Письма Александра Пушкина Петру Вяземскому
Здесь представлены письма Александра Пушкина своему другу Петру Вяземскому. Сохранилось 72 письма с 27 марта 1816 по 21 декабрь 1836 года.
Цитаты
править… несчастного царскосельского пустынника, которого уж и без того дёргает бешеный демон бумагомарания. — 27 марта 1816 |
Жуковский меня бесит — что ему понравилось в этом Муре? чопорном подражателе безобразному восточному воображению? Вся Лалла-рук не стоит десяти строчек Тристрама Шанди; пора ему иметь собственное воображенье и крепостные вымыслы. Но каков Баратынской? Признайся, что он превзойдёт и Парни и Батюшкова — если впредь зашагает, как шагал до сих пор! <…> Оставим всё ему эротическое поприще и кинемся каждый в свою сторону, а то спасенья нет. <…> желаю счастия дяде — я не пишу к нему; потому что опасаюсь журнальных почестей[К 1] — скоро ли выйдут его творенья? все они вместе не стоят Буянова; а что-то с ним будет в потомстве? Крайне опасаюсь, чтобы двоюродный брат мой[К 2] не почёлся моим сыном — а долго ли до греха. — 2 января 1822 |
Мне навязалась на шею преглупая шутка. До прав[ительства] дошла наконец «Гавриилиада»; приписывают её мне; донесли на меня, и я, вероятно, отвечу за чужие проказы, если кн. Дм. Горчаков не явится с того света отстаивать права на свою собственность. — 1 сентября 1828 |
Был я у Жуковского. Он принимает в тебе живое, горячее участие, <…> сказывал мне о совете своём отнестися к Б. А я знаю, что это будет для тебя неприятно и тяжело. Он конечно перед тобою не прав; на его чреде не должно обращать внимания на полицейские сплетни[К 3] и ещё менее с укоризною давать знать об них людям, которых они касаются. Но так как в сущности это честный и достойный человек, слишком беспечный для того, чтобы быть злопамятным, и слишком благородный, чтобы стараться повредить тебе, не допускай в себе враждебных чувств и постарайся поговорить с ним откровенно[3]. — около 25 января 1829 | |
конец после «знать об них»: aux personnes qui en sont l'objet. Mais comme au fond c'est un brave et digne homme, trop distrait pour vous garder rancune et trop distingué pour chercher à vous nuire, ne vous laissez pas aller à l'inimitié et tâchez de lui parler tout franchement. |
… в Борисе моём выпущены народные сцены, да матерщина французская и отечественная; а впрочем странно читать многое напечатанное. Сев. Цв. что-то бледны. Каков шут Дельвиг, в круглый год ничего сам не написавший и издавший свой альманах в поте лиц наших? — 2 января 1831 |
… на днях испрознился сказкой в тысяча стихов; другая[4] в брюхе бурчит. А всё холера… То, что ты говоришь о Рославлеве[К 4], сущая правда; мне смешно читать рецензии наших журналов, кто начинает с Гомера, кто с Моисея, кто с Вальтер-Скотта; пишут книги о романе, которого ты оценил в трёх строчках совершенно полно, но к которым можно прибавить ещё три строчки: что положения, хотя и натянутые, занимательны; что разговоры, хотя и ложные, живы… — 3 сентября 1831 |
1820
правитьКатенин <…> опоздал родиться — и своим характером и образом мыслей, весь принадлежит 18 столетию. В нём та же авторская спесь, те же литературные сплетни и интриги, как и в прославленном веке философии. Тогда ссора Фрерона и Вольтера занимала Европу, но теперь этим не удивишь; что ни говори, век наш не век поэтов — жалеть кажется нечего — а всё-таки жаль. Круг поэтов делается час от часу теснее — скоро мы будем принуждены, по недостатку слушателей, читать свои стихи друг другу на ухо. — И то хорошо. — около (не позднее) 21 апреля |
Петербург душен для поэта: я жажду краёв чужих; авось полуденный воздух оживит мне душу. Поэму свою я кончил, и только <…> окончательный стих её принёс мне удовольствие. Она так мне надоела, что не могу решиться переписывать её клочками для тебя. Письмо моё скучно, потому что с тех пор, как я сделался историческим лицом для сплетниц С-т Петербурга, я глупею и старею не неделями, а часами. — там же |
Катенин <…> опоздал родиться — не идеями (которых у него нет), но характером принадлежит он к 18 столетию <…>. Мы все, по большей части привыкли смотреть на поэзию, как на записную прелестницу, к которой заходим иногда поврать и поповесничать, без всякой душевной привязанности и вовсе не уважая опасных её прелестей. Катенин напротив того приезжает к ней в башмаках и напудренный и просиживает у неё целую жизнь с платонической любовью, благоговением и важностью. Что ни говори, век наш — не век поэзии, умы не к ней устремлены <…>. Всего приятнее — стихами — пестрить скучную прозу жизни… — черновик того же письма |
1823
правитьУ нас нет театра, опыты Озерова ознаменованы поэтическим слогом — и то не точным и заржавым; впрочем, где он не следовал жеманным правилам фр[анцузского] театра? — 6 февраля |
Твоё предложение собраться нам всем и жаловаться на Бируковых может иметь худые последствия. На основании военного устава, если более двух офицеров в одно время подают рапорт, таковой поступок приемлется за бунт. Не знаю, подвержены ли писатели военному суду, но общая жалоба с нашей стороны может навлечь на нас ужасные подозрения и причинить большие беспокойства… Соединиться тайно — но явно действовать в одиночку, кажется, вернее. <…> Аристократические предубеждения пристали тебе, но не мне — на конченную свою поэму я смотрю, как сапожник на пару своих сапог: продаю с барышом. Цеховой старшина находит мои ботфорты не по форме, обрезывает, портит товар; я в накладе; иду жаловаться частному приставу; всё это в порядке вещей. Думаю скоро связаться с Бируковым и стану доезжать его в этом смысле — но за 2000 вёрст мудрёно щёлкать его по носу. — март |
… Гнедич хочет купить у меня второе издание Русл. и К. Пле. <…>. Я обещал ему предисловие — но от прозы меня тошнит. Перепишись с ним — возьми на себя это 2 издание и освяти его своею прозой, единственною в нашем прозаическом отечестве. Не хвали меня, но побрани Русь и русскую публику — стань за немцев и англичан — уничтожь этих маркизов классической поэзии…[К 5] — 19 августа |
Бахчисарайский фонтан, между нами, дрянь, но эпиграф его[К 6] прелесть. — 14 октября |
Что тебе пришло в голову писать оперу и подчинить поэта музыканту. Чин чина почитай. Я бы и для Россини не пошевелился. <…> я теперь пишу не роман, а роман в стихах — дьявольская разница. В роде Дон-Жуана — о печати и думать нечего; пишу спустя рукава. Цензура наша так своенравна, что с нею невозможно и размерить круга своего действия… — 4 ноября |
Вот тебе и Разбойники. Истинное происшедствие подало мне повод написать этот отрывок. В 820 году, в бытность мою в Екатеринославле, два разбойника, закованные вместе, переплыли через Днепр и спаслись. Их отдых на островке, потопление одного из стражей мною не выдуманы. Некоторые стихи напоминают перевод Шил. Узн. Это несчастие для меня. Я с Жуковским сошёлся нечаянно, отрывок мой написан в конце 821 года. — 11 ноября |
Конечно ты прав[К 7], и вот тебе перемены [Бахчисарайского фонтана] <…>. |
1824
правитьЯ не принадлежу к нашим писателям 18-го века: я пишу для себя, а печатаю для денег…[К 9] — 8 марта |
… грех тебе унижать нашего Крылова. Твоё мнение должно быть законом в нашей словесности, а ты по непростительному пристрастию судишь вопреки своей совести и покровительствуешь чёрт знает кому. И что такое Дмитриев? Все его басни не стоят одной хорошей басни Крылова.[К 10] — там же |
Не знаю, как тебя благодарить; Разговор прелесть, как мысли, так и блистательный образ их выражения. Суждения неоспоримы. Слог твой чудесно шагнул вперёд. Недавно прочёл я и жизнь Дмитриева; всё, что в ней рассуждение — прекрасно. Но эта статья tour de force et affaire de parti. Читая твои критические сочинения и письма, я и сам собрался с мыслями и думаю на днях написать коё-что о нашей бедной словесности <…>. Знаешь ли что? твой Разговор более писан для Европы, чем для Руси. Ты прав в отношении романтической поэзии. Но старая пизда классическая, на которую ты нападаешь, полно существует ли у нас? это ещё вопрос. <…> Дмитриев, несмотря на всё старое своё влияние, не имеет, не должен иметь более весу, чем Херасков или дядя В. Львович. Разве он один представляет в себе классическую нашу словесность <…> и чем он классик? где его трагедии, поэмы дидактические или эпические? разве классик в посланиях к Севериной да в эпиграммах, переведённых из Гишара? — Мнения Вест. Евр. не можно почитать за мнения, на Благ. сердиться невозможно. Где же враги романтической поэзии? где столпы классические? <…> Слёнин предлагает мне за Онегина, сколько я хочу. Какова Русь, да она в самом деле в Европе — а я думал, что это ошибка географов. Дело стало за цензурой, а я не шучу, потому что дело идёт о будущей судьбе моей, о независимости — мне необходимой. Чтоб напечатать Онегина, я в состоянии хуя, т. е. или рыбку съесть, или на хуй сесть[9]. <…> Как бы то ни было, готов хоть в петлю. — начало апреля |
… беру уроки чистого афеизма. Здесь англичанин, глухой философ, единственный умный афей, которого я ещё встретил. Он исписал листов тысячу, чтобы доказать, qu’il ne peut exister d’être intelligent Créateur et régulateur[10], — мимоходом уничтожая слабые доказательства бессмертия души. Система не столь утешительная, как обыкновенно думают, но, к несчастью, более всего правдоподобная.[К 11] — апрель — 1-я половина мая (?) |
… тебе грустно по Байроне, а я так рад его смерти, как высокому предмету для поэзии. Гений Байрона бледнел с его молодостию. <…> Он весь создан был на выворот; постепенности в нём не было, он вдруг созрел и возмужал — пропел и замолчал; и первые звуки его уже ему не возвратились — после 4-ой песни Child-Harold Байрона мы не слыхали, а писал какой-то другой поэт с высоким человеческим. — 24-25 июня |
О судьбе греков позволено рассуждать, как о судьбе моей братьи негров, можно тем и другим желать освобождения от рабства нестерпимого. Но чтобы все просвещённые европейские народы бредили Грецией — это непростительное ребячество. Иезуиты натолковали нам о Фемистокле и Перикле, а мы вообразили, что пакостный народ, состоящий из разбойников и лавошников, есть законнорожденный их потомок, и наследник их школьной славы. — там же |
Да ты пакостишь со мною: даришь меня и связываешься чорт знает с кем. — там же |
Век романтизма не настал ещё для Франции — Лавинь бьётся в старых сетях Аристотеля — он ученик трагика Вольтера, а не природы — | |
2-е предложение: Tous le recueils de poésies nouvelles dites Romantiques sont la honte de la littérature française. |
1825
править… более чем когда-нибудь чувствую необходимость какой-нибудь Edimboorg review. — 19 февраля |
Слог восточный был для меня образцом, сколько возможно нам, благоразумным, холодным европейцам. Кстати ещё — знаешь, почему не люблю я Мура[2]? — потому что он чересчур уже восточен. Он подражает ребячески и уродливо — ребячеству и уродливости Саади, Гафиза и Магомета. — Европеец, и в упоении восточной роскоши, должен сохранить вкус и взор европейца. — конец марта — начало апреля |
… аноним (род онанизма журнального). — 13 июля |
Покамест, душа моя, я предпринял такой литературный подвиг, за который ты меня расцелуешь: романтическую трагедию[1]! — смотри, молчи, же: об этом знают весьма немногие. <…> |
Когда-то мы возьмёмся за журнал. Мочи нет хочется… — 10 августа |
… все наши журнальные анти-критики основаны на сам съешь? Булгарин говорит Фёдорову: ты лжёшь, Фёд. говорит Булг-у: сам ты лжёшь. Пинский[1] говорит Полевому: ты невежда, Пол. возражает Пинскому: ты сам невежда, один кричит: ты крадёшь! другой: сам ты крадёшь! — и все правы. <…> |
Благодарствую, душа моя, и целую тебя в твою поэтическую жопку — с тех пор как я в Михайловском, я только два раза хохотал; при разборе новой пиитики басен и при посвящении говну говна твоего[К 14]. <…> |
Зачем жалеешь ты о потере записок Байрона? чорт с ними! слава богу, что потеряны. Он исповедался в своих стихах, невольно, увлечённый восторгом поэзии. В хладнокровной прозе он бы лгал и хитрил, то стараясь блеснуть искренностию, то марая своих врагов. Его бы уличили, как уличили Руссо[К 16] — а там злоба и клевета снова бы торжествовали. Оставь любопытство толпе и будь заодно с Гением. Поступок Мура[К 17] лучше его Лалла-Рук (в его поэтическом отношеньи). Мы знаем Байрона довольно. Видели его на троне славы, видели в мучениях великой души, видели в гробе посреди воскресающей Греции. — Охота тебе видеть его на судне. Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости, она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врёте, подлецы: он и мал и мерзок — не так, как вы — иначе. — Писать свои Memoires заманчиво и приятно. <…> Предмет неистощимый. Но трудно. Не лгать — можно; быть искренним — невозможность физическая. Перо иногда остановится, как с разбега перед пропастью — на том, что посторонний прочёл бы равнодушно. Презирать суд людей не трудно; презирать [самого себя] суд собственный невозможно. — 2-я половина ноября |
1826
правитьПисьмо это тебе вручит очень милая и добрая девушка, которую один из твоих друзей неосторожно обрюхатил[К 18]. Полагаюсь на твоё человеколюбие и дружбу. Приюти её в Москве и дай ей денег, сколько ей понадобится — а потом отправь в Болдино (в мою вотчину, где водятся курицы, петухи и медведи). Ты видишь, что тут есть о чём написать целое послание во вкусе Жуковского о попе[2]: но потомству не нужно знать о наших человеколюбивых подвигах. |
Правда ли, что Баратынский женится? боюсь за его ум. Законная пизда род тёплой шапки с ушами. Голова вся в неё уходит. <…> Брак холостит душу. — там же |
Я, конечно, презираю отечество моё с головы до ног — но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство. Ты, который не на привязи, как можешь ты оставаться в России? Если царь даст мне свободу, то я месяца не останусь. Мы живём в печальном веке, но когда воображаю Лондон, чугунные дороги, паровые корабли, английские журналы или парижские театры и бордели[14] — то моё глухое Михайловское наводит на меня тоску и бешенство. — 27 мая |
Читая в журналах статьи о смерти Карамзина, бешусь. Как они холодны, глупы и низки. Не уж то ни одна русская душа не принесёт достойной дани его памяти? Отечество в праве от тебя того требовать. Напиши нам его жизнь, это будет 13-й том Русской Истории; Карамзин принадлежит истории[К 20]. <…> |
Итак никогда порядочные литераторы вместе у нас ничего не произведут! всё в одиночку. <…> кто бы ни издавал журнал, всё равно. Дело в том, что нам надо завладеть одним журналом и царствовать самовластно и единовластно. Мы слишком ленивы, чтоб переводить, выписывать, объявлять etc. etc. — 9 ноября |
1830
правитьТы бранишь Милославского, я его похвалил[К 22]. Где гроза, тут и милость. Конечно в нём многого недостаёт, но многое и есть: живость, весёлость, чего Булгарину и во сне не приснится. — конец января |
Знаешь разницу между пушкой и единорогом? Пушка сама по себе, а единорог сам по себе. — 14 марта |
Булгарин изумил меня своею выходкою, сердиться нельзя, но побить его можно и, думаю, должно — но распутица, лень и Гончарова не выпускают меня из Москвы, а дубины в 800 вёрст длины в России нет кроме гр. Панина[13]. — 2-я половина марта (не ранее 18) |
Об Истине (т. е. о точности применения истины) нечего тебе заботиться: пуля виноватого сыщет. Все твои литературные обозрения полны этих пуль-дур. Собери-ка свои статьи критические, посмотри, что за перестрелка подымится. — 5 ноября |
Комментарии
править- ↑ Того, что дядя или напечатает его письма в журналах (как в 1821 г. с письмом от 28 декабря 1816), или ответит посланием и так же напечатает[1].
- ↑ Буянов, в шутку названный «двоюродным братом», — герой поэмы В. Л. Пушкина «Опасный сосед»[1].
- ↑ Обвинений Вяземского в развратном поведении и дурном влиянии на молодёжь, в т.ч. Пушкина[2]. См. письма Вяземского 14 ноября 1828 В. А. Жуковскому и А. И. Тургеневу, примечание в записной книжке после 1833 г. к письму П. А. Толстого Д. В. Голицыну 8 июля 1828.
- ↑ В письме 24 августа: «… нет истины ни в одной мысли, ни в одном чувстве, ни в одном положении».
- ↑ Вяземский написал такое предисловие к «Бахчисарайскому фонтану» (после просьбы в письме 4 ноября) — «Разговор между Издателем и Классиком с Выборгской стороны или с Васильевского острова»[5]. См. тут письмо начала апреля 1824.
- ↑ Цитата из поэмы Саади «Бустан».
- ↑ Собираясь издать поэму, Вяземский счёл некоторые места грубыми[6].
- ↑ Из «Тавриды» Пушкин, вероятно, заимствовал также имя Заремы, переделав из Зарены[7][6].
- ↑ Окончание — лапидарный парафраз из письма А. А. Бестужеву 8 февраля[8].
- ↑ На следующий день Вяземский в письме А. А. Бестужеву глубже оценил Крылова.
- ↑ Письмо распространилось среди приятелей Пушкина и повлекло за собой ссылку в Михайловское, Пушкин говорил позже, что «был сослан за две строки вздорного письма». Павел Анненков писал: «В доме наместника Пушкин часто встречался <…> с доктором англичанином, по всем вероятиям, страстным поклонником Шелли, который учил поэта нашего философии атеизма и сделался невольным орудием второй его катастрофы…»[11]
- ↑ 8 или 10 октября 1824: «… сегодня кончил я поэму <…>. Она покаместь мне опротивила…»
- ↑ См. письмо Вяземского Пушкину 6 сентября.
- ↑ Подразумеваются статья Вяземского «Жуковский. — Пушкин. — О новой пиитике басен» и шестистишие в письме Пушкину 16 октября[1].
- ↑ См. комментарий С. М. Бонди в «Драматургии Пушкина» (9).
- ↑ После издания «Исповеди».
- ↑ Сожжение мемуаров Барона в мае 1824 года под давлением знакомых.
- ↑ Он сам свою крепостную О. М. Калашникову[2].
- ↑ По поводу стихотворения Вяземского «К мнимой счастливице». См. статью В. Ф. Ходасевича «Глуповатость поэзии» (1927). Комментарий С. Л. Франка («О задачах познания Пушкина», 1937): «В этом суждении выражено, однако, лишь эстетическое отрицание тяжеловесного дидактизма в поэзии, переобременённости поэзии педантическими рассуждениями». Подобный афоризм около 1823 года придумал Гёте: «Лирика <…> в частностях должна быть же немного простоватой» («Максимы и рефлексии»).
- ↑ Реминисценция на фразу из посвящения к «Истории государства Российского»: «История народа принадлежит Царю».
- ↑ «О народном воспитании» по заказу Николая I[13].
- ↑ В письме 11 января его автору М. Н. Загоскину и рецензии.
Примечания
править- ↑ 1 2 3 4 5 6 Б. Л. Модзалевский. Примечания // Пушкин А. С. Письма, 1815—1825 / Под ред. Б. Л. Модзалевского. — М.; Л.: Гос. изд-во, 1926. — С. 238-9, 466, 514.
- ↑ 1 2 3 4 5 Л. Б. Модзалевский, И. М. Семенко. Примечания // Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 10 т. Т. 10. Письма. — 2-е изд., доп. — М.: Академия наук СССР, 1958.
- ↑ К. С. Павлова под ред. А. А. Смирнова. Переводы иноязычных текстов // А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений в 16 т. Т. 14. — М., Л.: Изд. Академии наук СССР, 1941. — С. 392.
- ↑ Л. Б. Модзалевский. Примечания // Пушкин А. С. Письма, 1831—1833 / Под ред. Б. Л. Модзалевского. — М.; Л.: Academia, 1935. — С. 400.
- ↑ С. В. Денисенко, Е. О. Ларионова. Примечания к предисловию // Пушкин в прижизненной критике, 1820—1827. — СПб.: Государственный Пушкинский театральный центр, 1996. — С. 393.
- ↑ 1 2 М. О. Гершензон. Плагиаты Пушкина // Искусство. — 1925. — Кн. II. — С. 257.
- ↑ П. О. Морозов. Примечания // Собрание сочинений А. С. Пушкина. Т. 3. — СПб.: изд. Имп. Академии наук, 1912.
- ↑ Владислав Ходасевич. Вдохновение и рукопись // Беседа. — 1923. — №3. — С. 235.
- ↑ Yuri Druzhnikov. Collected Works in Six Vol. Vol. Three. VIA Press, 1998, p. 161.
- ↑ 1 2 А. А. Смирнов. Переводы иноязычных текстов // А. С. Пушкин. ПСС в 16 т. Т. 13. — 1937. — С. 528-9.
- ↑ Анненков П. В. Александр Сергеевич Пушкин в Александровскую эпоху. — СПб., 1874. — С. 260-1.
- ↑ Н. К. [Пушкин] О предисловии г-на Лемонте к переводу басен И. А. Крылова // Московский телеграф. — 1825. — Ч. 5. — № 17. — С. 46.
- ↑ 1 2 3 Б. Л. Модзалевский. Примечания // Пушкин А. С. Письма, 1826—1830 / Под ред. Б. Л. Модзалевского. — М.; Л.: Гос. изд-во, 1928. — С. 158, 213, 401.
- ↑ Вересаев В. В. Пушкин в жизни. — 6-е изд. — М.: Советский писатель, 1936. — VIII.