Леонид Николаевич Андреев

российский прозаик, драматург, публицист (1871-1919)

Леони́д Никола́евич Андре́ев (1871—1919) — русский писатель, один из самых популярных прозаиков Серебряного века, признанный родоначальник русского мистицизма и экспрессионизма в беллетристике.

Леонид Николаевич Андреев
Статья в Википедии
Произведения в Викитеке
Медиафайлы на Викискладе

Цитаты править

  •  

В учении Ницше Сергея Петровича больше всего поразила идея сверхчеловека и всё то, что говорил Ницше о сильных, свободных и смелых духом. — Рассказ о Сергее Петровиче

  •  

 Когда тысячи убивают одного,то,значит,победил этот один — Иуда Искариот(Андреев)

  •  

И когда Сергей Петрович понял, что деньги не исправляют несправедливостей природы, а углубляют их и что люди всегда добивают того, кто уже ранен природой, — отчаяние погасило надежду, и мрак охватил душу. — Рассказ о Сергее Петровиче

  •  

Ирония — такое порицание, которое останавливается на полпути.

  •  

Борьба — вот радость жизни. — Мысль

  •  

Победить Германию необходимо — это вопрос жизни и смерти не только для России — величайшего славянского государства, все возможности которого впереди, но и для европейских государств. <…> Разгром Германии будет разгромом всеевропейской реакции и началом нового цикла европейских революций.

  •  

…зачем тебе душа, если ты не смеешь бросить ее в огонь, когда захочешь! — Иуда Искариот

  •  

Кто любит, тот не спрашивает, что делать! Он идет и делает всё. Он плачет, он кусается, он душит врага и кости ломает у него! Кто любит! Когда твой сын утопает, разве ты идешь в город и спрашиваешь прохожих: "Что мне делать? Мой сын утопает!" — а не бросаешься сам в воду и не тонешь рядом с сыном? Кто любит! — Иуда Искариот

  •  

Если ты Сатана, то ты и здесь опоздал. Понимаешь? Ты зачем пришел сюда? Играть, ты говорил? Искушать? Смеяться над нами, людишками? Придумать какую-нибудь новую злую игру, где мы плясали бы под твою музыку? Но так ты опоздал. Надо было приходить раньше, а теперь земля выросла и больше не нуждается в твоих талантах. — Дневник Сатаны

  •  

Загляните в душу свою, и будет ли тогда день или ночь, вы найдете там кладбище. Маленькое, жадное, так много поглотившее. — Прекрасна жизнь для воскресших

  •  

Ах да. Это дети. Маленькие, резвые: шаловливые надежды. Их было так много, и так весело и людно было от них на душе, — но одна за другой умирали они. — Прекрасна жизнь для воскресших

  •  

И взглянул Елеазар. И всю жизнь продолжали они любить друг друга, но печальной и сумрачной стала их любовь, как те надмогильные кипарисы, что корни свои питают тлением гробниц и остротою чёрных вершин своих тщетно ищут неба в тихий вечерний час. Бросаемые неведомою силою жизни в объятия друг друга, поцелуи они смешивали со слезами, наслаждение — с болью, и дважды рабами чувствовали себя: покорными рабами требовательной жизни и безответными слугами грозно молчащего Ничто. Вечно соединяемые, вечно разъединяемые, они вспыхивали, как искры, и, как искры, гасли в безграничной темноте. — «Елеазар»

  •  

Все предметы, видимые глазом и осязаемые руками, становились пусты, легки и прозрачны — подобны светлым теням во мраке ночи становились они; ибо та великая тьма, что объемлет всё мироздание, не рассеивалась ни солнцем, ни луною, ни звёздами, а безграничным чёрным покровом одевала землю, как мать, обнимала её; во все тела проникала она, в железо и камень, и одиноки становились частицы тела, потерявшие связь; и в глубину частиц проникала она, и одиноки становились частицы частиц; ибо та великая пустота, что объемлет мироздание, не наполнялась видимым, ни солнцем, ни луною, ни звёздами, а царила безбрежно, всюду проникая, всё отъединяя: тело от тела, частицы от частиц; в пустоте расстилали свои корни деревья и сами были пусты; в пустоте, грозя призрачным падением, высились храмы, дворцы и дома, и сами были пусты; и в пустоте двигался беспокойно человек, и сам был пуст и лёгок, как тень; ибо не стало времени, и сблизилось начало каждой вещи с концом её: ещё только строилось здание, и строители ещё стучали молотками, а уж виделись развалины его и пустота на месте развалин; ещё только рождался человек, а над головою его зажигались погребальные свечи, и уже тухли они, и уже пустота становилась на месте человека и погребальных свечей; и, объятый пустотою и мраком, безнадёжно трепетал человек перед ужасом бесконечного.
Так говорили те, кто ещё имел охоту говорить. Но, вероятно, ещё больше могли бы сказать те, которые не хотели говорить и молча умирали. — «Елеазар»

Цитаты о Леониде Андрееве править

  •  

Он оскорбляет таинство смерти. И тут начинается сходство Леонида Андреева с Францем Штуком, развязным и размашистым живописцем, который из тонких бёклиновских проникновений и модного декадентства создал производство en gros блестящих и наглых полотен, бьющих сильно по нервам, ослепляющих своим шиком и оскорбляющих мещанский вкус европейской публики как раз в меру для того, чтобы заставить всех уверовать в свою гениальность. Леонид Андреев, конечно, не имеет ни развязности, ни наглости Франца Штука. Но и в дурном вкусе, и в отсутствии меры, и в выборе тем и у него, и у другого есть много общего. Оскорбления, получаемые от того и от другого, очень похожи. У Леонида Андреева совершенно нет той внутренней логики, которая должна лежать в основе каждого фантастического произведения, чтобы оно было убедительным. Эта логика в высшей степени есть у Эдгара По, Вилье де Лиль-Адана и Уэльса.[1]

  Максимилиан Волошин, «Елеазар», рассказ Леонида Андреева», 1907
  •  

Русские реалисты, разорвавшие с народом и проповедующие индивидуализм, смешны и жалки: господа Арцыбашев, Каменский, даже Куприн никуда не ведут; но и не поют вовсе, а пописывают. Так называемые «импрессионисты», как, например, Дымов, Зайцев и даже Л. Андреев, ― занимают промежуточное место. Там, где в Андрееве звучат гражданские ноты, там он в прошлом, там не поднимается он выше не только Толстого, Достоевского, Некрасова, но даже не достигает он силы Успенского, Гаршина, Горького, Короленки. А где Андреев символист, там он ― не русский вовсе: там звучат в нём ноты Эдгара По, Пшибышевского, дурно усвоенного Ницше, Метерлинка. Символизм и натурализм, личность и общество не соединяет Андреев, но смешивает. И куда народнее, например, высокоталантливый символист Сологуб в «Мелком бесе», в «Истлевающих личинах» и других рассказах.[2]

  Андрей Белый, «Настоящее и будущее русской литературы», 1907
  •  

Говорили об Андрееве. Всё таки это единственный из современных писателей, к кому меня влечёт, чью всякую новую вещь я тотчас-же читаю. В жизни бывает порой очень приятен. Когда прост, не мудрит, шутит, в глазах светится острый природный ум. Всё схватывает с полслова, ловит малейшую шутку — полная противоположность Горькому. Шарлатанит, ошарашивает публику, но талант. Впрочем, м. б., и хуже — м. б., и самому кажется, что он пишет что-то великое, высокое. А пишет лучше всего тогда, когда пишет о своей молодости, о том, что было пережито.

  Иван Бунин, «Устами Буниных» Том I, 1916
  •  

Я только того считаю настоящим писателем, который, когда пишет, видит то, что пишет, а те, кто не видят, — это литераторы, иногда очень ловкие, но не художники, так, например, Андреев.

  Иван Бунин, «Устами Буниных» Том I, 1918
  •  

Прочёл отрывок из дневника покойного Андреева. «Покойного»! Как этому поверить! Вижу его со страшной ясностью, — живого, сильного, дерзко уверенного в себе, всё что-то про себя думающего, стискивающего зубы, с гривой синеватых волос, смуглого, с блеском умных, сметливых глаз, и строгих, и вместе с тем играющих тайным весельем; как легко и приятно было говорить с ним, когда он переставал мудрствовать, когда мы говорили о чём-нибудь простом, жизненном, как чувствовалось тогда, какая это талантливая натура, насколько он от природы умней своих произведений и что не по тому пути пошёл он, сбитый с толку Горьким и всей этой лживой и напыщенной атмосферой, что дошла до России из Европы и что так импонировала ему, в некоторых отношениях так и не выросшему из орловского провинциализма и студенчества, из того Толстовского гимназиста, который так гениально определён был Толстым в одной черте: «Махин был гимназист с усами...»

  Иван Бунин, «Устами Буниных» Том II, 1920

Примечания править

  1. М. Волошин. Лики творчества. — М.: Наука, 1988 г.
  2. А. Белый. Критика. Эстетика. Теория символизма: в 2-х томах. Том 1. — М.: Искусство, 1994 г.

Статьи о произведениях править