Плакальщица
Плáкальщица — в старинном похоронном обряде профессия женщины, которую нанимали для оплакивания покойника. Плачи и причитания плакальщиц отличаются высокой степенью эмоционального напряжения, умением выразить безутешное горе и передать накал скорбных чувств близким покойного. Однако чтобы не «затопить» усопшего на «том» свете чрезмерными рыданиями, в обрядовом каноне для оплакивания отведено только светлое время суток.
Плакальщица | |
Статья в Википедии | |
Медиафайлы на Викискладе |
Плакальщица в определениях и кратких цитатах
править— Александр Бестужев-Марлинский, «Аммалат-бек», 1831 |
Гроб с покойником ставят посреди избы и начинается кощунственное отпевание, состоящее из самой отборной, что называется, «острожной» брани, которая прерывается только всхлипыванием плакальщицы, да каждением «попа».[2] | |
— Сергей Максимов, «Нечистая, неведомая и крестная сила», 1903 |
— Марина Цветаева, «Ночь вторая» [Царь-девица — 4], 1920 |
— Илья Эренбург, «Портреты современных поэтов», 1922 |
— Ольга Фрейденберг, «Поэтика сюжета и жанра», 1935 |
...на каждой пристани пароход встречали толпы жителей. Впереди стояли старухи плакальщицы в чёрных платках. Как только пароход подваливал к пристани, они начинали оплакивать умершего высокими, томительными голосами. Слова этого поэтического плача никогда не повторялись. По-моему, каждый плач был импровизацией.[6] | |
— Константин Паустовский, «Золотая роза», 1955 |
Те, кто считал себя покойнице роднее, начинали плач ещё с порога, а достигнув гроба, наклонялись голосить над самым лицом усопшей. Мелодия была самодеятельная у каждой плакальщицы. И свои собственные излагались мысли и чувства. Тут узнал я, что плач над покойной не просто есть плач, а своего рода политика.[7] | |
— Александр Солженицын, «Матрёнин двор», 1960 |
Изящно коленопреклоненная плакальщица прижалась чугунным лбом к кресту. Гид сказал, что моделью скульптору послужила сама вдова.[8] | |
— Андрей Битов, «Вы приходите — вас не ждали...», 1974 |
А всё ж норовишь ты упрочиться, | |
— Семён Липкин, «Русская поэзия», 1975 |
Плачут плакальщицы, алчут ненасытные | |
— Наталья Горбаневская, «Плачут плакальщицы, алчут ненасытные...», 1996 |
Плакальщица в публицистике и документальной литературе
правитьТакова, например, игра в покойника (местные названия: «умрун», «смерть» и т.д.). Состоит она в том, что ребята уговаривают самого простоватого парня или мужика быть покойником, потом наряжают его во всё белое, натирают овсяной мукой лицо, вставляют в рот длинные зубы из брюквы, чтобы страшнее казался, и кладут на скамейку или в гроб, предварительно накрепко привязав верёвками, чтобы, в случае чего, не упал или не убежал. Покойника вносят в избу на посиделки четыре человека, сзади идёт поп в рогожной ризе, в камилавке из синей сахарной бумаги, с кадилом в виде глиняного горшка или рукомойника, в котором дымятся угли, сухой мох и куриный помёт. Рядом с попом выступает дьячёк в кафтане, с косицей назади, потом плакальщица в тёмном сарафане и платочке, и, наконец, толпа провожающих покойника родственников, между которыми обязательно найдётся мужчина в женском платье, с корзиной шанег или опекишей для поминовения усопшего. Гроб с покойником ставят посреди избы и начинается кощунственное отпевание, состоящее из самой отборной, что называется, «острожной» брани, которая прерывается только всхлипыванием плакальщицы, да каждением «попа».[2] | |
— Сергей Максимов, «Нечистая, неведомая и крестная сила», 1903 |
Город спит. Зачем он бодрствует? Зачем внимает ровному дыханию полуночного мира? Не на страже, не плакальщица над гробом. Человек в пустыне, который не в силах поднять веки (а у Блока должны быть очень тяжёлые веки) и который устал считать сыплющиеся между пальцами дни и года, мелкие остывшие песчинки. По великому недоразумению, Блока считают поэтом религиозным. За твёрдую землю, на которой можно дом уютный построить, принимают лёгкий покров юношеского сна, наброшенный на чёрную бездну небытия.[4] | |
— Илья Эренбург, «Портреты современных поэтов», 1922 |
Смерть и воскресение природы персонифицируются в метафорах производительности; поэтому умирающий-воскресающий бог становится возлюбленным великой матери, рождающей и оплодотворяющей его, ― земли. Отсюда ― параллелизм аграрно-эротических образов, архаическая любовь связывается со смертью и воскресением прекрасного юноши-любовника, с цветами и весной, с пробуждением и смертью природы. Женский характер подчёркнут в обрядах умирающих-воскресающих богов: женщины поют плачи о погибшем юном боге, женские хоры сливаются с женским божеством, любящим и оплакивающим смерть своего любовника. Теперь запевалой и зачинателем хора является женщина, а не мужчина; это она ― корифей, плакальщица, ведунья, «поэтесса». А тот, кто был солнцем, стал богом смерти и воскресения, т.е. плодородия, вот почему персонифицированным ритмом, поздней музыкой и музыкальным инструментом, сначала являются солнечно-световые божества (Гелиос, Мемнон, Аполлон), а потом умирающие-воскресающие боги, ― и Адонис, Кинир, Лин, Боремос, Литюерс и мн. др. воплощают песню. Эти боги зелени и растительности воскресают весной, и весна пробуждает их к жизни, отсюда ― поэтессы как персонифицированная «весна» и плодородие. Так, Эрифанида, «Ηριφανίς» (Явленная весна), поэтесса, потеряв прекрасного Меналка, в которого была страстно влюблена, скиталась в страшной печали, слагала песни-плачи в честь возлюбленного и выкликала его, ― а Меналк был божеством растительности из разряда Адониса.[5] | |
— Ольга Фрейденберг, «Поэтика сюжета и жанра», 1935 |
Пришвин удивляется тому, как сосуществуют в крестьянском быту языческие и христианские обычаи, и христианские кажутся ему вынужденной уступкой, а настоящие властители этого края ― колдуны, к которым его влечёт куда больше, чем к православным монахам. Он был внимателен не только к природе ― в «Краю» немало ярких образов людей, и один из самых пронзительных ― вопленица Степанида Максимовна, профессиональная плакальщица; старик Иван Тимофеевич Рябинин, сын того знаменитого Рябинина, у которого записывал былины Гильфердинг. Книга была замечена и имела успех (в том числе и денежный, Пришвин получил шестьсот рублей золотыми), и эта первая литературная победа, пусть даже её автором впоследствии отчасти преувеличенная и превращённая в своего рода легенду, значила для вчерашнего неудачника необыкновенно много.[11] | |
— Алексей Варламов, «Пришвин или Гений жизни», 2002 |
Плакальщица в мемуарах, письмах и дневниковой прозе
править...на каждой пристани пароход встречали толпы жителей. Впереди стояли старухи плакальщицы в черных платках. Как только пароход подваливал к пристани, они начинали оплакивать умершего высокими, томительными голосами. Слова этого поэтического плача никогда не повторялись. По-моему, каждый плач был импровизацией. Вот один из плачей: «Пошто отлетел от нас в смертную сторону, пошто покинул нас, сиротинушек? Нешто мы тебя не привечали, не встречали добрым да ласковым словом? Погляди на Свирь, батюшка, погляди в останний раз, ― кручи запеклись рудой кровью, течет река из одних наших бабьих слёз. Ох, за что же это смерть к тебе пришла не ко времени? Ох, чего ж это по всей Свири-реке горят погребальные свечечки?» Так мы и плыли до Вознесенья под этот плач, не прекращавшийся даже ночью.[6] | |
— Константин Паустовский, «Золотая роза», 1955 |
С большим волнением стоял я перед могилой Грибоедова. Пытаясь быть честным, могу признаться, что к «Горю от ума» это мало относилось ― чувство моё было к могиле, и оно было сродни зависти. «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя!» Изящно коленопреклоненная плакальщица прижалась чугунным лбом к кресту. Гид сказал, что моделью скульптору послужила сама вдова. Я тут же поверил его акценту. И никак не мог заглянуть ей в лицо, за крест, потому что грот был заперт решёткой.[8] | |
— Андрей Битов, «Вы приходите — вас не ждали...», 1974 |
Плакальщица в беллетристике и художественной прозе
правитьЗавидую любезности, уму любовников книжных ― но зато как вяла, как холодна любовь их! ― это луч месяца, играющий по льду! Откуда набрались европейцы фарсийского пустословия, этого пения базарных соловьёв, этих цветов, вáренных в сахаре? Не могу верить, чтобы люди могли пылко любить и плодовито причитать о любви своей, словно наёмная плакальщица по умерших. Расточитель раскидывает сокровище на ветер горстями; любитель хранит, лелеет его, зарывает в сердце кладом! Я молод ― и спрашиваю, что такое дружба? Имею друга в Верховском, друга нежного, искреннего, предупредительного, ― и не есмь друг![1] | |
— Александр Бестужев-Марлинский, «Аммалат-бек», 1831 |
Чему нас учат, к чему примеры лучших людей, мораль, этика, нравственность? .. ― Да будет тебе, Пепко! Надоел... Причитаешь, как наёмная плакальщица. ― Нет, ты посмотри на мою рожу... Глаза красные, кожа светится пьяным жиром ― вообще самый гнусный вид кабацкого пропойцы. За этим немедленно следовал целый реестр искупающих поступков, как очистительная жертва.[12] | |
— Дмитрий Мамин-Сибиряк, «Черты из жизни Пепко», 1894 |
Деревенские приходили постоять-посмотреть. Женщины приводили и маленьких детей взглянуть на мертвую. И если начинался плач, все женщины, хотя бы зашли они в избу из пустого любопытства, — все обязательно подплакивали от двери и от стен, как бы аккомпанировали хором. А мужчины стояли молча навытяжку, сняв шапки. | |
— Александр Солженицын, «Матрёнин двор», 1960 |
— Две загадки в мире есть: как родился — не помню, как умру — не знаю. И смолкла Матрена тотчас, и все смолкли до полной тишины. Но и сама эта старуха, намного старше здесь всех старух и как будто даже Матрене чужая вовсе, погодя некоторое время тоже плакала: | |
— Александр Солженицын, «Матрёнин двор», 1960 |
Но разошедшийся Василий Прокопьевич всё ещё не смеется. Он услышал вдруг сладкоголосую Наталью Семёновну и обрушил на неё остатки своего гражданского гнева: | |
— Александр Яшин, «Вологодская свадьба», 1962 |
Плакальщица в стихах
править— Арсений Голенищев-Кутузов, «Плакальщица», 1877 |
— Марина Цветаева, «Ночь вторая» [Царь-девица — 4], 1920 |
— Анна Ахматова, «Всем обещаньям вопреки...», 1961 |
Куда как ликующей мнимости | |
— Семён Липкин, «Русская поэзия», 1975 |
Как гордость нации моей | |
— Леонид Губанов, «Вот вам это и ещё», 1970-е |
— Наталья Горбаневская, «Плачут плакальщицы, алчут ненасытные...», 1996 |
Источники
править- ↑ 1 2 Бестужев-Марлинский А. А. Кавказские повести. Санкт-Петербург, «Наука», 1995 г.
- ↑ 1 2 Максимов С. В. «Нечистая, неведомая и крестная сила». — Санкт-Петербург: ТОО «Полисет», 1994 г.
- ↑ 1 2 Цветаева М. И. Собрание сочинений в семи томах. — Москва, «Эллис Лак», 1994-1995 гг.
- ↑ 1 2 Эренбург И.Г. Портреты современных поэтов. — Санкт-Петербург, Журнал «Нева», 1999 г.
- ↑ 1 2 Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. Москва, «Лабиринт», 1997 г.
- ↑ 1 2 К. Г. Паустовский. «Золотая роза». — М.: «Детская литература», 1972 г.
- ↑ 1 2 3 Солженицын А. И. «На краях». — М.: Вагриус, 2000 г.
- ↑ 1 2 Битов А. Г. Неизбежность ненаписанного. — Москва, «Вагриус», 1998 г.
- ↑ 1 2 Липкин С. И. Воля. — Москва, «ОГИ», 2003 г.
- ↑ 1 2 Н. Е. Горбаневская. «Осовопросник». — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2013 г.
- ↑ Варламов А.Н. Пришвин или Гений жизни. Журнал «Октябрь» №1-2, 2002 г.
- ↑ Мамин-Сибиряк Д. Н. Собрание сочинений в 8 томах. — Москва, «Художественная литература», 1955 г.
- ↑ Яшин А.Я. Собрание сочинений в трёх томах, Том 2. Москва, «Художественная литература», 1985 г
- ↑ А. А. Голенищев-Кутузов в сборнике: Поэты 1880-1890-х годов. Библиотека поэта. Второе издание. — Ленинград, «Советский писатель», 1972 г.
- ↑ Ахматова А.А. Собрание сочинений в шести томах. — Москва, «Эллис Лак», 1998 г.
- ↑ Губанов Л. Г. «Я сослан к Музе на галеры...» — М.: Время, 2003 г.