Карча́, реже карша́ — диалектное слово, в зависимости от региона означающее целое дерево с корнями, подмытое на берегу в паводок и унесённое водой, а также утонувшее или замытое в донный грунт под водой и представляющее опасность лодок и пловцов.

Старая карча, коряга у берега

В зонах сезонного или искуственного затопления карчами называют не только затонувшие стволы деревьев, но также пни и коряги, в том числе, находящиеся на берегу в сезон малой воды.

Карча в определениях и коротких цитатах править

  •  

...самый большій дровяный промыселъ по низовой Волгѣ бываетъ въ полую воду, когда на поемныхъ лѣсистыхъ островахъ вымываетъ и уноситъ валежникъ; что Волжскіе жители Каршами называютъ.[1]

  Иван Лепёхин, «Дневные записки...», 1768
  •  

Одна большая чёрная карча с суком особенно обратила его внимание. Как-то странно, не перекачиваясь и не крутясь, плыла эта карча по самой середине. Ему даже показалось, что она плыла не по течению, а перебивала Терек на отмель.

  Лев Толстой, «Казаки» (глава VIII), 1863
  •  

Карча подплыла к мели, остановилась и странно зашевелилась. Лукашке замерещилось, что показалась рука из-под карчи. «Вот как абрека один убью!» — подумал он, схватился за ружьё, неторопливо, но быстро расставил подсошки, положил на них ружьё, неслышно, придержав, взвел курок и, притаив дыхание, стал целиться, все всматриваясь.

  Лев Толстой, «Казаки» (глава VIII), 1863
  •  

Карча вдруг бултыхнула и снова поплыла, перебивая воду, к нашему берегу. «Не пропустить бы!» — подумал он, и вот, при слабом свете месяца, ему мелькнула татарская голова впереди карчи.

  Лев Толстой, «Казаки» (глава VIII), 1863
  •  

Резкий, отрывистый звук выстрела разнесся по реке и где-то далеко перешел в грохот. Карча уже поплыла не поперёк реки, а вниз по теченью, крутясь и колыхаясь.

  Лев Толстой, «Казаки» (глава VIII), 1863
  •  

Лукашка ничего не отвечал. Он, заряжал ружьё и следил за уплывающей карчой. Неподалеку остановилась она на отмели, и из-за неё показалось что-то большое, покачиваясь на воде.

  Лев Толстой, «Казаки» (глава VIII), 1863
  •  

...помеха плаванию по Риону — карчи, подводные деревья, пустившие корни свои на дне реки и выглядывающие из-под воды только верхушками или, что еще хуже, вовсе не выглядывающие: попадет на такое подводное дерево пароход и как раз разобьёт свои колеса. Кормчий зорко следит за рябью бегущей реки; где эта рябь берётся кругами, где она расстилается гладью или же маслится, там наверно засела на дне карча.[2]

  Николай Березин, «Долина Риона» (Из путевых воспоминаний), 1864
  •  

Часто нет никакой возможности идти иначе, как толкаясь шестами или даже ведя лодку руками, потому что иначе при малейшей неосторожности её отбросит быстрым течением на кучи наваленных карчей и разобьёт или опрокинет.[3]

  Михаил Венюков, «Обозрение реки Уссури и земель к востоку от нее до моря», 1868
  •  

Первое плавание «Лисичанска» не увенчалось успехом, как по причине повреждения парохода от мелей и карчей на фарватере р. Донца...[4]

  Илиодор Фелькнер, «Пароходство по р. Донцу», 1869
  •  

Карчи составляют собою несравненно большую опасность для парохода чем мели. Они то собственно и мешали глубоко грузить пароход, ибо не будучи видимы под водою сверх 14 дюйм., карчи легко могут повреждать днище.[4]

  Илиодор Фелькнер, «Пароходство по р. Донцу», 1869
  •  

Из опасения пробить корпус парохода о карчи, его не грузили сверху 17 дюйм.<ов> осадки, тем не менее пароход, имеющей всего 5 сильную машину, перевёз разновременно значительное количество разной клади...[4]

  Илиодор Фелькнер, «Пароходство по р. Донцу», 1869
  •  

По мере убыли вода появлялись постепенно новые карчи так, что наконец нельзя было проехать без риска потопить судно. Это обстоятельство принудило приступить к возможной расчистке русла...[4]

  Илиодор Фелькнер, «Пароходство по р. Донцу», 1869
  •  

По произведённым опытам вытаскивания одной карчи обошлось около 4 руб. сер...[4]

  Илиодор Фелькнер, «Пароходство по р. Донцу», 1869
  •  

Пароход всюду прошел совершенно беспрепятственно, <в середине октября> карчей встречалось немного и на самых мелких местах глубина была около 3 фут.[4]

  Илиодор Фелькнер, «Пароходство по р. Донцу», 1869
  •  

...стрелою неслась вода, унося в Сунжу огромные карчи и ворочая камни, заграждавшие ей дорогу. Ни мост на козлах, ни на арбах для одной пехоты не удержался бы против силы воды и карчей, да и время не позволяло испытывать степень их стойкости...[5]

  Фёдор Торнау, «Воспоминания о Кавказе и Грузии», 1869
  •  

Мост не устоит против карчи, а живые люди всегда могут от нее посторониться: отвести ее или обождать, пока она проплывет; поэтому было решено не мешкая переходить в брод.[5]

  Фёдор Торнау, «Воспоминания о Кавказе и Грузии», 1869
  •  

...названия же озёр, лежащих выше Волго, уже русские или славянские: Верхит — от верх, <...> Пено от пень (вероятно, в смысле карши: пенно, пенное, т. е. обильное пнями или каршами).[6]

  Виктор Рагозин, «Волга» (том первый), 1880
  •  

Несмотря на опасное положение на крутом берегу, который мог беспрестанно обрушиться, подмываемый быстриной, все это стояло на самой оконечности берега и закидывало крючья за каждым деревцем, веткой или сучком, сопровождая эти операции оглушительными криками. А уже если несло карчу или какую-нибудь массивную штуку, то они забывали обо всём...

  Александр Беляев, «Воспоминания декабриста о пережитом и перечувствованном. Часть 1» (Глава XVIII. Кавказ), 1882
  •  

...меня прибило струёй к самому берегу, на котором большой массой лежал переплёвшийся между собою, набитый водою валежник. Громадные карчи торчали тут целой сетью перемешавшихся корней и своими залисевшими остовами говорили о том, что они испытывали более тяжёлую судьбу в своем существовании и погребены здесь давно.[7]

  Александр Черкасов, «Из записок сибирского охотника», 1883
  •  

.Голова у меня ходила вокруг, я боялся, как бы не слететь с карчи, и удерживал коня, который хотел выпрыгнуть на ту же карчу. На мне не было сухой нитки...[7]

  Александр Черкасов, «Из записок сибирского охотника», 1884
  •  

Проплыли они уже более половины пути и набили много уток, как их быстротой течения нанесло на подводную карчу и моментально опрокинуло лодку.[8]

  Александр Черкасов, «На Алтае: Записки городского головы», 1884
  •  

...кругом в страшных позах с потрясающими воплями корчатся какие-то бесформенные массы или лежат недвижимо, словно обугленные бревна или лесные карчи… Но это не карчи, а политые смолою и обмотанные паклею обуглившиеся люди…[9]

  Даниил Мордовцев, «Царь Петр и правительница Софья». XVIII. Самосожигатели, 1885
  •  

Тополь очень высок; у берега он подмывается, падает в воду и образует карчи и запруды.[10]

  Антон Чехов, «Остров Сахалин (Из путевых записок)», 1894
  •  

...так как берега озера <Пено> большею частью низменны, то разливом затопляется местами лес, деревья которого отчасти ещё стоят у самой воды, отчасти уже погибли и сгнили в своей надводной части, выказывая лишь кое-где торчащие чёрные пни, так называемые «карчи».[11]

  Дмитрий Анучин, «Озёра области истоков Волги и верховьев Западной Двины», 1898
  •  

В самом озере карчи, впрочем, встречаются редко, чаще их можно встретить в луках, особенно у западного берега, а ещё более в самой Волге...[11]

  Дмитрий Анучин, «Озёра области истоков Волги и верховьев Западной Двины», 1898
  •  

...превращается летом в длинное озеро, <...> затопляющее много леса, остатки которого в виде пней (карчей) и торчат из воды во многих местах в большом количестве или оказываются вырванными с корнем и выброшенными там и сям на берег.[11]

  Дмитрий Анучин, «Озёра области истоков Волги и верховьев Западной Двины», 1898
  •  

Вверх по Волге видны местами скопления торчащих из воды чёрных пней или «каршей» ― остатков росшего когда-то леса, который был затоплен лет сорок тому назад запором бейшлота.[11]

  Дмитрий Анучин, «Из поездки к истокам Днепра, Западной Двины и Волги», 1891
  •  

В одном протоке реки верхушки стволов торчали над водой в виде целого леса, между тем как комли, то есть нижние части стволов с ответвляющимися во все стороны корнями, завязнув на дне, затянулись илом и послужили причиной того, что деревья не уплыли в море, а остались торчать в виде карчей...[12]

  Николай Березин, «Ледяной плен: Плавание и зимовка Норденшильда у берегов Сибири», 1907
  •  

Они, говорят, и по Кубани плыли, так два раза на карчу наткнулись, буксир «Николай» их стягивал…[13]

  Виктор Лихоносов, «Ненаписанные воспоминания. Наш маленький Париж» (часть вторая), 1983
  •  

Поднимаю перемёт, гляжу, рыбу сымаю. Потом тяжело пошло, неподъёмно. Чую ― прямо карша. Тяну её, тяну.[14]

  Борис Екимов, «Пастушья звезда», 1989
  •  

...«карчага» ― омут,[15] на дне которого валяются утонувшие пни и коряги ― «карчи» (или «корги»).[16]

  Алексей Иванов, «Message: Чусовая» (часть 1-3), 2007

Карча в официальных отчётах и документальной прозе править

  •  

Первое плавание «Лисичанска» не увенчалось успехом, как по причине повреждения парохода от мелей и карчей на фарватере р. Донца и препятствий к свободному пропуску парохода через мосты и паромы частных владельцев.
О том и другом было донесено официально с просьбою оказать содействие:
2 Марта 1868 года Горный Департамент уведомил, что по отзыву Департамента водяных сообщений, расчистка по р. Донцу бичевников и карчей, по ограниченности на этой реке судоходства не может быть исполнена, тем более, что на сей предмет потребуются значительные расходы; средства же Министерства Путей Сообщения столь ограниченны, что их недостаёт даже на улучшение главных водяных путей.[4]

  Илиодор Фелькнер, «Пароходство по р. Донцу», 1869
  •  

Из опасения пробить корпус парохода о карчи, его не грузили сверху 17 дюйм.<ов> осадки, тем не менее пароход, имеющей всего 5 сильную машину, перевёз разновременно значительное количество разной клади, более 10,000 пуд. и дал таким образом верные цифры для расчета на будущее время.[4]

  Илиодор Фелькнер, «Пароходство по р. Донцу», 1869
  •  

Карчи составляют собою несравненно большую опасность для парохода чем мели. Они то собственно и мешали глубоко грузить пароход, ибо не будучи видимы под водою сверх 14 дюйм., карчи легко могут повреждать днище. Особенно значительное число карчей, находится в Донце между 6-ой и 3-ей ротами и деревнею Ярестовой, где берега его лесисты. По мере убыли вода появлялись постепенно новые карчи так, что наконец нельзя было проехать без риска потопить судно. Это обстоятельство принудило приступить к возможной расчистке русла, для чего ассигновано 150 рублей.
По произведённым опытам вытаскивания одной карчи обошлось около 4 руб. сер., не считая ценности содержания парохода и механических приспособлений, для того необходимых. Всех карчей вытащено до 30 штук и сверх того потонувшая лет пять тому назад баржа, в самом узком месте Донца около д. Светличной.[4]

  Илиодор Фелькнер, «Пароходство по р. Донцу», 1869
  •  

В Октябре месяце пароход «Лисичанск» сделал рейс в Каменскую станицу и обратно. Результаты этого рейса весьма утешительны. Начиная от красного яра, Донец, принимая в себя речки: Лугань, Белую, Деркул, Дубовую и Каменку, становится гораздо многоводнее, а потому шире и глубже чем в верховьях. Пароход всюду прошел совершенно беспрепятственно, карчей встречалось немного и на самых мелких местах глубина была около 3 фут.[4]

  Илиодор Фелькнер, «Пароходство по р. Донцу», 1869
  •  

Ранее всего К. работы начались у нас на р. Припяти, где с 1878 г. работы эти производятся систематически и река очищена от карчей сплошь на протяжении 470 в. В настоящее время на этом протяжении попадаются еще отдельные карчи, но они судоходству уже не мешают и своевременно удаляются. На Днепре К. работы производятся с 1880 г., а в 1885 г. приступлено к уничтожению карчей в местах, где скопления их наиболее препятствовали судоходству, на pp. Десне и Сожи. Этими работами удалось значительно расчистить фарватер. Подобные же работы производились и производятся еще в настоящее время на pp. Мокше, Оке, Клязьме, Дону, на Березине, Зап. Буге и Висле и некоторых других реках. Карчеподъемницы, употребляемые на наших реках, деревянной постройки с железным скреплением, не имеют паровых машин, а приводятся в действие вручную, с помощью воротов, лебедок и т. п.

  Словарь Брокгауза и Ефрона, «Карчеподъемные работы», 1907
  •  

Ранее всего К. работы начались у нас на р. Припяти, где с 1878 г. работы эти производятся систематически и река очищена от карчей сплошь на протяжении 470 в<ёрст>. В настоящее время на этом протяжении попадаются еще отдельные карчи, но они судоходству уже не мешают и своевременно удаляются. На Днепре К. работы производятся с 1880 г., а в 1885 г. приступлено к уничтожению карчей в местах, где скопления их наиболее препятствовали судоходству, на pp. Десне и Сожи. Этими работами удалось значительно расчистить фарватер. Подобные же работы производились и производятся еще в настоящее время на pp. Мокше, Оке, Клязьме, Дону, на Березине, Зап. Буге и Висле и некоторых других реках. Карчеподъемницы, употребляемые на наших реках, деревянной постройки с железным скреплением, не имеют паровых машин, а приводятся в действие вручную, с помощью воротов, лебедок и т. п.

  Словарь Брокгауза и Ефрона, «Карчеподъемные работы», 1907
  •  

На корме же установлен деревянный кран, состоящий из двух деревьев, нижние концы которых врублены в подушки, нарезанные на шпангоуты, а верхние соединены вместе железною скобою; на верху крана укреплен шкив, через который проходит цепь на лебедку и к поднимаемому карчу. Кран имеет уклон за корму, удерживаясь в этом положении железными штангами. Сила лебедки 12 тонн. Карчи захватываются со дна железными кранами или цепными стропами. <...> Для отвозки вынутых карчей употребляются шаланды. Береговые карчи вытаскиваются на берег, а вынутые из воды сваливаются возможно ближе к берегу, чтобы при понижении горизонта воды они оказались на суше, или топятся в ближайших затонах, в местах, где они не могут мешать судоходству или рыбной ловле.

  Словарь Брокгауза и Ефрона, «Карчеподъемные работы», 1907

Карча в научно-популярной прозе и публицистике править

 
Карча на Бердской косе
  •  

Не доѣзжая до сего села версты съ три, по подгорью въ самомъ Волжскомъ берегу вездѣ лежитъ слоями красноватая песчаная желѣзная руда, которая подала поводъ купцу Серебрякову завести на семъ мѣстѣ желѣзоплавильной заводъ. По видимому у сего купца были, какъ говорятъ, лишнія деньги, по тому что онъ не спросяся броду, сунулся въ воду: ибо безлѣсныя по Волгѣ мѣста не только къ заведенію заводовъ не удобны, но мѣстами и на топленіе печей едва достаетъ лѣсу, и самый большій дровяный промыселъ по низовой Волгѣ бываетъ въ полую воду, когда на поемныхъ лѣсистыхъ островахъ вымываетъ и уноситъ валежникъ; что Волжскіе жители Каршами называютъ.[1]

  Иван Лепёхин, «Дневные записки...», 1768
  •  

Берега рѣки Вятки вездѣ великія перемѣны доказывали, которыя по мягкимъ берегамъ отъ весеннихъ водъ происходятъ. Тутъ висѣли надвислыя карши, грозящіе паденіемъ; индѣ вершины деревъ омывалися текущими струями. Мѣстами новыя раждалися острова, и положивъ рѣчному стремленію преграду тихія воды и старицы производили, которыя мѣстами совершенную являли сушу.[17]

  Иван Лепёхин, «Продолженіе Дневныхъ записокъ путешествія...», 1771
  •  

Вообще фарватер Риона глубок, но он часто меняется. Где сегодня удалось пароходу пройти свободно, там завтра он может врезаться в мель. Но еще большая помеха плаванию по Риону — карчи, подводные деревья, пустившие корни свои на дне реки и выглядывающие из-под воды только верхушками или, что еще хуже, вовсе не выглядывающие: попадет на такое подводное дерево пароход и как раз разобьет свои колеса. Кормчий зорко следит за рябью бегущей реки; где эта рябь берётся кругами, где она расстилается гладью или же маслится, там наверно засела на дне карча.[2]

  Николай Березин, «Долина Риона» (Из путевых воспоминаний), 1864
  •  

Оставляя всё ту же извилистость и обрывистые (10-12 футов вышины) берега, она имеет на перекатах довольно часто только два фута глубины, а с приближением к устью Сахэзы эта глубина спадает на полтора и даже на один фут. Притом в реке появляется множество наносного лесу и карчей, до того в иных местах загромождающих русло, что даже раз приходилось прорубать проход для нашей лодки. Вместе с тем и скорость течения, которая делается довольно значительной с приближением к вышеназванной горе, здесь увеличивается в сильной степени, и река стремится весьма быстро по своему ложу, дно которого состоит из песка и мелкой гальки, а на низовьях из всякого ила. Быстрота течения увеличивается, вероятно, ещё более во время разливов, когда вода, насколько можно видеть по береговым наносам, прибывает футов на десять против своего обыкновенного уровня и, по всему вероятию, затопляет долину. Но даже и тогда, во время самого высокого стояния воды, едва ли можно пройти на пароходе до устья Сахэзы по причине множества карчей, торчащих высоко из воды, и деревьев, часто наклонившихся с одного берега почти до другого.[18]

  Николай Пржевальский, «Путешествие в Уссурийском крае. 1867-1869 гг.», 1870
  •  

Прибавим, что в то время как название реки Волги и озера того же имени, как и названия, напр. рек: Руна, Кокша и мн. др., суть финские, — названия же озёр, лежащих выше Волго, уже русские или славянские: Верхит — от верх, Стерж от стержень, стрежень, Овселуг или Вселук от весь и луг или лука, Пено от пень (вероятно, в смысле карши: пенно, пенное, т. е. обильное пнями или каршами).[6]

  Виктор Рагозин, «Волга» (том первый), 1880
  •  

Серьезное и тщательное исследование Тыми, с научною и практическою целью, было произведено в 1881 г. зоологом Поляковым. <...>
Утомительно читать описание этого его путешествия благодаря добросовестности, с какою он пересчитывает все пороги и перекаты, встреченные им на пути. На протяжении 272 верст от Дербинского он должен был побороть 110 препятствий: 11 порогов, 89 перекатов и 10 таких мест, где фарватер был запружен наносными деревьями и карчами. Значит, река средним числом на каждых двух верстах мелководна или засорена.[10]

  Антон Чехов, «Остров Сахалин (Из путевых записок)», 1894
  •  

Долина реки Тыми, по описанию Полякова, усеяна озёрами, старицами, оврагами, ямами; на ней нет ровных гладких пространств, заросших питательными кормовыми травами, нет поёмных заливных лугов и только изредка попадаются луговины с осокой: это — заросшие травой озёра. По склонам гористого берега растет густой хвойный лес, на отлогом берегу — берёза, ива, ильма, осина и целые рощи из тополя. Тополь очень высок; у берега он подмывается, падает в воду и образует карчи и запруды.[10]

  Антон Чехов, «Остров Сахалин (Из путевых записок)», 1894
  •  

Озеро Пено имеет в длину около 8 верст, а в ширину до 1 1/4 версты. Хотя его южный конец (у Изведова) отстоит верст на 35 от северного конца оз. Стержа, тем не менее вода в обоих озерах стоит почти на одинаковой абсолютной высоте (95,7 сажени), что объясняется подпором бейшлота, подымающего уровень воды в Пено выше, чем в Стерже, именно до 1 1/2-1 3/4 сажени. А так как берега озера большею частью низменны, то разливом затопляется местами лес, деревья которого отчасти ещё стоят у самой воды, отчасти уже погибли и сгнили в своей надводной части, выказывая лишь кое-где торчащие чёрные пни, так называемые «карчи».[11]

  Дмитрий Анучин, «Озёра области истоков Волги и верховьев Западной Двины», 1898
  •  

В самом озере карчи, впрочем, встречаются редко, чаще их можно встретить в луках, особенно у западного берега, а ещё более в самой Волге, на участке от оз. Пено до оз. Волго (длиною около 40 верст). Участок этот от подпора бейшлота превращается летом в длинное озеро, имеющее местами до 1 1/2-3 верст ширины и затопляющее много леса, остатки которого в виде пней (карчей) и торчат из воды во многих местах в большом количестве или оказываются вырванными с корнем и выброшенными там и сям на берег.[11]

  Дмитрий Анучин, «Озёра области истоков Волги и верховьев Западной Двины», 1898
  •  

Норденшильд наблюдал в низовье Енисея, как образуются стоячие стволы. В одном протоке реки верхушки стволов торчали над водой в виде целого леса, между тем как комли, то есть нижние части стволов с ответвляющимися во все стороны корнями, завязнув на дне, затянулись илом и послужили причиной того, что деревья не уплыли в море, а остались торчать в виде карчей, которые, если здесь разовьется судоходство, явятся громадным препятствием для движения судов.[12]

  Николай Березин, «Ледяной плен: Плавание и зимовка Норденшильда у берегов Сибири», 1907
  •  

Вскоре после Сокола на правом берегу находится камень Корчаги. Он назван не потому, что походит на глиняную посудину корчагу, а от устаревшего слова «карчага» ― омут, на дне которого валяются утонувшие пни и коряги ― «карчи» (или «корги»).[16]

  Алексей Иванов, «Message: Чусовая» (часть 1-3), 2007

Карча в мемуарах, письмах и дневниковой прозе править

  •  

29 июня мы прошли мимо невысокой, но замечательной скалы, которая возвышается совершенно отдельно на острове, образуемом рукавами Уссури. Это едва ли не единственный в своем роде пример на всей системе Амура. Уссури здесь, как и выше, совершенно лесная река. Множество наносных деревьев разбросано по ее руслу и чрезвычайно затрудняет плавание. Часто нет никакой возможности идти иначе, как толкаясь шестами или даже ведя лодку руками, потому что иначе при малейшей неосторожности ее отбросит быстрым течением на кучи наваленных карчей и разобьёт или опрокинет. 29 числа и в следующие двое суток мы едва могли делать по 12 верст в день и то с помощью проводника, который хорошо знал свойства протоков и умел ловко править рулем на опасных местах.[3]

  Михаил Венюков, «Обозрение реки Уссури и земель к востоку от нее до моря», 1868
  •  

Аргун, наподобии Сулака, Сагуаши, Ингура, Бзыба, принадлежал к числу чрезвычайно быстрых и неуловимо своенравных рек. Когда мы к нему подошли, он находился в состоянии неожиданного налива: стрелою неслась вода, унося в Сунжу огромные карчи и ворочая камни, заграждавшие ей дорогу. Ни мост на козлах, ни на арбах для одной пехоты не удержался бы против силы воды и карчей, да и время не позволяло испытывать степень их стойкости; нам надо было спешить к Герменчугу, куда Кази-Мегмет собирал горцев на защиту аула, пока число их не увеличится до размеров силы, непреодолимой для нашего отряда. На Кавказе не имели привычки задумываться над быстротой и глубиной реки, когда существовала искра надежды преодолеть эти препятствия. Мост не устоит против карчи, а живые люди всегда могут от нее посторониться: отвести ее или обождать, пока она проплывет; поэтому было решено не мешкая переходить в брод.[5]

  Фёдор Торнау, «Воспоминания о Кавказе и Грузии», 1869
  •  

Обойдя город, мы вышли на береговую набережную Терека, где нам представилось очень интересное зрелище. Множество мальчиков, женщин и девушек всякого возраста ловили лес, проносимый быстрою рекою. Терек и при малой воде имеет очень быстрое течение, а теперь, в большую воду, он свирепел ужасно. Несмотря на опасное положение на крутом берегу, который мог беспрестанно обрушиться, подмываемый быстриной, все это стояло на самой оконечности берега и закидывало крючья за каждым деревцем, веткой или сучком, сопровождая эти операции оглушительными криками. А уже если несло карчу или какую-нибудь массивную штуку, то они забывали обо всем и бросались с таким неистовством, что страшно было смотреть. Эта операция часто имела несчастные последствия, так как тут Терек очень глубок и даже были запрещения полицией, но в Моздоке недостаток в топливе так велик, и как с этими операциями уже сроднилось население, то никакое запрещение не имеет действия.

  Александр Беляев, «Воспоминания декабриста о пережитом и перечувствованном. Часть 1» (Глава XVIII. Кавказ), 1882
  •  

Ниже порогов струя била к противоположному берегу, и я, воспользовавшись этим, стал потихоньку воротить к левому боку. Вот уже я в нескольких саженях от берега и вижу, как бойко мелькает в моих глазах проплываемая береговая поросль. Наконец я почувствовал, что мой утомленный конь коснулся ногами дна: еще минута, он уже, повесив голову, зашагал по твердому речному грунту, и меня прибило струей к самому берегу, на котором большой массой лежал переплевшийся между собою, набитый водою валежник. Громадные карчи торчали тут целой сетью перемешавшихся корней и своими залисевшими остовами говорили о том, что они испытывали более тяжелую судьбу в своем существовании и погребены здесь давно.
Лишь только коснулся я первой береговой карчи, как тотчас соскочил на нее, прикрепил за выдавшийся сук стоящего в воде коня и набожно, с полною верою в милосердие Создателя помолился и поблагодарил Господа за спасение.[7]

  Александр Черкасов, «Из записок сибирского охотника», 1883
  •  

...я им закричал: «Ищите другого брода, выше!» ― чего они. как оказалось, не расслышали, то я видел, как они, сняв шапки, крестились и, заехав выше, спустились на брод. Как переехали реку Алексей и Тетерин, я сам не видал, потому что трясся от холода и внутренно молился. Голова у меня ходила вокруг, я боялся, как бы не слететь с карчи, и удерживал коня, который хотел выпрыгнуть на ту же карчу. На мне не было сухой нитки, но пришлось ждать товарищей, которые и приехали ко мне минут через двадцать, бледные и со страхом на лице от виденной ими потрясающей картины… Когда они добрались по валежнику до меня, то я бросился к ним и стал от радости обнимать и целовать их обоих. Все трое мы снова помолились и немедленно принялись за работу. В два топора попеременно рубили мы более тонкие карчи, спускали их на воду, расчищая дорогу, и только не ранее как через полчаса могли вытащить моего коня на расчищенное место.[7]

  Александр Черкасов, «Из записок сибирского охотника», 1884
  •  

Выше я упомянул, что такие плавания по разбушевавшейся речке довольно опасны, и вот в подтверждение этого я скажу хоть о двух-трех случаях.
Однажды С. В. Широков ездил весною таким же манером за утками с покойным казначеем Сузунского завода г. Ивановым. Проплыли они уже более половины пути и набили много уток, как их быстротой течения нанесло на подводную карчу и моментально опрокинуло лодку. По счастию, был недалеко островок, и Широков кое-как выбился на него...[8]

  Александр Черкасов, «На Алтае: Записки городского головы», 1884
  •  

— Да и было, что весной-то вышел из бору медведь да и бродил у поскотины. Его, значит, увидали да и прогнали народом, а он и ушел, да не в лес, а в колок. Ну, а в ночь-то и нахлынула вода, его оттуль и выгнало: вот он и стал колобродить по гривам! Его опять на грех-то и увидали два мужика, когда водой окружило, и поплыли за ним в лодке. А он, будь он проклят, возьми да и залезь на большу карчу — такая, значит, толстущая тополина лежала. Вот они и удумали, что зверь боится воды: давай, говорят, съездим в деревню, возьмем верёвку, накинем ему на шею удавкой да и стащим в воду; он, дескать, тут и захлебнется.
Вот они с большого-то ума съездили, приплавили веревку и явились к зверю, а он, значит, лежит на тополине да только рюхает…
Вишь, говорят, боится. Давай, брат, накидывай петлю… Он им и дался, словно нарочно. Вот они накинули, плюхнули в лодку да и стали его тащить с карчи! А он, значит, как бултыхнет в воду да ну-тко за ними, догнал, выворотил из лодки и давай их починивать по-своему. Одного-то только поранил; тот как-то уцепился за лодку и спасся; а другого-то, дурака, так и закунал в воде — утопил до смерти.[8]

  Александр Черкасов, «На Алтае: Записки городского головы», 1884
  •  

У Кустыни пришлось переехать на пароме через Волгу, ширина которой здесь (мы были в начале августа) около двадцати пяти сажен. Вверх по Волге видны местами скопления торчащих из воды чёрных пней или «каршей» ― остатков росшего когда-то леса, который был затоплен лет сорок тому назад запором бейшлота. В половодье все эти карши заливает водой, и они становятся видными только по спаде вод. Возница обратил мое внимание еще на один остров, поросший березняком и подвижный, во время разлива он плавает и передвигается то туда, то сюда.[11]

  Дмитрий Анучин, «Из поездки к истокам Днепра, Западной Двины и Волги», 1891
  •  

Звонарь не унимался, будто звал на пожар. Мальчишки на заборах засвистели.
«У нас вечно что-нибудь не так, ― поругался про себя Попсуйшапка. ― Они, говорят, и по Кубани плыли, так два раза на карчу наткнулись, буксир «Николай» их стягивал… Ну ясно: звонарю восемьдесят лет, он забылся…» Но вот, слава богу, колокольный перелив стих...[13]

  Виктор Лихоносов, «Ненаписанные воспоминания. Наш маленький Париж» (часть вторая), 1983

Карча в беллетристике и художественной прозе править

  •  

«Пора будить», — подумал Лукашка, кончив шомпол и почувствовав, что глаза его отяжелели. Обернувшись к товарищам, он разглядел, кому какие принадлежали ноги; но вдруг ему показалось, что плеснуло что-то на той стороне Терека, и он ещё раз оглянулся на светлеющий горизонт гор под перевернутым серпом, на черту того берега, на Терек и на отчётливо видневшиеся теперь плывущие по нем карчи. Ему показалось, что он движется, а Терек с карчами неподвижен; но это продолжалось только мгновение. Он опять стал вглядываться. Одна большая черная карча с суком особенно обратила его внимание. Как-то странно, не перекачиваясь и не крутясь, плыла эта карча по самой середине. Ему даже показалось, что она плыла не по течению, а перебивала Терек на отмель. Лукашка, вытянув шею, начал пристально следить за ней. Карча подплыла к мели, остановилась и странно зашевелилась. Лукашке замерещилось, что показалась рука из-под карчи. «Вот как абрека один убью!» — подумал он, схватился за ружьё, неторопливо, но быстро расставил подсошки, положил на них ружьё, неслышно, придержав, взвел курок и, притаив дыхание, стал целиться, все всматриваясь. «Будить не стану», — думал он. Однако сердце застучало у него в груди так сильно, что он остановился и прислушался. Карча вдруг бултыхнула и снова поплыла, перебивая воду, к нашему берегу. «Не пропустить бы!» — подумал он, и вот, при слабом свете месяца, ему мелькнула татарская голова впереди карчи. Он навел ружьём прямо на голову. Она ему показалась совсем близко, на конце ствола. Он глянул через. «Он и есть, абрек», — подумал он радостно и, вдруг порывисто вскочив на колени, снова повел ружьем, высмотрел цель, которая чуть виднелась на конце длинной винтовки, и, по казачьей, с детства усвоенной привычке проговорив: «Отцу и сыну», — пожал шишечку спуска. Блеснувшая молния на мгновенье осветила камыши и воду. Резкий, отрывистый звук выстрела разнесся по реке и где-то далеко перешел в грохот. Карча уже поплыла не поперёк реки, а вниз по теченью, крутясь и колыхаясь.
— Держи, я говорю! — закричал Ергушов, ощупывая винтовку и приподнимаясь из-за чурбана.
— Молчи, чёрт! — стиснув зубы, прошептал на него Лука. — Абреки!
— Кого стрелил? — спрашивал Назарка, — кого стрелил, Лукашка?
Лукашка ничего не отвечал. Он, заряжал ружьё и следил за уплывающей карчой. Неподалеку остановилась она на отмели, и из-за неё показалось что-то большое, покачиваясь на воде.

  Лев Толстой, «Казаки» (глава VIII), 1863
  •  

— Ты вот ничего не видал, дядя, а я убил зверя, — сказал Лукашка, спуская курок и вставая неестественно спокойно.
Старик, уже не спуская с глаз, смотрел на ясно теперь белевшуюся спину, около которой рябил Терек.
— С карчой на спине плыл. Я его высмотрел, да как… Глянь-ко сюда! Во! В портках синих, ружьё никак… Видишь, что ль? — говорил Лука.
— Чего не видать! — с сердцем сказал старик, и что-то серьезное и строгое выразилось в лице старика. — Джигита убил, — сказал он как будто с сожалением.
— Сидел так-то я, гляжу, что чернеет с той стороны? Я еще там его высмотрел, точно человек подошел и упал. Что за диво! А карча, здоровая карча плывет, да не вдоль плывёт, а поперёк перебивает. Глядь, а из-под ней голова показывает. Что за чудо? Повел я, из камыша-то мне и не видно; привстал, а он услыхал, верно, бестия, да на отмель и выполз, оглядывает. Врёшь, думаю, не уйдёшь.

  Лев Толстой, «Казаки» (глава IX), 1863
  •  

Забор, наконец, в двух местах выламывается и падает внутрь. Глазам представляется потрясающая картина: в пламени мечутся горящие люди, старики, взрослые, женщины, дети. По земле, словно черви, извиваются такие же горящие безумцы, горят друг на дружке, падают и вскакивают, рвут на себе волосы, поднимают к небу руки… С треском рушатся крыши домов, церковные главы, а кругом в страшных позах с потрясающими воплями корчатся какие-то бесформенные массы или лежат недвижимо, словно обугленные бревна или лесные карчи… Но это не карчи, а политые смолою и обмотанные паклею обуглившиеся люди…[9]

  Даниил Мордовцев, «Царь Петр и правительница Софья». XVIII. Самосожигатели, 1885
  •  

Чиклин боялся, чтобы Жачев не обижался на помощь и ел кашу с тем сознанием, что она уже ничья и ее все равно вышвырнут. Жачев и прежде, когда Чиклин работал на прочистке реки от карчи, посещал его, дабы кормиться от рабочего класса; но среди лета он переменил курс и стал питаться от максимального класса, чем рассчитывал принести пользу всему неимущему движению в дальнейшее счастье.[19]

  Андрей Платонов, «Котлован», 1930
  •  

Нота тоже хитрая река ― мечется то вправо, то влево. Лижет скалистые обрывы, водовороты делает. Белопенные водовороты злобно рычат. Кедр тянет с берега корявые мшистые лапы. За кедром непролазная темь да карчи.[20]

  Александр Фадеев, «Разлив», 1923
  •  

Есть еще ключ Садучар. Он пришел из голубых Сихотэ-Алиньских отрогов и вынес в самое сердце хлебных полей хвойный пихтовый клин. Растрепал Нотовы берега, взбаламутил спокойную воду, натащил тяжёлых таёжных карчей. Садучар ― холодный и суровый красавец. <...>
В Боголюбовской перемычке образовался гигантский затор, и вся верхняя падь превратилась в бушующее озеро, по которому плавали корейские фанзы и чьи-то белые шаровары на черных обломках, казавшиеся издали парой лебедей. У берега в густых карчах запуталась выдолбленная душегубка <долблёная лодка>.
<...> Было Кане на сходке скучно. Вспомнилась ей далёкая красавица Нота. Резвятся там на песчаных отмелях серебряные гольяны. В ключевых устьях у карчей настороженно спят пятнистожабрые лини.[20]

  Александр Фадеев, «Разлив», 1923
  •  

А сомы, они по яминам да бучилам стоят. Ночью выходят. Икру мечут, бывает, и днем. Трутся у карши, их видать. Черные, лобастые. Сома мы обязательно возьмём. <...>
Самое время было уйти на Дон. Пошли на место уже привычное. За меловым обрывом, в устье просторной балки стояли три тополя. В подножии их ― тяжелая, обмытая водою карша, занесённая пёском. На ней удобно было сидеть. <...> Светло, луна большая. Поднимаю перемёт, гляжу, рыбу сымаю. Потом тяжело пошло, неподъёмно. Чую ― прямо карша. Тяну ее, тяну. А по воде светло, луна. И вдруг прямо под носом вылазит из воды ― лоб, глаза маленькие и усы, блестит всё.[14]

  Борис Екимов, «Пастушья звезда», 1989

Карча в стихах править

 
Карча на мочажине
  •  

ПОСВЯЩАЕТСЯ КАРЧИ
Кража со взломом
твой профиль
строгий пилотский
ограбление касс
в каске твоя голова.
дрожаще влюблённый ― вы безнадёжно сдохли…
вверх прошумел чёрный баркас
колыхаясь едва…
природа сбоку на прискоку
на приводе роде воде…
дря!!…[21]

  Алексей Кручёных, «Посвящается Карчи» (№3 из цикла «Весная металлическая»), 1922

Источники править

  1. 1 2 И. И. Лепёхин. Дневныя записки путешествія доктора и Академіи Наукъ адъюнкта Ивана Лепехина по разнымъ провинціямъ Россійскаго государства, 1768 и 1769 году, в книге: Исторические путешествия. Извлечения из мемуаров и записок иностранных и русских путешественников по Волге в XV-XVIII вв. — Сталинград. Краевое книгоиздательство. 1936 г.
  2. 1 2 Н. И. Воронов в сборнике: Опальные русские писатели открывают Кавказ. Антология: В 3 т. — Ставрополь: Изд-во СГУ, 2011 г. — Том 2.
  3. 1 2 М. И. Венюков. Путешествия по Приамурью, Китаю и Японии. — Хабаровск: Хабаровское книжное издательство, 1970 г.
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 И. Ф. Фелькнер, Пароходство по р. Донцу. — СПб., Горный журнал, № 8 за август 1869 года
  5. 1 2 3 Торнау Ф. Ф. Воспоминания кавказского офицера. — Москва: «АИРО-ХХ», 2002 г.
  6. 1 2 В. Г. Рагозин, «Волга» <географическое описание>, том 1-3. — СПб., Типография К. К. Ретгера, 1880-81 г.
  7. 1 2 3 4 А. А. Черкасов. «Из записок сибирского охотника». — Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство, 1987 г.
  8. 1 2 3 А. А. Черкасов На Алтае: Записки городского головы. — Барнаул, 2004 г.
  9. 1 2 Мордовцев Д. Л. Сочинения. В 2-х т. Том 2. — М.: Худож. лит., 1991 г.
  10. 1 2 3 Чехов А. П. Сочинения в 18 томах // Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. — М.: Наука, 1978 год — том 14/15. (Из Сибири. Остров Сахалин), 1891-1894 гг.
  11. 1 2 3 4 5 6 7 Д. Н. Анучин, Географические работы. — М.: Государственное издательство географической литературы, 1959 г.
  12. 1 2 Н. И. Березин, Ледяной плен: Плавание и зимовка Норденшильда у берегов Сибири. — СПб: Слово, 1907 г. — С. 45—56.
  13. 1 2 В. И. Лихоносов. Ненаписанные воспоминания. Наш маленький Париж. — М.: Советский писатель, 1987 г.
  14. 1 2 Борис Екимов. «Пиночет». — Москва, «Вагриус», 2001 г.
  15. * Примечание от автора, глоссарий.
  16. 1 2 Иванов А. «Message: Чусовая». — СПб.: Азбука-классика, 2007 г.
  17. И. И. Лепёхин. Продолженіе Дневныхъ записокъ путешествія Ивана Лепехина, академика и медицины доктора, Вольнаго економическаго въ С: П: друзей природы испытателей въ Берлинѣ и Гессенгомбургскаго патріотическаго, обществъ члена, по разнымъ провинціямъ Россійскаго государства въ 1771 году. Въ Санктпетербургѣ при Императорской Академіи Наукъ 1780 года
  18. Н.М. Пржевальский. «Путешествие в Уссурийском крае». 1867-1869 гг. — М.: ОГИЗ, 1947 г.
  19. А. П. Платонов. Котлован. — Санкт-Петербург, «Азбука-классика», 2005 г.
  20. 1 2 Фадеев А.А. Собрание сочинений в трёх томах, Том 1. Москва, «Художественная литература», 1981 г.
  21. А.Е.Кручёных. Стихотворения. Поэмы. Роман. Опера. Новая библиотека поэта (малая серия). — СПб.: Академический проект, 2001 г.

См. также править