Отечественные записки

«Отечественные записки» (рус. дореф. Отечественныя записки) — ежемесячный русский литературный журнал, издававшийся в Санкт-Петербурге П. П. Свиньиным в 1818—1831 и 1838 годах, А. А. Краевским в 1839—1868 (в первые годы при участии В. Ф. Одоевского), далее Н. А. Некрасовым до 1877, далее М. Е. Салтыковым-Щедриным до апреля 1884, когда был закрыт по распоряжению главного цензора России Е. М. Феоктистова. Оказал значительное влияние на литературную жизнь и общественную мысль в России.

Цитаты о журнале

Цель Отеч. Зап. — споспешествовать, сколько позволяют силы, русскому просвещению по всем его отраслям, передавая отечественной публике всё, что только может встретиться в литературе и в жизни замечательного, полезного и приятного, всё, что может обогатить ум знанием или настроить сердце к восприятию впечатлений изящного, образовать вкус. На этом основании «Отечественные записки» должны сделаться и сделаются журналом энциклопедическим в полном значении этого слова, то есть будут вмещать в себя всё заслуживающее особенного внимания русского читателя в области наук, словесности, искусства и промышленности.

	В Москве молодёжь с жадностью читала «Телеграф», в Петербурге вместо «Телеграфа» были «Сын отечества» и «Отечественные записки» Свиньина. <…> «Отечественные записки» Свиньина с самого начала до самого конца были бездушны.
	— Николай Чернышевский, «Сочинения и письма Гоголя», июль 1857

— … превосходное название, <…> так сказать, всё отечество сидит да записывает… Благороднейшая цель! преполезный журнал! и какой толстый! Поди-ка, издай такой дилижанс! А науки такие, что глаза изо лба чуть не выскочат… Намедни прихожу — лежит книга; взял, из любопытства, развернул да три страницы разом и отмахал. Просто, брат, рот разинул! И знаешь, обо всём толкование: что, например, значит метла, лопата, чумичка, ухват? По-моему, метла так метла и есть; ухват так и есть ухват! Нет, брат, подожди! Ухват-то выходит, по-учёному, не ухват, а эмблема или мифология, что ли, какая-то, уж не помню что, а только что-то такое вышло… Вот оно как! До всего дошли!

— Фёдор Достоевский, «Село Степанчиково и его обитатели», май 1859

Некоторая свобода тиснения бывает очень полезна правительству, показывая ему, кто его враги и друзья. Таким образом, гнусные «Отечественные Записки», до 1848 года, могли служить лучшим телеграфом к обнаружению, что за люди Белинский, Достоевский, Герцен (Искандер), Долгорукий и т. п.; публика это видела; молодежь с жадностью впивала в себя яд неверия и неуважения к святыне и власти. Один фанфарон Уваров не видал и не знал ничего. Когда разразилась февральская революция (1848), тогда только хватились.

— Николай Греч, «Записки о моей жизни» (гл. 3), 1860-е

	Как только Некрасов умрёт, <…> так, вероятно, рушатся и «Отечественные записки».
	— Михаил Салтыков-Щедрин, письмо П. В. Анненкову 25 ноября 1876

1840-е

Громкими возгласами возгласили было в начале 1839 года о возрождении Отечественных записок, но годовое издание их доказало невозможность продолжения русской журналистики в том виде, какова она теперь, в её нынешнем направлении, неверном, кривом, жалком, сбивчивом и бесцельном, показало и всю бесплодность нашей журнальной литературы теперешней, и в отношении самих журналистов, и в отношении журнальных читателей…

— Николай Полевой, «Взгляд на русскую литературу 1838 и 1839 годов» (III), 1840

	«Отечественные записки» поглотили в своих необъятных книжках весь «Московский наблюдатель» за два года и всю деятельность г. Белинского и Ко.
	— Василий Межевич, «Шекспир, русские переводчики и русская критика»

Отечественные Записки стремятся отгадать и присвоить себе то воззрение на вещи, которое, по их мнению, составляет новейшее выражение европейского просвещения, и потому, часто меняя свой образ мыслей, они постоянно остаются верными одной заботе: выражать собою самую модную мысль, самое новое чувство из литературы западной. Маяк, напротив того, замечает только ту сторону западного просвещения, которая кажется ему вредною или безнравственною <…>. От того один хвалит, что другой бранит; один восхищается тем, что в другом возбуждает негодование; даже одни и те же выражения, которые в словаре одного журнала означают высшую степень достоинства, напр. европеизм, последний момент развития, человеческая премудрость, и пр., — на языке другого имеют смысл крайнего порицания. От того, не читая одного журнала, можно знать его мнение из другого, понимая только все слова его в обратном смысле. <…> Маяк нападает на Отечественные Записки прямо, открыто и с геройскою неутомимостью, замечая их заблуждения, ошибки, оговорки и даже опечатки. Отечественные Записки мало заботятся о Маяке, как журнале, и даже редко говорят о нём; но зато постоянно имеют в виду его направление, против крайности которого стараются выставить противоположную, не менее запальчивую крайность. Эта борьба поддерживает возможность жизни обоих и составляет их главное значение в литературе. Это противоборство Маяка и Отеч. Записок почитаем мы явлением полезным в литературе нашей потому, что, выражая два крайние направления, они, своею преувеличенностью этих крайностей, необходимо представляют их несколько в карикатуре, и таким образом невольно наводят мысли читателя на дорогу благоразумной умеренности в заблуждениях. Кроме того, каждый журнал в своём роде сообщает много статей любопытных, дельных и полезных для распространения нашей образованности. <…> Отечественные Записки <…> уничтожают также собственную силу <…>. Вместо того, чтобы передавать нам результаты образованности европейской, они беспрестанно увлекаются какими-нибудь частными явлениями этой образованности и, не обняв её вполне, думают быть новыми, являясь в самом деле всегда запоздалыми.

— Иван Киреевский, «Обозрение современного состояния литературы», 1845

	Было новое гонение на «Отечественные записки». Булгарин с Гречем и Борисом Фёдоровым подали на них донос в III отделение. Узнав об этом, я тотчас сообщил Краевскому и посоветовал ему съездить к министру, а потом и к Дубельту. Последний, как говорится, намылил ему голову за либерализм, но в заключение объявил, что, впрочем, ничего из этого не будет.
	— Александр Никитенко, дневник, 12 октября 1846

По мере того как в Европе решаются вопросы всемирной важности, у нас тоже разыгрывается драма, нелепая и дикая, жалкая для человеческого достоинства <…>. Несколько убогих литераторов, с Булгариным, Калашниковым и Борисом Фёдоровым во главе, ещё до европейских событий пытались очернить в глазах правительства многие из наших журналов, особенно «Отечественные записки» и «Современник». Но едва раздался гром европейских переворотов, как в качестве доносчиков выступили и лица, гораздо более сильные и опасные. <…> И вот в городе вдруг узнают, что вследствие этих доносов учреждён комитет под председательством морского министра, князя Меншикова <…>. Распространились слухи, что комитет особенно занят отыскиванием вредных идей коммунизма, социализма, всякого либерализма, истолкованием их и измышлением жестоких наказаний лицам, которые излагали их печатно или с ведома которых они проникли в публику. «Отечественные записки» и «Современник», как водится, поставлены были во главе виновников распространения этих идей.

— Александр Никитенко, дневник, 25 апреля 1848

В «Отечественных записках» образовался круг молодых писателей, создавший, уже довольно давно, какой-то фантастически-сентиментальный род повествования <…>. Только в [них и «Современнике»] заметно какое-то единство мысли при разнородности литературных произведений и серьёзное стремление достичь задуманного идеала, каков бы он ни был. Вот почему одни они и могут подпасть дельному обсуждению критики <…>. Литературная часть в других наших журналах большею частию была делом случая…

— Павел Анненков, «Заметки о русской литературе прошлого года», январь 1849

Виссарион Белинский

В библиографической хронике «Отечественных записок» <…> недостатки: иногда дух парциальности, иногда устарелость мнений и самого изложения их. <…> Об учёных статьях [в IV №] должно заметить, что они по большей части слишком исключительного содержания и притом чудовищно огромны. <…> Если — чего и должно ожидать — продолжение будет ещё лучше начала, то, при своих материальных средствах, при своих выгодных отношениях почти ко всем нашим пишущим знаменитостям, «Отечественные записки», без всякого сомнения, не замедлят занять первого места в современной русской журналистике.

— «Русские журналы», март 1839

	Бога ради, Андрей Александрович, какими судьбами попала в «Отечественные записки» гнусная статья пошляка, педанта и школяра Давыдова? Помилуйте, если журнал — поле, то он удобряется хорошим, а не навозом ослиным, как обыкновенные поля. <…> «Отечественные записки» журнал теперь единственный в России по внутреннему достоинству: зачем же пятнать его такими нечистотами?
	— письмо А. А. Краевскому 19 августа 1839

Прошлого года «Отечественные записки» имели около 1200 подписчиков, нынешний — 1375; за прошлый год на них долгу с лишком 50 000, за нынешний будет около 40 000, итак, к декабрю будет <…> в придачу плохая надежда на 2250 подписчиков. Между тем, сделано всё, что можно, даже больше, что можно было сделать: почти без денег основан был журнал, Кр[аевский] трудился и трудится до кровавого поту, аранжировано у него всё необыкновенно хорошо, наконец, порядочные люди пристали к нему, дали ему направление, характер и единство (которые есть только в одной похабной «Библиотеке для чтения»), мысль, жизнь, одушевление (которых нет ни в одном журнале); повестей и стихов таких тоже нигде нет, отделения разнообразны, — чего бы ещё? А между тем, хоть тресни. И добро бы Сенковский мешал? — нет, Греч с Булгариным — хвала и честь расейской публике <…>! Греч <…> в Питере авторитет больше Сенковского. Лекции свои он начал читать, чтобы уронить «Отечественные записки» — он говорит это публично.

— письмо В. П. Боткину 14—15 марта 1840

Вот что мы видим в нашем журнале: только в «Отечественных записках» ещё раздаются песни старых корифеев нашей литературы, только в них встречаются имена Жуковского, кн. Вяземского, кн. Одоевского, Баратынского и других; только «Отечественные записки» представляют публике произведения молодых, ярких талантов; <…> только в «Отечественных записках» видно живое стремление к мысли, к идее, живая любовь к истине, живое участие к судьбе русской литературы и гордое отчуждение от всякого рода нелитературных интересов; в «Отечественных записках», как в последнем убежище, сомкнулось всё, в чём есть жизнь, движение, талант; наконец, только «Отечественные записки» и бодры и молоды, выходят в срок с точностию хронометра и навлекают на себя упрёки разве в излишней полноте и объёмистости. О промахах и недостатках говорить нечего: где их нет и какое человеческое дело их чуждо? Лишь бы доброе начало их перевешивало! <…> если бы ещё не «Отечественные записки», то современная русская литература действительно представляла бы собою апотеоз жалкой посредственности.

— «Репертуар русского театра. Третья книжка», апрель 1840

Дела «Отечественных записок» худы донельзя. Ещё за прошлый год они должны много, теперь же издаются опять почти в долг. Начались они, как обыкновенно начинаются теперь такие предприятия на Руси — обществом на акциях. Но акционеры дали едва ли по половине и по четверти того, что хотели дать; некоторые ничего не дали. <…> какой борьбы, каких усилий стоят нам эти выходки! Кн. Волконский (сын министра) — помощник Дундука, приятель Одоевского, — и только благодаря этому обстоятельству цензура ещё наполовину пропускает наши выходки, но при этом всегда бывает целая история. <…> Несмотря на промахи; <…> несмотря на новое и непереваримое для нашей публики направление «Отечественных записок», нынешний год <…> подписчиков прибавилось сотни три, следовательно, на тот год смело можно ожидать прибавки ещё по крайней мере 500 против нынешнего года. Это тем вероятнее, что конкретности и рефлексии исключаются решительно, кроме учёных статей, <…> и вообще нынешний год популярнее и живее, а между тем публика уже и привыкает к новости, и то, что ей казалось диким, становится уже обыкновенным.

— письмо В. П. Боткину 16—21 апреля 1840

Чем же скорее всего может быть оскорблено самолюбие ограниченного человека, как не сознанием своего бессилия понять недоступное его разумению? <…> и «Отечественные записки» имеют так много и таких ожесточённых врагов даже между людьми, которые, браня их, всё-таки каждую книжку их прочитывают от доски до доски. Особенное неблаговоление этих господ навлекает на себя критика «Отечественных записок» и непонятные слова, встречающиеся в ней <…>. Но хотя многие из этих слов не были новыми и дикими ни в «Мнемозине», ни в «Московском вестнике», ни в «Телеграфе», ни даже в «Вестнике Европы» — журналах, как известно, издававшихся в Москве, однако здесь, в Петербурге, они приводят в ужас и становят в тупик не только обыкновенных читателей, но даже и записных словесников, теоретиков изящного, и особенно сочинителей реторик… <…> «Отечественные записки» <…> в других журналах привыкли находить повторение своих мнений и слов, которые теми же журналами и с таким ожесточением преследуются… Не подождать ли им было приговора публики? — Напротив: «Отечественные записки» для того и издаются, чтоб публика в них находила норму для своих приговоров; если же есть много читателей, которых вкус сходится со вкусом «Отечественных записок» без предварительного сличения, соглашения или поверки, — то тем лучше для обеих сторон, и тем больше выигрыш со стороны истины. <…> «Отечественные записки» всегда будут иметь в виду не толпу, а публику. Уверенные, что истина всегда возьмёт своё, они, в суждениях своих, не будут согласоваться ни с заплесневелыми литературными адрес-календарями, ни с говором полуграмотной толпы, а с собственным чувством и разумением, на основании самого судимого предмета.

— «Стихотворения М. Лермонтова», ноябрь 1840

… обвинение против «Отечественных записок» за употребление непонятных слов <…>.Увы! что делать! до сих пор мы жарко верили прогрессу, как ходу вперёд, а теперь <…> уже много не понимают из того, что ещё недавно очень хорошо понимали!.. А всё благодаря журналам с «раздирательными» остротами и «уморительно смешными» повестями!.. <…> В Германии, например, <…> новое слово, выражающее новую мысль, почитается приобретением, успехом, шагом вперёд. У нас на это смотрят навыворот, — <…> и всего грустнее причина этого: у нас хотят читать для забавы, а не для умственного наслаждения, глазами, а не умом — требуют чего-нибудь лёгкого и пустого <…>. Подумать лень и некогда, а если не подумать — непонятно; непонятное же оскорбляет всякое мелкое самолюбие. <…> а мыслей у нас боятся больше всего <…>. И можно ли ожидать, чтоб все наши читатели понимали все эти хитрости, если те, которые снабжают его умственною пищею, с удивительным добродушием сознаются в своём неведении?.. Найдите в Германии хоть одного ученика из средних учебных заведений, который не понимал бы, что такое вещь по себе (Ding an sich) и вещь для себя (Ding für sich); а у нас эти слова становят в тупик многих «опекунов языка» и возбуждают смех во многих «любимцах публики», они даже не умеют и переписать их, ибо вместо für sich пишут zu sich, подобно русским солдатам, которые генерала Блюхера называли генералом Брюховым. Впрочем, нерасположение к «Отечественным запискам» литературного люда имеет ещё и другую не менее важную причину: эти господа чувствуют, что истина рано или поздно берёт своё — и успех «Отечественных записок» служит им слишком жестоким доказательством этой истины. <…> в области журналистики «Отечественные записки» играют роль какого-то центра, куда направляются удары всех прочих повременных издании и откуда новые слова и новые мысли переходят, хотя и в искажённом виде, в прочие повременные издания. Кроме того, «Отечественные записки» были центром современной журналистики ещё и потому, что только в них слышен был свежий голос живой современности, а не повторение старого и всем давно наскучившего; только в них принимали деятельное участие и люди, уже давно стяжавшие себе славные имена, и люди молодых поколений, ещё только выходящие на поприще литературы. Мы не думаем сказать о себе слишком много, сказав, что история современной журналистики и частию современной литературы русской есть история «Отечественных записок»: ведь журнал есть не одно то, что издается по подписке и выходит книжками в определенное время, но и то, в чём, при этих условиях, есть жизнь, движение, новость, разнообразие, свежесть, известное направление, известный взгляд на вещи, словом — характер и дух. А где же все эти условия выполнены, если не в «Отечественных записках»? <…> каких средств не было перепробовано против них! <…> В Библиографической хронике постоянно были разбираемы все книги, издававшиеся в России на русском и иностранных языках, тотчас по их выходе…

— «Русская литература в 1840 году», декабрь

	… цензура, верная воле Уварова, марает в «Отечественных записках» всё, что пишется в них против Булгарина и Греча.
	— письмо Н. X. Кетчеру 3 августа 1841

	… «Отечественные записки» теперь единственный журнал на Руси, в котором находит себе место и убежище честнее, благородное и — смею думать — умное мнение, и что «Отечественные записки» ни в каком случае не могут быть смешиваемы с холопами знаменитого села Поречья.
	— письмо Н. В. Гоголю 20 апреля 1842

Если б вы, почтенный читатель мой, знали, сколько ещё не печатается из того, что пишется: вы ужаснулись бы этой громадной массе исписанной бумаги, этого изумительного потока бездарности, пошлости и безграмотности! <…> Если бы печатать всё получаемое редакциею, то в течение года можно было бы издавать три такие журнала, по объёму, как «Отечественные записки», и каждая книжка этого журнала могла б быть втрое толще каждой книжки «Отечественных записок». <…> От Архангельска до Ахалцыха, от Варшавы до Иркутска едва ли есть хоть одна губерния, которая не наделила бы редакции «Отечественных записок» несколькими статьями, переводными и оригинальными, повестями, рассказами, стихами, — особенно же стихами…

— рецензии на брошюры Л. Бранта, май 1842

Всем известно, что «Отечественные записки» пользуются честью иметь множество врагов и недоброжелателей. Они были обруганы прежде, чем начали издаваться, лишь только появилась в свет их программа. Этим доказывается только истина, что действительно есть люди, умеющие заранее провидеть чужой успех и смотреть на него, как на своё личное несчастие… <…> Наконец, «Отечественные записки» стали твёрдою ногою. Они расходятся в несравненно большем числе экземпляров, нежели каждый из всех других журналов; их мнения наиболее уважаются публикою; к их беспристрастию и справедливости публика имеет полную доверенность. И не мудрено: всё, что хвалили «Отечественные записки» и что взапуски бранили все другие журналы, — всё то выдержало пробу времени и во мнении всех осталось действительно хорошим; всё, что порицали «Отечественные записки» и что изо всех сил хлопотали поддержать другие журналы, всё то теперь уже признано ничтожным и забыто.

— «Литературные и журнальные заметки», сентябрь 1844

	… «Отечественные записки», долго колебавшиеся в своём направлении, наконец вполне овладели им, возмужали и укрепились…
	— рецензия на «Прокопия Ляпунова», март 1845

	… публика давно уже привыкла только в «Отечественных записках» замечать критические статьи, вероятно, по особенной любви её к критикам-пигмеям и по современному равнодушию к критикам-исполинам… — иронично
	— рецензия на «Сочинения Державина», сентябрь 1845

	Оставаться в законных пределах дозволенной деятельности, не стараясь самовольно вмешиваться в вопросы, подлежащие не нашему ведению, — всегда было и будет первым правилом нашего журнала…
	— «Русская литература в 1845 году», декабрь

	… я закваска, соль, дух и жизнь пухлого, водяного журнала (в котором всё хорошее — моё, потому что без меня ни ты, ни Ботк., ни Тург., ни многие другие [Краевскому] ничего бы не давали)…
	— письмо А. И. Герцену 14 января 1846

От «Отечественных записок» несёт мертвечиною, в них страшное разнообразие, всякого жита по лопате, есть статьи дельные и интересные; но читать их — скука смертельная. Прежде они были соусом, который был вкусен, потому что сдабривался соею, а теперь сои нет, и соус только пресен. Самая полнота и разнообразие их утомительны и наводят скуку: думаю, это потому, что отзываются демьяновою ухою. Кредит Кр[аевско]го падает со дня на день; недаром он поседел, как лунь. Его раскусили. Несмотря на горькие опыты, он всё тот же: найдёт дешевле сотрудника и откажет тому, который подороже.

— письмо В. П. Боткину 22 апреля 1847

• см. письмо В. П. Боткину 4—8 ноября 1847

Фаддей Булгарин

Чтоб корабль русской журналистики шёл плавно по пресному морю русской словесности, на дно корабля, т. е. в трюм, положены тяжёлые Отечественные Записки. Полкниги набито мелким шрифтом и мелочными суждениями — невесть о чём! Всё сбито, перемешано, надуто и раздуто…… и всегдашнее блюдо, которым в каждой книжке Отечественных Записок потчевают своих читателей, шпикованный Ф. Булгарин, под кисло-горьким соусом — тут как тут! Но <…> Ф. Булгарин их собственного сочинения, созданный ими по их духу и разуму, <…> несчастный истукан…

— «Журнальная всякая всячина», 9 января 1843

• см. письмо Г. П. Волконскому 1 декабря 1843

Компания, составившаяся для издания Отечественных Записок, решительно объявила известное правило: «кто не с нами, тот против нас». Молодых, начинающих писателей переманили из Библ. для Чтения, а старым, известным уже писателям объявлена война. Но каким образом уничтожить выгодное мнение, водворившееся и утвердившееся публике о Н. И. Грече, М. Н. Загоскине, Н. А.Полевом, Ф. В. Булгарине <…> и других? Решились объявить, что эти писатели уже устарели, что теперь настала новая школа в литературе, и явились новые гении, затмившие славу <…> прежних писателей. Парадокс легко высказать, но откуда взять гениев? По счастию, в это время появились два молодые писателя с замечательным дарованием: гг. Лермонтов и Гоголь. За них-то, как за якорь спасения, ухватилась партия и давай трезвонить. <…> При этом вызвали из Москвы критика, который своими парадоксами, печатаемыми в Молве, заставил добрых людей взглянуть на себя с улыбкой удивления, и поручили <…> уничтожать всё прошлое <…>. Редакция продолжает <…> обращать внимание на журнал парадоксами, порицанием всего, не споспешествующего успеху журнала <…>. Штука удалась <…>. Но вот беда! Лермонтов умер, а г. Гоголь едва ли будет продолжать писать, если верить слухам из Италии… <…> Откуда же взять нового гения <…>? Вот явился <…> г. Достоевский, написавший две весьма слабые повести: Бедные люди и Двойник, <…> повести, которые появляются сотнями в Германии и Франции, не находя читателей, — и партия ухватилась за г. Достоевского!..

— «Журнальная всякая всячина», 9 марта 1846

	… литератор Борис Михайлович Фёдоров <…> человек честный, благородный <…>. Он собирает все выписки из «Отечественных записок». У него семь корзин с выписками, методически расположенными, с заглавиями: противу бога, противу христианства, противу государства, противу самодержавия, противу нравственности и т. п.
	— «Социалисм, коммунисм и пантеисм в России в последнее 25-летие» (донесение Л. В. Дубельту), март 1846