Комель
Ко́мель — толстая, непосредственно находящаяся над землёй часть ствола дерева непосредственно над корнем или корневищем, пень, а также самый толстый «нижний» конец бревна, реже — корень волоса, рукоятка метлы, обвязанная часть пучка прутьев метлы или веника.
Иногда комлем по аналогии называют нижний «корневой» конец сваи или толстую часть (рукоятку) удилища. Вывороченный из земли комель иногда называют корягой. Название происходит от общеславянского «ком». Между тем, в русском языке значительно более употребительно множественное число: «комли». Именительный падеж единственного числа почти не встречается.
Комли в определениях и кратких цитатах
править| — Иван Лепёхин, «Дневные записки...», 1768 |
| — Иван Лажечников, «Ледяной дом», 1838 |
| — Сергей Аксаков, «Записки об уженье рыбы», 1847 |
| — Пётр Кропоткин, Дневник, 1862 год |
| — Сергей Максимов, «Сибирь и каторга», 1871 |
Тёс колонный толщиной 9 вершков. Не узнаешь, что комель, что макуша.[6] | |
| — Лев Толстой, Записные книжки, 1875 |
| — Александр Энгельгардт, «Письма из деревни» (письмо седьмое), 1878 |
| — Михаил Салтыков-Щедрин, «Господа Головлёвы», 1880 |
| — Дмитрий Мамин-Сибиряк, «Бойцы», 1883 |
| — Александр Черкасов, «Из записок сибирского охотника» (часть 1), 1884 |
| — Леонид Сабанеев (старший), «Охотничий календарь», 1885 |
| — Сергей Максимов, «Крылатые слова», 1899 |
Комлев <распространённая русская фамилия> ― это его палаческий псевдоним. Когда бьют розгами тонким концом, это называется ― давать лозы. Когда бьют толстым, это ― давать комли. Отсюда и это прозвище Комлев.[13] | |
| — Влас Дорошевич, «Сахалин (Каторга)», 1903 |
| — Николай Березин, «Ледяной плен: Плавание и зимовка Норденшильда у берегов Сибири», 1907 |
| — Сергей Есенин, «По дороге идут богомолки…», 1914 |
| — Владимир Арсеньев, «По Уссурийскому краю», 1917 |
| — Георгий Оболдуев, «Post scriptum» (из сборника «Устойчивое неравновесье». Внутри, вокруг и около), май 1947 |
| — Аркадий Штейнберг, «Путь-дорога», 15 марта 1952 |
| — Борис Нарциссов, «Тот, кто остался» (из цикла «Estonica»), 1965 |
Комли в научно-популярной прозе и публицистике
правитьВыкапываютъ яму съ продолговатымъ выходомъ, которую окружаютъ кольями такъ, что верьхній конецъ оныхъ связывается вмѣстѣ, отъ чего сіи колья представляютъ коническую фигуру. Разстояніемъ отъ верьху кольевъ на двѣ трети внутри дѣлаютъ поперешникъ изъ жердей, на которыя кладутъ лубокъ. Около сего шиша ставятъ ярусами во кругъ свои снопы, даже до самаго верху, такъ чтобы верьхняго яруса снопы своими комлями покрывали колосъ нижняго яруса, и зерно бы всегда коптѣло и сушилося дымомъ.[1] | |
| — Иван Лепёхин, «Дневные записки...», 1768 |
Надобно выбирать стволы тонкие, длинные и прямые; тщательно обрезать все сучочки, оставя главный ствол неприкосновенным во всю его длину, до самой последней почки, причём должно наблюдать, чтобы удилище не было тонко в комле; нижнюю половину, идущую к руке, надобно оскоблить, даже сострогать, если она слишком толста, а верхнюю непременно оставить в коже; несколько таким образом приготовленных удилищ должно плотно привязать к прямому шесту или доске и в таком принужденном положении завялить, то есть высушить в комнате или на воздухе под крышей, где бы не брали их ни дождь, ни солнце.[3] | |
| — Сергей Аксаков, «Записки об уженье рыбы», 1847 |
Лесы с коленцами делаются очень просто. Берутся, например, шесть конских волос одинаковой длины, выравниваются в толщине, завязываются на конце обыкновенным узлом, разделяются поровну и сучатся или вьются (как кто лучше умеет) до самого конца волос; потом опять завязывается обыкновенный узел: это называется коленцем. То есть одна половина волос кладется комлем вверх, а другая вниз.[3] | |
| — Сергей Аксаков, «Записки об уженье рыбы», 1847 |
Мало-помалу чистые, не заросшие кустами и березняком облоги,[20] подобрались, и я принялся за обработку под лён облог, поросших березняком до двух вершков толщиною в комле. Пришлось корчевать березняки, что увеличило ценность обработки, сверх того, облоги из-под таких березняков уже трудно было драть сохами, и я принужден был завести плуги.[7] | |
| — Александр Энгельгардт, «Письма из деревни» (письмо пятое), 1872 |
...и пошёл, и пошёл. Нашумел, накричал, приказал опять насадить, не то, говорит, за каждую березку по пяти рублей штрафу возьму. Испугались мужики, второй раз насадили ― посохли опять. На третью весну опять требует, ― сажай! Ну, и надумались мужики: чем вырывать берёзку с корнями, прямо срубают мелкий березняк, заостривают комель и втыкают к приезду агента в землю ― зелень долго держится. А по зиме на растопку идет, потому что за лето отлично на ветру просыхает. Не полезет же чиновник смотреть, с корнями ли посажено, ну, а если найдется такой, что полезет, скажут: «отгнило коренье», ― где ему увидать, что берёзка просто отрублена.[7] | |
| — Александр Энгельгардт, «Письма из деревни» (письмо седьмое), 1878 |
Устройство шалаша очень просто, но он должен согласоваться с местностью. Там, где нет ёлочек, следует вовсе избегать их и ограничиваться сподручным материалом. Чем меньше шалаш, тем лучше; чтобы удобнее было сидеть охотнику, в шалаше хорошо выкапывать яму для ног. Всего лучше составлять остов шалаша из 6-8 берёзок, заострённые и значительно укороченные вершины которых втыкаются в заранее приготовленные отверстия в ещё не совсем оттаявшей земле, а комли связываются вместе бечевкой. Вышина шалаша не должна превышать роста охотника, а при яме может быть и менее.[11] | |
| — Леонид Сабанеев (старший), «Охотничий календарь», 1885 |
...для того, чтобы имеющиеся на лицо табуны не перекочевали с голода в чужие владения, куропаток каждую зиму подкармливают более или менее, смотря по глубине снегов и количеству пищи на воле. Обыкновенно еще с осени, по черностопу, в тех кустах или мелколесье, в котором стайки предпочтительно держатся, ставят в разных местах шалаши из небольших сосенок или ёлочек комлями вниз, чтобы птицы могли свободно проходить.[11] | |
| — Леонид Сабанеев (старший), «Охотничий календарь», 1885 |
В степях русаки находят себе пищу в стогах сена, но в густонаселенных местностях они по необходимости держатся около гумен, причем во время метелей и сильных морозов ложатся часто в самых гумнах, где-нибудь под омётом соломы или под амбаром, а иногда даже залезают в тёплую ригу. Самое удобное время для охоты на засидках ― январь, когда выслеживание становится затруднительным. Для большей верности весьма нелишне (а иногда необходимо) делать дня за два приваду. С этою целию в наиболее удобном месте ставят в снег один сноп (иногда два) невымолоченного овса, комлем вниз, и окапывают снегом. След свой около привады надо заровнять веткой или соломой.[11] | |
| — Леонид Сабанеев (старший), «Охотничий календарь», 1885 |
Каждый писец обязан был выработать в себе уменье чинить перья, и, конечно, не всякому оно давалось, но зато иными достигалось до высокой степени совершенства и поразительного искусства, чему доводилось не только удивляться, но и любоваться. Ловко срежет он с комля пера ровно столько, чтобы можно было надрезать расщеп, и оба раза щёлкает. Повернет перо на другую сторону и опять щёлкнет, снова срезавши из ствола или дудки пера именно столько места, чтобы начать очин.[12] | |
| — Сергей Максимов, «Крылатые слова», 1899 |
Комлева ненавидит вся каторга. Где бы ни встретился, ― его каждый бьёт. Бьют, как собаку, пока не свалится без чувств, где-нибудь в канаву. Отдышится и пойдёт. Живуч старик необычайно. 50 лет, а грудь впалая, и тело все истерзано, и от битья кашляет иногда кровью, а в руках сила необычайная. Комлев ― это его палаческий псевдоним. Когда бьют розгами тонким концом, это называется ― давать лозы. Когда бьют толстым, это ― давать комли. Отсюда и это прозвище Комлев. Комлев ― костромской мещанин, из духовного звания, учился в училище при семинарии и очень любит тексты, преимущественно из Ветхого завета. Он был осужден, за денной грабеж с револьвером, на 20 лет.[13] | |
| — Влас Дорошевич, «Сахалин (Каторга)», 1903 |
Розги тогда считались сотнями, да и то считалась только «одна сторона», то есть человеку, приговорённому, положим, к сотне ударов, палач давал сотню с одной стороны, а затем заходил с другой и давал ещё сотню, причем последняя сотня в счёт не шла. Два удара считались за один. Секли не розгами, а комлями, то есть брали розгу за тонкий конец и ударяли толстым. По первому удару показывалась уже кровь. Розги ломались, и занозы впивались в тело. <...> В это-то тяжелое время, под свист розог, комлей и плетей, и родился на свет иван. <...> В этих рассказах слышится элегическая нотка, чуется грусть о невозвратном прошлом. Прежней власти, прежнего положения не вернешь. Иваны, эти аристократы страданий, родились под свист плетей, комлей и розог. Вместе с ними они и умрут.[13] | |
| — Влас Дорошевич, «Сахалин (Каторга)», 1903 |
...какая-то инстинктивная боязнь страшного слова доходит до того, что даже палач, рассказывая вам, как он повесил 13 человек, ухитряется как-то избежать неприятного слова, а если и произносит его, то словно давится и как будто конфузится. Точно так же каторга не любит слово «розги» и предпочитает ироническое название лозы. Если же дерут, держа тонкий конец в руке и ударяя толстым, ― что гораздо больнее, ― тогда розги называются комлями. Плети каторга зовет мантами ― слово, которое произносится всегда иронически. А вообще получить плети называется ― получить наградные. <...> | |
| — Влас Дорошевич, «Сахалин (Каторга)», 1903 |
Норденшильд наблюдал в низовье Енисея, как образуются стоячие стволы. В одном протоке реки верхушки стволов торчали над водой в виде целого леса, между тем как комли, то есть нижние части стволов с ответвляющимися во все стороны корнями, завязнув на дне, затянулись илом и послужили причиной того, что деревья не уплыли в море, а остались торчать в виде карчей, которые, если здесь разовьется судоходство, явятся громадным препятствием для движения судов.[14] | |
| — Николай Березин, «Ледяной плен: Плавание и зимовка Норденшильда у берегов Сибири», 1907 |
Стрелки стали разрубать дерево. Оно было гнилое и легко развалилось на части. Как только дерево было расколото, мы увидели змею. Она медленно извивалась, стараясь скрыться в рухляке. Однако это ее не спасло. Казак Белоножкин ударил змею топором и отсек ей голову. Вслед за тем змея была вытащена наружу. Это оказался полоз Шренка (Coluber Schrenckustr). Он был длиной 1,9 метра при толщине 6 сантиметров. Внутри дерева дупло вначале узкое, а затем к комлю несколько расширялось.[16] | |
| — Владимир Арсеньев, «По Уссурийскому краю», 1917 |
Комли в мемуарах, письмах и дневниковой прозе
правитьОдин клочок, верст более 300, отвратителен в Нижнеудинском округе, ― дорога тянется тайгою, которая представляет унылый и жалкий вид: на сотни верст лес выгорел, лежат громадные пни деревьев, обугленные на поверхности, торчат как мачты тонкие, прямые стволы обгорелых лиственниц, голые, без ветвей, почернелые сверху донизу, краснеют сосенки с почерневшим комлем. И погибли так целые леса после весеннего пожара: вместо красного леса растет уже береза, тоненькая, худенькая и образует местами непроходимую чащу.[4] | |
| — Пётр Кропоткин, Дневник, 1862 год |
Явился секундатор, но без розог. | |
| — Николай Помяловский, «Очерки бурсы», 1862 |
Я оглянулся и увидалъ огромнаго медвѣдя, который, не замѣчая меня, повидимому въ свою очередь скрадывалъ ту же козулю съ молодыми козлятами. Впереди меня и медвѣдя лежала большая упавшая лиственица, подъ гору вершиной, а комлемъ, съ огромными вырванными изъ земки корнями, прямо на меня. Я думалъ, что медвѣдь непремѣнно пойдетъ къ вершинѣ этого дерева, чтобы изъ-за сучьевъ ловчѣе приготовиться къ внезапному нападенію, и тотчасъ тихонько самъ подскочилъ къ комлю валежины, имѣя намѣреніе, какъ только онъ подойдетъ къ лиственицѣ и остановится, или тихонько черезъ нее станетъ перебираться, такъ я его въ это время и стрѣлю, какъ говорятъ промышленники.[10] | |
| — Александр Черкасов, «Записки охотника Восточной Сибири», 1867 |
Поднялся на хребет, все лесом иду. Первая мне на глаза метнулась берёзка молоденькая, стоит передо мной с очей на очи. Дай-ко, попробую на ней свою силу, сколь отощал? Вздумал ― рванул, с корнями вырвал, обрадовался. Значит, во мне еще есть сила, и идти могу, и подраться могу, коли доведётся мне такой случай. Иду я дальше, обламываю на ходу с березки ветки, корни у ней оборвал ― стала палка с комлем, здоровая такая. Стал упираться на эту палку, идти легко и приятно. Дорога вывела меня на самый хребет, на вершину.[5] | |
| — Сергей Максимов, «Сибирь и каторга», 1871 |
Целые и изувеченные громадные лиственницы, подмытые выше, с шумом неслись по Урюму, направляясь вниз своей вершиной, а огромные их корни с землей, дёрном и державшейся на них галькой служили им как бы рулём и направляли путь. В кривляках громадные несущиеся лесины вершиной упирались в берег, отчего тяжёлый их комель с корнями несколько изменял свое направление, напирал в упорную точку и движение будто приостанавливалось; вся лесина становилась поперёк течения; вода с клубящейся пеной поднималась выше и массой напирала на встретившуюся преграду. Вследствие этого ужасного напора лесина не выдерживала; ее вершина и сучья ломались, трещали и, отрываясь, уносились водою; но вот и самое веретено дерева выгибалось дугой, если место было тесно, и с ужасным треском ломалось пополам. В широких же плёсах комель делал полукруг и спускался по течению вниз; от этого упертая в берег вершина освобождалась, но ее тотчас заворачивало быстриной, почему вся лесина снова повертывалась на воде в обратном виде первому повороту и по-прежнему вниз вершиною неслась по течению…[10] | |
| — Александр Черкасов, «Из записок сибирского охотника» (часть 1), 1884 |
А берлога-то, братец ты мой, была сделана на залавочке, почитай под увалом, в редколесье, в небольшой чащичке под выскарью; но, значит, не там, где выворотило с корнем лесину, нет, а с другой стороны, за выворотом, у самой матки. Зверь выгреб себе яму, натаскал себе сучьев, чащи да и привалил их к комлю лесины и сделал такую хоромину, адоли балаган, так что с одной стороны его защищал выворот, а с другой-то комель матки, такой матерящей лиственницы, что страсть! Я давно знал эту лесину, да года с четыре назад она подгорела в пожар, ну а потом и упала от бури прямо в чащичку.[10] | |
| — Александр Черкасов, «Из записок сибирского охотника» (часть 3), 1884 |
Вскоре он погиб. Случилось это так: на дворе, у ворот, лежал, прислонён к забору, большой дубовый крест с толстым суковатым комлем. Лежал он давно. Я заметил его в первые же дни жизни в доме, ― тогда он был новее и желтей, но за осень сильно почернел под дождями. От него горько пахло морёным дубом, и был он на тесном, грязном дворе лишний. <...> Его купил дядя Яков, чтобы поставить над могилою своей жены, и дал обет отнести крест на своих плечах до кладбища в годовщину смерти её. Этот день наступил в субботу, в начале зимы; было морозно и ветрено, с крыш сыпался снег. Все из дома вышли на двор, дед и бабушка с тремя внучатами ещё раньше уехали на кладбище служить панихиду; меня оставили дома в наказание за какие-то грехи. Дядья, в одинаковых чёрных полушубках, приподняли крест с земли и встали под крылья; Григорий и какой-то чужой человек, с трудом подняв тяжёлый комель, положили его на широкое плечо Цыганка; он пошатнулся, расставил ноги. <...> Кровь всё текла, под порогом она уже собралась в лужу, потемнела и как будто поднималась вверх. Выпуская розовую пену, Цыганок мычал, как во сне, и таял, становился всё более плоским, приклеиваясь к полу, уходя в него. | |
| — Максим Горький, «Детство», 1914 |
Комли в беллетристике и художественной прозе
править| — Александр Вельтман, «Кощей бессмертный. Былина старого времени», 1833 |
| — Иван Лажечников, «Ледяной дом», 1838 |
― Розог! ― крикнул вдруг неистово смотритель. Явилось четыре солдата с охапками розог. Началась секуция. Наказывали двоих арестантов и Панфила. Смотритель был недоволен тем, что их наказывали концами розог, он то и дело кричал: | |
| — Фёдор Решетников, «Где лучше?», 1868 |
| — Павел Мельников-Печерский, «В лесах» (книга первая), 1874 |
Идут они неслышно, невидимо, сквозь чащу берёзовую, едва пробираются и вдруг останавливаются, притаивши дыхание. На самой дороге лежит на боку мужицкий воз, а мужик стоит и тужит, глядючи на сломанную ось. Потужил-потужил, выругал ось, да и себя кстати ругнул, вытянул лошадь кнутом по спине («ишь, ворона!»), однако делать что-нибудь надо — не стоять же на одном месте до завтра! Озирается вор-мужичонко, прислушивается: не едет ли кто, потом выбирает подходящую берёзку, вынимает топор… А Иудушка все стоит, не шелохнётся… Дрогнула берёзка, зашаталася и вдруг, словно сноп, повалилась наземь. Хочет мужик отрубить от комля, сколько на ось надобно, но Иудушка уж решил, что настоящий момент наступил. Крадучись, подползает он к мужику и мигом выхватывает из рук его топор. | |
| — Михаил Салтыков-Щедрин, «Господа Головлёвы», 1880 |
― Ежели плечи сделать ровные на носу, как и на корме, ― объяснял Савоська, ― барка не станет разводить струю и будет вертеться на ходу. | |
| — Дмитрий Мамин-Сибиряк, «Бойцы», 1883 |
Но в это время на задворки вышла из-под навеса двора девушка лет 20-22, с непокрытою, гладко и тщательно расчёсанною головой, так что русые волосы светились, а в косу, толстым комлем примыкавшую к затылку, была вплетена лента. Высоко поднятые груди прикрывала ситцевая розовая рубаха с широкими рукавами, а поверх ее надет ситцевый полинявший сарафан.[26] | |
| — Николай Златовратский, «Деревенский король Лир», 1889 |
| — Михаил Бубеннов, «Белая берёза» (часть первая), 1952 |
Среди ночи неожиданно начался снегопад. Больше часа густой снег бил тяжело и косо, как ливень, а потом поднялась и зашумела вьюга. К рассвету она преобразила все подмосковные земли: плотно застелила снегом поля, замела овраги, завалила леса, все деревья с наветренной стороны ― от комля до вершин ― облепила снегом, как пластырем.[27] | |
| — Михаил Бубеннов, «Белая берёза» (часть первая), 1952 |
Комли в стихах
править
| — Сергей Есенин, «По дороге идут богомолки…», 1914 |
| — Сергей Есенин, «Заглушила засуха засевки (Есенин)», 1914 |
| — Александр Туфанов, «Песня Марфы и вечников» (из цикла «Ушкуйники»), 1927 |
К нам тучи вести занесли, | |
| — Николай Клюев, «Денисов Крест с Вороньим Бором...», 1934 |
| — Аркадий Штейнберг, «Четвертый час. Рассвет взъерошил кровлю...», 1930-е |
Ну, ребята, ну, пройдохи ― | |
| — Георгий Оболдуев, «Post scriptum» (из сборника «Устойчивое неравновесье». Внутри, вокруг и около), май 1947 |
| — Аркадий Штейнберг, «Путь-дорога», 15 марта 1952 |
| — Виктор Соснора, «Плоты» (из цикла «В поисках развлечений»), 1962 |
| — Борис Нарциссов, «Тот, кто остался» (из цикла «Estonica»), 1965 |
Пословицы и поговорки
правитьСемена вяза падают у его комля | |
| — Чувашская пословица |
Источники
править- ↑ 1 2 И. И. Лепёхин. Дневныя записки путешествія доктора и Академіи Наукъ адъюнкта Ивана Лепехина по разнымъ провинціямъ Россійскаго государства, 1768 и 1769 году, в книге: Исторические путешествия. Извлечения из мемуаров и записок иностранных и русских путешественников по Волге в XV-XVIII вв. — Сталинград. Краевое книгоиздательство. 1936 г.
- ↑ 1 2 И.И. Лажечников. «Ледяной дом». — М.: Эксмо, 2006 г.
- ↑ 1 2 3 Аксаков С. Т. Собрание сочинений в 5 томах. — М., «Правда», 1966 г. (библиотека “Огонек”), Том 4.
- ↑ 1 2 Пётр Кропоткин. Дневники разных лет. — М.: Сов. Россия, 1992 г. (серия: Русские дневники).
- ↑ 1 2 Максимов С. В. Каторга империи. — М.: ЭКСМО-Пресс, 2002 г.
- ↑ Толстой Л. Н. Записные книжки. — М.: «Вагриус», 2000 г.
- ↑ 1 2 3 А.Н.Энгельгардт. Из деревни. 12 писем. 1872-1887 гг. — М.: Гос. изд-во сельскохозяйственной литературы, 1956 г.
- ↑ 1 2 М.Е. Салтыков-Щедрин. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 13, Господа Головлёвы, 1875—1880. Убежище Монрепо, 1878—1879. Круглый год, 1879—1880. — С. 407-563. — Москва, Художественная литература, 1972 г.
- ↑ 1 2 Мамин-Сибиряк Д.Н. Повести, Рассказы, Очерки. Москва, «Московский рабочий», 1983 г.
- ↑ 1 2 3 4 А. А. Черкасов. «Из записок сибирского охотника». — Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство, 1987 г.
- ↑ 1 2 3 4 Л. П. Сабанеев. Охотничий календарь. — Москва, издание А. А. Карцева, 1903 г.
- ↑ 1 2 С. В. Максимов. Крылатые слова. — СПб, 1899 г.
- ↑ 1 2 3 4 Дорошевич В. М. «Каторга-1, Каторга-2, Каторга-3». Каторга. — М.: Захаров, 2001 год.
- ↑ 1 2 Н. И. Березин, Ледяной плен: Плавание и зимовка Норденшильда у берегов Сибири. — СПб: Слово, 1907 г. — С. 45—56.
- ↑ 1 2 3 Есенин С. А., Полное собрание сочинений в 7 томах. Гл. ред. Ю. Л. Прокушев, ИМЛИ им. А. М. Горького РАН. — М.: Наука; Голос, 1996 г.
- ↑ 1 2 В.К. Арсеньев. «По Уссурийскому краю». «Дерсу Узала». — М.: Правда, 1983 г.
- ↑ 1 2 Г. Оболдуев. Стихотворения. Поэмы. — М.: Виртуальная галерея, 2005 г.
- ↑ 1 2 3 А. Штейнберг. «Вторая дорога». — М.: Русский импульс, 2008 г.
- ↑ 1 2 Б. А. Нарциссов. «Письмо самому себе». — М.: Водолей, 2009 г.
- ↑ Облог — запущенная пашня, покрытая дёрном, кустарником или подлеском.
- ↑ Помяловский Н.Г. Очерки бурсы: Повести. — Москва, «Эксмо», 2007 г.
- ↑ Максим Горький. Детство. В людях. Мои университеты. ― М.: Художественная литература, 1975 г.
- ↑ А.Ф.Вельтман. Романы. — М.: Современник, 1985 г.
- ↑ Решетников Ф. М. Где лучше?: Роман в двух частях. — Пермь: Книжное изд-во, 1982 г.
- ↑ П. И. Мельников-Печерский. Собрание сочинений. М.: «Правда», 1976 г.
- ↑ Златовратский Н. Н.. Деревенский король Лир: Повести, рассказы, очерки. — М.: «Современник», 1988 г.
- ↑ 1 2 Бубеннов М.С. Собрание сочинений в четырёх томах. — Том 2. — М.: Современник, 1981 г.
- ↑ А. В. Туфанов. Ушкуйники. — Л.: Типография «Рабочего издательства «Прибой», 1927 г. — 64 с.
- ↑ Н. Клюев. «Сердце единорога». СПб.: РХГИ, 1999 г.
- ↑ В. Соснора. Стихотворения (ред. Е.Шипова). — Л.: Амфора, 2011 г. — 863 с.
См. также
править
 Поделитесь цитатами в социальных сетях: |
.svg){kind=logo}
