Смерть Александра Пушкина
Здесь процитированы история и оценки двухдневной агонии и смерти Александра Пушкина 28—29 января (9—10 февраля) 1837 года после ранения на последней дуэли. Далее см. о его похоронах. Друзья поэта после восстания декабристов в обращениях к высокопоставленным лицам и переписке пытались реабилитировать Пушкина в глазах царя, представляя его верноподданным христианином, и аналогично искажённые рассказы о его смерти были выгодны для обеспечения материального будущего его семьи и защиты творческого наследие от запрета и гонений[1][2].
Цитаты
правитьДанзас <…> сказал ему, что готов отомстить за него тому, кто его поразил. «Нет, нет, — ответил Пушкин, — мир, мир».[4] — со слов A. Н. Веневитиновой в письме С. Л. Пушкину 8 апреля | |
Danzass <…> lui disait, qu’il était prêt à le venger de celui qui l’a frappé. „Non, non“, répondit-il, „paix, paix“.[3] | |
— Екатерина Карамзина |
11 1/2 [дня, 28-го]. Опять призывал жену, но её не пустили; ибо после того, как он сказал ей: «Arendt m’a condamne´, je suis blesse´ mortellement[К 1]», она в нервическом страдании лежит в молитве перед образами. — Он беспокоился за жену, думая, что она ничего не знает об опасности, и говорит, что «люди заедят её, думая, что она была в эти минуты равнодушною».[5][4] | |
— Александр Тургенев, письмо неизвестному, 28 января |
— Владимир Даль, «Ход болезни Пушкина» |
— Александр Булгаков по записи B. А. Муханова в дневнике |
— Вера Вяземская, письмо Е. Н. Орловой |
Граф А. Г. Строганов говорит, что после поединка он ездил в дом раненого Пушкина, он увидал там такие разбойнические лица и такую сволочь, что предупредил отца своего не ездить туда[К 2].[9][4] | |
— Пётр Бартенев, записная книжка |
— Александр Тургенев, письмо А. И. Нефедьевой, 29 января |
… прими моё прощение и совет умереть по християнски и причаститься, а о жене и детях не беспокойся. Они будут моими детьми, и я беру их на своё попечение.[10] | |
— приписываемое[К 3] Николаю I письмо Пушкину (или Н. Ф. Арендту[11]), ночь с 27 на 28 января |
Священник говорил мне после со слезами о нём и о благочестии, с коим он исполнил долг христианский. Пушкин никогда не был esprit fort, по крайней мере не был им в последние годы жизни своей; напротив, он имел сильное религиозное чувство: читал и любил читать евангелие, был проникнут красотою многих молитв, знал их наизусть и часто твердил их. <…> | |
— Пётр Вяземский, письмо Д. В. Давыдову, 5 февраля |
— Владимир Даль, «Ход болезни Пушкина» |
— Александр Тургенев, письмо А. Я. Булгакову, 29 января |
- см. вторую половину воспоминаний Константина Данзаса «Последние дни жизни и кончина А. С. Пушкина», записанных А. Н. Аммосовым
По вскрытии брюшной полости все кишки оказались сильно воспаленными; в одном только месте, величиною с грош, тонкие кишки были поражены гангреной. В этой точке, по всей вероятности, кишки были ушиблены пулей. В брюшной полости нашлось не менее фунта чёрной, запекшейся крови, вероятно, из перебитой бедренной вены. По окружности большого таза, с правой стороны, найдено было множество небольших осколков кости, а наконец и нижняя часть крестцовой кости была раздроблена. По направлению пули надобно заключать, что убитый стоял боком, вполоборота, и направление выстрела было несколько сверху вниз. Пуля пробила общие покровы живота, в двух дюймах от верхней, передней оконечности чресельной или подвздошной кости правой стороны, потом шла, скользя по окружности большого таза, сверху вниз и, встретив сопротивление в крестцовой кости, раздробила её и засела где-нибудь поблизости.[1][4] | |
— Владимир Даль, «Вскрытие тела А. С. Пушкина» |
При наличности в высшем обществе малого представления о гении Пушкина и его деятельности не надо удивляться, что только немногие окружали его смертный одр…[4] | |
Bei dem geringen Sinn für sein Genie und seine Wirksamkeit in der ersten Gesellschaft ist es nicht zu verwundern, das nur wenige sein Sterbebett umgaben…[1] | |
— Карл Люцероде, донесение саксонскому правительству, 30 января |
Лебедь наш прекрасный | |
— неизвестный гвардейский офицер[15], «Дума на смерть П-а», 7 февраля |
Смерть обнаружила в характере Пушкина всё, что было в нём доброго и прекрасного. Она надлежащим образом осветила всю его жизнь. <…> Ни одного горького слова, ни одной резкой жалобы, никакого едкого напоминания о случившемся не произнёс он, ничего, кроме слов мира и прощения своему врагу. Вся желчь, которая накоплялась в нём целыми месяцами мучений, казалось, исходила из него вместе с его кровью, он стал другим человеком.[7][1][4] | |
— Пётр Вяземский, письмо Михаилу Павловичу, 14 февраля |
Если бы у меня было сто жизней, я все бы их отдал, чтобы выкупить жизнь брата. В гибельный день его смерти я слышал вокруг себя свист тысяч пуль, — почему не мне выпало на долю быть сражённым одною из них, — мне, человеку одинокому, бесполезному, уставшему от жизни…[16] | |
Si j’avais cent vies, je les aurais donné pour racheter celle de mon frère. Moi qui le jour funeste de sa mort ai entendu milles balles siffler autour de moi, — pourquoi n’était ce pas à moi à en être frappé, moi, un être isolé, inutile, las de la vie…[3] | |
— Лев Пушкин, письмо С. Л. Пушкину, 19 марта |
— Степан Шевырёв, «Перечень Наблюдателя» |
— Ксенофонт Полевой, «Александр Сергеевич Пушкин» |
Всё население Петербурга, а в особенности чернь и мужичьё, волнуясь, как в конвульсиях, страстно жаждало отомстить Дантесу. <…> Хотели расправиться даже с хирургами, которые лечили Пушкина, доказывая, что тут заговор и измена, что один иностранец ранил Пушкина, а другим иностранцам поручили его лечить.[20][4] | |
— Станислав Моравский, воспоминания |
После 1837
правитьСмерть его произвела не жалость, но какое-то оцепенение. Странно было слышать, но мучительнее уверить себя в утрате, к которой ничто не приготовляло. О нём можно сказать, что смерть не похитила его, но оторвала от нас. Чувство, испытанное современниками в эту минуту, не принимало обыкновенных оттенков, смотря по различию характеров и отношений: оно выразилось ровным болезненным содроганием. | |
— Пётр Плетнёв, «О литературных утратах», март 1838 |
Враги Пушкина! Где же они теперь? Я вижу одних только восторженных обожателей Пушкина. Великое дело смерть для человека с истинным дарованием! | |
— Осип Сенковский, рецензия на «Сочинения Александра Пушкина», апрель 1838 |
Великий, неужели безвременная смерть твоя непременно нужна была для того, чтобы разгадали, кто был ты? | |
— Виссарион Белинский, рецензия на «Сто русских литераторов», февраль 1839 |
Трёхдневный смертельный недуг, разрывая связь его с житейской злобой и суетой, но не лишая его ясности и живости сознания, освободил его нравственные силы и позволил ему внутренним актом воли перерешить для себя жизненный вопрос в истинном смысле. | |
— Владимир Соловьёв, «Судьба Пушкина», 1897 |
Если разговоры его и записывались, то только ретивыми агентами Бенкендорфа и фон-Фока, интересовавшимися отнюдь не формой пушкинской речи <…>. | |
— Сергей Гессен, «Разговоры Пушкина», 1928 |
Тот приподнятый интерес к поэту, который многими ощущался в последние годы, возникал, может быть, из предчувствия, из настоятельной потребности: отчасти — разобраться в Пушкине, пока не поздно, <…> отчасти — страстным желанием ещё раз ощутить его близость, потому что мы переживаем последние часы этой близости перед разлукой. И наше желание сделать день смерти Пушкина днём всенародного празднования отчасти, мне думается, подсказано тем же предчувствием: это мы уславливаемся, каким именем нам аукаться, как нам перекликаться в надвигающемся мраке. | |
— Владислав Ходасевич, «Колеблемый треножник», 1921 |
И ныне, через сто лет, смерть Пушкина остаётся в русской душе незаживающей раной. Как и тогда, мы стоим перед ней в растерянной безответственности и мучительном недоумении. <…> | |
— Сергей Булгаков, «Жребий Пушкина», 14 февраля 1937 |
… Пушкина, раненного в живот, медики лечили как ребёнка, страдающего запорами. | |
… Pushkin, with a bullet in his entrails, had been given medical assistance good for a constipated child. | |
— Владимир Набоков, «Николай Гоголь», 1944 |
Комментарии
править- ↑ Арендт сказал мне мой приговор, я ранен смертельно. (фр.).
- ↑ Строгановы были друзьями Луи Геккерна.
- ↑ Впервые — в письме А. И. Тургенева неизвестному, парафразировано в письме А. Ф. Воейкова А. Я. Стороженке 4 февраля[10].
Примечания
править- ↑ 1 2 3 4 5 6 Щеголев П. Е. Дуэль и смерть Пушкина. Изд. 2-е. — СПб., 1917. — С. 200-210, 263.
- ↑ Вацуро В. Э., Гиллельсон М. И., Иезуитова Р. В., Левкович Я. Л. Комментарии к письму Жуковского С. Л. Пушкину // А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 2. — М.: Художественная литература, 1974.
- ↑ 1 2 Пушкин и его современники: Материалы и исследования. — Вып. VIII. — СПб.: Издательство Императорской Академии Наук, 1911. — С. 60-61, 67.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 Вересаев В. В. Пушкин в жизни. — 6-е изд. — М.: Советский писатель, 1936. — XVII. Дуэль, смерть и похороны.
- ↑ 1 2 3 Пушкин и его современники: Материалы и исследования. — Вып. VI. — СПб.: Издательство Императорской Академии Наук, 1909. — С. 51-5.
- ↑ Московский Пушкинист. — Вып. I. — 1927. — С. 50.
- ↑ 1 2 Перевод с французского.
- ↑ Новый мир. — 1931. — № 12. — С. 191.
- ↑ Русский Архив. — 1912. — Кн. II. — С. 160.
- ↑ 1 2 А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений в 16 т. Т. 16. Переписка, 1835—1837. — М., Л.: Изд. Академии наук СССР, 1949. — С. 228.
- ↑ Ю. Г. Оксман. Апокрифическое письмо императора Николая к Пушкину // Новые материалы о дуэли и смерти Пушкина. — Пг., 1924.
- ↑ То же 15 февраля передал Жуковский в письме С. Л. Пушкину.
- ↑ Русская Старина. — 1875. — Т. 14. — С. 92-3.
- ↑ Вацуро В. Э. Из неизданных откликов на смерть Пушкина // Временник Пушкинской комиссии. 1976. — Л.: Наука, 1979. — С. 46-64.
- ↑ Поэт-дилетант, настроенный монархически.
- ↑ Пушкин в жизни. — Эпилог.
- ↑ Московский наблюдатель. — 1837. — Ч. XII. — Июнь, кн. 1. — С. 312.
- ↑ 1 2 Пушкин в прижизненной критике, 1834—1837. — СПб.: Государственный Пушкинский театральный центр, 2008. — С. 235, 241.
- ↑ Без подписи // Живописное обозрение. — 1837. — Т. 3. — Л. 10 (вышел 26-29 сентября). — С. 79.
- ↑ Красная Газета. — 1928. — № 318 (пер. с польского).
- ↑ Разговоры Пушкина / Собрали: С. Я. Гессен, Л. Б. Модзалевский. — М.: Федерация, 1929. — С. XIII.