О задачах познания Пушкина
«О задачах познания Пушкина» — эссе Семёна Франка 1937 года.
Цитаты
правитьЕдва ли не каждая строка рукописей Пушкина, каждое устное его слово, переданное современниками, каждый день его жизни изучены с основательностью, довольно редкой в других областях русской науки. <…> |
Настоящие ценители Пушкина, люди, постоянно перечитывающие его творения, знающие его письма и дошедшие до нас суждения <…> — суть в русском обществе доселе лишь какие-то чудаки и одиночки. <…> достаточно указать на одну причину этого невнимания к Пушкину, лежащую в самом характере поэтического и духовного творчества Пушкина. Дух и мысль Пушкина находят в его поэзии и в его поэтических суждениях такую наивно-непосредственную, простодушную, непритязательную форму, которая легко скользит по нашему сознанию и лишь с трудом проникает вглубь. Это связано с глубоко национальным характером пушкинского гения. Муза Пушкина <…> очаровывает, обвораживает своей эстетической прелестью, своей нравственной правдивостью, но именно поэтому мы как-то не склонны брать её всерьёз. И особенно не склонен оценить по достоинству эту простушку тот другой, весьма распространённый, тип русского духа, который, переобременённый «проблемами миросозерцания», отличается, напротив, какой-то угрюмой серьёзностью, тяжеловесностью, духовной напряжённостью и угловатостью. Этот «семинарский» русский дух, столь типичный для русских нигилистов и «принципиальных» людей второй половины 19-го века, образующий в известном смысле самое существо русского «интеллигента», жив ещё доселе среди нас… |
Если бы до нас не дошло ни одно поэтическое произведение Пушкина, и мы могли судить о Пушкине только по его письмам, прозаическим работам и наброскам и по достоверно переданным нам устным высказываниям, то этого материала, при внимательном отношении к нему, было бы достаточно, чтобы признать Пушкина самым замечательным русским умом 19-го века и подтвердить суждение Николая I… — I |
Пушкину слишком на слово поверили в его утверждение, что «поэзия, прости Господи, должна быть глуповатой»[2]. В этом суждении выражено, однако, лишь эстетическое отрицание тяжеловесного дидактизма в поэзии, переобременённости поэзии педантическими рассуждениями. «Рассуждений» и «теорий» в поэзии Пушкина действительно не найти; но размышлений, интуитивных мыслей — во всех психологических оттенках, <…> — в поэзии Пушкина бесконечно много. — I |
Основное свойство его мысли заключается в её жизненной проницательности. Его исторические, политические и историософские мысли и обобщения укладываются непосредственно в общие рамки его жизненной мудрости, примыкают к его наблюдениям над человеком и его судьбой вообще. <…> И притом эти мысли, выраженные всегда лаконически кратко, часто лишь бегло намеченные, всегда изумительно просты, живы, конкретны и трезвы. — I |
Истинная поэзия <…> всегда символична. Чтобы быть символичной, поэзии нет никакой надобности в мудрёном, замысловатом, нарочитом «символизме». Напротив, чем она проще и менее притязательна, чем более наивно она описывает самое простое, эмпирическую действительность мира или личный душевный опыт поэта — тем более эффективна невыразимая магия искусства, превращающая простые, общеизвестные явления в символы глубочайших новых откровений, и тем полнее и убедительнее символический смысл поэтического творения. — II |
Исповедание [Пушкиным] личной жизни и судьбы никогда не есть простое субъективное признание, как бы просто словесный вздох или возглас, а всегда преображено мудростью, слито с познанием объективной закономерности жизни, выступает как пластичный образ некого отрезка или некой стороны общечеловеческого духовного бытия… — II |
Духовный мир Пушкина многослоен; он слагается из целого ряда отдельных слоев духовности, которые располагаются в порядке их относительной глубины — от поверхности духовной жизни вглубь. Каждый из этих слоёв сам по себе уже, конечно, содержит многообразие различных моментов. — III |
Думается, недостаточно замечено, что Пушкин есть единственный в русской литературе поэт творческого начала духа. Этот момент творчества он переживает и изображает прежде всего на примере собственного, поэтического творчества, художественного вдохновения, связанного с упорным трудом, с напряжённой работой познающей мысли, — причём процесс художественного вдохновения и творчества есть всегда вместе с тем процесс общего духовного очищения и облагорожения — и воспринимает его и в общей форме творчества в широком смысле… — III |
Примечания
править- ↑ Вероятно, имеется в виду очерк из книги Н. О. Лернера «Рассказы о Пушкине» (1929). — В. Г. Перельмутер. Комментарии // Пушкин в эмиграции. 1937. — М.: Прогресс-Традиция, 1999. — С. 684.
- ↑ В письме П. А. Вяземскому 2-й половины мая 1826.