Палимпсест
Палимпсе́ст (греч. παλίμψηστον от греч. πάλιμ «опять» + греч. ψηστός «соскоблённый»; латин. Codex rescriptus) — древнее название для рукописей, написанных на пергаменте (свитке), уже бывшем в подобном употреблении, так что сквозь новый текст местами мог просвечивать плохо соскоблённый старый. Позже это понятие было распространено и на наскальные росписи первобытного искусства или настенные фрески, когда на стенах с полустершимися от времени рисунками наносили новые изображения. Этот принцип использовали и средневековые мастера, когда по старым росписям в храмах или иконным изображениям писали новые.
Палимпсесты были вызваны дороговизной бумаги, папируса или пергамента, которая приводила к его нехватке и неоднократному использованию. Одним из древнейших палимпсестов является «Ефремов кодекс» V века. Палимпсест не следует путать с подтекстом.
Палимпсест в афоризмах и кратких высказываниях
править...на детских мозгах, как на палимпсестах, оказалась записанной история наших эмигрантских скитаний.[1] | |
— Лев Троцкий, «Моя жизнь», 1933 |
Не помню, где я читал о палимпсестах, то есть старинных пергаментах, с которых позднейшие писцы стирали текст и писали счета и расписки, но через много лет ученые открывали первоначальный текст, иногда принадлежавший перу гениальных поэтов. <...> Это было похоже на палимпсест, когда <...> я, как резинкой, стер эту ложь ― и под ней проступила правда.[2] | |
— Вениамин Каверин, «Два капитана», 1944 |
— Сергей Шервинский, «Коктебельские октавы» (из цикла «Коктебельские стихи»), 1950-е |
Рассказ — это палимпсест, хранящий все его тайны. | |
— Варлам Шаламов, «Золотая медаль», 1966 |
...картины рисовались одна на другой, и предыдущие слои рассматривались как шум, естественный для данной знаковой системы, как и для большинства других (получался коллективный палимпсест).[4] | |
— Елена Падучева, «Международная конференция по семиотике в Польше», 1967 |
— Валерий Перелешин, «Pedra da Gávea», 23 января 1969 |
...мою распластанную шкурку | |
— Елена Шварц, «Невидимый охотник», март 1975 |
— Давид Самойлов, «Средь шумного бала», 1978 |
Целью было достичь полнейший кошмар неоднозначности, получить огромный палимпсест. | |
— Станислав Лем, О рассказе «Осмотр на месте», 1981 |
Нет, никто не прочтёт, не узнает | |
— Елена Шварц, «Ночные деревья», 1990 |
...выдоху цивилизации сопутствует усложнённость <...> усталая неразборчивость палимпсеста, избыточность сталактита...[8] | |
— Александр Генис, «Бродский в Нью-Йорке», 1996 |
— Юрий Буйда, «Щина», 2000 |
— Григорий Ревзин, «Очерки по философии архитектурной формы», 2002 |
...культура представляет собой и палимпсест, старые надписи не стираются, всё идёт в ход... | |
— Людмила Улицкая, «Неоязычество и мы», 2004 |
Мы все пишем по чужой рукописи, и все, что мы печатаем, — палимпсест. | |
— Дмитрий Быков, «Икс», 2012 |
Палимпсест в литературоведении и документальной прозе
править— Дмитрий Григорович, Очерк путешествия по Европейской Турции, 1848 |
Сделав две-три пробы, он говорит с сожалением, что икона в таких-то и таких-то местах утрачена. Он ошибается в очень редких случаях. Опыт его огромен, и острота глаза чрезвычайна. Расчищая иной «палимпсест», каким является зачастую древняя икона, он видит различие красок XVI века и красок XV, то различие, которое совершенно ускользает от наблюдений не воспитавшего себя в этом смысле зрителя. [12] | |
— Павел Муратов, «Открытия древнего русского искусства», 1923 |
Я глубоко убежден, <...> что нет нужды обращаться к обреченному на смерть жанру, что никакой талант не должен быть загублен на придумывании жизни, на выдумывании ситуации. Биографии Моруа ― это только палимпсеста ― попытка высунуть нос из литературной тюрьмы, роман мертв, но голос документа будет звучать всегда, вечно. Эта история ― не только позволит изучить эпоху ― надеть намордник на эпоху.[13] | |
— Варлам Шаламов, Письмо Н. И. Столяровой, 1966 |
В докладе рассматривается вопрос о том, какие аспекты произведения изобразительного искусства имеют семиотический характер, т. е. наделены смыслом. Эти аспекты не могут быть опознаны сами по себе, а только на основе сравнения с современной нормой. Так, в древней наскальной живописи наличие чистой, специально подготовленной поверхности не считалось обязательным; картины рисовались одна на другой, и предыдущие слои рассматривались как шум, естественный для данной знаковой системы, как и для большинства других (получался коллективный палимпсест).[4] | |
— Елена Падучева, «Международная конференция по семиотике в Польше», 1967 |
...между произведением, являющим собою многоструктурное сращение, и произведением, являющимся «шумово» повреждённым текстом, такое же информационное различие, как между подлинным палимпсестом и псевдопалимпсестом, родившимся в результате сложения трудов монахов, иллюминировавших рукопись, с творчеством мух, нанесших на него свои «поправки». | |
— Станислав Лем, «Фантастика и футурология», 1970 |
Я знал, что, добавив в «Осмотр на месте» порцию юмористики для читателей, поставлю их в такое положение, как если бы хотел воссоздать европейскую историю с помощью китайских, сталинских, американских и гитлеровских докладов. То есть я хотел, чтобы было невозможно добраться до корней событий, так как существует слишком много вариантов интерпретаций, которые дополнительно были усилены измышлениями авторов. Целью было достичь полнейший кошмар неоднозначности, получить огромный палимпсест. | |
— Станислав Лем, О рассказе «Осмотр на месте», 1981 |
В этой книге моя память представлена в виде разорванного мешка, <…> я старался оперировать детским сознанием, а не моим сегодняшним, иначе получился бы палимпсест или совершенно неудобоваримая смесь. | |
— «Беседы со Станиславом Лемом» (гл. «Книга жалоб и предложений», 1982) |
У де Квинси эхо — непременный стимулятор видений. Оно представляется ему звуковым аналогом галлюцинаций в морском зеркале — когда сквозь отражения в его амальгаме проступают, образуя своего рода «палимпсест», очертания, видимые сквозь прозрачную толщу воды. В видении умершей женщины, изложенном в эссе «Видение внезапной смерти», де Квинси разворачивает мотив колоколов, рассказывая о «похоронных колоколах пустынного моря», об опускающихся с небес к морской зыби «перезвоне колоколов и сладком эхе девичьего смеха». <...> В эссе «Палимпсест человеческого мозга» он пишет об «эхо и ускользающем смехе, слитых с безумным хором голосов гневного моря».[14] | |
— Михаил Ямпольский, «Память Тиресия: Интертекстуальность и кинематограф», 1993 |
Как показали Ю. Лотман и Ю. Цивьян, героем «Шинели» «становится персонаж, строго говоря, в прозе Гоголя не существующий» и являющийся итогом объединения «под «смысловым знаком» не только различных персонажей, но и персонажей различных текстов». А сам сценарий «Шинели», уподобляемый исследователем палимпсесту, складывается из множества текстов и превращается в «своего рода интертекст»...[14] | |
— Михаил Ямпольский, «Память Тиресия: Интертекстуальность и кинематограф», 1993 |
Любовь Бродского ко всякому александризму ― греческому, советскому, китайскому («Письма эпохи Минь») ― объясняется тем, что александрийский мир, писал он, разъедают беспорядки, как противоречия раздирают личное сознание. Историческому упадку, выдоху цивилизации сопутствует усложнённость. И это не «цветущая сложность», которая восхищала Леонтьева в средневековье, а усталая неразборчивость палимпсеста, избыточность сталактита, противоестественная плотность искусства, короче ― Венеция.[8] | |
— Александр Генис, «Бродский в Нью-Йорке», 1996 |
Палимпсест в критике и публицистике
правитьЧтобы вооружить Ницше на этот подвиг жизни, две разноликие Мойры при рождении наделили его двойственными дарами. Эта роковая двойственность может быть определена как противоположность духовного зрения и духовного слуха. Ницше должен был обладать острыми глазами, различающими бледные черты первоначальных письмен в испещренном поверху позднею рукой палимпсесте заветных преданий.[15] | |
— Вячеслав Ива́нов, «Ницше и Дионис», 1904 |
...наиболее ценно значение пишущего персонажа в его собственном, доставшемся человеку по фамилии Кенжеев, палимпсесте (в самом архаическом мотиве уже заложены как ориентиры в прошлое, так и слоёная дистанцированность автора, сильно напоминающая подобный приём у Пушкина в «Повестях Белкина»): «В самом деле, отчего сочинителю не быть плодом воображения его собственного героя?.. Выходит, у Гостя столько же оснований размышлять над моими приключениями, сколько у меня над его простой биографией. Наши переживания переплетаются, прорастают друг в друга, образуя нечто вроде единого бытия, складываясь в настоящий кабинет в настоящем здании, в настоящую пишущую машинку (уже неизвестно, кому из нас принадлежащую)».[16] | |
— Александр Курский, «Бахыт Кенжеев. Золото гоблинов», 1999 |
...классика есть выражение русского начала, так как Россия ― это преемница Византии, оказывается своеобразным палимпсестом, наслоением двух разных текстов. Первый ― возрождение классики в рамках неоклассических движений XVIII и XX столетий. Второй ― политическая формула «Москва ― Третий Рим». Если источником идеи бесформенности как выражения русского является православие, то источником классики как выражения русского является государственная идея.[10] | |
— Григорий Ревзин, «Очерки по философии архитектурной формы», 2002 |
Средневековый «Мир иной» как пространство иерофании и секуляризованный «Мир иной» ренессансной трагической сцены просто не соединяются друг с другом. Арка сохраняет смысл границы двух миров, но при этом сама конструкция, само противопоставление мира поту - и посюстороннего оказывается лишенным логики палимпсестом. Внутренняя противоречивость, деструктурированность этой оппозиции не может не приводить к определенной десимволизации схемы.[10] | |
— Григорий Ревзин, «Очерки по философии архитектурной формы», 2002 |
...культура представляет собой и палимпсест, старые надписи не стираются, всё идёт в ход, а новация очень быстро становится традицией, и процесс созидания идет об руку с процессом разрушения. По этой причине намерение сокрушить табу не вызвало у меня большого восторга: устаревшие табу отмирают сами собой. | |
— Людмила Улицкая, «Неоязычество и мы», 2004 |
...для христиан есть радость встречи, единения, воспоминания о последней трапезе Иисуса Христа с его учениками, таинственная точка соединения человека с Богом. <…> Но <…> самый ритуал представляет собой палимпсест, и есть такие древние слои, о которых мы в повседневности и не догадываемся, а если догадываемся, то отгоняем от своего сознания. | |
— Людмила Улицкая, «Неоязычество и мы», 2004 |
Палимпсест в мемуарах и художественной прозе
правитьУчебная жизнь была в расстройстве. Иностранные языки улетучивались из их памяти еще быстрее, чем раньше всасывались ею. Но по-русски они <дети Троцкого> говорили как иностранцы. Мы нередко с удивлением замечали, что построение русской фразы представляет у них точный перевод с французского. Между тем по-французски они построить эту фразу уже не могли. Так, на детских мозгах, как на палимпсестах, оказалась записанной история наших эмигрантских скитаний.[1] | |
— Лев Троцкий, «Моя жизнь», 1933 |
Не помню, где я читал о палимпсестах, то есть старинных пергаментах, с которых позднейшие писцы стирали текст и писали счета и расписки, но через много лет ученые открывали первоначальный текст, иногда принадлежавший перу гениальных поэтов. Это было похоже на палимпсест, когда Катя рассказала мне, что, по словам Ромашова, произошло в осиновой роще, а затем я, как резинкой, стер эту ложь ― и под ней проступила правда. Я понял и объяснил ей тот сложный, подлый ход в его подлой игре, который он сделал дважды ― сперва для того, чтобы убедить Катю, что он спас меня, а потом ― чтобы доказать мне, что он спас Катю.[2] | |
— Вениамин Каверин, «Два капитана», 1944 |
Рассказ — это палимпсест, хранящий все его тайны. Рассказ — это повод для волшебства, это предмет колдовства, живая, ещё не умершая вещь, видевшая героя. <…> | |
— Варлам Шаламов, «Золотая медаль», 1966 |
Наплевательским было и отношение к книгам. Пропагандисты утверждают обратное, но они путают русское почтение к Слову с уважением к книге. В России книги писались с широченными полями ― «берегами», занимавшими подчас более трети страницы. Палимпсестов же у нас практически не знали. Зато навострились всячески поносить средневековых монахов, которые, руководствуясь исключительно злокозненными побуждениями, соскребали с пергаментов античных классиков, чтобы использовать дорогой материал для очередной латинской Библии (объединившей-таки Европу). Однако известно немало фактов иного свойства: например, монахи Гротафератского монастыря ради сохранения «Илиады» соскребли Послания апостола Павла к коринфянам и не пожалели Библии, чтобы донести до потомков несколько трагедий Софокла. Для них время и вечность были осязаемо-конкретными процессами, проявляющимися в человеке и благодаря человеку.[9] | |
— Юрий Буйда, «Щина», 2000 |
Румынский язык ― ветвь латинского древа, мне нетрудно было научиться читать на этом языке. Но в городе, куда меня ― выражение это будет вполне уместным ― понесла нелегкая, румынскими были только вывески. Город-палимпсест, сохранивший память веков вопреки нововведениям, все еще выставлял напоказ свой обманчивый габсбургский облик.[17] | |
— Борис Хазанов, «Путешествие», 2001 |
Палимпсест в поэзии
правитьВот жизни длинная минея, | |
— Вячеслав Ива́нов, «Младенчество», 1918 |
Звезды взлетели на широкий насест. | |
— Борис Земенков, «За плетень леса в ночь уплывают облаков налимы...», 1920 |
Но в смене Ваших декораций | |
— Вера Меркурьева, «М. Сл.», 25 июля 1924 |
Огни я вижу, мистов хоровод, | |
— Вячеслав Ива́нов, «Другу гуманисту», 1933 |
— Георгий Оболдуев, «Читатель дорогой...» (№2 из сборника «Я видел»), 1952 |
Удачное понятье: гений места. | |
— Сергей Шервинский, «Коктебельские октавы» (из цикла «Коктебельские стихи»), 1950-е |
— Валерий Перелешин, «Pedra da Gávea», 23 января 1969 |
— Елена Шварц, «Невидимый охотник», март 1975 |
Он начал с какого-то вздора | |
— Давид Самойлов, «Средь шумного бала», 1978 |
— Елена Шварц, «Ночные деревья», 1990 |
Источники
править- ↑ 1 2 Лев Троцкий. Моя жизнь. — М.: Вагриус, 2001 г.
- ↑ 1 2 В. Каверин. «Два капитана». Библиотека приключений в 20 томах. — М.: «Машиностроение», 1984 г.
- ↑ 1 2 С. Шервинский. Стихотворения. Воспоминания. — М.: Водолей, 1999 г.
- ↑ 1 2 Е.В.Падучева, Статьи разных лет. — М.: Языки славянских культур, 2009 г.
- ↑ 1 2 Валерий Перелешин. Три родины: Том 1. стихотворений. — М.: Перстиж Бук, 2018 г.
- ↑ 1 2 Елена Шварц. Войско. Оркестр. Парк. Крабль. — СПб.: Common Place, 2018 г.
- ↑ 1 2 Давид Самойлов. Стихотворения. Новая библиотека поэта. Большая серия. Санкт-Петербург, «Академический проект», 2006 г.
- ↑ 1 2 Генис А. «Довлатов и окрестности». ― М.: Вагриус, 1999 г.
- ↑ 1 2 Юрий Буйда, «Щина», рассказ. — М.: журнал «Знамя», №5 за 2000 г.
- ↑ 1 2 3 Г. И. Ревзин «Очерки по философии архитектурной формы». — М.: ОГИ, 2002 г.
- ↑ Д. В. Григорович. Сочинения в трёх томах. Том 1. — М.: «Художественная литература», 1988 г.
- ↑ П. П. Муратов. «Ночные мысли», Москва, издательская группа «Прогресс», 2000 г.
- ↑ В. Шаламов, Разговоры о самом главном. Переписка. — Москва, Терра, 2004 г.
- ↑ 1 2 М. Б. Ямпольский. Память Тиресия: Интертекстуальность и кинематограф. — М.: РИК «Культура», 1993 г.
- ↑ 1 2 3 В. Иванов. Собрание сочинений в 4 томах. — Брюссель: Foyer Oriental Chretien, 1971-1987 г.
- ↑ Александр Курский. Бахыт Кенжеев. Золото гоблинов. — Саратов: «Волга», № 1, 1999 г.
- ↑ Борис Хазанов, Город и сны. — М.: Вагриус, 2001 г.
- ↑ Б. С. Земенков, Стеарин с проседью. Военные стихи экспрессиониста. — М.: 1920 г.
- ↑ В. А. Меркурьева. «Тщета». — М.: Водолей Publishers, 2007 г.
- ↑ Г. Н. Оболдуев. Стихотворения. Поэмы. — М.: Виртуальная галерея, 2005 г.