Капельмейстер
Капельме́йстер (нем. Kapellmeister; перевод с латин. magister capellae) — руководитель хоровой капеллы или оркестра самого разного состава. По отношению к армии имеет значение как военный капельмейстер — дирижёр полкового, эскадронного и тому подобного оркестра, чаще всего духового.
В XIX веке слово «капельмейстер» употреблялось даже чаще, чем дирижёр, по отношению к руководству и хоровым, и симфоническим оркестром. Во времена барокко и венской классики должность придворного капельмейстера, помимо руководства коллективом музыкантов, подразумевала также сочинение музыки, приуроченной к различным случаям (в т. ч. праздничной, похоронной и застольной). Так, должности капельмейстеров в своё время занимали Иоганн Себастьян Бах, Йозеф Гайдн (при дворе князя Эстерхази). Молодой и малоизвестный композитор Франц Шуберт занимал более низкую должность капельдинера, исполняя обязанности капельмейстера в случае отсутствия последнего. В Российской империи к XX веку капельмейстеры церковных хоров чаще назывались регентами, а слово капельмейстер применялось, главным образом, к оперным дирижёрам.
Капельмейстер в определениях и коротких цитатах
править| — Фаддей Булгарин, «Иван Иванович Выжигин», 1829 |
Государство без полномощного монарха то же, что оркестр без капельмейстера: как ни хороши будь все музыканты, но если нет среди них одного такого, который бы движеньем палочки всему подавал знак, никуда не пойдёт концерт.[2] | |
| — Александр Пушкин, 1830-е |
...капельмейстер поднял кверху сглоданную бычачью кость, которая служила ему палочкою, махнул, и весь оркестр грянул увертюру из «Волшебной флейты».[3] | |
| — Михаил Загоскин, «Вечер на Хопре», 1834 |
| — Михаил Лермонтов, из письма А. А. Лопухину, 1840 |
Кто ж, однако, капельмейстер | |
| — Генрих Гейне, «Все деревья зазвучали…», 1840-е |
| — Алексей Писемский, «Комик», 1851 |
Капельмейстер оркестра качал вправо и влево седой кудлатой головою, а около него, точно откуда-то из бездны, подымался и качался безобразно-огромный гриф контрабаса. <...> Таинственно-огромный гриф контрабаса неровно и медленно наклонялся то вправо, то влево, вслед за ним, точно догоняя его, металась седая кудлатая голова капельмейстера.[6] | |
| — Сергей Сергеев-Ценский, «Верю!», 1902 |
| — Игорь Северянин, «На cmeptь Масснэ», 1912 |
| — Саша Чёрный, «Бал в женской гимназии», 1922 |
| — Семён Кирсанов, «Германия», 1926 |
| — Константин Паустовский, «Книга о жизни. Далёкие годы», 1946 |
Этот последний факультет <военный>, организованный в начале тридцатых годов, готовил капельмейстеров для духовых оркестров армии и флота.[11] | |
| — Юрий Елагин, «Укрощение искусств», 1952 |
| — Юрий Елагин, «Укрощение искусств», 1952 |
В детстве было даже не столько интересно слушать, сколько смотреть, как играют ― как движется оркестр, как дирижирует молодой щуплый капельмейстер.[12] | |
| — Юрий Олеша, «Книга прощания», 1959 |
...под конец остались на эстраде только машущий палочкой капельмейстер и барабанщик, который бил свою дробь. Затем капельмейстер с палочкой в руке спустился с лесенки и пошел домой (так мне сказали), а барабанщик остался...[13] | |
| — Нина Берберова, «Курсив мой», 1966 |
Они были талантливые парни, эти капельмейстеры ― и Шатров, и Кюсс, сочинивший «Амурские волны», и автор «Прощания славянки» Агапкин.[14] | |
| — Василий Авченко, «Кристалл в прозрачной оправе». Рассказы о воде и камнях, 2015 |
Капельмейстер в публицистике и документальной прозе
правитьМосковская консерватория была огромным учебным заведением, в котором училось больше чем 1500 студентов. В ней были факультеты: фортепьянный, оркестровый (с двумя отделениями: струнных и духовых инструментов), вокальный, дирижерский, композиторский, музыкально-теоретический, исторический, музыкально-педагогический и военный. Этот последний факультет, организованный в начале тридцатых годов, готовил капельмейстеров для духовых оркестров армии и флота.[11] | |
| — Юрий Елагин, «Укрощение искусств», 1952 |
Большая группа, группа армейских оркестров, состоит из 700 ― 800 музыкантов. Обе эти группы вместе объединяют около 35 оркестров. Их можно сосчитать по числу барабанщиков, которые все стоят в первом ряду. Перед каждым из оркестров стоит капельмейстер, а перед всеми 35 капельмейстерами стоит Чернецкий, в парадном мундире, с видом невероятной торжественности и значительности. Командующий парадом, маршал Буденный, командует: «Смирно!»[11] | |
| — Юрий Елагин, «Укрощение искусств», 1952 |
Пушкин удивился, услышав от фрейлины Александры Смирновой-Россет о загадочном забытом гении, композиторе Березовском, который учился в Болонье, стал даже там членом музыкальной академии, поставил в Ливорно оперу «Демофонт» и стал придворным капельмейстером Екатерины: «А я думал, что это музыка исключительно Бортнянского».[15] | |
| — Игорь Вирабов, «Андрей Вознесенский», 2015 |
Когда капельмейстер 11-го Восточно-Сибирского полка Макс Кюсс во Владивостоке, тоскуя от несчастной любви к чужой жене Вере Кириленко, написал свой знаменитый вальс, он назвал его «Залива Амурского волны». <...> Первую версию вальса Илья Шатров написал в 1906 году, сразу после русско-японской войны. Тогда вальс назывался «Мокшанский полк на сопках Маньчжурии» ― он посвящён памяти погибших солдат Двести четырнадцатого резервного Мокшанского пехотного полка, в котором Шатров служил капельмейстером, причём боевым. Известна история, как он вывел оркестр на бруствер и приказал играть марш, поднимая полк в штыковую на прорыв окружения. Они были талантливые парни, эти капельмейстеры ― и Шатров, и Кюсс, сочинивший «Амурские волны», и автор «Прощания славянки» Агапкин.[14] | |
| — Василий Авченко, «Кристалл в прозрачной оправе». Рассказы о воде и камнях, 2015 |
Капельмейстер в мемуарах, письмах и дневниковой прозе
правитьА что такое Соединённые Штаты? Мертвечина; человек в них выветрился до того, что и выеденного яйца не стоит. Государство без полномощного монарха то же, что оркестр без капельмейстера: как ни хороши будь все музыканты, но если нет среди них одного такого, который бы движеньем палочки всему подавал знак, никуда не пойдёт концерт. А, кажется, он сам ничего не делает, не играет ни на каком инструменте, только слегка помахивает палочкой да поглядывает на всех, и уже один взгляд его достаточен на то, чтобы умягчить, в том и другом месте, какой-нибудь шершавый звук, который испустил бы иной дурак-барабан или неуклюжий тулумбас. При нём и ма́стерская скрипка не смеет слишком разгуляться на счёт других: блюдет он общий строй, всего оживитель, верховодец верховного согласья![2] | |
| — Александр Пушкин, 1830-е |
Что за феатр! Об этом стоит рассказать: смотришь на сцену ― и ничего не видишь, ибо перед носом стоят сальные свечи, от которых глаза лопаются; смотришь назад ― ничего не видишь, потому что темно; смотришь направо ― ничего не видишь, потому что ничего нет; смотришь налево ― и видишь в ложе полицмейстера; оркестр составлен из четырех кларнетов, двух контрабасов и одной скрипки, на которой пилит сам капельмейстер, и этот капельмейстер примечателен тем, что глух, и когда надо начать или кончать, то первый кларнет дергает его за фалды, а контрабас бьет такт смычком по его плечу. Раз, по личной ненависти, он его так хватил смычком, что тот обернулся и хотел пустить в него скрипкой, но в эту минуту кларнет дернул его за фалды, и капельмейстер упал навзничь головой прямо в барабан и проломил кожу; но в азарте вскочил и хотел продолжать бой и что же! о ужас! на голове его вместо кивера торчит барабан.[4] | |
| — Михаил Лермонтов, из письма А. А. Лопухину, 1840 |
Мой старший брат Боря, ученик реального училища и знаток математики, ухаживал за Катюшей. Он танцевал с ней на коньках вальс. Конькобежцы очищали широкий круг на льду. Уличным мальчишкам, шнырявшим под ногами на самодельных коньках, давали подзатыльники, чтобы они успокоились, и начинался скользящий и медленный танец. Даже капельмейстер военного оркестра рыжий чех Коваржик поворачивался лицом к катку, чтобы видеть этот танец. На красном лице капельмейстера (мы называли его «капельдудкиным») бродила сладкая улыбка. Длинные косы Весницкой разлетались в такт вальсу. Они ей мешали, и она, не переставая танцевать, перекидывала их к себе на грудь.[10] | |
| — Константин Паустовский, «Книга о жизни. Далёкие годы», 1946 |
Классическую музыку я впервые узнал уже в зрелые годы. Понял ее, полюбил еще позже. Что же было музыкой до того? Знал и любил все же Шопена. В основном музыкой были известные концертные вальсы, опереточная музыка, марши, танго, танцы типа краковяк и все остальное, что играли в садах и на граммофонных пластинках. В садах играли военные духовые оркестры. В детстве было даже не столько интересно слушать, сколько смотреть, как играют ― как движется оркестр, как дирижирует молодой щуплый капельмейстер. Они играли в так называемых ротондах ― в деревянных полукруглых помещениях, с одной стороны открытых ― как бы в половине барабана. Это называлось также и раковиной.[12] | |
| — Юрий Олеша, «Книга прощания», 1959 |
Много лет тому назад в каком-то русском дачном месте всё лето в саду, в круглом киоске, похожем на раковину или не очень похожем, играл духовой оркестр, и капельмейстер, носивший жёлто-голубой мундир, ежедневно заканчивал свой концерт весело-грустным военным маршем. <...> Капельмейстер в желто-голубом мундире с седыми усами и осанкой героя русско-японской войны, с дочерью которого я играла в мячик на дорожках сада, был человек с фантазией, и в последний день дачного сезона придумал трюк, который моему детскому воображению показался гениальным: постепенно с эстрады киоска, во время бравурно-печального марша, уходили музыканты, унося свои инструменты. Так что под конец остались на эстраде только машущий палочкой капельмейстер и барабанщик, который бил свою дробь. Затем капельмейстер с палочкой в руке спустился с лесенки и пошел домой (так мне сказали), а барабанщик остался еще минуты на две и все барабанил в такт испарявшегося в воздухе марша. Потом, взвалив барабан на спину, ушел наконец и он.[13] | |
| — Нина Берберова, «Курсив мой», 1966 |
Капельмейстер в беллетристике и художественной прозе
правитьГлавные служители двора были: поверенный, или пленипотент по тяжебным делам, которых по разным судам всегда было налицо две или три дюжины; комиссар, или главноуправляющий над всем имением; эконом, или приказчик; маршалёк, заведывавший столом и комнатными служителями; конюший, управлявший конюхами и конюшнею; кухмистер, разумеется, начальствовавший над кастрюлями, поварами и поваренками; охмистрыня, ключница или кастелянша, управлявшая служанками, бельем и кладовою, которая в польских домах называется аптечкою и вмещает в себе все сладкое: варенье, конфеты, сахар, кофе и многочисленный разряд водок и наливок. Кроме этих почетных служителей в доме жил, на всем готовом, капельмейстер, обучавший барышень и молодых господ музыке, и заведовавший оркестром, состоявшим из двенадцати человек, которые зимою исправляли лакейскую должность, а летом гребли сено и работали в саду.[1] | |
| — Фаддей Булгарин, «Иван Иванович Выжигин», 1829 |
Лауретта молча указала на моего соседа; контрабасист соскочил с кресла, взял бедного Волгина за шею и втащил на помост; потом поставил его головою вниз, одной рукой обхватил обе его ноги, а другой начал водить по нем смычком, и самые полные, густые звуки контрабаса загремели под сводом ротонды. Вот наконец сладили меж собой все инструменты; капельмейстер поднял кверху сглоданную бычачью кость, которая служила ему палочкою, махнул, и весь оркестр грянул увертюру из «Волшебной флейты». Надобно сказать правду: были местами нескладные и дикие выходки, а особливо кларнетист, который надувал свой инструмент носом, часто фальшивил, но, несмотря на это, увертюра была сыграна недурно. После довольно усиленного аплодисмента вышла вперед Лауретта и, не снимая маски, запела совершенно незнакомую для меня арию.[3] | |
| — Михаил Загоскин, «Вечер на Хопре», 1834 |
Они дали концерт, но счастье их обмануло, и скоро концертисты рассеялись бог весть куда, за исключением Сусликова, попавшего в оркестр к одному знатному барину. Жизнь Сусликова была бы самая счастливая, если б он только сумел ею воспользоваться; капельмейстер этого оркестра, старик лет восьмидесяти, по прозванью Матвей Гусликов, принял его под свое покровительство; разумеется, это досталось ему не даром. Не знаю, с чего вспало на ум Сусликову сочинить кадриль. Старый капельмейстер, узнав об этом, взял кадриль и при первом торжественном случае разыграл ее перед барином. «Это что-то опять новенькое? ― оказал барин капельмейстеру, ― хорошо, хорошо, продолжай!» Капельмейстер встал и, выразив на лице своем добродушную улыбку, почтительно поклонился. С тех пор, как только являлся торжественный случай: именины, обед, съезд, старый капельмейстер поручал Сусликову написать кадриль, матрадуру, монимаску, курант ― словом, все, что требовалось. Сусликов писал, барин хвалил, а старый капельмейстер кланялся с обычною добродушною улыбкой. Справедливость требовала же, наконец, чтобы старый капельмейстер получал какое-нибудь вознаграждение за покровительство, оказываемое им молодому музыканту; смешно было восставать против этого; но грубой натуре Сусликова недоступны были такие тонкие отношения; он не замедлил отплатить благодетелю самою черною неблагодарностию.[16] | |
| — Дмитрий Григорович, «Капельмейстер Сусликов», 1848 |
При первом испытании оказалось, что Никон Семеныч вовсе не занимался музыкой и неизвестно для чего содержал всю эту сволочь. Капельмейстер, державший первую скрипку, был ленивейшее в мире животное: вместо того, чтобы упражнять оркестр и совершенствоваться самому в музыке, он или спал, или удил рыбу, или, наконец, играл с барской собакой на дворе; про прочую братию и говорить нечего: мальчишка-валторнист был такой шалун, что его следовало бы непременно раз по семи в день сечь: в валторну свою он насыпал песку, наливал щей и даже засовывал в широкое отверстие ее маленьких котят. Вторая скрипка только еще другой месяц начала учиться. На флейте играл старичишка ― глухой, вялый; он обыкновенно отставал от прочих по крайней мере на две или на три связки, которые и доигрывал после; другие и того были хуже: на виолончели бы играл порядочный музыкант, но был страшный пьяница, и у него чрезвычайно дрожали руки, в барабан колотил кто придется, вследствие чего Аполлос Михайлыч и принужден был барабан совсем выкинуть. Кадрили они играли еще сносно, конечно, флейта делала грубые ошибки, а валторнист отпускал какую-нибудь шалость; но по крайней мере сам капельмейстер и крепко запивающая виолончель делали свое дело, однако при всем том ― не кадрили же играть на спектакле? Дилетаев пришел в ужас, когда рассмотрел их репертуар: музыканты играли всего только две французские кадрили, мазурку Хлопицкого, симфонию из «Калифа Багдадского» и какую-то старую увертюру из «Русалки» да несколько русских песен. ― Что прикажете при такой бедности избрать на четыре антракта? А главное: под какую музыку будет танцевать Фани? Он дал было им для разучения фортепьянные ноты качучи, но капельмейстер решительно отказался, говоря, что он не умеет переложить, потому что не знает генерал-баса.[5] | |
| — Алексей Писемский, «Комик», 1851 |
— Чудо! — сказала Наташа, — вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь. | |
| — Лев Толстой, «Война и мир», 1869 |
Вронский вошел в театр в половине девятого. Спектакль был во всем разгаре. Капельдинер-старичок снял шубу с Вронского и, узнав его, назвал «ваше сиятельство» и предложил не брать нумерка, а просто крикнуть Федора. В светлом коридоре никого не было, кроме капельдинеров и двух лакеев с шубами на руках, слушавших у двери. Из-за притворенной двери слышались звуки осторожного аккомпанемента стаккато оркестра и одного женского голоса, который отчетливо выговаривал музыкальную фразу. Дверь отворилась, пропуская прошмыгнувшего капельдинера, и фраза, подходившая к концу, ясно поразила слух Вронского. Но дверь тотчас же затворилась, и Вронский не слышал конца фразы и каданса, но понял по грому рукоплесканий из-за двери, что каданс кончился. Когда он вошел в ярко освещенную люстрами и бронзовыми газовыми рожками залу, шум еще продолжался. На сцене певица, блестя обнаженными плечами и бриллиантами, нагибаясь и улыбаясь, собирала с помощью тенора, державшего ее за руку, неловко перелетавшие через рампу букеты и подходила к господину с рядом посередине блестевших помадой волос, тянувшемуся длинными руками через рампу с какою-то вещью, — и вся публика в партере, как и в ложах, суетилась, тянулась вперед, кричала и хлопала. Капельмейстер на своем возвышении помогал в передаче и оправлял свой белый галстук. Вронский вошел в середину партера и, остановившись, стал оглядываться. | |
| — Лев Толстой, «Анна Каренина», 1876 |
Капельмейстер оркестра качал вправо и влево седой кудлатой головою, а около него, точно откуда-то из бездны, подымался и качался безобразно-огромный гриф контрабаса. Я вспомнил, как в детстве видел издыхающего грача. Он сидел под кустом бузины и тяжело дышал, то подымая, то вытягивая шею. Тогда было ненастное, плаксивое утро. Чуть темнели вдали, выплывая из тумана, свежевспаханные поля, чуть золотели расцвеченные осенью деревья. И театральный зал был похож на это утро, а капельмейстер и гриф контрабаса ― на этого грача. <...> | |
| — Сергей Сергеев-Ценский, «Верю!», 1902 |
Капельмейстер в стихах
править| — Генрих Гейне, «Все деревья зазвучали…», 1840-е |
| — Игорь Северянин, «Сонет», 1910 |
Я прикажу оркестру, где-нибудь в людном месте, | |
| — Игорь Северянин, «На cmeptь Масснэ», 1912 |
Пехотный Вологодский полк | |
| — Саша Чёрный, «Бал в женской гимназии», 1922 |
| — Семён Кирсанов, «Германия», 1926 |
| — Давид Самойлов, «Цирк», 1956 |
Источники
править- ↑ 1 2 Фаддей Булгарин, Сочинения. — Москва: «Современник», 1990 год
- ↑ 1 2 Вацуро В. Э. Пушкин в сознании современников // А. С. Пушкин в воспоминаниях современников в 2 т. Т. 1. — М.: Художественная литература, 1974. — С. 29-31.
- ↑ 1 2 М. Н. Загоскин. «Аскольдова могила». Романы. Повести. — М.: «Современник», 1989 г.
- ↑ 1 2 Лермонтов М. Ю. Собрание сочинений: В 4 т. / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. дом). — Изд. 2-е, испр. и доп. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1979—1981 г.
- ↑ 1 2 Писемский А. Ф. Собрание сочинений в 9 т. Том 2. — М.: «Правда», 1959 г.
- ↑ 1 2 Сергеев-Ценский С.Н. Собрание сочинений. В 12 томах. Том 1. — М.: «Правда», 1967 г.
- ↑ 1 2 3 Игорь Северянин, «Громокипящий кубок. Ананасы в шампанском. Соловей. Классические розы.». — М.: «Наука», 2004 г.
- ↑ 1 2 Саша Чёрный. Собрание сочинений в пяти томах. — Москва, «Эллис-Лак», 2007 г.
- ↑ 1 2 С. Кирсанов, Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. Большая серия. — СПб.: Академический проект, 2006 г.
- ↑ 1 2 Паустовский К. Г. «Далёкие годы». М.: «АСТ; Астрель», 2007 г.
- ↑ 1 2 3 4 Юрий Елагин. Укрощение искусств. ― М.: Русский путь, 2001 г.
- ↑ 1 2 Олеша Ю. К. «Книга прощания». — Москва, «Вагриус», 2001 г.
- ↑ 1 2 Берберова Н. «Курсив мой». Автобиография. — М., 1996 г.
- ↑ 1 2 В. О. Авченко. Кристалл в прозрачной оправе. Рассказы о воде и камнях. — М.: АСТ, 2015 г.
- ↑ И. Н. Вирабов, Андрей Вознесенский. — М.: Молодая гвардия, 2015 г.
- ↑ Д. В. Григорович. Избранные сочинения. — М.: «Государственное издательство художественной литературы», 1954 г.
- ↑ Толстой Л. Н. Собрание сочинений: В 22 т. — М.: Художественная литература. — Т. 5. «Война и мир».
- ↑ Давид Самойлов. Стихотворения. Новая библиотека поэта. Большая серия. Санкт-Петербург, «Академический проект», 2006 г.
