Шмель

род насекомых

Шмель, шмели́ (лат. Bombus) — крупное перепончатокрылое мохнатое насекомое из рода шмель семейства настоящих пчёл. Шмели во многих отношениях близки к медоносным пчёлам, однако отличить шмеля от пчелы может и ребёнок, настолько у шмеля характерный вид и комплекция.

Шмель
Статья в Википедии
Медиафайлы на Викискладе

Шмель в афоризмах и коротких цитатах

править
  •  

Шмелем князь оборотился,
Полетел и зажужжал...

  Александр Пушкин, «Сказка о царе Салтане», 1831
  •  

Мохнатый шмель — на душистый хмель,
Мотылёк — на вьюнок луговой...

  Редьярд Киплинг, «За цыганской звездой», 1892
  •  

За мной следил докучный, звонкий шмель,
Сверлил мой ум серебряной струной.[1]

  Мирра Лохвицкая, «Шмель», 1898
  •  

...шмель, в детский кулак величиною, пронзал колибри острым, как шпага, жалом и тут же погибал, схваченный на лету хищным сорокопутом

  Александр Амфитеатров, «Морская сказка», 1899
  •  

...в дупле послышалось жужжание, а затем оттуда стали вылезать шмели. Значит, внутри дерева было их гнездо. Но тогда куда же девалась змея? Неужели она залезла к шмелям? Почему в таком случае шмели не подняли тревоги...[2]

  Владимир Арсеньев, «По Уссурийскому краю», 1917
  •  

Под амбарами же нашли мы и многочисленные гнёзда бархатно-чёрных с золотом шмелей...[3]

  Иван Бунин, «Жизнь Арсеньева. Юность», 1933
  •  

...шмель, мать его душу, бесполезная скотина! На кой хрен его бог сочинил?[4]

  Андрей Алдан-Семёнов, «Красные и белые», 1973
  •  

...к стволу, горизонтально гудя, подлетал и, стукаясь, отлетал тяжкий шмель, и мальвы у терраски, как маленькие локаторы, обнаружив в воздухе тихоходного этого бомбовоза, напрасно ждали, чтобы он заполз в разинутые их водянистого цвета нутра...[5]

  Асар Эппель, «На траве двора», 1992
  •  

...не ты ли будешь держать предо мною речь
о смерти шмеля о пуле прервавшей его полёт?[6]

  Анна Горенко, «Жжёт и лижет язык королевская шкура шмеля...», 1993
  •  

Тяжёлые шмели неторопливо и неуклонно обследуют каждый цветок, в воздухе стоит гул, пахнет мёдом и брусничным вареньем...[7]

  Святослав Логинов, «Марш-бросок по ягодным палестинам», 2007

Шмель в научной и научно-популярной прозе

править
  •  

Кречмер, который много сделал для выяснения биологического значения истерических реакций, указал, что у некоторых животных, попавших в опасное положение, развиваются особые реактивные состояния, дающие возможность иногда уйти от опасности, именно двигательная буря и рефлекс мнимой смерти. В первом случае, как бывает со шмелём, залетевшим в комнату через форточку, насекомое бросается из стороны в сторону, пока случайно не попадет, куда нужно; во втором оно, как бывает с жуком, взятым в руки, делается совсем неподвижным, точно мёртвым, пока не будет выброшено, после чего через некоторое время начинает подавать признаки жизни.[8]

  Василий Гиляровский, «Психиатрия», 1954
  •  

Подземное существование петрова креста продолжается в течение десяти месяцев. И только весной побеги этого растения на несколько недель показываются на поверхности земли, да и то лишь с одной целью ― отцвести и дать семена. Насекомых-опылителей, в особенности шмелей, цветки привлекают тонким ароматом. Опыляются они пыльцой, принесённой с других цветков, успевших распуститься раньше. Если шмелей мало и часть цветков осталась неопылённой, к моменту их отцветания тычинки вырастают настолько, что пыльники заметно выступают за край венчика.[9]

  — Наталья Василенко, «Нахлебники, приспособленцы и просто красавцы», 2009

Шмель в публицистике и документальной прозе

править
  •  

Одна догадка, пришедшая мне в голову, кажется, уже после окончания университета, представляется мне и до сих пор заслуживающею проверки. Острая боль от ужаления пчелою, шмелём или осою наводит на мысль, что эти насекомые вонзают свое жало прямо в концевые нервные аппараты в коже. Для этого необходимо допустить, что они особенно отчетливо воспринимают в теле поражаемого ими животного его нервные ткани.[10]

  Николай Лосский, «Воспоминания: жизнь и философский путь», 1968
  •  

Под ногами пружинит кочкарник, в эту дивную пору весь покрытый сплошным бело-розовым ковром цветущей брусники. Тяжёлые шмели неторопливо и неуклонно обследуют каждый цветок, в воздухе стоит гул, пахнет мёдом и брусничным вареньем ― аромат этот забивает даже запах разогретой смолы и багульника.[7]

  Святослав Логинов, «Марш-бросок по ягодным палестинам», 2007
  •  

Кто в раннем детстве не приникал к этим цветкам и не удивлялся сладости их нектара? Пчёлы, шмели и осы тоже любят яснотку. Но только шмелям удаётся достать до дна трубки благодаря длинному хоботку. Земляной шмель, хоботок у которого короче, прогрызает снаружи дырку, и через неё доступ к нектару получают и пчёлы. Яснотка и шмели — партнёры уже многие тысячелетия. Когда шмели прокладывают себе путь к нектару, чёрные тычинки опускаются и осыпают на спинку насекомых пыльцу. Эту пыльцу ненасытные шмели оставляют на следующем цветке, обеспечивая яснотке продолжение рода.[11]

  — Урсула Штумпф, «Травы: Природный источник жизненной силы», 2019

Шмель в мемуарах, письмах и дневниковой прозе

править
  •  

На опушке леса стояла старая развалившаяся фанза. Тут мы сели на камни и стали ждать коней. Вдруг длинная тёмная полоса мелькнула в стороне. Стрелки бросились туда. Это было какое-то большое пресмыкающееся. Оно быстро скользило по траве, направляясь к кустарникам. Стрелки бежали по сторонам, не решаясь подойти к нему близко. Их пугали размеры змеи. Через минуту она доползла до дерева, лежащего на земле, и скрылась в нем. Это был древесный обломок с гнилой сердцевиной около 4 метров длиной и 15 сантиметров в диаметре. Мерзляков схватил палку и стал тыкать ею в отверстие. В ответ на это в дупле послышалось жужжание, а затем оттуда стали вылезать шмели. Значит, внутри дерева было их гнездо. Но тогда куда же девалась змея? Неужели она залезла к шмелям? Почему в таком случае шмели не подняли тревоги, какую они подняли тогда, когда мы просунули в дупло палку? Это заинтересовало всех. Стрелки стали разрубать дерево. Оно было гнилое и легко развалилось на части. Как только дерево было расколото, мы увидели змею. Она медленно извивалась, стараясь скрыться в рухляке. Однако это ее не спасло. Казак Белоножкин ударил змею топором и отсек ей голову. Вслед за тем змея была вытащена наружу. Это оказался полоз Шренка (Coluber Schrenckustr). Он был длиной 1,9 метра при толщине 6 сантиметров. Внутри дерева дупло вначале узкое, а затем к комлю несколько расширялось. Птичий пух, клочки шерсти, мелкая сухая трава и кожа, сброшенная ужом при линянии, свидетельствовали о том, что здесь находилось его гнездо, а ближе к выходу и несколько сбоку было гнездо шмелей. Когда змея вылезала из дерева или входила в него, она каждый раз проползала мимо шмелей. Очевидно, и шмели и уж уживались вместе и не тяготились друг другом.[2]

  Владимир Арсеньев, «По Уссурийскому краю», 1917
  •  

В беседку залетел большой шмель. Бунинский прямо: «Чёрный бархатный шмель, золотое оплечье». Он тревожно гудел, жужжал, крылышки его вибрировали в воздухе, в метре от меня. И вот перестал шмель петь. И словно его и не было. Куда он девался? Где-нибудь здесь, наверное. Спрятался, что ли? Почему тогда ― рядом со мной? Белые бабочки ну только что кружились над клумбой с цветами. А теперь их нет.[12]

  Владимир Алейников, «Тадзимас», 2002

Шмель в беллетристике и художественной прозе

править
  •  

Однажды бедного Грибуля бранили и обижали больше обыкновенного, он пошел по привычке к старому дубу поплакать о своем горе. Вдруг он почувствовал, что его что-то укусило в руку и, осматриваясь, увидел большого шмеля, который сидел не двигаясь и смотрел на него с презрением. Грибуль взял его за крылья, посадил на ладонь и сказал:
— Я тебе ничего не сделал, за что же ты меня кусаешь? Неужели и животные так же злы, как люди? Впрочем, это естественно: они животные, а люди должны были бы подавать им хороший пример. Лети и будь счастлив, я не убью тебя, хотя ты принял меня за врага, но, как видишь, ошибся, к тому же смерть твоя не вылечит меня от боли.
Шмель вместо ответа начал выгибать спину и водить лапками по крыльям и носу. Он поступил, как настоящий шмель, которому приятно и который позабыл, что сию же минуту нанес обиду.

  Жорж Санд, «Грибуль» («Бабушкины сказки»), 1875
  •  

— Как, — спросил Грибуль, — разве гений может существовать в таком ничтожном виде и жить целые века жизнью животного?
— Это случается сплошь и рядом, — отвечала волшебница. — Они ничем не отличаются от обыкновенных животных, исключая чувство собственного ничтожества, стыда и печального бессмертия. Когда ты явился на свет, царь шмелей был в этом превращении уже триста восемьдесят восемь лет. Тебе триста восемьдесят восемь лет кажутся очень долгим сроком, но для бессмертных существ это ничего не значит, и наказание было еще не очень жестоко.
— Каким же образом царь шмелей, превратись в простого глупого шмеля, мог находиться во дворце царицы волшебниц, когда вы пришли просить позволения сделать меня счастливым? — спросил Грибуль, отличавшийся всегда быстрым соображением.

  Жорж Санд, «Грибуль» («Бабушкины сказки»), 1875
  •  

Козявочка едва унесла ноги от сердитого Шмеля. Она присела на травку, облизала ножки, запачканные в цветочном соку, и рассердилась.
— Какой грубиян этот Шмель… Даже удивительно!.. Ещё ужалить хотел… Ведь всё моё — и солнышко, и травка, и цветочки.[13]

  Дмитрий Мамин-Сибиряк, «Сказочка про Козявочку» (из цикла «Алёнушкины сказки»), 1880-е
  •  

Птицы и насекомые летели, любили и убивали. Колибри кувыркался в воздухе, ловя мошек, чтобы накормить свою, сверкающую изумрудными и рубиновыми огнями, подругу — сидящую на яйцах в развилке двух веточек смоковницы. Мохнатый, точно гусёнок, шмель, в детский кулак величиною, пронзал колибри острым, как шпага, жалом и тут же погибал, схваченный на лету хищным сорокопутом

  Александр Амфитеатров, «Морская сказка», 1899
  •  

А под амбарами оказались кусты белены, которой мы с Олей однажды наелись так, что нас отпаивали парным молоком: уж очень дивно звенела у нас голова, а в душе и теле было не только желанье, но и чувство полной возможности подняться на воздух и полететь куда угодно… Под амбарами же нашли мы и многочисленные гнёзда бархатно-чёрных с золотом шмелей, присутствие которых под землей мы угадывали по глухому, яростно-грозному жужжанию. А сколько мы открыли съедобных кореньев, сколько всяких сладких стеблей и зёрен на огороде, вокруг риги, на гумне, за людской избой, к задней стене которой вплотную подступали хлеба и травы![3]

  Иван Бунин, «Жизнь Арсеньева. Юность», 1933
  •  

― На жизнь зачем сердиться? И на меня огрызаться ни к чему, я постарше, могу и совет подать.
― Советчиков расплодилось… Тоже выискался профессор кислых щей, ― криво усмехнулся кавалерист. Опрокинулся на спину, взял цигарку, почадил, жадно глотая махорочный дым.
― Ты, горбун, на шмеля похож. Жужжишь под ухом, жужжишь! А шмель, мать его душу, бесполезная скотина! На кой хрен его бог сочинил? Не ответишь, горбун, куда тебе! Кишка тонка! На, докуривай![4]

  Андрей Алдан-Семёнов, «Красные и белые», 1973
  •  

― Скоро дойдем. Я почему, сынок, в дальний-то липняк навостряюсь? А потому, что ближний-то больно уж красив. Больно в силе он состоит, цветущ больно, и трогать его не надо. Лучше вглубь сходим: ног нам не жалко. А липняк этот пусть уж цветёт пчелам на радость да народу на пользу.
― Тять, а шмели к липе летят?
― Шмели? Шмели, сынок, всё больше понизу стараются: тяжелы больно. Клевера обхаживают, цветы всякие. В природе тоже свои этажи имеются.[14]

  Борис Васильев. «Не стреляйте в белых лебедей». 1973
  •  

Вздыбленный подсолнуховый ствол был толст и с набухшими вдоль зеленоватыми жилами. От жары его разгорячённое устройство напряглось, и потому возникало даже ощущение некоторой неловкости, тем более что вверх по набухшей жиле старательно вползала божья коровка, тревожа, надо понимать, ножками тусклую кожицу бессовестного остолопа. Ещё к стволу, горизонтально гудя, подлетал и, стукаясь, отлетал тяжкий шмель, и мальвы у терраски, как маленькие локаторы, обнаружив в воздухе тихоходного этого бомбовоза, напрасно ждали, чтобы он заполз в разинутые их водянистого цвета нутра и мохнатыми лапками, свисающими с натужно вибрирующего внутренним гудом кузова, навёл там сладкий порядок. Однако полновесный, как медная пуля, сластолюбец упорно интересовался постичь подсолнуховый стебель, поражаясь торчанию из земли этого посоха, а всего более боковой вспухшей жиле, и разглядывал поэтому своими невесть как устроенными глазами невесть что на невесть отчего напрягшемся организме растения. <...> Самолёт подлетал, громко рокоча, однако видно его всё ещё не было. Шмель, до сих пор настырно тыкавшийся в околоподсолнуховую прослойку, оттого что Валька вскочила, сипло гуднул, метнулся и безошибочно вдарился в нутро вовсе уж разинувшейся мальвы, где сразу завозился, захрюкал, словно бы уже часа два как в ней хозяевал. От его влёта мальва отшатнулась на своём водянистом стебле и на какое-то время осталась откинутой, чтобы, упаси Бог, не выронить мохнатое и ворочающееся счастье.[5]

  Асар Эппель, «На траве двора», 1992

Шмель в поэзии

править
 
Шмель на цветке эхинацеи
  •  

И опять она его
Вмиг обрызгала всего.
Тут он очень уменьшился,
Шмелем князь оборотился,
Полетел и зажужжал;
Судно на море догнал,
Потихоньку опустился
На корму — и в щель забился.

  Александр Пушкин, «Сказка о царе Салтане», 1831
  •  

А царевич хоть и злится,
Но жалеет он очей
Старой бабушки своей:
Он над ней жужжит, кружится —
Прямо на нос к ней садится,
Нос ужалил богатырь:
На носу вскочил волдырь.
И опять пошла тревога:
«Помогите, ради бога!
Караул! лови, лови,
Да дави его, дави…
Вот ужо! пожди немножко,
Погоди!..» А шмель в окошко,
Да спокойно в свой удел
Через море полетел.

  Александр Пушкин, «Сказка о царе Салтане», 1831
  •  

Мохнатый шмель — на душистый хмель,
Мотылёк — на вьюнок луговой,
А цыган идёт, куда воля ведёт,
За своей цыганской звездой!

  Редьярд Киплинг, «За цыганской звездой», 1892
  •  

Я сорвала немую иммортель
И подошла к колодцу. Парил зной.
За мной следил докучный, звонкий шмель,
Сверлил мой ум серебряной струной.
Проклятый шмель, кровавое зерно
Всех мук земных, отчаянье и зло,
Ты мне открыл таинственное дно,
Где разум мой безумье погребло!..[1]

  Мирра Лохвицкая, «Шмель», 1898
  •  

Всё здесь нежит глаз и ухо
Ласкою весёлой.
Прожужжала где-то муха,
Шмель гудит тяжёлый.

  Константин Бальмонт, «Глушь», 1899
  •  

Угрюмо шмель гудит, толкаясь по стеклу…
В окно зарница глянула тревожно…
Притихший соловей в сирени на валу
Выводит трели осторожно.[15]

  Иван Бунин, «Под вечер», 1904
  •  

Хмель я, смеющийся Хмель,
Пчела прожужжит, или шмель,
Всё цветёт расцветающий Хмель.

  Константин Бальмонт, «Заговор хмеля», 1906
  •  

Вблизи цветка качалась чашка;
С червём во рту сидела пташка.
Жужжал угрозой синий шмель,
Летя за взяткой в дикий хмель.[16]

  Велимир Хлебников, «Вила и Леший», 1912
  •  

— Конец твоим алым!
Жалом, жалом, жалом!
— Ай — жаль?
— Злей — жаль!
С одной пей!
Ай, шмель!
Во — весь
Свой — хмель
Пей, шмель!
Ай, шмель!

  Марина Цветаева, «Под порогом», 1922
  •  

Каминный кактус к нам тянет колючки,
И чайник ворчит, как шмель…
У Лизы чудесные тёплые ручки
И в каждом глазу – газель.

  Саша Чёрный, «Мой роман», 1927
  •  

Жжёт и лижет язык королевская шкура шмеля
теперь мне снится покорность теперь
податливая мне уступает дверь
из-за которой доносится речь твоя
лжет и слышит меня осязаема тень твоя
тяжела и нежна и колеблема влагой сна
подаваема ею сама и одна она
на расстеленной шкуре поверженного шмеля
и вот на роскошь души извращенность мою возьмет
кто-нибудь и золото чудных плеч
но не ты ли будешь держать предо мною речь
о смерти шмеля о пуле прервавшей его полёт?[6]

  Анна Горенко, «Жжёт и лижет язык королевская шкура шмеля...», 1993
  •  

шмель за угол и нежного покроя
мелькнул и пел полой полупальто
пой флейта лето это ли не то
шмель на восток
мы были если двое <...>
или
вот письмо шмеля от десятого пятого из отеля
его лапка еще пьянела гибелью стиля
а мы уже буквы умели
мы различали[6]

  Анна Горенко, «Небце синее косое», 1994

Источники

править
  1. 1 2 Лохвицкая-Жибер М. А. Собрание сочинений тт. 1-5. — М., 1896-1898, СПб., 1900-1904 гг.
  2. 1 2 В.К. Арсеньев. «По Уссурийскому краю». «Дерсу Узала». — М.: Правда, 1983 г.
  3. 1 2 Бунин И.А., «Жизнь Арсеньева»: Роман. Рассказы. - М.: Сов. Россия, 1991 г.
  4. 1 2 А. И. Алдан-Семёнов, «Красные и белые». — М.: Советский писатель, 1979 г.
  5. 1 2 Асар Эппель. «Шампиньон моей жизни». — М.: Вагриус, 2000 г.
  6. 1 2 3 Анна Горенко. «Сочинения» (составитель и комментатор Владимир Тарасов). — Москва : Летний сад, 2010 г.
  7. 1 2 Логинов С.В. «Марш-бросок по ягодным палестинам». Журнал «Наука и жизнь», № 6-7, 2007 г.
  8. В. А. Гиляровский. Психиатрия. Руководство для врачей и студентов. — М.: Медгиз, 1954 г.
  9. Наталья Василенко, «Нахлебники, приспособленцы и просто красавцы», — М., «Наука и жизнь». № 8, 2009 г.
  10. Лосский Н.О. Воспоминания: жизнь и философский путь. — М.: Русский путь, 2008 г.
  11. Урсула Штумпф. Травы: Природный источник жизненной силы. — М.: КоЛибри, 2023 г.
  12. В. Д. Алейников. «Тадзимас». — М.: Рипол классик, 2013 г.
  13. Мамин-Сибиряк Д.Н. в кн. «Сказки русских писателей XVIII—XIX вв.» — М.: Престиж Бук: Литература, 2010 г.
  14. Борис Васильев. «Не стреляйте в белых лебедей». — М.: «Юность», 1973, № 6-7.
  15. Бунин И. А. Стихотворения: В 2 т. — СПб.: Изд-во Пушкинского дома, «Вита Нова», 2014. том 2. стр. 15
  16. В. Хлебников. Творения. — М.: Советский писатель, 1986 г.

См. также

править