Николай Алексеевич Некрасов

русский поэт, писатель и публицист, революционер-демократ

Никола́й Алексе́евич Некра́сов (28 ноября [10 декабря] 1821 — 27 декабря 1877 [8 января 1878]) — выдающийся русский поэт, прозаик и публицист, главный редактор журналов «Современник» (1847—1866) и «Отечественные записки» (1868—1878).

Николай Алексеевич Некрасов
Статья в Википедии
Произведения в Викитеке
Медиафайлы на Викискладе

Цитаты править

  •  

В Германии какой-то профессор словесности, знающий русский язык, человек весьма ограниченный, презираемый своими слушателями, но очень много о себе думающий, однажды на лекции, разговорившись о богатство и благозвучии русского языка, привёл между прочим следующий пример:
«Когда я был в Риме, — сказал он пискливым, визгливо пронзительным дискантом, — две знакомые дамы предложили мне отправиться с ними в Колизей. Торжественность места, освящённого столькими воспоминаниями, так сказать, вдохновила меня, и я прочёл моим спутницам одно из прекраснейших произведений Пушкина. Каково же было моё удивление, когда я увидел, что несколько ящериц и жаба выползли из норок своих и, с видимым наслаждением слушая эту дивную гармонию, помавали головками!»[1][К 1]

  — «Пушкин и ящерицы», 1846
  •  

Мне от «Петербургского сборника» предсказывали одни убытки, а если бы я не струсил и напечатал на полторы тысячи экземпляров больше, то все были бы распроданы.[2]. — Иван Панаев, «Литературные воспоминания», 1861

  •  

Один славянофил[2], то есть человек, видящий национальность в охабнях, мурмолках, лаптях и редьке и думающий, что, одеваясь в европейскую одежду, нельзя в то же время остаться русским, нарядился в красную шёлковую рубаху с косым воротником, в сапоги с кисточками, в терлик и мурмолку и пошёл в таком наряде показывать себя по городу. На повороте из одной улицы в другую обогнал он двух баб и услышал следующий разговор: «Вона! вона! Гляди-ко, матка! — сказала одна из них, осмотрев его с диким любопытством. — Глядь-ка, как нарядился! должно быть, настранец какой-нибудь!»[1]

  — вероятно, Некрасов, «Славянофил», 1846
  •  

Гоголь неоспоримо представляет нечто совершенно новое среди личностей, обладавших силою творчества, нечто такое, чего невозможно подвести ни под какие теории, выработанные на основании произведений, данных другими поэтами. И основы суждения о нём должны быть новые.[3]

  — «Заметки о журналах за октябрь 1855 года»

Поэзия править

  •  

Поросшие мхом, окаймленные плющем,
Развалины древнего зданья стоят,
Ничем не напомнят они о живущем,
О смерти на каждом шагу говорят. <…>
Упавший обломок там вырыл стремнину,
Там сиро колонна приткнулась к стене,
Изрезало время морщинами темя,
А ветер-нахал их насквозь просверлил,
Карниз обвалился, как лишнее бремя,
Широкие двери буран растворил.
Изящные части загадочной грудой
Являются в целом смущенным очам,
Разрушено всё вековою причудой!
Но — слава искусству и древним умам! —
Ещё нам напомнить и каждый обломок
Способен об их исполинском труде,
И днесь устыдится правдивый потомок
Дерзнуть посмеяться его наготе.
Глаза не окинут огромной руины,
И в час не обскачет пугливый олень;
Во всём, как остаток великой картины,
Былого величья хранит она тень.
Угрюмое зданье! века пробежали,
Пока к разрушенью ты сделало шаг;
Ты крупная буква на темной скрижали
Прошедших столетий; ты им саркофаг. <…>
— Что день, то я новые знало потери:
Все люди считали меня за свое
И рвали в куски, как голодные звери,
Невежды, изящное тело мое.
И вот от всего, что пленяло, дивило,
Безмерно гордился чем целый народ,
Осталась былого величья могила,
Теперь я скелет, безобразный урод.

  — «Колизей», 1839
  •  

Цепями с модой скованный,
Изменчив человек:
Настал иллюстрированный
В литературе век. <…>
Но часто презабавные
Выходят тут дела.
Чем книга нашпигована,
Постигнуть нет ума:
В ней всё иллюминовано,
Да в тексте — мрак и тьма!

  — «Говорун. Записи петербургского жителя А. Ф. Белопяткина», 1843
  •  

Портрет свой напишу.
Тогда вы всё узнаете,
Как глуп я прежде был, —
Мечтал, как вы мечтаете,
Душой в эфире жил,
Бежать хотел в Швейцарию, —
И как родитель мой
С эфира в канцелярию
Столкнул меня клюкой.
Как горд преуморительно
Я в новом был кругу,
И как потом почтительно
Стал гнуть себя в дугу.
Как прежде, чем освоился
Со службой, всё краснел,
А после успокоился,
Окреп и потолстел.
Как гнаться стал за деньгами,
Изрядно нажился,
Детьми и деревеньками
И домом завелся…

  — там же
  •  

Но мгла отвсюду чёрная
Навстречу бедняку...
Одна открыта торная
Дорога к кабаку.

  — «Пьяница», 1845
  •  

— Клянусь звездою полуночной[К 2]
И генеральскою звездой,
Клянуся пряжкой беспорочной[К 3]
И не безгрешною душой!
Клянусь изрядным капитальцем,
Который в службе я скопил,
И рук усталых каждым пальцем,
Клянуся бочкою чернил!
Клянуся счастьем скоротечным,
Несчастьем в деньгах и в чинах,
Клянусь ремизом бесконечным,
Клянуся десятью в червях, —
Отрёкся я соблазнов света,
Отрёкся я от дев и жён,
И в целом мире нет предмета,
Которым был бы я пленён!..

  «Как опасно предаваться честолюбивым снам» (V), 1846
  •  

… он сказал, <…>
Что чиновники то же, что воинство
Для отчизны в гражданском кругу,
Посягать на их честь и достоинство
Позволительно разве врагу,
Что у них все занятья важнейшие —
И торги, и финансы, и суд,
И что служат всё люди умнейшие
И себя благородно ведут.
Что без них бы невинные плакали,
Наслаждался б свободой злодей,
Что подчас от единой каракули
Участь сотни зависит людей,
Что чиновник плохой без амбиции,
Что чиновник не шут, не паяц <…>.

— Почётные регалии,
Доходные места,
Награды — и так далее,
Всё прах и суета! <…>
Чем дольше служба тянется,
Тем более сует.

  — там же (VII и VIII)
  •  

В туманном Петрограде <…>

Простой и добрый семьянин,
Чиновник непродажный,
Он нажил только дом один —
Но дом пятиэтажный.

Учась на медные гроши,
Не ведал по-французски,
Был добр по слабости души,
Но как-то не по-русски:

Есть русских множество семей,
Они как будто добры,
Но им у крепостных людей
Считать не стыдно ребры.

Не отличался наш Долгов
Такой рукою бойкой
И только колотить тузов
Любил козырной двойкой.

  «Прекрасная партия», 1852 [1856]
  •  

Отрада юношеских лет,
Подруга идеалам,
О сцена, сцена! не поэт,
Кто не был театралом,

Кто не сдавался в милый плен,
Не рвался за кулисы
И не платил громадных цен
За кресла в бенефисы,

Кто по часам не поджидал
Зелёную карету
И водевилей не писал
На бенефис «предмету»!

  — там же
  •  

В нас под кровлею отеческой
Не запало ни одно
Жизни чистой, человеческой
Плодотворное зерно.

Будь счастливей! Силу новую
Благородных юных дней
В форму старую, готовую
Необдуманно не лей!

Жизни вольным впечатлениям
Душу вольную отдай,
Человеческим стремлениям
В ней проснуться не мешай.

С ними ты рожден природою -
Возлелей их, сохрани!
Братством, Равенством, Свободою
Называются они.

Возлюби их! на служение
Им отдайся до конца!
Нет прекрасней назначения,
Лучезарней нет венца.

Будешь редкое явление,
Чудо родины своей;
Не холопское терпение
Принесёшь ты в жертву ей:

Необузданную, дикую
К угнетателям вражду
И доверенность великую
К бескорыстному труду.

С этой ненавистью правою,
С этой верою святой
Над неправдою лукавою
Грянешь божьею грозой...

  «Песня Еремушке», 1859
  •  

Идёт-гудёт Зелёный Шум,
Зелёный Шум, весенний шум!
Как молоком облитые,
Стоят сады вишнёвые,
Тихохонько шумят;..

  — «Зелёный Шум», начало 1863
  •  

Кто живёт без печали и гнева,
Тот не любит отчизны своей…

  — «Газетная», 1865
  •  

Бывали хуже времена,
Но не было подлей.

  — «Современники» (гл. I, «Юбиляры и триумфиаторы»), 1875
  •  

Все рожь кругом, как степь живая,
Ни замков, ни морей, ни гор…
Спасибо, сторона родная,
За твой врачующий простор!
За дальним Средиземным морем,
Под небом ярче твоего,
Искал я примиренья с горем,
И не нашёл я ничего!

  «Тишина», 1857
  •  

Я твой. Пусть ропот укоризны
За мною по пятам бежал,
Не небесам чужой отчизны —
Я песни родине слагал!
И ныне жадно поверяю
Мечту любимую мою
И в умиленье посылаю
Всему привет… Я узнаю
Суровость рек, всегда готовых
С грозою выдержать войну,
И ровный шум лесов сосновых,
И деревенек тишину,
И нив широкие размеры…
Храм божий на горе мелькнул
И детски чистым чувством веры
Внезапно на душу пахнул.
Нет отрицанья, нет сомненья,
И шепчет голос неземной:
Лови минуту умиленья,
Войди с открытой головой!
Как ни тепло чужое море,
Как ни красна чужая даль,
Не ей поправить наше горе,
Размыкать русскую печаль!

  — там же
см. в Викитеке

Письма править

  •  

… объявление в 11-м № «Отечественных записок»[5] (где означены заготовленными статьи многих наших сотрудников, самых капитальных и на которых основывался перевес нашего журнала) нас чрезвычайно сконфузило. Я ещё понемногу креплюсь, но Белинский впал в совершенное уныние…

  Н. Х. Кетчеру, 4 ноября 1847
  •  

Вот честный-то сын своей земли! Больно подумать, что частные уродливости этого характера для многих служат помехою оценить этого человека, который писал не то, что могло бы более нравиться, и даже не то, что было легче для его таланта, а добивался писать то, что считал полезнейшим для своего отечества. И погиб в этой борьбе и талант, положим, свой во многом изнасиловал, но каково самоотвержение! Как ни озлобляет против Гоголя все, что нам известно из закулисного и даже кой-что из его печатного, а всё-таки в результате это благородная и в русском мире самая гуманная личность — надо желать, чтоб по стопам его шли молодые писатели в России.[3] А молодые-то наши писатели более наклонны идти по стопам Авдеева. Грустно! И нет человека во всей литературе, нет критика, который хоть немного растолковал, куда ведёт путь, проложенный Авдеевым и т[ому] под[обными].

  И. С. Тургеневу, 12 августа 1855
  •  

Верна одна только теория: люби истину бескорыстно и страстно, больше всего <…> станешь ли служить искусству — послужишь и обществу и, наоборот, станешь служить обществу — послужишь и искусству. Эту теорию оправдали многие великие мира сего.

  В. П. Боткину, 16 сентября 1855
  •  

Нет и не было прямого распоряжения, чтобы о Белинском не пропускать доброго слова, равно не было велено и ругать его. Отчего же ругать его могли и ругали, а похвалить считается опасным?.. Вам принадлежит честь первого печатно пропущенного доброго слова о Белинском (в статьях о Пушкине). С тех пор много говорилось о нём в «Современнике» хорошего (не называя его), даже в «Отечеств. зап.» <…>. Что ж, разве из всего этого вышло что-нибудь дурное? Нет, и, я убеждён, ничего не выйдет: у кого достанет духу подымать гонение за доброе слово о человеке, уже лежащем в земле, особенно в теперешнее время? <…> Самое худое, что может случиться, что после напечатания этих страниц — не велят хвалить Белинского. Ну, тогда и перестанем, а теперь умоляю Вас поступить с прежней снисходительностию. Да я убеждён, что ничего и не выйдет, ибо если бы чему-нибудь быть, то было бы после статей о Пушкине, где о Белинском говорилось ещё больше и с некоторым увлечением, тогда как здесь тон спокойный, ничего не задевающий и никого не раздражающий. Будьте друг, лучше запретите <…> десять моих стихотворений кряду, даю честное слово: жаловаться не стану даже про себя.
Отец родной, пробегите эти страницы и решите спокойно: могут ли они кого-нибудь раздражить и вызвать бурю? Клянусь, нет. В них только повторено то, что уже Вы пропустили прежде в разбивку в нескольких статьях. — Но, бога ради, не носите этого вопроса в комитет — это пойдет тогда в долгий ящик и притом будет похоже на вопрос: а не высечь ли ещё такого-то? на который чаще всего говорится: высечь. Зачем сечь тех, кого можно не сечь? А если им суждено быть высеченным, то пусть это случится как можно позже и не по нашей вине.

  — цензору В. Н. Бекетову 29 марта 1856
  •  

Вам теперь хорошо в деревне и Вы не понимаете, зачем злиться. Вы говорите, что отношения к действительности должны быть здоровые, но забываете, что здоровые отношения могут быть только к здоровой действительности. Гнусно притворяться злым, но я стал на колени перед человеком, который лопнул бы от бы искренней злости — у нас ли мало к ней поводов? И когда мы начнем больше злиться, тогда будем лучше, — т. е. больше будем любить — любить не себя, а свою родину.

  Л. Н. Толстому, 22 июля 1856
  •  

Чернышевский просто молодец[6], <…> это будущий русский журналист, почище меня, грешного, и т. п. Напиши Панаеву, что не один я бешусь, зачем он пачкает «Современник» стишонками Гербеля и Грекова[К 4]

  — И. С. Тургеневу, 7 декабря 1856

О Некрасове править

XIX век править

  •  

Такого поэта, как Вы, у нас ещё не было. Пушкин, Лермонтов, Кольцов, как лирики, не могут итти в сравнение с Вами.

  Николай Чернышевский, письмо Некрасову 5 ноября 1856
  •  

… Некрасов — поэт с натугой и штучками; пробовал я <…> перечесть его собрание стихотворений… нет! Поэзия и не ночевала тут…[К 5]

  Иван Тургенев, письмо Я. П. Полонскому 13 января 1868
  •  

В припадке отеческой нежности к новонародившемуся таланту Белинский относился к нему, как к сыну, как к своему «дитятке». <…> летом 1843 года <…> лелеял и всюду рекомендовал и выводил в люди Некрасова.

  — Иван Тургенев, «Воспоминания о Белинском», 1868
  •  

Как только Некрасов умрёт, <…> так, вероятно, рушатся и «Отечественные записки». <…>
Некрасову, конечно, не говорят об настоящей сути его болезни, но он, по-видимому, и сам ничего хорошего не ждёт. При этом владеет собой изумительно, хотя иссох до того, что наружностью походит на большого осеннего комара.

  Михаил Салтыков-Щедрин, письмо П. В. Анненкову 25 ноября 1876
  •  

Некрасов не от того сравнительно забыт, что был плох, но от того, что после него начали перепевать его темы, не находя более в круге их ни новой мысли, ни свежего чувства, ни оригинального слова. Всем стало ужасно скучно…[8]

  Василий Розанов, «Кое-что новое о Пушкине», 1900

1840-е править

  •  

Некрасов аферист от природы, иначе он не мог бы и существовать, он так с тем и родился — и посему в день же приезда своего, у меня вечером, подал проект летучему маленькому альманаху, который будет созидаться посильно всем литературным народом, но главными его редакторами будем я, Григорович и Некрасов. <…> Название его «Зубоскал»[К 6]

  Фёдор Достоевский, письмо М. М. Достоевскому 8 октября 1845
  •  

С Некрасовым <…> я предпочёл сохранить мою свободу и брать плату, как обыкновенный сотрудник и работник. <…> Кавелин пишет [мне], что Боткин им всё рассказал, что Н. в их глазах тот же Кр., а «Современник» то же, что «Отечественные записки», и потому он, К., будет писать (для денег) и в том и другом журнале. <…> Глупые обвинения мне легко отстранить, но я хорошо знаю наших москвичей — честь Н-ва в их глазах погибла без возврата, без восстания, и теперь, кто ни сплети им про него нелепицу, что он, например, что-нибудь украл или сделал другую гадость — они всему поверят. <…> Стало быть, Н. отстранил меня от равного с ним значения в отношении к «Современнику» даже не потому, что 1/4 меньше 1/3, а потому, что 1/3 меньше 1/2-ой…[К 7] <…>
Некр. написал недавно страшно хорошее стихотворение. <…> Что за топор[К 8] его талант!

  Виссарион Белинский, письмо И. С. Тургеневу 19 февраля 1847
  •  

Главная ошибка Н-ва состоит в том, что он не понял, что кружок людей, в который он вошёл, имеет совсем иные понятия о праве, а между тем он, войдя в этот кружок, пришёл от него в некоторую зависимость, особенно по изданию журнала. Отчего ж он этого не понял? — оттого, что ещё далеко не очистился от грязи своей прежней жизни, привычек и понятий. <…> Говорю Н-ву: напишите на 3 глупых романа рецензии; не будет у Вас иронии и юмора — что делать — зато будет журнальная и фельетонная лёгкость, а это важно, публика наша это любит <…>. Вы, кроме ведения счетов, типографии да корректуры, ничего знать не хотите. — Да я так и решился ограничиться этим. — Стало быть, Вы не желаете успеха журналу? <…> Вы отнимаете у «Современника», в своём лице, талантливого сотрудника. Вашими рецензиями дорожил и Кр., хоть этого и не показывал, Вы писывали превосходные рецензии в таком роде, в котором я писать не могу и не умею. <…> Сердце моё говорит мне: затея кончится вздором. Кто ближе всех к «Современнику»? Н-в, и он-то не обнаруживает ни малейшего к нему усердия. <…> И такой человек может быть капиталистом! Он смотрит мне в глаза так прямо и чисто, что, право, все сомнения падают сами собою. Я уверен, что если с ним объясниться, он согласится во всём, но это сделает ему не пользу, а вред, — повергнет его ещё в большую апатию.

  — Виссарион Белинский, письмо И. С. Тургеневу 1 марта 1847
  •  

Некрасов самый отчаянный коммунист: стоит прочесть стихи его и прозу в С.-Петербургском Альманахе, чтоб удостовериться в этом. Он страшно вопиет в пользу революции.

  Фаддей Булгарин, донос в III Отделение, середина марта 1847

XX век править

  •  

Проникновенное небо русской природы, начертанное Пушкиным, покрывается тоскливыми серыми облаками у Некрасова. Исчезают глубокие корни, связывающие природу Пушкина с хаотическим круговоротом: в сером небе Некрасова нет ни ужасов, ни восторгов, ни бездн — одна тоскливая грусть; но зато хаос русской действительности, скрывавшийся у Пушкина под благопристойной шутливой внешностью, у Некрасова обнаружен отчётливо.
<…> у Некрасова хаос глубин не сочетается ещё с хаосом поверхностей, так, чтобы образы видимости образовали стихии, и наоборот, чтобы повседневные образы служили намёками стихийности.[8]

  Андрей Белый, «Апокалипсис в русской поэзии», 1905
  •  

В самом деле, если не вся некрасовская поэзия, то её значительная и наиболее характерная доля, её настроения и даже её слова, заключены уже в стихотворении Пушкина «Шалость»[8]

  Юлий Айхенвальд, «Пушкин», 1906
  •  

Никогда он не ошибался в выборе рукописей <…>. Ошибся он один раз, зато сильно, нехорошо и нерасчётливо ошибся, с повестью Достоевского «Село Степанчиково», которая была точно слаба, по которую тот привёз с собой из ссылки и которую редактор «Современника» уже по одному этому обязан был взять.
— Достоевский вышел весь. Ему по написать ничего больше, — произнёс Некрасов приговор — и ошибся <…>. Он только делался «весь». <…>
Печальный случай этот имел и последствия печальные. Что «Современника» добровольно потерял те перлы, которые могли украсить его книжки, ещё горе не особенное: он подбирал их в изобилии <…>. Но в судьбе Достоевского, разбитого каторгой, больного падучей болезнью, озлобленного, щекотливого и обидчивого, отсюда пошёл поворот, надевший на весь остаток его жизни кандалы нужды и срочного труда… А он только что избавился от других кандалов.

  Павел Ковалевский, «Встречи на жизненном пути», до 1907 [1910]
  •  

Кроме обыденных недостатков, свойственных всем людям, гении, в силу своего сосредоточения и своего таланта, имеют еще особенные специальные недостатки. <…> Карлейль и Некрасов истязали жен. Мюссе и Л. Толстой были ревнивцами.

  Константин Циолковский, «Гений среди людей», 1918
  •  

Русскому стиху суждено было отойти на вторую линию, чтобы подготовить новый, независимый от Пушкина, расцвет. <…> На главном пути могли удержаться только стихи Некрасова — и только тем, что он не боролся с Пушкиным, а действовал так, как будто Пушкина и не было.

  Борис Эйхенбаум, «Проблемы поэтики Пушкина», 1921
  •  

Читал Некрасова, и, чуя некий газетно-городской порок в его (часто восхитительной) поэзии, находил как бы объяснение его куплетным прозаизмам, <…> когда открывал, что, несмотря на деревенские прогулки, он называл овода шмелём, <…> а десятью строками ниже — осой…

  Владимир Набоков, «Дар», 1938
  •  

Рифма Некрасова — чисто глазная.

  Варлам Шаламов, «Чего не должно быть», 1960-е
  •  

Некрасов — кумир русской провинции…

  — Варлам Шаламов, «Четвёртая Вологда», 1971

О произведениях править

  •  

Если стихи пишет человек, лишённый от природы всякого чувства, чуждый всякой мысли, не умеющий владеть стихом и рифмою, — он, под весёлый час, ещё может позабавить читателя своею бездарностию и ограниченностию; <…> но прочесть целую книгу стихов, встречать в них все знакомые и истёртые чувствованьица, общие места, гладкие стишки, и много-много, если наткнуться иногда на стих, вышедший из души в куче рифмованных строчек, — воля ваша, это чтение <…> для рецензентов, а не для публики, для которой довольно прочесть о них в журнале известие вроде «выехал в Ростов». Посредственность в стихах нестерпима.
Вот мысли, на которые навели нас «Мечты и звуки» г. Н. Н.[К 9]

  — Белинский, «Мечты и звуки Н. Н.», март 1840
  •  

«Петербургские углы» отличаются необыкновенною наблюдательностью и необыкновенным мастерством изложения. Это живая картина особого мира жизни, который не всем известен…

  — Белинский, рецензия на 1-ю часть «Физиологии Петербурга», апрель 1845
  •  

«Чиновник» <…> — одно из лучших произведений русской литературы 1845 года.

  — Белинский, рецензия на 2-ю часть «Физиологии Петербурга», июль 1845
  •  

Все статьи в этой книге писаны одним лицом, самородным гением, который не соблаговолил выставить своего имени на заглавном листе. <…> [А в фарсе «Как опасно предаваться честолюбивым снам»] грубый язык, грязные картины униженного человечества, анатомия чувствований развращённого сердца, выходки бессильной зависти и вообще нравственный и литературный цинисм, перед которым надобно жмурить глаза и затыкать уши! И это называется литературою![11][12]

  — Фаддей Булгарин, рецензия на альманах «Первое апреля» под ред. Некрасова
  •  

Мелких стихотворений в «Петербургском сборнике» немного. Самые интересные из них принадлежат перу издателя сборника, г. Некрасова. Они проникнуты мыслию; <…> в них много умного, дельного и современного.

  — Белинский, рецензия, февраль 1846
  •  

Ужели есть жалкие читатели, которым понравится собрание столь грязных и отвратительных исчадий праздности. Это последняя ступень, до которой могла упасть в литературе шутка, если только не преступление называть шуткою то, что нельзя назвать публично собственным её именем.[13][12]

  Пётр Плетнёв, рецензия на «Петербургский сборник» и «Первое апреля»

Комментарии править

  1. Заметка направлена против лекций С. П. Шевырёва в Московском университете о русской литературе[2].
  2. Перелицовка монолога Демона «Клянусь я первым днём творенья…» из «Демона» Лермонтова (ч. 2, гл. 10)[4]..
  3. Пряжка — наградный знак за беспорочную чиновничью службу[4].
  4. Чернышевский 5 ноября сообщил ему в письме об обилии стихов в ноябрьском номере[6].
  5. Комментарий А. В. Луначарского: «… так мог писать только человек, совершенно узко понявший, что такое вообще поэзия. Во всяком произведении, которое потрясает, есть поэзия, и чем более потрясения, тем более там поэзии. <…> Потрясает тебя Некрасов? Нет. <…> Это значит только, что нет в твоём сердце тех струн, на которых играла муза Некрасова»[7].
  6. Запрещён цензурой, часть написанных произведений Некрасов использовал в альманахе «Первое апреля» (1846).
  7. Московские друзья Белинского были возмущены тем, что Некрасов и Панаев не пригласили его в соредакторы «Современника» и считали, что его опять будут эксплуатировать. Это представление вызвало у них несколько враждебное отношение к «Современнику». Огорчение поведением «москвичей» отразилось в последующих письмах Белинского[9].
  8. Корней Чуковский пояснил в смысле оружия[10][9].
  9. Эта и ещё 2 отрицательных рецензии произвели на Некрасова настолько сильное впечатление, что он скупал и уничтожал экземпляры книги.

Примечания править

  1. 1 2 [Белинский В. Г.] Первое апреля. Комический альманах // Отечественные записки. — 1846. — № 4. — Отд. VI. — С. 87-88.
  2. 1 2 3 В. С. Спиридонов, Ф. Я. Прийма. Примечания // Белинский В. Г. Полное собрание сочинений в 13 т. Т. IX. Статьи и рецензии 1845-1846. — М.: Издательство Академии наук СССР, 1955. — С. 776, 781.
  3. 1 2 Гоголь в русской критике. — М.—Л.: Гослитиздат, 1953. — С. 337, 340.
  4. 1 2 Г. М. Фридлендер. Примечания // Ф. М. Достоевский. Полное собрание сочинений в 30 т. Т. 1. — Л.: Наука, 1972. — С. 514.
  5. Библиографические известия // Отечественные записки. — 1847. — № 11. — Отд. VI. — С. 51-52.
  6. 1 2 Примечания // Н. А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем. Том 10. — М., 1952.
  7. Пушкин и Некрасов // Известия ВЦИК. — 1922. — № 273 (4 декабря).
  8. 1 2 3 А. С. Пушкин: pro et contra. Т. 1 / сост. и комментарии В. М. Марковича, Г. Е. Потаповой. — СПб.: изд-во РХГИ, 2000. — С. 369, 388, 405. — (Русский путь).
  9. 1 2 К. П. Богаевская. Примечания // Белинский. ПСС. Т. XII. Письма 1841-1848. — 1956. — С. 551-2.
  10. К. И. Чуковский. Мастерство Некрасова. — М., 1952. — С. 164-5.
  11. Северная пчела. — 1846. — № 80 (12 апреля).
  12. 1 2 Комментарии// Н. Н. Некрасов. Собрание сочинений в 15 томах. Т. Том 7. Художественная проза 1840-1855. — Л.: Наука, 1981.
  13. Современник. — 1846. — Т. XLIII. — С. 218.

Ссылки править