За миллиард лет до конца света

	За миллиард лет до конца света
	Статья в Википедии

«За миллиард лет до конца света. Рукопись, обнаруженная при странных обстоятельствах» — фантастическая повесть Аркадия и Бориса Стругацких, написанная в 1974 году и впервые опубликованная в 1976. По её мотивам снят фильм «Дни затмения». Процитирована в «канонической» редакции, исправившей цензуру^[1].

Цитаты

Где же я всё-таки видел этот интеграл? Стройный ведь такой интеграшка, во все стороны симметричный… <…> И даже не константа, а просто-напросто ноль! Ну, хорошо. Оставим его в тылу. Не люблю я ничего оставлять в тылу, неприятно это, как дырявый зуб… — глава первая

В жёлтом, слегка искривлённом пространстве медленно поворачивались гигантскими пузырями осесимметричные полости, материя обтекала их, пыталась проникнуть внутрь, но не могла, на границе материя сжималась до неимоверных плотностей, и пузыри начинали светиться. — глава первая

Прекрасное слово — где-то. Вы где-то свинья. — глава вторая

— Когда мне плохо, я работаю. <…> Когда у меня неприятности, когда у меня хандра, когда мне скучно жить, — я сажусь работать. Наверное, существуют другие рецепты, но я их не знаю. Или они мне не помогают. Хочешь моего совета — пожалуйста: садись работать. Слава богу, таким людям, как мы с тобой, для работы ничего не нужно кроме бумаги и карандаша… — глава четвертая (вариант трюизмов)

Вайнгартену В. А. давалось на обдумывание трое суток, начиная с этого момента, после чего сверхцивилизация будет считать себя вправе применить некие зловещие «меры третьей степени». — глава пятая

— Вот тебе — меня испугали, — сказал он, маневрируя дулей у меня перед носом. — <…> Это в девятнадцатом веке пугали. А в двадцатом этими глупостями не занимаются. В двадцатом веке хороший товар покупают. <…> Или тебя раздавят в лепёшку, или тебе дадут новенький институт, из-за которого два членкора уже друг друга до смерти загрызли. Да я в институте этом десять нобелевок сделаю, понял? Правда, и товар не плох. Право, так сказать, первородства. Право Вайнгартена на свободу научного любопытства. Неплохой, неплохой товар, старик, не спорь со мной. Но — лежалый! Девятнадцатого века! В двадцатом веке всё равно этой свободы ни у кого нет. Ты с этой свободой всю жизнь можешь просидеть в лаборантах, колбы перетирать. Институт — это тебе не чечевичная похлёбка! Я там заложу десять идей, двадцать идей, а если им одна-две снова не понравятся — что ж, опять поторгуемся! <…> Давай-ка не будем плевать против ветра. Когда на тебя прёт тяжёлый танк, а у тебя, кроме башки на плечах, никакого оружия нет, надо уметь вовремя отскочить…
Он ещё некоторое время орал, курил, хрипло кашлял, подскакивал к пустому бару и заглядывал в него, разочарованно отскакивал и снова орал, потом затих, угомонился, лёг в кресло и, закинув мордастую голову на спинку, принялся делать страшные рожи в потолок.
— Ну, ладно, — сказал я. — А нобелевку свою ты всё-таки куда прёшь? Тебе ведь в котельную надо, а ты ко мне на пятый этаж взгромоздился… — глава девятая

— Кто у тебя? — спросил я, понизив голос.
— Никого, — ответил он. — Нас двое. Мы и Вселенная. — глава одиннадцатая

Торопиться некуда, говорит он. До конца света ещё миллиард лет, говорит он. Можно много, очень много успеть за миллиард лет, если не сдаваться и понимать, понимать и не сдаваться. — глава одиннадцатая

Глава восьмая

До меня вдруг дошло, что ещё вчера я был человеком, членом социума, у меня были свои заботы и свои неприятности, но пока я соблюдал законы, установленные социумом, — а это вовсе не так уж трудно, это уже успело войти в привычку, — пока я соблюдал эти законы, меня от всех мыслимых опасностей надёжно охраняли милиция, армия, профсоюзы, общественное мнение, друзья, семья, наконец, и вот что-то сместилось в окружающем мире, и я превратился в одинокого пескаря, затаившегося в щели, а вокруг ходят и реют чудовищные неразличимые тени, которым даже и зубастых пастей не надо — достаточно легкого движения плавника, чтобы стереть меня в порошок, расплющить, обратить в ничто… И мне дано понять, что, пока я сижу в этой щели, меня не тронут. Даже ещё страшнее: меня отделили от человечества, как отделяют овцу от стада и волокут куда-то, неизвестно куда, неизвестно зачем, а стадо, не подозревая об этом, спокойно идёт своим путём и уходит всё дальше и дальше… Если бы это были какие-нибудь воинственные пришельцы, если бы это была страшная, разрушительная агрессия из Космоса, из недр океана, из четвертого измерения — насколько мне было бы легче! Я был бы одним из многих, мне нашлось бы место, мне нашлось бы дело, я был бы в рядах! А так я буду погибать у всех на глазах, и никто ничего не заметит, а когда я погибну, когда меня сотрут в порошок, все очень удивятся и пожмут плечами.

— Где-то в подсознании у тебя сидит идейка, что любая сверхцивилизация — это всё-таки цивилизация, а две цивилизации всегда сумеют между собой как-то договориться, найти некий компромисс, накормить волков и сохранить овец… И уж в самом худшем случае — сладко покориться этой враждебной, но импозантной силе, благородно отступить перед противником, достойным победы, а там — чем чёрт не шутит! — может быть, и получить награду за свою разумную покорность… <…> Это же очень, очень человеческое. От бога отказались, но на своих собственных ногах, без опоры, без какого-нибудь костыля стоять ещё не умеем. А придётся! Придётся научиться. Потому что у вас, в вашем положении не только друзей нет. Вы до такой степени одиноки, что у вас и врага нет! Вот чего вы никак не хотите понять.

Вечеровский вводил понятие Гомеостатического Мироздания <…>. «Мироздание сохраняет свою структуру» — это была его основная аксиома. По его словам, законы сохранения энергии и материи вообще были частными проявлениями закона сохранения структуры. Закон неубывания энтропии противоречит гомеостазису мироздания и поэтому является законом частичным, а не всеобщим. Дополнительным по отношению к этому закону является закон непрерывного воспроизводства разума. Сочетание и противоборство этих двух частичных законов и обеспечивают всеобщий закон сохранения структуры. <…>
Не спрашивай меня, говорил Вечеровский, почему именно Малянов и Глухов оказались ласточками грядущих катаклизмов. Не спрашивай меня, какова физическая природа сигналов, потревоживших гомеостазис в том уголке мироздания, где Глухов и Малянов затеяли свои сакраментальные исследования. Вообще не спрашивай меня о механизмах действия Гомеостатического Мироздания — я об этом ничего не знаю, так же как никто ничего не знает, например, о механизмах действия закона сохранения энергии. Просто все процессы происходят так, что энергия сохраняется. Просто все процессы происходят так, чтобы через миллиард лет эти работы Малянова и Глухова, слившись с миллионами и миллионами других работ, не привели бы к концу света. Имеется в виду, естественно, не конец света вообще, а конец того света, который мы наблюдаем сейчас, который существовал уже миллиард лет назад и которому Малянов и Глухов, сами того не подозревая, угрожают своими микроскопическими попытками преодолеть энтропию…

О повести

	— Как Вам виделась природа [гомеостазиса]? <…> — Скорее, мы представляли его себе как некий квазистохастический процесс — что-то вроде погони человека за комаром.
	— Борис Стругацкий, Off-line интервью, 16 июня 2000

см. Борис Стругацкий, соотв. главу «Комментариев к пройденному», 1999

Вы помните эти чудесные пасхальные яйца с окошечком на одном конце, через которое вы могли смотреть? Внутри была картинка, <…> изображение вещей намного больших, нежели размеры самого яйца, содержащего их.
Эта книга похожа на такое яйцо с окошком, и будь вы приверженцем старой умозрительной литературы или совершенным мистиком, теологом или философом, вам едва ли удастся вспомнить ещё одну концепцию, даже только приближающуюся к величественности откровения Стругацких. <…> Есть несколько одарённых драматургов и новеллистов, могущих изобразить целые войны, упадок целой цивилизации в таких границах; немногие, если вообще есть такие, справлялись с таким сложным конфликтом, как тот, что скрывается на этих страницах. Читатель не испытывал такого удушья от удивления при виде явного размера, явного достижения человеческого ума с тех пор как он впервые услышал о небрежном замечании Альберта Эйнштейна, что E=mc² может быть, в конце концов, только местным феноменом…
Стругацкие великодушно предлагают вам альтернативы тому интеллектуальному головокружению, которое они обрисовывают. <…> если вам хочется объяснить аномалии, описанные в повествовании, чьими-то галлюцинациями, чувствуйте себя свободно. Но если вы так сделаете, вы сами у себя украдёте этическое противостояние гигантских размеров, в которое вы едва ли сможете вовлечься, не рискуя всеми своими знаниями о природе мироздания и о действующих внутри него силах.
<…> в этом произведении Стругацких, чуждость проистекает из знакомого, земного, взятого за данность, тогда эта чуждость наиболее пугающая и зачаровывающая. Может быть, в каждом из нас есть капля ксенофобии; страх, глубинный и внеразумный, говорящий: «Это другое, это опасно», и чары исходят просто из защитной настороженности <…>. Тут Стругацкие делают квантовый скачок в своей интерпретации <…>.
И на фоне всего этого Стругацкие продолжают свою искусную борьбу с бюрократом, где бы тот ни находился.

— Теодор Стерджен, предисловие, 1977

	Повесть напоминает страницы обожжённой рукописи, по отношению к которой читатель должен исполнить роль реставратора.^[2]^[3]
	— А. Ф. Фролов, 1984

Разочарование писателей в человеке науки болезненно отозвалось в их последующих произведениях. Если в «Далёкой Радуге» (1963) коллектив талантливых учёных почти сплошь состоял из романтиков и альтруистов, <…> то в повести «За миллиард лет до конца света» <…> даже из небольшой группы учёных лишь один, математик Вечеровский, откажется продать право научного «первородства» за «чечевичную похлёбку» материальных благ, карьеры, славы, степеней, личного комфорта. И это — самые умные, самые талантливые, на которых (по сюжету повести) обратило внимание само Мироздание! Горько? Безусловно. Жизненно? К сожалению…

— Роман Арбитман, «До и после „Сказки…“», 1987

см. Войцех Кайтох, «Братья Стругацкие» (1992), глава VI от слов «если бы информационный заряд…»

Политическое противостояние братьев Стругацких режиму достигло апогея в повести «За миллиард лет до конца света». <…> она воспринималась тогда как не слишком даже замаскированный гимн опальному академику Сахарову. Правда, прямолинейность замысла не позволила осуществиться творческому взлёту, но ведь и повесть была, скорей всего, задумана не как литературное произведение, но как гражданский поступок.^[4]

— Виктор Топоров, «Братья по разуму»

Примечания

↑ Аркадий и Борис Стругацкие. Собрание сочинений в 11 томах. Т. 7. 1973-1978 / под ред. С. Бондаренко. — Изд. 2-е, исправленное. — Донецк: Сталкер, 2004. — С. 5-132.
↑ Фролов А. Научно-фантастическое произведение и его читатель: (Повесть А. и Б. Стругацких «За миллиард лет до конца света») // Проблема жанра. — Душанбе: Гос. педагогич. ин-т им. Т. П. Шевченко, 1984. — С. 65-75.
↑ Войцех Кайтох. Братья Стругацкие [1993] / перевод В. И. Борисова // Аркадий и Борис Стругацкие. Собрание сочинений в 11 томах. Т. 12, дополнительный. — Донецк: Сталкер, 2003. — Глава VI (С. 613).
↑ Смена (СПб.). — 1993. — 8 апреля (№ 85). — С. 6.

Цитаты из книг и экранизаций братьев Стругацких
Мир Полудня:	«Полдень, XXII век» (1961) · «Попытка к бегству» (1963) · «Далёкая Радуга» (1963) · «Трудно быть богом» (1964) · «Беспокойство» (1965/1990) · «Обитаемый остров» (1968) · «Малыш» (1970) · «Парень из преисподней» (1974) · «Жук в муравейнике» (1979) · «Волны гасят ветер» (1984)
Другие повести и романы:	«Забытый эксперимент» (1959) · «Страна багровых туч» (1959) · «Извне» (1960) · «Путь на Амальтею» (1960) · «Стажёры» (1962) · «Понедельник начинается в субботу» (1964) · «Хищные вещи века» (1965) · «Улитка на склоне» (1966/1968) · «Гадкие лебеди» (1967/1987) · «Второе нашествие марсиан» (1967) · «Сказка о Тройке» (1967) · «Отель «У Погибшего Альпиниста»» (1969) · «Пикник на обочине» (1971) · «Град обреченный» (1972/1987) · «За миллиард лет до конца света» (1976) · «Повесть о дружбе и недружбе» (1980) · «Хромая судьба» (1982/1986) · «Отягощённые злом, или Сорок лет спустя» (1988)
Драматургия:	«Туча» (1986) · «Пять ложек эликсира» (1987) · «Жиды города Питера, или Невесёлые беседы при свечах» (1990)
С. Ярославцев:	«Четвёртое царство» · «Дни Кракена» · «Экспедиция в преисподнюю» · «Дьявол среди людей»
С. Витицкий:	«Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики» · «Бессильные мира сего»
Экранизации:	«Отель «У погибшего альпиниста» (1979) · «Сталкер» (1979) · «Чародеи» (1982) · «Дни затмения» (1988) · «Трудно быть богом» (1989) · «Искушение Б.» (1990) · «Гадкие лебеди» (2006) · «Обитаемый остров» (2008–9) · «Трудно быть богом» (2013)

[1] Аркадий и Борис Стругацкие. Собрание сочинений в 11 томах. Т. 7. 1973-1978 / под ред. С. Бондаренко. — Изд. 2-е, исправленное. — Донецк: Сталкер, 2004. — С. 5-132.

[2] Фролов А. Научно-фантастическое произведение и его читатель: (Повесть А. и Б. Стругацких «За миллиард лет до конца света») // Проблема жанра. — Душанбе: Гос. педагогич. ин-т им. Т. П. Шевченко, 1984. — С. 65-75.

[3] Войцех Кайтох. Братья Стругацкие [1993] / перевод В. И. Борисова // Аркадий и Борис Стругацкие. Собрание сочинений в 11 томах. Т. 12, дополнительный. — Донецк: Сталкер, 2003. — Глава VI (С. 613).

[4] Смена (СПб.). — 1993. — 8 апреля (№ 85). — С. 6.

[1]

[2]

[3]

[4]