][29][110]

  — Александр Муханов, письмо Н. А. Муханову, 19 мая 1827
  •  

Мы обедали [в январе 1834 у Н. Н. Раевского] и провели несколько часов втроём. К досаде моей, Пушкин часто сбивался на французский язык, а мне нужно было его чистое, поэтическое русское слово. Русской плавной, свободной речи от него я что-то не припомню; он как будто сам в себя вслушивался. Вообще пылкого, вдохновенного Пушкина уже не было. Какая-то грусть лежала на его лице.[113][37][110]

  — Павел Граббе, памятные записки
  •  

Отличительным характером Пушкина в большом обществе была задумчивость или какая-то такая грусть, которую даже трудно выразить. Он казался при этом стеснённым, попавшим не на своё место. Зато в искреннем, небольшом кругу, с людьми по сердцу, не было человека разговорчивее, любезнее, остроумнее. Тут он любил и посмеяться, и похохотать <…>. Одушевлённый разговор его был красноречивой импровизацией, так что он обыкновенно увлекал всех, овладевал разговором, и это всегда кончалось тем, что другие смолкали невольно, а говорил он. Если бы записан был хоть один такой разговор Пушкина, похожий на рассуждение, перед ним показались бы бледны профессорские речи Вильмена и Гизо.[23][37][110]

  — Ксенофонт Полевой, «Александр Сергеевич Пушкин»
  •  

Было бы очень желательно собрать все сохранившиеся подлинные слова Пушкина, разбросанные в массе литературного материала, в одно целое: такой сборник явился бы естественным дополнением к печатным статьям и заметкам Пушкина. Конечно, при этом придётся сделать строгую критическую проверку собранного материала, с точки зрения его достоверности.[114][110]

  — В. Ф. Саводник
  •  

Многие собеседники Пушкина, <…> встречаясь с ним, ожидали услышать от него нечто особенное, необычайное или даже специально наводили его на «возвышенные» темы. Всех их наперед ожидало жесточайшее разочарование. Пушкин, по самому складу своего характера, конечно, менее всего склонен был удовлетворять праздное любопытство таких наблюдателей. <…>
Если мы обратимся к письмам <…> Пушкина, то легко убедимся, что и в них он, видимо, далеко не всегда был вполне искренен. <…>
Этими соображениями обусловливаются органические преимущества устных высказываний, которые не могут быть подвергнуты позднейшему редактированию, а, в большинстве своём, являются отражением подлинных мыслей и настроений в самый момент разговора. Это последнее особенно подтверждается теми противоречивыми отзывами, явно вытекающими из случайных настроений <…>.
Но если разговоры его и записывались, то только ретивыми агентами Бенкендорфа и фон-Фока, интересовавшимися отнюдь не формой пушкинской речи <…>.
Только уже в роковой день 27 января 1837 года, когда Пушкина, умирающего, уложили на <…> смертное ложе, — друзья поэта спохватились, что надо сохранить для истории слова его. Поэтому эти предсмертные слова Пушкина, такие высокие и значительные, в своей безыскусной простоте, сохранились <…>.
И это, по существу, всё, что осталось нам в наследие от пушкинской речи. <…>
По-видимому, в первые десятилетия после смерти поэта слишком велико было искушение у разных проходимцев связать своё имя с именем, которое невольным и благоговейным трепетом отдавалось в сердце всей России. Слишком велик оказался искус вложить в уста Пушкина мнимые похвалы своему грошовому творчеству или просто, путём измышления какого-нибудь эпизода, пристегнуть себя к биографии его, чтобы хоть на мгновение блеснуть отражённым светом. <…>
Ознакомившись однажды с характерными особенностями пушкинской речи, нам легче из общей массы материала отсеять вымысел, легче уличить фальсификатора, вкладывающего в уста Пушкина вымышленные слова.[110]

  — Сергей Гессен, «Разговоры Пушкина», 1928

КомментарииПравить

  1. ↑ Дмитриев был рябым[1].
  2. ↑ Он уточнил мысль в письме А. А. Бестужеву от 30 ноября 1825.
  3. ↑ Трость, что подтверждается многими свидетельствами.
  4. ↑ См. в «Цыганах» строфу от: «За их ленивыми толпами…»[16]
  5. ↑ Время и обстоятельства разговора неясны, переданное лишь отчасти соответствует позиции Пушкина, видевшего с 1823 года в товарных книгоиздательских отношениях естественный процесс профессионализации литературы[18].
  6. ↑ Написано в прибавлениях к посмертному собранию сочинений Мицкевича на французском языке[28].
  7. ↑ Вероятно, неточная передача[31][3], консервативная гиперболизация или мифологизация, основанная на известном письме Василия Жуковского С. Л. Пушкину от 15 февраля 1837[32].
  8. ↑ Подробнее разговор передали П. В. Нащокин[35] и К. И. Фишер[36][37].
  9. ↑ О женщине, которая его страстно любила.
  10. ↑ Её биограф Е. Розе свидетельствовал, что она обладала замечательной памятью[47][3].
  11. ↑ Этот рассказ подтверждают и другие знакомые Пушкина в позднее опубликованных материалах[51].
  12. ↑ Последняя фраза дописана позже; на самом деле Пушкина не пускал за границу Николай I.
  13. ↑ Пушкин упомянул о проповеди в письме П. А. Плетнёву 29 сентября.
  14. ↑ Эти слова в «Записках А. О. Смирновой» (1893, ч. I, с. 20) переданы не так кратко, вероятно, досочинены[82][3].
  15. ↑ (1814–1885), племянник по матери А. А. Волкова[86].
  16. ↑ Торжественный обед, данный Смирдиным русским литераторам по поводу переезда его книжного магазина и библиотеки[89].

ПримечанияПравить

  1. ↑ 1,0 1,1 Вересаев В. В. Пушкин в жизни. — 6-е изд. — М.: Советский писатель, 1936. — II.
  2. ↑ Современник. — 1843. — Т. 29. — С. 383.
  3. ↑ 3,00 3,01 3,02 3,03 3,04 3,05 3,06 3,07 3,08 3,09 3,10 3,11 3,12 3,13 3,14 3,15 3,16 3,17 3,18 3,19 3,20 3,21 3,22 3,23 3,24 3,25 3,26 3,27 3,28 3,29 3,30 3,31 3,32 3,33 3,34 3,35 3,36 3,37 3,38 3,39 3,40 3,41 3,42 3,43 3,44 3,45 3,46 3,47 3,48 3,49 3,50 3,51 3,52 3,53 3,54 3,55 3,56 3,57 3,58 3,59 3,60 3,61 3,62 3,63 3,64 3,65 3,66 3,67 Разговоры Пушкина / Собрали: С. Я. Гессен, Л. Б. Модзалевский. — М.: Федерация, 1929. — 330 с.
  4. ↑ Л. Майков. Воспоминания Шевырева о Пушкине. — СПБ.: издание Л. Ф. Пантелеева, 1895. — С. 161.
  5. ↑ Пушкин в жизни. — III.
  6. ↑ П. И. Бартенев. Материалы для биографии Пушкина // Московские Ведомости. — 1855. — №№ 142, 144, 145 (отдельный оттиск). — С. 32.
  7. ↑ 7,0 7,1 7,2 7,3 7,4 Пушкин в жизни. — IV.
  8. ↑ Московский Телеграф. — 1825. — Ч. I. — № 4 (вышел 7 марта). — С. 349.
  9. ↑ Барсуков Н. П. Жизнь и труды М. П. Погодина. Кн. 1. — СПб., 1888. — С. 68.
  10. ↑ Керн А. П. Воспоминания о Пушкине // Библиотека для чтения. — 1859. — Т. 154, апрель. — С. 113.
  11. ↑ Сочинения Пушкина. Издание П. В. Анненкова. Том I. Материалы для биографии Александра Сергеевича Пушкина. — СПб., 1855. — С. 47.
  12. ↑ И. П. Липранди // Русский Архив. — 1866. — Кн. 10. — Стб. 1415.
  13. ↑ Пушкин в жизни. — VI.
  14. ↑ Библиографические записки. — 1859. — № 18. — С. 553.
  15. ↑ 15,0 15,1 15,2 Пушкин в жизни. — VIII.
  16. ↑ 16,0 16,1 Пушкин в прижизненной критике, 1834—1837. — СПб.: Государственный Пушкинский театральный центр, 2008. — С. 273, 547.
  17. ↑ «Братья разбойники». — «Цыганы» // Галатея. — 1839. — Ч. III. — № 24. — С. 485.
  18. ↑ Вацуро В. Э., Гиллельсон М. И., Иезуитова Р. В., Левкович Я. Л. Комментарии // А. С. Пушкин в воспоминаниях современников в 2 т. Т. 1. — М.: Художественная литература, 1985. — С. 520.
  19. ↑ Лирические стихотворения А. Пушкина // Галатея. — 1839. — Ч. IV. — № 29. — С. 197.
  20. ↑ 20,0 20,1 20,2 20,3 20,4 20,5 20,6 Пушкин в жизни. — X.
  21. ↑ Выдержки из старых бумаг Остафьевского архива // Русский архив. — 1866. — Кн. 3. — Стб. 475.
  22. ↑ Вацуро В. Э. Продолжение спора (О стихотворениях Пушкина «На Александра I» и «Ты и я») // Звезда. — 1999. — № 6. — С. 155.
  23. ↑ 23,0 23,1 23,2 Без подписи. Александр Сергеевич Пушкин // Живописное обозрение. — 1837. — Т. 3. — Л. 10 (вышел 26-29 сентября). — С. 79-80.
  24. ↑ 24,0 24,1 24,2 24,3 24,4 24,5 24,6 Нередко повторял.
  25. ↑ Русский Архив. — 1882. — Кн. I. — С. 246.
  26. ↑ Пушкин в жизни. — VII.
  27. ↑ 27,0 27,1 27,2 27,3 27,4 Приложения. 1. Любимые выражения Пушкина // Разговоры Пушкина. — 1929. — С. 292-9.
  28. ↑ 28,0 28,1 П. А. Вяземский. Мицкевич о Пушкине, 1873 // Полное собрание сочинений: в XII томах. Т. VII. Литературные критические и биографические очерки (1855-1877 гг.). — СПб.: Типография М. М. Стасюлевича, 1882. — С. 309.
  29. ↑ 29,00 29,01 29,02 29,03 29,04 29,05 29,06 29,07 29,08 29,09 29,10 29,11 Пушкин в жизни. — IX.
  30. ↑ Сын Отечества. — 1847. — № 6. — Отд. III. — С. 15.
  31. ↑ Сочинения А. С. Пушкина. Т. VIII / Ред. и прим. П. А. Ефремова. — СПб.: изд. А. С. Суворина, 1905. — С. 354-5.
  32. ↑ Вацуро В. Э. Пушкин в сознании современников // А. С. Пушкин в воспоминаниях современников в 2 т. Т. 1. — М.: Художественная литература, 1974. — С. 29-31.
  33. ↑ П. К. «История Пугачёвского бунта» // Сын отечества и Северный архив. — 1835. — Т. 47. — № 3 (вышел 19 января). — С. 177-186.
  34. ↑ Русский архив. — 1899. — № 6. — С. 351.
  35. ↑ Русская Старина. — 1881. — Август. — С. 616-7.
  36. ↑ Записки сенатора // Исторический Вестник. — 1908. — № 1. — С. 49.
  37. ↑ 37,0 37,1 37,2 37,3 37,4 37,5 37,6 37,7 37,8 37,9 Пушкин в жизни. — XV.
  38. ↑ Изд. 2-е. — СПб., 1901. — С. 290.
  39. ↑ Русский Архив. — 1899. — Кн. II. — С. 355.
  40. ↑ Публ. И. А. Кубасова // Русская Старина. — 1903. — № 7. — С. 214.
  41. ↑ М. Н. Лонгинов. Запись 26 февраля 1856 г. — Государственная Библиотека Ленина, фонд 233, картотека 49, № 8 (указано Б. Л. Бессоновым).
  42. ↑ Коншин Н. М. Поэты 1820—1830-х гг. Т. I. — М., 1972. — С. 253.
  43. ↑ Собрание сочинений Пушкина / под ред. П. А. Ефремова. Т. VIII. — СПб, 1905. — С. 586.
  44. ↑ Пушкин в жизни. — XVI.
  45. ↑ Б. Л. Модзалевский. Пушкин под тайным надзором. — СПб.: Парфенон, 1922. — С. 15.
  46. ↑ 46,0 46,1 Русский Архив. — 1867 (т. VII). — Стб. 1066-8.
  47. ↑ Русский Архив. — 1867. — Стб. 1052.
  48. ↑ Гр. М. А. Корф. Записка // Русская Старина. — 1900. — Т. 3 (101). — С. 574.
  49. ↑ Труды Я. К. Грота. Том III. Пушкин, его лицейские товарищи и наставники. Изд. 2-е. — СПб., 1901. — С. 288.
  50. ↑ Пушкин по документам Погодинского архива / Пушкин и его современники: Материалы и исследования. — Вып. XIX—XX. — Пг.: Издательство Императорской Академии Наук, 1914. — С. 77.
  51. ↑ 51,0 51,1 Модзалевский Б. Л. Примечания // Пушкин А. С. Письма. Т. 2. 1826—1830. — М.; Л.: Гос. изд-во, 1928. — С. 129, 153.
  52. ↑ Русский Архив. — 1870. — С. 1386-7.
  53. ↑ Исторический Вестник. — 1887. — № 5. — С. 292.
  54. ↑ С. М. Соловьев. Записки. — Пг.: Прометей, [1915]. — С. 48.
  55. ↑ Без подписи. Краткие выписки, известия и замечания // Вестник Европы. — 1824. — № 10. — С. 156-8.
  56. ↑ 56,0 56,1 56,2 Сочинения А. С. Пушкина / под ред. П. А. Ефремова. Т. VIII. — СПб.: издание А. С. Суворина, 1905. — С. 110-1.
  57. ↑ Русская старина. — 1904. — № 3. — С. 705.
  58. ↑ Майков Л. Н. Пушкин. Биографические материалы и историко-литературные очерки. — СПб., 1899. — С. 176.
  59. ↑ Звенья. Т. II. — М.-Л.: Academia, 1933. — С. 237.
  60. ↑ Русский Архив. — 1888. — Кн. III. — С. 468.
  61. ↑ Л. Н. Майков. Пушкин. Биографические материалы и историко-летературные очерки. — СПб., 1899. — С. 349.
  62. ↑ Рождение реализма в творчестве Пушкина (1966) // Бонди С. М. О Пушкине: Статьи и исследования. — М.: Художественная литература, 1978. — С. 66.
  63. ↑ IV и V в начале 1828.
  64. ↑ В гл. 2, III и 4, XXXVI (эта строфа в последующих изданиях была опущена).
  65. ↑ 65,0 65,1 Исторический Вестник. — 1887. — № 6. — С. 567-8.
  66. ↑ Исторический Вестник. — 1887. — № 4. — С. 53.
  67. ↑ 67,0 67,1 А. С. Пушкин. — Изд. журнала «Русский Библиофил», 1911. — С. 34.
  68. ↑ Русская Старина. — 1880. — № 1. — С. 144.
  69. ↑ А. Е. Odyniez. Listyz podrozy. Warsczawa, 1884, Tom I, p. 57.
  70. ↑ Русский Архив. — 1874. — Кн. II. — С. 732.
  71. ↑ 71,0 71,1 Русский Архив. — 1880. — Кн. III. — С. 228, 438.
  72. ↑ Старый лицеист // Новое Время. — 1880. — № 1521.
  73. ↑ Глинка С. Ф. Англичанин о Пушкине зимою 1829—1830 гг. // Пушкин и его современники: Материалы и исследования. — Вып. XXXI—XXXII. — Л.: Изд-во АН СССР, 1927. — С. 105-6.
  74. ↑ Пушкин и его современники: Материалы и исследования. — Вып. XXIII—XXIV. — Пг.: Издательство Императорской Академии Наук, 1916. — С. 106.
  75. ↑ 75,0 75,1 Пушкин в жизни. — XII.
  76. ↑ Русский Архив. — 1901. — Кн. III. — С. 482.
  77. ↑ Русская Мысль. — 1906. — № 2. — С. 24.
  78. ↑ А. [С. Т. Аксаков]. Письмо к издателю «Московского вестника» // Московский вестник. — 1830. — Ч. 2. — № 6 (вышел 1 апреля). — С. 201-4.
  79. ↑ С. Т. Аксаков. Собрание сочинений в 6-ти томах. Т. IV. — СПб., Просвещение, 1910. — С. 315.
  80. ↑ Русская старина. — 1904. — Т. 117. — №4. — С. 206.
  81. ↑ Цехновицер О. В. Предисловие // В. Ф. Одоевский. Романтические повести. — Л.: Прибой, 1929. — С. 11.
  82. ↑ 82,0 82,1 Публ. М. А. Цявловского // Голос Минувшего. — 1917. — № 11—12. — С. 155.
  83. ↑ Барсуков Н. П. Жизнь и труды М. П. Погодина. Кн. 19. — СПб., 1905. — Гл. 63. — С. 409.
  84. ↑ 84,0 84,1 Пушкин в жизни. — XIII.
  85. ↑ Русский Архив. — 1902. — Кн. III. — С. 234.
  86. ↑ В. В. Вересаев. Спутники Пушкина. — М., 1937.
  87. ↑ Русский Архив. — 1882. — Кн. II. — С. 274.
  88. ↑ Исторический Вестник. — 1883. — Т. XIV. — С. 536.
  89. ↑ 89,0 89,1 Е. О. Ларионова. Примечания // Пушкин в прижизненной критике, 1831—1833. — СПб.: Государственный Пушкинский театральный центр, 2003. — С. 437-8.
  90. ↑ В. Б. Из воспоминаний петербургского старожила. Четверги у Н. И. Греча // Заря. — 1871. — № 4. — С. 26.
  91. ↑ Грот К. Я. Василий Николаевич Семенов, литератор и цензор: К литературной истории 1830-х г. // Пушкин и его современники: Материалы и исследования. — Л.: Изд-во АН СССР, 1928. — Вып. 37. — С. 172.
  92. ↑ 92,0 92,1 Pусский Bестник. — 1890. — № 11. — С. 6-8.
  93. ↑ 93,0 93,1 Прибавление к газете «Казанские Губернские Ведомости». — 1844. — № 22.
  94. ↑ Пушкин в жизни. — XIV.
  95. ↑ Русский мир. — 1874. — № 117.
  96. ↑ Иллюстрированное приложение к «Новому Времени». — 1898. — № 8115. — С. 8.
  97. ↑ Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П. И. Бартеневым в 1851—1860 годах. — М.: Издание М. и С. Сабашниковых, 1925. — С. 47.
  98. ↑ Русский Архив. — 1899. — Кн. II. — С. 355.
  99. ↑ А. К. Ярославцев. П. П. Ершов, автор сказки «Конек-Горбунок». — СПб., 1872. — С. 23.
  100. ↑ Русская Старина. — 1884. — № 7. — С. 143.
  101. ↑ Исторический Вестник. — 1902. — Т. LXXXVII. — С. 553.
  102. ↑ Биография В. Г. Бенедиктова, составленная Я. П. Полонским // Сочинения Бенедиктова. — СПб., 1902. — С. XIII.
  103. ↑ Л. Я. Гинзбург. Пушкин и Бенедиктов // Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1936. — [Т.] 2. — С. 148.
  104. ↑ П. В. Анненков. Материалы для биографии Пушкина. Изд. 2-е. — СПб., 1873. — С. 361 (гл. XXXI).
  105. ↑ Шимановский Николай Викторович (1799—1875) — знакомый А. С. Грибоедова.
  106. ↑ Руский Архив. — 1902. — Кн. III. — С. 182.
  107. ↑ Биография Пушкина // Русская Старина. — 1874. — № 8. — С. 686.
  108. ↑ П. П. Вяземский. Собрание сочинений. — СПб., 1893. — С. 545.
  109. ↑ Русский Архив. — 1885. — Кн. I. — С. 462.
  110. ↑ 110,0 110,1 110,2 110,3 110,4 110,5 110,6 С. Гессен. Разговоры Пушкина // Разговоры Пушкина. — С. IX—XVII.
  111. ↑ Л. Майков, Пушкин. Биографические материалы и историко-литературные очерки. — СПб. 1899. — С. 9.
  112. ↑ Щукинский Сборник. Т. X. — М.: Синодальная типография, 1912. — С. 353.
  113. ↑ Русский Архив. — 1873. — Кн. I. — С. 785.
  114. ↑ Русский Архив. — 1904. — Кн. II. — С. 150.
Источник — https://ru.wikiquote.org/w/index.php?title=Разговоры_Александра_Пушкина&oldid=362842