Василий Степанович Курочкин

Васи́лий Степа́нович Ку́рочкин (1831-1875) — русский поэт-сатирик, журналист и литературный критик, известный переводчик Беранже и общественный деятель, революционный демократ, член тайного союза «Земля и воля». В 1859 году Василий Курочкин основал левый сатирический журнал «Искра».

Василий Курочкин

Василий Курочкин (1865)

Статья в Википедии

Произведения в Викитеке

Медиафайлы на Викискладе

Новости в Викиновостях

В 1866 году Курочкин был арестован по каракозовскому делу и более двух месяцев провел в заключении в Петропавловской крепости. Скоропостижно скончался в 1875 году в результате неосторожного употребления хлоралгидрата, прописанного ему врачом.

Цитаты из стихотворений разных лет

	Я говорил: «В наш век прогресса Девиз и знамя наших дней Не есть анархия идей, А примиренье интереса С святыми чувствами людей.»
	— «Сон на новый год», 1860

	Пусть в повести имен нет настоящих, Пусть даже всей губернии известно, Что откупщик бездетен, что чиновник ― Положим, N ― женат ни разу не был И что судья ― вдовец уже три года; Пусть будет так. Но все ли это знают? Но сказано, что все они женаты, Что все они детей имеют ― ergo: В губерниях Иркутской, Енисейской, В Шпицбергене, на Ледовитом море, У полюса ― за правду это примут!
	— «Дилетантизм в литературе», 1860

	Потом мудрец на свете жил, ― Гласит молва ― За суп он брату уступил Свои права. Потом заспорил род людской, Забыв урок, За призрак власти, за дрянной Земли клочок; За око око, зуб за зуб Ведет войну ― За тот же чечевичный суп, Как в старину.
	— «1861 год», 1861

Без вдохновенного волненья, Без жажды правды и добра Полвека я стихотворенья На землю лил, как из ведра. За то Россия уж полвека ― С Большой Морской до Шемахи ― Во мне признала человека… Производящего стихи. Литературным принят кругом За муки авторских потуг, И я бы Пушкина был другом, Когда бы Пушкин был мне друг. Но в этот век гуманных бредней На эту гласность, на прогресс Смотрю я тучею последней Средь прояснившихся небес.

— «Стансы на будущий юбилей Бавия», 1861

Пляши, веселенький старик, Нафабрившись как надо; Ведь ты давно плясать привык От мины, жеста, взгляда, От приглашений красоты На старческие шутки. Пляши, старик! Здесь все, как ты, По женской пляшут дудке. Пляши, о! муж ― на склоне лет Обиженный судьбою, Пусть скользкий, как твой путь, паркет Мирит тебя с бедою. Смирись, сравнив публичный суд С публичными балами, ― Где спин перед тобой не гнут, Хоть шаркают ногами. Ты, что на службе, говорят, Лежал среди дороги, ― Лети на бал. В канкане, брат, Спеши расправить ноги! Хоть службой тяжкий дан урок, Но на публичном бале ― Представь себе ― один скачок: И ты всех выше в зале!

— «Приглашение к танцам», 1862

	Эпоха гласности настала, Во всем прогресс ― но между тем Блажен, кто рассуждает мало И кто не думает совсем.
	— «Великие истины», 1866

	Чем разделять Кастратов славу, Уж лучше спать Вались в канаву, Без задних ног, Мертвецки пьян. Бросай свисток, Бери стакан. Уж лучше, брат, Пить мёртвой чашей Забвенья яд, Чем в прессе нашей Зловонных строк Впивать дурман. Бросай свисток, Бери стакан. Газетный лай И обезьянства Пренебрегай В величьи пьянства. Оно порок, Но не обман. Бросай свисток, Бери стакан.
	— «Свисток и стакан», 1866

― Смею вас уверить, если б в этом деле Только двадцать тысяч лишних мы имели, В продолженье года ― говорю вам смело Может сто процентов дать нам это дело. Это б оживило наши обороты. Дайте двадцать тысяч ― или мы банкроты. Остается только петля или пуля. Наливайте херес ― это от Рауля. ― Дал бы вам, почтенный (славные омары!), Но, ей-богу, нету (херес, точно, старый; В Английском бутылка стоит пять с полтиной), Нету ни копейки, то есть ни единой. Акции всё ниже, ниже год от году. Сам от кредиторов бросился бы в воду, Так уж мне последних два-три года трудны. (Славные дюшесы! Мараскино чудный!)

— «Весёлые разговоры», 1866

Древле нам прогрессом не трубили в уши. Жили мы спокойно, жили-поживали, Продавали души, чтобы бить баклуши, И с душой девичье тело покупали. Было всё согласно, было всё послушно ― Старики, старухи, бабы, мужичонки В мнениях сходились все единодушно: Никакой душонки нет, мол, у девчонки. Нынче хоть и то же, но не то уж дело ― Сказано в писаньи: дню довлеет злоба ― Так же продается и душа и тело, Но особо тело и душа особо.

— «В наше время...» 1870

Другой, хожалый древних лет, Стал журналистом не на шутку И перенес в столбцы газет Свою упраздненную будку. На черемиса, латыша, На всю мордву валит доносом ― Хоть и зовет его общественным вопросом, ― Во всех ты, душенька, нарядах хороша! Времен минувших ростовщик, Чуждаясь темного позора, Усвоил современный шик И назвал свой вертеп конторой; Но та же алчность барыша Томит и гласного вампира ― Так чёрт ли в том, что ты надел костюм банкира… Во всех ты, душенька, нарядах хороша!

— «Во всех ты, душенька, нарядах хороша!» 1871

	Поверь, для всех смешон шпионский твой задор, С твоим доносом заучённым, Как разрумяненный трагический актёр, Махающий мечом картонным.
	— эпиграмма на М.Н. Каткову, 1875

	Не бойся, адвокат, общественного мненья, Когда имеется в виду солидный куш И убеждения податливы к тому ж, Берись за все дела! Какие тут сомненья! В тебе, в твоем нутре таятся убежденья, Вполне согласные со злобой наших дней: Тем преступления доходней, чем крупней, И только мелкие позорны преступленья.
	— «Поэту-адвокату» (приписываемое В. С. Курочкину), 1875

Цитаты из переводов Беранже

	В ногу, ребята, идите. Полно, не вешать ружья! Трубка со мной… проводите В отпуск бессрочный меня. Я был отцом вам, ребята… Вся в сединах голова… Вот она — служба солдата!.. В ногу, ребята! Раз! Два! Грудью подайся! Не хнычь, равняйся!.. Раз! Два! Раз! Два!
	— Пьер Жан Беранже (пер. Василия Курочкина), «Старый капрал», 1855

	Как яблочко румян, Одет весьма беспечно, Не то чтоб очень пьян — А весел бесконечно. Есть деньги — прокутит; Нет денег — обойдётся, Да как ещё смеётся! «Да ну их!..» — говорит, «Да ну их!..» — говорит, «Вот, говорит, потеха! Ей-ей, умру… Ей-ей, умру… Ей-ей, умру от смеха!»
	— Пьер Жан Беранже (пер. Василия Курочкина), «Как яблочко румян», 1855

	Прошедшей, например, зимою Назначен у министра бал; Граф приезжает за женою — Как муж, и я туда попал. Там, руку мне при всех сжимая, Назвал приятелем своим!.. Какое счастье! Честь какая! Ведь я червяк в сравненьи с ним! В сравненье с ним, С лицом таким — С его сиятельством самим!
	— Пьер Жан Беранже (пер. Василия Курочкина), «Знатный приятель», 1856

	«Как стану умирать я, ‎::Да не вменят мне в грех Ни Бог, ни люди-братья ‎::‎Мой добродушный смех; Не будет нареканья ‎‎::Над гробом бедняка». Ой ли! Вот упованья ‎‎::Бедняги-чудака.
	— Пьер Жан Беранже (пер. Василия Курочкина), «Бедный чудак», 1857

	Милый, проснись… Я с дурными вестями: Власти наехали в наше село, Требуют подати… время пришло… Как разбужу его?.. Что будет с нами? Встань, мой кормилец, родной мой, пора! Подать в селе собирают с утра.
	— Пьер Жан Беранже (пер. Василия Курочкина), «Сон бедняка», 1862

Во дни чудесных дел и слухов Доисторических времён Простой бедняк от добрых духов Был чудной лютней одарён. Её пленительные звуки Дарили радость и покой И вмиг снимали как рукой Любви и ненависти муки. <...> За лютню с трепетной заботой Берётся он… молчит она… Порвались струны… смертной нотой Звучит последняя струна. Свершил он подвиг свой тяжёлый, И над могилой, где он спит, Сияет надпись: «Здесь зарыт Из смертных самый развесёлый».

— Пьер Жан Беранже (пер. Василия Курочкина), «Волшебная лютня», 1863

Цитаты из критики и публицистики

Что ж это будет? — спрашивают меня мои знакомые, люди чинов небольших, ума и состояния ограниченного (между моими знакомыми очень мало людей в больших чинах и с обширными умами и состояниями). — К чему это поведет? Ведь эдак скоро будут оглашать каждый наш шаг, скоро будет ступить нельзя без того, чтобы кто-нибудь, в какой-нибудь газете не напечатал, что вы ступили не так, что вы всегда не так ступаете, что вы не уважаете закона, что вас следует сначала предать суду общественного мнения — это бы еще ничего, — а потом отдать под суд гражданский или уголовный, смотря по обстоятельствам. К чему это приведет? Что нам делать, как нам отвечать, если вдруг что-нибудь да про нас напишут — в добрый час сказать, от слова не станется, — что нам делать, посоветуйте нам? — Отвечать, — всегда отвечаю я своим добрым знакомым ласково улыбаясь. — Как отвечать? Это нам дело совершенно незнакомое. Это ведь не то что написать отношение, предписание или рапорт, тут и орфографию нужно знать и слог нужно иметь... — Это все пустяки! — продолжаю я успокаивать своих знакомых. — Как пустяки! Нужно все написать умеючи, так, чтобы видно было, что мы правы; а другой напишет про нас такое, что и оправдаться нельзя; что мы скажем в свое оправдание, когда указывают на грешки, которые действительно водятся за нами? — Один бог без греха, — отвечаю я с невозмутимою кротостью. — Да ведь надо же отвечать? Что же мы будем отвечать. когда сами кругом виноваты?

— из фельетона «Теория полемики», 1859

	...Стихотворения его <Шумахера>, всегда оригинальные по форме, иногда исполнены глубокого юмора, а многие из них имеют в высшей степени серьёзное общественное значение как резкие и правдивые сатиры».
	— из статьи «Пётр Шумахер и его стихи», 1875

Цитаты о Василии Курочкине

Я мог предполагать, что в его журнале главнейшие сотрудники вряд ли относились ко мне очень сочувственно, и еще не дальше, как в 1868 году там была напечатана анонимная рецензия на мою «Жертву вечернюю» (автор был Салтыков), где меня обличали в намерении возбуждать в публике чувственные инстинкты. Но факт был налицо. Более лестного обращения от самого Некрасова я не мог и ожидать. Позднее, вернувшись в Петербург в начале 1871 года, я узнал от брата Василия Курочкина ― Николая (постоянного сотрудника «Отечественных записок»), что это он, не будучи даже со мной знаком, стал говорить самому Некрасову обо мне как о желательном сотруднике и побудил его обратиться ко мне с письмом. В этом сказался большой ум Некрасова и ширь его отношения к своему делу. <...> Но в Париже я сделался сам сотрудником «Искры» и, списавшись с Василием Курочкиным, с которым тогда лично еще не был знаком, стал вести род юмористической хроники Парижа под псевдонимом «Экс-король Вейдевут».

— Пётр Боборыкин, «Воспоминания», 1913

Я не помню, чтобы вся тогдашняя либеральная пресса (в журналах и газетах) встала «как один человек» против фельетониста журнала «Век» с его псевдонимом Камень Виногоров (русский перевод имени и фамилии автора) и чтобы его личное положение сделалось тогда невыносимым. Даже «Искра», игравшая в Петербурге как бы роль «Колокола», ограничилась юмористическим стихотворением редактора В. Курочкина, написанным в размере пушкинских «Египетских ночей», которые г-жа Толмачева и читала где-то в Вятке или в Перми. Помню до сих пор начало этих куплетов: Чертог сиял, стихи звучали, И проза мерная лилась, Все восхищались, все зевали… От того же П. И. Вейнберга (больше впоследствии) я наслышался рассказов о меценатских палатах графа, где скучающий барин собирал литературную «компанию», в которой действовали такие и тогда уже знаменитые «потаторы», как Л. Мей, А. Григорьев, поэт Кроль (родственник жены графа) и другие «кутилы-мученики». Не отставал от них и В. Курочкин. Вообще, я уже и тогда должен был помириться с тем фактом, что нравы пишущей братии по этой части весьма и весьма небезупречны. Таких алкоголиков ― и запойных, и простых, ― как в ту «эпоху реформ», уже не бывало позднее среди литераторов...

— Пётр Боборыкин, «Воспоминания», 1913

Гораздо чаще достигают точности те переводчики, которые питают к переводимым авторам такое сочувствие, что являются как бы их двойниками. Им не в кого перевоплощаться: объект их перевода почти адекватен субъекту. Отсюда ― в значительной степени ― удача Жуковского (переводы Уланда, Гебеля, Соути), удача Василия Курочкина, давшего непревзойденные переводы стихов родственного ему Беранже. <...> Но этот случай с «Тартюфом» я считаю очень яркой иллюстрацией к тому главному тезису настоящей главы, что всякий переводчик, который, стремясь к наиточнейшей передаче оригинального текста, вздумает руководствоваться исключительно формальными правилами и вообразит, будто при переводе поэтического произведения важнее всего передать только строфику, ритмику, количество строк, порядок рифм, никогда не добьется точности, ибо поэтическая точность не в этом. Вспомним о Василии Курочкине и его бессмертных переводах стихов Беранже. Кто же не знает, что в свои переводы он вносил бездну отсебятин и всяческих вольностей.

— Корней Чуковский, «Высокое искусство», 1968

По части патриотизма какой-нибудь Булгарин напрочь забивал и Пушкина, и Грибоедова, и Лермонтова, любившего отчизну, но «странною любовью». А замечательный поэт девятнадцатого века Василий Курочкин посвятил некоторым своим современникам стихотворение, рядом с которым пощечина смотрелась бы почти дружеской лаской: «Господин Искариотов, Добродушнейший чудак, Патриот из патриотов, Добрый малый, весельчак. Изгибается, как кошка, Извивается, как змей. Почему ж таких людей Мы чуждаемся немножко, И коробит нас чуть-чуть Господин Искариотов, Патриот из патриотов Подвернется где-нибудь?» Ладно, Курочкин был революционным демократом, по крайней мере, именно так его аттестовали при большевиках. Толстой к патриотам, как видим, относился не лучше, хотя революционером не был и к политике относился прохладно.

— Леонид Жуховицкий «Последнее прибежище подлецу», 2006

Цитаты о Василии Курочкине в стихах

	Проиграла иск Ра ― Назвалася Волга. Пусть же ваша «Искра» Процветает долго.
	— Лев Мей, «Вас. Степ. Курочкину» (По поводу перемены названия «Молния» на «Искра»), 1858

	Тупоумным для забавы Балаганно он острил, И на щукинские нравы Беранже переложил.
	— Николай Щербина, «В. Курочкин...» (Эпиграммы на Аполлона Майкова), 23 мая 1863

	― «Некрасов как живет, что пишет? В полной силе, Надеюсь я, талант его богатый, или… Боюсь спросить о том…» ― «Он умер тоже, брат, И уж о нем у нас почти не говорят. Забыт и Курочкин покойный вместе с Меем. Мы духу времени противиться не смеем И в век промышленный биржевиков, дельцов Совсем уже не чтим лирических певцов...
	— Дмитрий Минаев, «Две эпохи», 1888

Ссылки

• Василий Курочкин: стихи в Антологии русской поэзии
• «Мельник», «Титулярный советник» и «Червяк» А. Даргомыжского в исп. П. М. Журавленко (арх. зап. 1936, 1946 гг.)