Русские журналы (Белинский)

«Русские журналы» — обзорная критическая статья Виссариона Белинского, впервые изданная в двух номерах «Московского наблюдателя» 1839 года в отделении IV.

Цитаты

I

№ 3 (цензурное разрешение 1 марта), с. 41-52 (без подписи).

В нашей журналистике с началом нынешнего года произошло столько перемен, что 1839 год должен составить эпоху в её летописях. — начало

«Современник» всегда богат хорошими оригинальными статьями

… «Город без имени», прекрасная, полная мысли и жизни фантазия князя Одоевского.

Нам не нравится направление «Библиотеки для чтения», но нам нравится, что в ней есть направление, — качество, принадлежащее не всем нашим журналам. <…> Отделение «Русской словесности» в «Библиотеке для чтения» всегда начинается стихотворениями. По причине стихотворного бесплодия в современной русской литературе, это отделение «Библиотеки» всегда было крайне слабо. Г-н Тимофеев — всегдашний и неутомимый поставщик для этого отделения, — можно судить, каково оно! Вдруг в трёх книжках «Библиотеки для чтения» за нынешний год явилось одиннадцать прекрасных, поэтических стихотворений. Это было загадкою для многих — только не для нас. Автор этих прекрасных стихотворений — г. Красов. У нас была тетрадь его стихов (единственный экземпляр), и мы были уполномочены поэтом брать из неё, что нам угодно. Вследствие этого в «Наблюдателе» ещё за прошлый год помещено было несколько стихотворений г. Красова — остальные дожидались своей очереди. Вдруг редакция «Наблюдателя» потеряла эту тетрадь, единственный список стихотворений, писанных в продолжение нескольких лет. Вероятно, тот, кому тетрадь попалась в руки, переслал её в редакцию «Библиотеки», — и мы очень рады, что прекрасные стихотворения <…> не утратились для публики. На тетради в самом деле не было выставлено имени автора, — и поэтому в I № «Библиотеки» [стихи] <…> явились с именем г. Бернета. Во II № «Библиотеки» <…> явились уже совсем без имени, с примечанием редакции о получении тетради.

«Иван Рябов, рыбак архангелогородский» — драматический анекдот г. Кукольника, превосходное в своём роде произведение. Особенное достоинство этого нового произведения неистощимого пера г. Кукольника составляет народный язык, доведённый до крайнего совершенства, и что особенно-то и важно — под русскою простонародною речью таится русский простонародный ум, русская душа.

… превосходная повесть Марриета «Чорт-собака». Мастерская обрисовка характеров, ловко завязанная и развязанная интрига, чудесный рассказ <…>. Местами пошлость чувствований, тривиальный взгляд на вещи, сальность выражения — вот её недостатки, вероятно, сообщённые ей переводом. «Сельский хозяин», комедия принцессы Амалии саксонской, — маленькая нравоучительная пьеска, которой приличней быть помещённою в детском, нежели в учено-литературном журнале, издаваемом для взрослых.

«Критика» в «Библиотеке» обыкновенно состоит из выписок, <…> к которым приделано несколько личных мнений <…>. Направление этой «критики», как и всего журнала, — вражда против умозрения, против мысли и распространение положительных, опытных, наглядных и рутинных понятий в науке и искусстве. <…> Отделение «Смеси» в «Библиотеке для чтения» по-прежнему свежо и интересно, но уж чересчур однообразно, потому что исключительно посвящается открытиям и новостям по части естествознания. Отделение «Литературной летописи» становится всё короче и суше: отсутствие весёлости, остроумия <…> показывает какое-то утомление, усталость.

II

№ 4 (ценз. разр. 8 апреля), с. 100-138.

… «Сын отечества» <…> после многочисленных и неудачных попыток к возрождению и обновлению, перешёл, наконец, в руки человека, первого именем своим в русской журналистике. <…> сколько надежд было возложено публикою на этот журнал, подпавший под редакцию знаменитого, талантливого и многостороннего редактора. Поговаривали было уже, что «Библиотеке для чтения» приходит конец, что вот наконец-то явится журнал, который даст нам критику беспристрастную, благородную, независимую, основанную на твёрдых началах науки изящного, в её современном состоянии; журнал, который, как на ладони, будет показывать нам современную Европу со стороны её умственной деятельности и духовного развития. Ждали, кричали — кричали и ждали, и — дождались… «Сын отечества» сделался собственностию г. Смирдина, следовательно, имел все материальные средства к наружному достоинству, своевременному выходу книжек и улучшению даже внутреннего содержания, чрез приглашение к участию русских писателей, пользующихся заслуженным авторитетом. Имя редактора ручалось за превосходный выбор статей, за превосходную критику и за многое превосходное… Но не все надежды сбываются… Во-первых, «Сын отечества» стал отставать, так что последняя книжка его за прошлый год вышла в нынешнем; «Сын отечества» явился с самой скромной наружностию — на серенькой бумажке, слепо и некрасиво напечатанный… Но ещё поразительнее внутренняя сторона «Сына отечества». Под критикою он стал разуметь библиографические отзывы о книжках, или рецензии, и потом французские статьи о предметах искусства. В рецензиях была выговорена правда нескольким плохим книжонкам, но главные усилия направлены — во-первых, против людей, которые, по слепоте своей, видели в «Сыне отечества» не журнальное светило, а какое-то тусклое пятно, знаменующее затмение на горизонте нашей журналистики; во-вторых, против людей, которые, по закону давности, совершенно забыли «Московский телеграф» и смеялись над повторением устарелых понятий; в-третьих, противу людей, которые осмеливались видеть в г. Лажечникове даровитого писателя, а не безграмотного писаку, а прекрасные романы его ставить выше романов г. Полевого. Что касается до критик, переводимых в «Сыне отечества» с французского, — то очень трудно определить их сущность и цель. <…> Прочтя французскую статью со всевозможным напряжённым вниманием, мы всегда спрашиваем себя: да о чём же хлопочет сей господин <…>? Теперь приглашаем, не угодно ли кому-нибудь для пробы пересказать содержание хоть статьи Филарета Шаля «Нынешняя английская словесность», помещённой в 3-й книжке «Сына отечества» за нынешний род? В этой статье говорится и о Шекспире, и о Байроне, и о Вальтер Скотте, о Сутее, и Вордсворте, но об искусстве не говорится ни слова, а между тем очень много наговорено о машинах, цилиндрах, новейшей цивилизации, пароходах и о прочем, что до искусства не касается. Прочтя статью, вы не обогащаетесь даже ни одним новым фактом о современной английской литературе, — о мысли я уже и не говорю. А между тем это ещё самая лучшая французская статья в «Сыне отечества», потому что между так называемыми критиками французскими Филарет Шаль ещё отличается против других большим количеством здравого смысла. <…> Как же после этого сметь презирать немцев! Говорят, немцы темно пишут. Не правда: что выше нас, то нам темно <…>. У немцев критика основана на законах разума, всегда единого и неизменяющегося, на началах науки, сообразно её современному состоянию. <…> По этой причине, если Лессинг, Шиллер и Шлегели теперь не могут быть законодателями вкуса, то их заслуга всё-таки не забыта, и их достоинство не унижено: немцы изучают их как исторические лица в науке изящного, чтобы чрез это изучение видеть код и развитие мысли о творчестве. Напротив того, какое значение могут иметь Лагарпы и Жоффруа, кроме, разве, как факты колобродства человеческого рассудка? За что подорожит потомство статейками Жюль-Жанена и статьями Густава Планша, Сен-Бёва, Низара, Филарета Шаля? Скажите, какое соотношение между этими людьми, имел ли кто из них влияние на другого, чьё имя должно стоять впереди, чьё после!.. Нет, они являлись все случайно, мысли их родились случайно, как личные мнения, ни на чём не основанные, ни к чему не привязанные. Их <…> ремесло — высказывать эфемерный вкус толпы, мнение дня. Я в восторге от «Руслана и Людмилы», а мой лакей без ума от «Еруслана Лазаревича»: мы оба правы, и если бы мой лакей умел написать статью, в которой бы высказал своё личное мнение о высоком достоинстве «Еруслана Лазаревича» и о пошлости поэмы Пушкина, это была бы превосходная критическая статья во французском духе. Эта произвольность во мнениях часто доходит до таких нелепостей, которые могут являться только во французской литературе. Недавно один французик, Арнуль Фреми, вздумал написать шуточное письмо к тени Дидерота о том, что драма есть ложный род <…>!.. И что же? Редактор «Сына отечества» не только почёл нужным перевести оную статью для своего журнала, но и ещё, в выноске к ней, глубокомысленно заметил, что «дело стоит того, чтоб над ним подумать». И потом он же перевёл превосходную статью Варнгагена о Пушкине, для показания пошлости современной немецкой критики, и, чтобы лучше достичь своей цели, перевёл её ужасным образом…

… смысл и тон нападок г. Полевого — лучшая защита для «Наблюдателя»…

В нынешнем году почтенный редактор «Сына отечества» размахнулся тремя статейками <…>. Общий характер всех этих статей состоит в богатстве слов, бедности мыслей и апатическом изложении.

Менцель <…> такой критик, ругательством которого можно гордиться.

Отделение стихотворений «Сына отечества» всегда соперничало с тем же отделением в «Библиотеке для чтения», и потому в нём много очень прекрасных стихотворений, особенно тем примечательных, что их можно читать и сверху вниз, и снизу вверх…

«Сын отечества» выражает свою идею: он отстаивает старое против нового <…>. В самом деле, не странное ли зрелище представляет собою человек, который с силою, энергиею, одушевлением, вооружённый смелостию и дарованием, явился на литературном поприще рьяным поборником нового и могучим противником старого; а сходит с поприща, на котором подвизался с таким блеском, с такою славою и таким успехом, сходит с него — противником всего нового и защитником всего старого?.. Не господин ли Полевой первый убил на Руси авторитет Корнелей и Расинов, — и не он ли теперь благоговеет пред их мишурным величием?.. <…> Не господин ли Полевой первый был у нас гонителем литературного безвкусия, вычурности, натянутости, — и не он ли теперь в восторге не только от Марлинского, но даже и от г. Каменского?..

Уничтоживши совершенно достоинство и заслуги Карамзина, мы — молодое поколение — снова признали их, но уже признали свободно, а не по преданию, не с чужого голоса или не по привычке с детства думать одно и то же. Успех г. Полевого был неимоверный, потому что его усилия требовались духом времени. Этому успеху всего более был обязанной сметливости. «Revue Encyclopédique» служила для него и сокровищницею новых идей и нередко снабжала его статьями, которые ему стоило только переделывать и приделывать — к чему было ему нужно. Не прилепившись ни к какой сфере знания или деятельности, он брался за всё и во всём хотел быть нововводителем.

… современная немецкая литература, столько богатая и великая, так роскошно оплодотворённая духом великого Гегеля…

Теперь, чего вы хотите от «Сына отечества»? Все недостатки его происходят от глубокой причины: он не понимает современности и потому не может угождать и нравиться ей. А так как, сверх того, он развлечён составлением драм, опер, комедий и водевилей, то и не имеет достаточного времени для улучшения самого себя…

Сумасшествие есть отвлечённая идея, которая конкретируется только в явлении. Сумасшедшим может быть всякий человек: вот отвлечённое понятие; но каждый может быть сумасшедшим только по-своему, и ни один сумасшедший на другого походить не может: вот понятие конкретное.

Как в природе нет двух лиц, совершенно сходных друг с другом, так в сфере искусства не может быть двух лиц, из которых одно делало бы ненужным другое тем, что было бы лучше этого другого.

Народ живёт в своих представителях, которые относятся к нему, как голова к туловищу. Такую-то голову имели эллины в Гомере. Говорят, что трудно поверить, чтобы один человек мог сделать такое великое дело. Напротив, труднее поверить, чтобы много людей могли сделать одно такое великое дело. <…> И потому слово «народ» часто бывает самым бессмысленным словом, как безличная отвлечённость.

… постигнуть дух, божественную простоту и пластическую красоту древних греков было суждено на Руси пока только одному Гнедичу.

Обратимся к статье Варнгагена. Она была уже переведена в «Сыне отечества», но так переведена, что если бы сам Варнгаген знал по-русски так же хорошо, как по-немецки, то никоим образом не узнал бы своей <…> прекрасной статьи, которая вдвойне важна для русской публики — и как дельная и верная оценка её великого поэта, и как оценка, сделанная иностранцем, — обстоятельство драгоценное для нашего патриотического чувства. <…> Рассматривая поэмы Пушкина, каждую отдельно, Варнгаген иногда одним выражением, одним словом умеет высказать подмеченную им сторону предмета. Поэтому его слог, так живо, сжато, энергически переданный талантливым переводчиком, отличается удивительною рельефностью…

В библиографической хронике «Отечественных записок» <…> недостатки: иногда дух парциальности, иногда устарелость мнений и самого изложения их. <…> В IV № «Отечественных записок» нас поразил ужасом отзыв о «Борисе Ульине», этом жалком произведении, обличающем в авторе его образцовую бездарность. И как будто издеваясь над памятью Пушкина, «Отечественные записки» хотят нас уверить, что автор онаго «Бориса Ульина» был соблазнён лёгкими стихами Пушкина, не догадываясь, что лёгкие стихи Пушкина в то же время и очень тяжелы, так что надо иметь богатырскую силу, чтобы владеть ими, как собственным оружием. Но, впрочем, может быть, <…> отзыв «Отечественных записок» — тонкая насмешка <…>. Об учёных статьях должно заметить, что они по большей части слишком исключительного содержания и притом чудовищно огромны.

Пробежим <…> по блистательному списку оригинальных повестей в 5 №№ «Отечественных записок». «Княжна Зизи» кн. Одоевского читается с наслаждением, хотя и не принадлежит к лучшим произведениям его пера. Даже можно сказать, что эта повесть и не выдержана: во-первых, странно, что такая глубокая женщина, как княжна Зизи, могла полюбить такого пошлого и гадкого человека, как Городков; не менее того невероятно, чтобы Городков, который в большей половине повести является человеком светски образованным, в конце повести мог явиться провинциальным подьячим самого подьяческого тону. Отрывок из романа «Вадимов» Марлинского — фразы, надутые до бессмыслицы. «История двух калош», повесть графа Соллогуба, — лучшая повесть в «Отечественных записках» и редкое явление в современной русской литературе. Прекрасная мысль светится в одушевлённом и мастерском рассказе, которого душа заключается в глубоком чувстве человечестности. Мы не говорим о простоте, безыскусственности, отсутствии всяких претензий: всё это необходимое условие всякого прекрасного произведения, а повесть гр. Соллогуба — прекрасный, благоухающий ароматом мысли и чувства литературный цветок. <…> В III № помещена «Бэла», рассказ г. Лермонтова, молодого поэта с необыкновенным талантом. Здесь в первый ещё раз является г. Лермонтов с прозаическим опытом — и этот опыт достоин его высокого поэтического дарования. Простота и безыскусственность этого рассказа — невыразимы, и каждое слово в нём так на своём месте, так богато значением. Вот такие рассказы о Кавказе <…> мы готовы читать, потому что такие рассказы знакомят с предметом, а не клевещут на него. Чтение прекрасной повести г. Лермонтова многим может быть полезно ещё и как противоядие чтению повестей Марлинского. В IV № — «Дочь чиновного человека», повесть г. Панаева (И. И.). Это одна из лучших повестей нашего талантливого повествователя. Как и все его повести, она согрета живым, пламенным чувством и, сверх того, представляет собою мастерскую картину петербургского чиновничества, не только с его внешней, но и внутренней, домашней стороны. Содержание повести просто, и тем приятнее, что при этом оно богато потрясающими драматическими положениями. <…> Не чужда она и недостатков, <…> главный состоит в отделке характера героя повести: автор как будто хотел представить идеал великого художника в молодом человеке, который вечно вздыхает по каким-то недостижимым для него идеалам творчества и ничего не может создать, — что и составляет мучение и отраву всей его жизни. Это идеал художника г. Полевого, который не раз пытался его изобразить в своих повестях. Но это уже устарелый взгляд на искусство: нынче думают, что художник потому и художник, что без мучений и натуг, свободно может воплощать в живые образы порождения своей творческой фантазии; но что томящиеся по недосягаемым для них идеалам художники — или просто пустые люди с претензиями, или обыкновенные талантики, претендующие на гениальность. <…> «Бедовик», повесть г. Даля. Это, по нашему мнению, лучшее произведение талантливого Казака Луганского. В нём так много человечестности, доброты, юмора, знания человеческого и, преимущественно, русского сердца, такая самобытность, оригинальность, игривость, увлекательность, такой сильный интерес, что мы не читали, а пожирали эту чудесную повесть. Характер героя её — чудо, но не везде, как кажется нам, выдержан;..

Если — чего и должно ожидать — продолжение будет ещё лучше начала, то, при своих материальных средствах, при своих выгодных отношениях почти ко всем нашим пишущим знаменитостям, «Отечественные записки», без всякого сомнения, не замедлят занять первого места в современной русской журналистике.