Иван Иванович Дмитриев

Ива́н Ива́нович Дми́триев (21 сентября 1760 — 15 октября 1837) — русский поэт, баснописец, государственный деятель, один из виднейших сентименталистов начала XIX века, член Российской академии с 1797 года, а также министр юстиции и член Государственного совета.

Иван Дмитриев

Иван Дмитриев (с портрета Левицкого, 1790-е)

Статья в Википедии

Произведения в Викитеке

Медиафайлы на Викискладе

Происходил из дворянского рода Дмитриевых, потомков смоленских князей. Мать Екатерина Афанасьевна — из богатого семейства Бекетовых. Иван Дмитриев — дальний родственник и, впоследствии, друг Николая Карамзина, а также состоял в близком знакомстве с Фонвизиным и Державиным.

Цитаты

	Для сказки и того довольно, Что слушают её без скуки, добровольно.
	— «Воздушные башни», 1794

	О ты, которыя венец Поддерживали три народа, Гремевши мира по конец, О сильна, древняя держава! О матерь нескольких племен! Прошла твоя, исчезла слава! Сибирь! и ты познала плен!
	— «Ермак», 1794

Лети, корабль, в свой путь с Виргилием моим, Да сохранят тебя светила благотворны: И По́ллукс, и Кастор, и тот, кому покорны Все ветры на водах, и та, котору чтим Богиней красоты, всех радостей душою. Лети! и принеси безвредно по волнам Ты друга моего к Аттическим брегам: Дражайшу часть меня; я отпустил с тобою! Конечно, твердою, дубовою корой, Тройным булатом грудь была вооруженна Того, в ком перва мысль родилась дерзновенна Неверной поручать стихии жребий свой!

— «Подражание одам Горация» (книга I, ода III), 1794

	Сын и́дет в дом сирен Вкушать любви отравы; Там тятя, старый хрен! — О времена! о нравы!
	— «Обманывать и льстить…», 1796

Прошел и час ― перун молчит, А Заяц веселей глядит; Потом, поободрясь, воспрянул, Бросает любопытный взгляд ― Прыжок вперед, прыжок назад ― И наконец к Ружью подходит. «Так это, ― говорит, ― на Зайца страх наводит? Посмотрим ближе… да оно Как мертвое лежит, не говорит ни слова! Ага! хозяин спит, ― так и Ружьё равно Бессильно, как лоза, без помощи другова», Сказавши это, Заяц мой В минуту стал и сам герой: Храбрится и Ружье уж лапою толкает...

— «Ружье и Заяц» (басня), 1803

	Бедняк, не евши день, от глада ‎Лил слёзы и вздыхал; ‎Богач от сытости скучал, ‎Зеваючи средь сада.
	— «Горесть и скука», 1805

	На чуждых берегах, где властвует тиран, В плену мы слёзы проливали И, глядя на Евфраф, тебя воспоминали, Родимый Иордан!
	— «Подражание 136-му псалму», 1822

	«О Пчёлка! меж цветов, прекраснейших для взора. Есть ядовитые: отравят жизнь твою; Смотри же не садись на каждый без разбора!» ― «Не бойся: яд при них; я только нектар пью».
	— «Прохожий и Пчела» (басня), 1826

Цитаты из мемуаров Дмитриева

Следуя моему примеру, он <Николай Карамзин> и сам принялся за переводы. Первым опытом его был «Разговор австрийской Марии Терезии с нашей императрицею Елисаветою в Елисейских полях», переложенный им с немецкого языка. Я советовал ему показать его книгопродавцу Миллеру, который покупал и печатал переводы, платя за них, по произвольной оценке и согласию с переводчиком, книгами из своей книжной лавки. Не могу и теперь вспомнить без удовольствия, с каким торжественным видом добрый и милый юноша Карамзин вбежал ко мне, держа в обеих руках по два томика фильдингова «Томаса-Ионеса» (Том-Джона), в маленьком формате, с картинками, перевода Харламова. Это было первым возмездием за словесные труды его. По кончине отца своего он вышел в отставку поручиком и уехал на родину. Там однажды мы сошлись на короткое время; я нашел его уже играющим ролю надежного на себя в обществе: опытным за вистовым столом, любезным в дамском кругу и оратором пред отцами семейств, которые хотя и не охотники слушать молодёжь, но его слушали. Такая жизнь не охладила, однако, в нем прежней любви его к словесности. При первом нашем свидании с глаза на глаз он спрашивает меня, занимаюсь ли я по-прежнему переводами? Я сказываю ему, что недавно перевел из книги «Картина Смерти», сочинения Каррачиоли, «Разговор выходца с того света с живым другом его». Он удивился странному моему выбору и дружески советовал мне бросить эту работу, убеждая тем, что по выбору перевода судят и о свойствах переводчика и что я выбором своим, конечно, не заслужу выгодного о себе мнения в обществе. «А я, — примолвил он, — думаю переводить из Вольтера с немецкого перевода». — «Что же такое?» — «Белого быка». — «Как! Эту дрянь, и еще не вольтерову, а подложную!» — вскричал я. И оба земляка поквитались.

— «Взгляд на мою жизнь» (мемуары), 1826

Цитаты о Дмитриеве

Дмитриев и Крылов два живописца, два первостатейные мастера двух различных школ. Один берет живостью и яркостью красок: они всем кидаются в глаза и радуют их игривостью своею, рельефностью, поразительною выпуклостью. Другой отличается более правильностью рисунка, очерков, линий. Дмитриев, как писатель, как стилист, более художник, чем Крылов, но уступает ему в живости речи. Дмитриев пишет басни свои; Крылов их рассказывает. Тут может явиться разница во вкусах: кто любит более читать, кто слушать. В чтении преимущество остается за Дмитриевым. Он ровнее, правильнее, но без сухости. И у него есть своя игривость и свежесть в рассказе; ищите без предубеждения — и вы их найдете. Крылов может быть своеобразен, но он не образцовый писатель. Наставником быть он не может. Дмитриев, по слогу, может остаться и остался во многом образцом для тех, которые образцами не пренебрегают. Еще одно замечание. Басни Дмитриева всегда басни. Хорош или нет этот род, это зависит от вкусов; но он придерживался условий его. Басни Крылова — нередко драматированные эпиграммы на такой-то случай, на такое-то лицо. Разумеется, дело не в названии: будь только умен и увлекателен, и читатель останется с барышом, — а это главное. При всем этом не должно забывать, что у автора, у баснописца бывало часто в предмете не басню написать, «но умысел другой тут был». А этот умысел нередко и бывал приманкою для многих читателей, и приманкою блистательно оправданною. Но если мы ставим охотно подобное отступление автору не в вину, а скорее в угождение читателю, то несправедливо было бы отказать и Дмитриеву в правах его на признательность нашу: Крылов сосредоточил все дарование свое, весь ум свой в известной и определенной раме. Вне этой рамы он никакой оригинальности, смеем сказать, никакой ценности не имеет. Цену Дмитриева поймешь и определишь, когда окинешь внимательным взглядом все разнородные произведения его и взвесишь всю внутреннюю и внешнюю ценность дарования его и искусства его.

— Пётр Вяземский, «Известие о жизни и стихотворениях И. И. Дмитриева», 1870-е

Однако даже спутник всей жизни Карамзина, старший шестью годами, Иван Дмитриев не брался объяснить необыкновенно быстрых перемен в своем кузене, недавнем мальчишке «в шелковом перувьяновом камзольчике… с русской нянюшкой»; несколько же лет спустя, когда они встречаются в Петербурге, «это был уже не тот юнец, который читал без разбора, пленялся славой воина, мечтал быть завоевателем чернобровой, пылкой черкешенки, ― но благочестивый ученик мудрости, с пламенным рвением к усовершенствованию в себе человека!» Семнадцатилетний поручик (у которого, по его словам, не нашлось денег для взятки, чтобы отправиться в действующую армию) ― и вдруг (очень характерная для биографии этого человека внезапность!) ― не проходит и года-другого, а он уж литератор, переводчик, член масонской ложи, переписывается с европейски известным швейцарским мыслителем Лафатером. Дмитриев ― свидетель и робкого литературного дебюта: «Разговор австрийской Марии-Терезии с нашей императрицей Елисаветой в Елисейских полях, переложенный им с немецкого языка».

— Натан Эйдельман, «Последний летописец», 1983

	Кто-то заметил, что на отпевании Василия Львовича не было его друга, поэта Ивана Дмитриева. Побежал слух о том, что Дмитриев не решился войти в помещение, где шла заупокойная служба, подозревая причиною смерти холеру. Тревога заметалась по Москве.
	— Александр Рекемчук, «Последний летописец», 1983

Ссылки

• Произведения И. И. Дмитриева и литература о нём
• Сочинения Дмитриева на сайте Lib.ru: Классика
• Статья об И. И. Дмитриеве в «Словаре русских писателей XVIII века»
• Биография
• Дмитриев И. И. Письма 1803—1836 годов Ивана Ивановича Дмитриева к Дмитрию Ивановичу Языкову / Сообщ. А. Ф. Бычковым // Русский архив, 1868. — Изд. 2-е. — М., 1869. — Стб. 1081—1102.