Кастелян

администратор за́мка и прилегающих территорий

Кастеля́н, каштелян, шателен (фр. châtelain, из лат. castellanus, от castellum «за́мок») — в феодальных государствах смотритель (распорядитель, управляющий, администратор) за́мка и принадлежащих к нему территорий. Кастелян сочетал функции управляющего замком, ответственного за исправное содержание замка, гарнизона и обслуживающего персонала, и управляющего территорией, ответственного за её безопасность и оборону, сбор податей и дани, осуществление местной судебной власти.

Вацлав Ржевуский,
каштелян Кракова (1774)

В Польше и Великом княжестве Литовском подобная должность носила название каштелян (польск. kasztelan). Кастеляншей же называли женщину, отвечавшую за содержание в порядке постельного белья и ггиенических принадлежностей в доме или в заведении. В советское время существовала такая должность.

Кастелян в определениях и коротких цитатах править

  •  

Вот кастелян и кастелянша, оглядев набело пару и объяснив ей словами и движениями, что она должна делать, ведёт её в ближнюю комнату.[1]

  Иван Лажечников, «Ледяной дом», 1838
  •  

...худенький низенький старичок, который его провожает, синьор кастелян великого князя, Русалка. Хитрец, каких мало! Нужно ли властителю достигнуть нечистым путем цели, полезной для него и для государства, ― он делает мост из своего кастеляна и по нем, не замарав даже ноги, достигает, что ему нужно.[1]

  Иван Лажечников, «Басурман», 1838
  •  

...воеводы и кастеляны на Руси должны быть православные русские...[2]

  Сергей Соловьёв, «История России с древнейших времен» (том 10, глава 3), 1859
  •  

Старый слуга, или «кастелян», как называл его сам учитель, говоря о добрых делах своего господина, всегда, как-то понижал голос: «Я-то знаю, какие дела он иногда творит, но знаю из них лишь половину...»[3]

  Ханс Кристиан Андерсен, «Петька-счастливец», 1870
  •  

Снуют кастеляны. Внизу, на газоне,
Над играми гончих хохочут пажи...[4]

  Даниил Андреев, «Рыцари» (из поэмы «Песнь о Монсальвате»), 1938
  •  

Кастелян замка показался Карлу либо пьяным, либо вдруг сошедшим с ума. Ясно было одно ― что-то необыкновенное произошло за эту ночь в замке.[5]

  Ольга Форш, «Михайловский замок», 1946
  •  

Я ходил в белом халате и одно время был хранителем медицинских халатов, заменял кастеляна. Формально же моя должность называлась «старший бухгалтер»...[6]

  Елеазар Мелетинский, «Моя тюрьма», 1971
  •  

Другой раз, в период, когда я заменял кастеляна, он собственноручно (я вышел на секунду со склада, не заперев дверь) похитил у меня семь медицинских халатов...[6]

  Елеазар Мелетинский, «Моя тюрьма», 1971
  •  

Наволочки и пододеяльники, пропитанные редкой свежестью, свежестью испаряющейся зимы ― как лавандового мыла, вложенного кастеляном в стопки постельного белья.[7]

  Анатолий Найман, «Колыбель», 2012
  •  

Комендантом Кремля стал Мальков, бывший матрос крейсера «Диана» и кастелян Смольненской крепости...[8]

  Лев Данилкин, Ленин: «Пантократор солнечных пылинок», 2017

Кастелян в публицистике и документальной прозе править

  •  

Стали они думать уже не о заключении мира, а о том, как бы уехать поздорову и выручить пленных. Наконец гетман <Хмельницкий> объявил им свои условия: «1) чтоб имени, памяти и следа унии не было; 2) митрополит киевский по примасе польском первое место должен иметь в сенате; 3) воеводы и кастеляны на Руси должны быть православные русские; 4) Войско Запорожское по всей Украйне при своих вольностях давних остается; 5) гетман козацкий подчиняется прямо королю; 6) жиды изгоняются изо всей Украйны; 7) Иеремия Вишневецкий никогда не должен быть гетманом коронным».[2]

  Сергей Соловьёв, «История России с древнейших времен» (том 10, глава 3), 1859
  •  

...колыбель Ленинграда ― не землянка, не канализационный люк, не щель между домами, забитая накиданным, упавшим, неизвестно как занесенным слоем потерь и отбросов. А именно колыбель, дворцовая, лебяжий пух, кружева. Наволочки и пододеяльники, пропитанные редкой свежестью, свежестью испаряющейся зимы ― как лавандового мыла, вложенного кастеляном в стопки постельного белья.[7]

  Анатолий Найман, «Колыбель», 2012
  •  

Судя по воспоминаниям Троцкого, комиссары, многие вчерашние эмигранты: ни кола ни двора, разумеется, ощущали иронию истории: ультрасовременная, отринувшая все национальные и конфессиональные предрассудки советская власть, молодое вино, плещется в совсем уж ветхих мехах, внутри нафталинного, средневекового, «загоскинско-забелинского» заведения. Комендантом Кремля стал Мальков, бывший матрос крейсера «Диана» и кастелян Смольненской крепости, комтуром и управделами администрации ― Бонч-Бруевич.[8]

  Лев Данилкин, Ленин: «Пантократор солнечных пылинок», 2017

Кастелян в мемуарах, письмах и дневниковой прозе править

  •  

Нередко впрочем и случайные обстоятельства поддерживают суеверие о домовом. Во время последней польской войны, наш эскадрон стоял в известном замке, в Пулаве, и домовой стал выживать незваных постояльцев: в продолжение всей ночи в замке, особенно в комнате, занятой нашими офицерами, подымался такой страшный стук, что нельзя было уснуть; а между тем самые тщательные разыскания ничего не могли открыть, нельзя было даже определить с точностью, где, в каком углу или месте домовой возится, — хотя стук был слышен каждому. Плутоватый кастелян пожимал плечами и уверял, что это всегда бывает в отсутствие хозяина, которого домовой любит и уважает, и при нем ведет себя благочинно. Случайно открылось, однако же, что домовой иногда и без хозяина успокаивался и что это именно случалось тогда, когда лошади не ночевали на конюшне. Сделали несколько опытов, и дело объяснилось: конюшня была через двор; не менее того, однако же, в одной из комнат замка пришлась как-то акустическая точка, относительно этой конюшни, и топот лошадей раздавался в ней так звучно, что казалось, будто стук этот выходит из подполья или из стен. Открытие это кастеляну было очень не по вкусу.

  Владимир Даль, «О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа», 1846
  •  

Время, все истребляющее, все более и более покрывает забвением странности сего несчастного царствования; последние памятники его ― укрепления Михайловского замка и шутовской наряд Ивана Семеновича Брызгалова ― недавно исчезли. Брызгалов — бывший кастелян Михайловского замка, чудак, более тридцати лет не снимавший костюм или придворную ливрею, которую носил при Павле: малиновый мундир, шире и длиннее всякого сюртука, с золотыми позументами, бахромою и кистями.[9]

  Филипп Вигель, «Записки», 1860
  •  

Я ходил в белом халате и одно время был хранителем медицинских халатов, заменял кастеляна. Формально же моя должность называлась «старший бухгалтер», и я исполнял все работы счетно-бухгалтерского профиля. В центральный лазарет поступали больные заключенные со всего Каргопольлага, в том числе много блатных, чаще всего отчаянных «духариков». <...>
Другой раз, в период, когда я заменял кастеляна, он собственноручно (я вышел на секунду со склада, не заперев дверь) похитил у меня семь медицинских халатов, а назавтра на «пятиминутке» их у меня потребовал. Я накануне узнал о краже халатов (вольнонаемная хирургическая сестра поведала мне о том, кто был «вором»), и у меня резко подскочило кровяное давление, возник спазм. Осложнения для меня могли быть непоправимыми. На моё счастье, санитары решили отомстить за меня и перепрятали похищенные и доверенные одному из них халаты.[6]

  Елеазар Мелетинский, «Моя тюрьма», 1971

Кастелян в беллетристике и художественной прозе править

  •  

Слуга выходит навстречу офицеру.
― Дома ли баронесса? ― спрашивает последний.
― Нет, ― отвечает слуга, ― она уехала с час тому назад в Дерпт.
― Кто ж дома?
― Фрейлейн.
― Доложи ей, что барон Траутфеттер, приехавший из армии, просит позволения ей представиться. Слуга, не делая дальнейших расспросов, опрометью побежал в дом искать кастеляна для доклада и дорогою, толкая встречных и поперечных, кричал как сумасшедший, что жених барышнин приехал! Тотчас по всему дому разнеслось одно эхо:
― Жених, жених барышнин приехал! От передней до девичьей повторялись эти слова. Вероятно, их слышал и гость. Наконец явился перед молодою госпожой своей старик дворецкий и провозгласил, как герольд, что барон Адольф фон Траутфеттер приехал из армии и желает иметь честь ей представиться. Луиза в ужасном волнении.[10]

  Иван Лажечников, «Последний Новик», 1833
  •  

Потом стал он говорить что-то шёпотом, так что мне расслушать нельзя было. «Ради за нее голову положить!» ― отвечали два голоса. Голоса были знакомые, а чьи ― вдруг разобрать я не мог. Немного погодя застучали ключами и вышли из дому с фонарем амтман, да ― кто еще? Как бы ты смекала? ― скотник, бывший кастелян Готлиб и товарищ его, пастух Арнольд.
― Может ли статься? Их ли ты видел?
― Их или людей во плоти и образе Готлиба и Арнольда. Я сам диву дался. Пошли они по дорожке, прямо к кладовой, что в саду. Прыг, прыг и я за ними между кустами. Отперли кладовую и выкатили оттуда несколько бочонков. «Поосторожнее с огнем!» ― говорил амтман.
― С огнем? ― вскричала Ильза, вдохновенная необыкновенною догадкой. ― Это были, наверно, бочонки с порохом. Злодейка! Она хочет подорвать Паткуля, Шереметева, русских![10]

  Иван Лажечников, «Последний Новик», 1833
  •  

Здесь маршалок рассматривает чету, как близорукий мелкую печать, оправляет ее, двумя пальцами легонько снимает с нее пушок, снежинку, одним словом все, что лишнее в барских палатах, и, наконец, провозглашает ставленников из разных народов. Дверь настежь, и возглас его повторяется в передней. Боже мой! опять смотр. Да будет ли конец? Сейчас. Вот кастелян и кастелянша, оглядев набело пару и объяснив ей словами и движениями, что она должна делать, ведет ее в ближнюю комнату. Фаланга слуг, напудренная, в ливрейных кафтанах, в шёлковых полосатых чулках, в башмаках с огромными пряжками, дает ей место. И вот бедная чета, волшебным жезлом могучей прихоти перенесенная из глуши России от богов и семейства своего, из хаты или юрты, в Петербург, в круг полутораста пар, из которых нет одной, совершенно похожей на другую одеждою и едва ли языком; перенесенная в новый мир через разные роды мытарств, не зная, для чего все это делается, засуеченная, обезумленная, является, наконец, в зале вельможи перед суд его.[1]

  Иван Лажечников, «Ледяной дом», 1838
  •  

― А этот жидок поверенный знаменитого кафского еврея, Хози Кокоса, который доставил Иоанну дружбу крымского хана, а через нее, ни более ни менее, спокойствие Руси. Итак, худенький низенький старичок, который его провожает, синьор кастелян великого князя, Русалка. Хитрец, каких мало! Нужно ли властителю достигнуть нечистым путем цели, полезной для него и для государства, ― он делает мост из своего кастеляна и по нем, не замарав даже ноги, достигает, что ему нужно. Между тем сам Русалка в грязи от пят до головы. Еще недавно состряпал он мастерское дело: самую смерть остановил на несколько часов у одра Верейского князя, для того чтобы он успел сделать завещание в пользу Иоанна. <...> Но синьор кастелян выходит опять к нам из внутренних комнат, вероятно, чтобы позвать нас к великому князю. В самом деле, Русалка пришел объявить им, что господин великий князь Иван Васильевич приказал им видеть свои царские очи, что и спешили они исполнить. Они очутились в небольшой комнате.[1]

  Иван Лажечников, «Басурман», 1838
  •  

— Вот и всё помещение! — сказал он Петьке. — Не побрезгуй! Клавикорды в зале к твоим услугам. Завтра испробуем твой голос! А это наш кастелян, наш домоправитель! — прибавил он, кивая на старика. — Ну, всё в порядке! Даже Карл-Мария Вебер выбелен к твоему приезду за́ново! <...>
Старый слуга, или «кастелян», как называл его сам учитель, говоря о добрых делах своего господина, всегда, как-то понижал голос: «Я-то знаю, какие дела он иногда творит, но знаю из них лишь половину. Вот бы кому следовало повесить на грудь звезду! Впрочем, он не стал бы носить её! Он бы из себя вышел, если бы захотели отметить его за его честность. Знаю я его! Вот уж он-то прежде всех нас попадёт в рай, какой бы там ни был веры! Он воистину живёт по писанию!» Последние слова старик произносил с особенным ударением, точно Петька питал на этот счёт какое-нибудь сомнение. Напротив, Петька и сам чувствовал и сознавал, что учитель его истый христианин по делам своим и может послужить образцом для всякого. Но в церкви он никогда не бывал, и когда Петька, собираясь однажды идти с матерью и бабушкой к причастию, спросил, не пойдёт ли с ними и учитель, этот ответил: «Нет!» Петьке показалось, что он хотел сказать ещё что-то, но так ничего и не сказал.[3]

  Ханс Кристиан Андерсен, «Петька-счастливец», 1870
  •  

Выходя, К. обратил внимание на тёмный портрет в тёмной раме, висевший на стене. Он заметил его и раньше, со своего тюфяка, но издали не разглядел как следует и подумал, что картина была вынута из рамы и осталась только чёрная доска. Но теперь он увидел, что это был портрет, поясной портрет мужчины лет пятидесяти. Его голова была опущена так низко, что глаз почти не было видно и четко выделялся только высокий выпуклый лоб да крупный крючковатый нос. Широкая борода, прижатая наклоном головы, резко выдавалась вперед. Левая рука была запущена в густые волосы, но поднять голову кверху никак не могла. «Кто такой? — спросил К. — Граф
«Нет, — сказал хозяин, — это кастелян».

  Франц Кафка, «Замок», 1922
  •  

Он, как обычно, в своем ярко-малиновом сюртуке с золотыми позументами, держал в руке саженную палку, но был без шляпы, и седые волосы его колебал ветер. Кастелян замка показался Карлу либо пьяным, либо вдруг сошедшим с ума. Ясно было одно ― что-то необыкновенное произошло за эту ночь в замке. Росси быстро направился к дому учителя ― Бренны, жившего неподалеку, он должен был знать все в подробности. <...> Александр и все члены императорской фамилии переехали в Зимний дворец, подальше от тяжких воспоминаний. Но Карл, помимо воли глядя на замок, стал силой воображения воскрешать страшную ночь, двигая время назад от того мгновения, когда поутру появился на этих вот гранитных ступенях в придворной ливрее кастелян Брызгалов. Как ни тихо шли заговорщики, они, говорят, спугнули «тех бесчисленных ворон, что спокойно сидят сейчас в своих гнездах».[5]

  Ольга Форш, «Михайловский замок», 1946
  •  

Её уже сторожили. Ночью, в одежде стрельца, в меховой шапке, надвинутой на лоб, польская аристократка ускакала из лагеря в сопровождении пажа и камеристки. По дороге ее нагнал брат, кастелян Станислав Мнишек. Он умолял сестру вернуться в лагерь, сдаться на милость короля, вспоминал про прекрасный Самбор, где её так ждут… Но она только посмеялась над ним. Когда они уже прощались, Марина вдруг открылась брату: «царица московская» должна была родить «наследника трона»…[11]

  Эдвард Радзинский, «Лжедмитрий», 1999

Кастелян в стихах править

  •  

В эту минуту вошел кастелян объявить, что близ замка
Встречен был патер Лаврентий, что он в лесу недалеко
Сделал себе из сучьев шалаш и в нем поселился. ―
«Мне на вопрос, зачем он живет здесь, когда отказался
Рыцарев брак освятить, ― отвечал он: ― Разве одни лишь
Браки должны освящать мы?[12]

  Василий Жуковский, «Лет за пятьсот и поболе случилось, что в ясный, весенний...» (из поэмы «Ундина»), 1836
  •  

Пирует король Джероним в Безансоне,
Как улей огромный, гудят этажи.
Снуют кастеляны. Внизу, на газоне,
Над играми гончих хохочут пажи...[4]

  Даниил Андреев, «Рыцари» (из поэмы «Песнь о Монсальвате»), 1938
  •  

Под Лаздунами стояло,
Около Пущи Налибокской,
Где-то под тысячу мерзавцев,
Грабителей клейнодов.
Ночь пили, а днём палили,
Истребляли народ Божий.
Такой был закон московский.
Кастелян наш геранёнский
Как услышал, так аж подскочил:
— Сплющить падл!
Порубить их, как капусту!
Всё московское распутство![13]

  Зенон Позняк (Зянон), из поэмы «Великое Княжество», 2000

Источники править

  1. 1 2 3 4 И.И. Лажечников. «Ледяной дом». — М.: Эксмо, 2006 г.
  2. 1 2 С. М. Соловьев История России с древнейших времен: в 15 кн. Кн. 10. — М.: Соцэкгиз, 1961 г.
  3. 1 2 Собрание сочинений Андерсена в четырёх томах. — 1-e издание. — СПб., 1894 г. — Т. 3. — С.261
  4. 1 2 Д.Л.Андреев. Собрание сочинений. — М.: «Русский путь», 2006 г.
  5. 1 2 О. Д. Форш. «Одеты камнем». «Михайловский замок»: Романы. — Ленинград, Художественная литература, 1980 г.
  6. 1 2 3 Мелетинский Е. М.. Рос. гос. гуманит. ун-т. Ин-т высш. гуманит. исслед. — М.: РГГУ, 1998 г. — 572 с.
  7. 1 2 А. Г. Найман, Колыбель. ― М.: «Октябрь», № 3, 2013 г.
  8. 1 2 Данилкин Л. А., Ленин: «Пантократор солнечных пылинок». — М.: Издательство АО «Молодая гвардия», 2017 г.
  9. Ф. Ф. Вигель. Записки. — М.: «Захаров», 2000 г.
  10. 1 2 Иван Лажечников, «Последний Новик» 1833 г. (текст)
  11. Э. Радзинский. Собрание сочинений: В 7 т. Том 5. ― М.: Вагриус, 1998 г.
  12. Жуковский В. А. Полное собрание сочинений и писем. — М.: Языки славянской культуры, 2000 г.
  13. Зянон, Вялікае княства. Паэма ў трох частках, вершы і фатаграфіі., Варшава-Нью-Йорк-Вильнюс. 2005.

См. также править