Альберт Эйнштейн

Альбе́рт Эйнште́йн ((нем. Albert Einstein; 14 марта 1879 г., Ульм — 18 апреля 1955, Принстон) — один из наиболее значительных физиков XX века, создатель специальной и общей теорий относительности, лауреат Нобелевской премии по физике 1921 года за теорию фотоэффекта.

Альберт Эйнштейн

Статья в Википедии

Произведения в Викитеке

Медиафайлы на Викискладе

Цитаты

	Математика — наиболее совершенный способ водить самого себя за нос.
	Mathematik ist die einzige perfekte Methode, sich selber an der Nase herumzuführen.

	Если теоремы математики прилагаются к отражению реального мира, они не точны; они точны до тех пор, пока они не ссылаются на действительность.
	— «Геометрия и опыт» (Geometrie und Erfahrung), 1921

Американцу более, чем европейцу, свойственно жить ради своих целей, ради будущего. Жизнь для него — не бытие, а вечное становление. <…> Он не такой индивидуалист, как европеец. <…> Напрасно мы пытаемся объяснить всё более заметное превосходство американцев в научной работе лишь их богатством. Немалую роль в их успехе играют преданность своему делу, терпение, товарищеский дух и талант к совместной работе.

— интервью Nieuwe Rotterdamsche Courant, 1921

… я склонен полагать, что вся масса является энергией и, таким образом, в принципе вся масса может превратиться в энергию. Мы ещё не знаем достоверно законы природы и поэтому не имеем права сказать, что элементарный электрический заряд <…> может исчезнуть. <…> Но вполне возможно, что существуют какие-то неизвестные нам процессы, которые бы позволили <…> положительному электрическому заряду превратиться в излучение…

— беседа на сессии Национальной академии наук в Буэнос-Айресе 16 апреля 1925

	Порой при помощи насилия удаётся быстро устранить препятствия, но ни разу ещё насилию не удалось ничего создать.
	— «Успешна ли Европа?» (Was Europe a Success?), 1934

	корр.: Какова вероятность превратить материю в энергию? — Это сродни попытке подстрелить птицу в темноте в местности, где обитает лишь несколько птиц.:с.290
	— пресс-конференция, 1935

	Величайшая слабость демократии — экономический страх.
	— беседа с А. Блэком, осень 1940

	Совершенные средства при неясных целях — характерный признак нашего времени.
	Perfection of means and confusion of goals seem, in my opinion, to characterize our age.:с.181
	— слова на научной конференции, 28 сентября 1941

	Защита [от суда Линча в США] — вот одна из самых неотложных задач нашего времени.
	To insure such protection [against acts of violence] is one of the most urgent tasks for our generation.
	— слова Гарри Трумэну

Всякое воспоминание окрашено днём сегодняшним — и, следовательно, обманчиво.

	Я действительно считаю, что чрезмерный акцент на сугубо интеллектуальную позицию в нашем образовании, часто целиком направленному на практику и факты, непосредственно привёл к обесцениванию этических ценностей. Я не так много думаю об опасностях, которые технический прогресс непосредственно предъявляет человечеству, такими как удушение совместных размышлений «материально-фактической» привычкой мыслить, которая пролегла убийственным морозом между человеческими взаимоотношениями. <…> Страшная дилемма мировой политической ситуации имеет много общего с этим греховным упущением со стороны нашей цивилизации. Без «этической культуры» нет никакого спасения для человечества.
	I believe, indeed, that overemphasis on the purely intellectual attitude, often directed solely to the practical and factual, in our education, has led directly to the impairment of ethical values. I am not thinking so much of the dangers with which technical progress has directly confronted mankind, as of the stifling of mutual human considerations by a "matter-of-fact" habit of thought which has come to lie like a killing frost upon human relations. <…> The frightful dilemma of the political world situation has much to do with this sin of omission on the part of our civilization. Without "ethical culture," there is no salvation for humanity.
	— речь «Необходимость этической культуры» (The Need for Ethical Culture), 1951

Здравый смысл — это сумма предубеждений, приобретённых до восемнадцатилетнего возраста.

Тот, кто хочет видеть результаты своего труда немедленно, должен идти в сапожники.

Не стоит обожествлять интеллект. У него есть могучие мускулы, но нет лица.

Что может знать рыба о воде, в которой плавает всю жизнь?

Рецензии

Имеется немало авторов, способных ясно и просто изложить рассматриваемую теорию. Однако результаты почти всегда преподносятся читателю в готовом виде. Он не переживает радости поисков и находок, не ощущает живого процесса становления идей, и ему редко удаётся достичь ясного понимания всех обстоятельств, которые позволили избрать именно этот, а не какой-нибудь другой путь. При чтении же этой небольшой работы <…> читатель, напротив, сможет прочувствовать весь ход развития идей.

— Хендрик Лоренц, «Принцип относительности» (Das Relativitätsprinzip), 1914

Каждому, кто хоть когда-нибудь изучал математические теории, знакомо то неприятное чувство, которое охватывает, когда шаг за шагом прослеживаешь всё доказательство и после всех тяжких трудов вдруг осознаёшь, что ровным счётом ничего не понял, упустил главную идею, которую автор не подчеркнул либо вследствие неумения ясно выразить свои мысли, либо (что особенно часто встречалось раньше) из-за какого-то непонятного, почти комического кокетства. Помочь этой беде может лишь безграничная честность автора, который не должен бояться давать в руки своих читателей руководящие идеи даже в том случае, если эти идеи несовершенны. В теоретической физике вряд ли существует область, в которой этой заповеди было бы труднее следовать, чем в статистической механике. <…> Это печальное положение вещей исправлено Лоренцем в его первых трёх лекциях, в которых он изложил основы теории в настолько простой математической форме, что все основные идеи выступили особенно отчётливо.

— Х. Лоренц, «Статистические теории в термодинамике» (Les théories statistiques en thermodynamique), 1916

	Особые заслуги Вейля связаны с интегрированием уравнений гравитационного поля. Содержание последних параграфов показывает, насколько ясно и просто может решить эту задачу прирождённый математик.
	— Герман Вейль, «Пространство, время, материя» (Raum — Zeit — Materie), 1918

О себе

	Вот ещё одно применение принципа относительности: <…> в Германии меня сейчас называют «немецким учёным», а в Англии — «швейцарским евреем». Если же меня начнут очернять, то характеристики поменяются местами: для Германии я стану «швейцарским евреем», а для Англии — «немецким учёным».
	— «Что такое теория относительности», письмо в The Times 28 ноября 1919

	Когда слепой жучок ползёт по поверхности шара, он не замечает, что путь, который он проделывает, искривлён. Мне удалось это заметить. — перевод на англ.: You see when a blind bug crawls along the surface of a sphere, it doesn't notice that its path is curved. I was fortunate enough to notice this.:с.xvi
	— ответ сыну Эдуарду на вопрос почему он знаменит, 1920

	Если моя теория относительности окажется верной, в Германии меня назовут немцем, а во Франции — гражданином мира. Если же выяснится, что она неверна, — французы назовут меня немцем, а немцы — евреем. — парафраз вышеприведённой цитаты из письма в The Times
	— обращение к Французскому Философскому Обществу в Сорбонне, 6 апреля 1922

	Желая наказать меня за презрение к авторитетам, судьба сделала авторитетом меня самого.:с.24
	— слова другу, 18 сентября 1930

	Идеалы, освещающие мой путь и наполняющие меня радостью жизни — это добро, красота и истина. <…> Я — настоящий «одинокий странник»: ни к своей стране, ни к дому, ни к друзьям, ни даже к родным и близким я никогда не испытывал настоящей сердечной привязанности. Я также всегда чувствовал смутную отчуждённость, и желание уйти в себя (уединиться) возрастает с годами.
	The ideals which have always shone before me and filled me with the joy of living are goodness, beauty, and truth. <…> I am a horse for single harness, not cut out for tandem or team work. I have never belonged wholeheartedly to country or state, to my circle of friends, or even to my own family. These ties have always been accompanied by a vague aloofness, and the wish to withdraw into myself increases with the years.
	— «Во что я верю» (What I believe)

	Я пацифист воинствующий. <…> Не лучше ли для человека умереть за то, во что он верит, например за мир, чем страдать от того, во что он не верит, — например, от войны?
	— интервью в США, 1931

	Профессор Эйнштейн покорнейше просит вас отныне и впредь считать его покойником. — адресована поклоннику, надоедавшему Эйнштейну просьбами прочесть его рукопись
	— записка секретарши Эйнштейна Хелен Дюкас, март 1931

	Я никогда не думаю о будущем. Оно приходит само достаточно скоро.
	— афоризм, 1945 или 1946

	В юности я обнаружил, что большой палец ноги рано или поздно проделывает дырку в носке. Поэтому я перестал надевать носки.
	When I was young I found out that the big toe always ends up making a hole in a sock. So I stopped wearing socks.:с.27
	— слова Ф. Халсману, 1947

• см. «Автобиографические заметки», 1949

	Если бы я снова стал молод и решал, чем заниматься в жизни, то <…> выбрал бы профессию сапожника или водопроводчика в надежде найти там ту скромную независимость, какая ещё возможна в нашей нынешней жизни.:с.613
	— интервью The Reporter, 18 ноября 1954

	студент: Чем станет ваш дом после вашей смерти? — Этот дом никогда не станет местом для паломничества, куда будут стекаться паломники, чтобы посмотреть на кости святого. — по воспоминанию Джона А. Уилера
	This house will never become a place of pilgrimage where the pilgrims come to look at the bones of the saint.:с.22

Я хочу быть кремированным, чтобы люди не приходили поклоняться моим костям. — перевод на англ.: I wanted to be cremated so people won't come to worship at my bones.

Нормальный взрослый человек не забивает себе голову проблемами пространства-времени. Всё, о чём, по его мнению, здесь стоит задуматься, он понял ещё в раннем детстве. Я же, напротив, развивался так медленно, что начал задаваться вопросами о пространстве и времени, уже будучи взрослым. В результате я проник в эту тему куда глубже обычного ребёнка. — 1955

Печально, когда обёртка лучше мяса, которое в неё завёрнуто. — о знаменитом безразличии к своему внешнему виду

В 1895 г. в шестнадцатилетнем возрасте я приехал из Италии в Цюрих, после того как без школы и без учителя провел год в Милане у родителей. Моей целью было поступление в политехникум, хотя я не совсем ясно представлял себе, как это можно осуществить. Я был своенравным, но скромным молодым человеком, который приобрёл свои необходимые знания спорадически, главным образом путём самообразования. Я жаждал глубоких знаний, но обучение не казалось мне лёгкой задачей: я был мало приспособлен к заучиванию и обладал плохой памятью. <…> Экзамен показал мне прискорбную недостаточность моей подготовки, несмотря на то, что экзаменаторы были снисходительны и полны сочувствия. <…> Ректор, профессор Альбин Герцог, рекомендовал меня в кантональную школу в Арау, где после годичного обучения я сдал экзамен на аттестат зрелости. Эта школа оставила во мне неизгладимый след благодаря своему либеральному духу и скромной серьёзности учителей, которые не опирались на какие-либо показные авторитеты; сравнение с шестилетним обучением в авторитарно управляемой немецкой гимназии убедительно показало мне, насколько воспитание в духе свободы и чувства личной ответственности выше воспитания, которое основано на муштре, внешнем авторитете и честолюбии. Настоящая демократия не является пустой иллюзией. В том же году в Арау у меня возник вопрос: если бы можно было погнаться за световой волной со скоростью света, то имели бы мы перед собой не зависящее от времени волновое поле? Такое всё-таки кажется невозможным! Это был первый детский мысленный эксперимент, который относился к специальной теории относительности. <…> 1896—1900 гг. — обучение на отделении преподавателей специальных дисциплин швейцарского политехникума. Вскоре я заметил, что довольствуюсь ролью посредственного студента. <…> Некоторые лекции я слушал с большим интересом. Но обыкновенно я много «прогуливал» и со священным рвением штудировал дома корифеев теоретической физики. <…> Захватывали меня также лекции профессора Гейзера по дифференциальной геометрии, которые были настоящими шедеврами педагогического искусства и очень помогли мне позднее в борьбе, развернувшейся вокруг общей теории относительности. Но высшая математика ещё мало интересовала меня в студенческие годы. Мне ошибочно казалось, что это настолько разветвлённая область, что можно легко растратить всю свою энергию в далёкой провинции. <…> Если человека заставить съесть много хороших вещей, он может надолго испортить себе аппетит и желудок. Огонёк священного любопытства может надолго угаснуть. К счастью, у меня эта интеллектуальная депрессия после благополучного окончания учёбы длилась только год.

— «Автобиографические наброски» (Autobiographische Skizze), 1956

Бог дал мне хороший нюх и упрямство мула.

Всё, чего я ждал и желал от жизни в молодости, — сидеть в каком-нибудь тихом уголке и, не привлекая к себе внимания, заниматься своим делом. И посмотрите, что из этого вышло!:с.4

Достоевский даёт мне больше, чем любой научный мыслитель, больше, чем Гаусс.

Мой пёс [Чико] очень умный. Он знает, как раздражает меня этот ворох писем, потому и старается укусить почтальона.:с.162 — вероятно, неоригинально

	Размышляя о себе и исследуя свой метод мышления, я прихожу к выводу, что дар фантазии [воображения] для меня важнее таланта к впитыванию знаний.
	— по воспоминанию друга на столетнем юбилее Эйнштейна (18 февраля 1979)

— У вас есть записная книжка, чтобы записывать ваши гениальные мысли? — Гениальные мысли приходят в голову так редко, что их нетрудно запомнить.

О других людях

Как вообще могло случиться, что столь одарённый естествоиспытатель вынужден был заботиться о теории познания? <…> Значение таких мыслителей, как Мах, состоит отнюдь не только в том, что они удовлетворяют определённые философские потребности своего времени, которые учёные, занимающиеся конкретными вопросами своей науки, могли бы считать роскошью. Понятия, которые оказываются полезными при упорядочении вещей, легко завоёвывают у нас такой авторитет, что мы забываем об их земном происхождении и воспринимаем их как нечто неизменно данное. В этом случае их называют «логически необходимыми», «априорно данными» и т. д. Подобные заблуждения часто надолго преграждают путь научному прогрессу. Поэтому анализ давно используемых нами понятий и выявление обстоятельств, от которых зависит их обоснованность, пригодность, итого, как они возникают из данных опыта, не является праздной забавой. Такой анализ позволяет подорвать излишне большой авторитет этих понятий. Они будут отброшены, если их не удастся узаконить должным образом, исправлены, если они не вполне точно соответствуют данным вещам, заменены другими, если необходимо создать какую-нибудь новую, в каких-то отношениях более предпочтительную систему. <…> По своим духовным запросам Мах был не философом, избравшим естественные науки объектом своих умозрительных построений, а испытателем, отличающимся разносторонностью интересов и упорством в работе, которому мог доставить огромное удовольствие какой-нибудь частный вопрос, лежащий в стороне от проблем, привлекавших всеобщее внимание.

— «Эрнст Мах» (Ernst Mach), 1916

Мах был неплохим физиком, но жалким философом.

В теоретических работах Шварцшильда особенно поражают уверенное владение математическими методами исследования и та лёгкость, с которой он постигает существо астрономической или физической проблемы. Редко встречаются столь глубокие математические познания в сочетании со здравым смыслом и такой гибкостью мышления, как у него. Именно эти дарования позволили ему выполнить важные теоретические работы в тех областях, которые отпугивали других исследователей математическими трудностями. Побудительной причиной его неиссякаемого творчества, по-видимому, в гораздо большей степени можно считать радость художника, открывающего тонкую связь математических понятий, чем стремление к познанию скрытых зависимостей в природе. Поэтому понятно, почему его первые теоретические работы относились к небесной механике, отрасли знаний, основы которой в гораздо большей степени можно считать окончательно установленными, чем основы какой бы то ни было другой области точных наук.

— «Памяти Карла Шварцшильда» (Gedächtnisrede auf Karl Schwarzschild), 1916

Эйнштейн: Ваш фильм «Золотая лихорадка» понятен во всём мире, и Вы непременно станете великим человеком. Чарли Чаплин: Я Вами восхищаюсь ещё больше. Вашу теорию относительности никто в мире не понимает, а Вы всё-таки стали великим человеком. — из переписки между ними, 1925

	Ваши идеи будут оказывать свое воздействие, покуда будет существовать физика. Я надеюсь, что последующие поколения ничуть не меньше будут ценить и тот пример, который Вы им подаёте всей своей жизнью.
	— речь на торжественном заседании по случаю 50-летия защиты докторской диссертации Максом Планком, 28 июня 1929

Человек, которому было суждено одарить мир великой созидательной идеей, не нуждается в похвале потомства. Его творчество даровало ему более значительное благо. <…> представители тех, кто борется за истину и знания, собрались сегодня здесь со всех четырёх сторон света, <…> чтобы доказать, что даже в такие времена, как наши, когда политические страсти и грубая сила нависают, как меч, над головами людей, полных тревоги и страха, знамя идеала нашего поиска истины держится высоко и в чистоте. Этот идеал <…> на редкость совершенно отражён в личности Макса Планка.

— «Памяти Макса Планка» (Мах Planck in Memoriam), апрель 1948

Те, кто были хорошо знакомы с ним, <…> знают, что эта чистая личность пала жертвой главным образом такого конфликта совести, от которого в той или другой форме не гарантирован ни один университетский профессор, достигший пятидесятилетнего возраста. <…> Его величие заключалось в чрезвычайно хорошо развитой способности улавливать самое существо теоретического понятия и настолько освобождать теорию от её математического наряда, чтобы лежащая в её основе простая идея проявлялась со всей ясностью. Эта способность позволяла ему быть бесподобным учителем. По этой же причине его приглашали на научные конгрессы, ибо в обсуждения он всегда вносил изящество и чёткость. Он боролся против расплывчатости и многословия; при этом пользовался своей проницательностью и бывал откровенно неучтив. Некоторые его выражения могли быть истолкованы как высокомерные, но его трагедия состояла именно в почти болезненном неверии в себя. Он постоянно страдал от того, что у него способности критические опережали способности конструктивные. Критическое чувство обкрадывало, если так можно выразиться, любовь к творению собственного ума даже раньше, чем оно зарождалось. <…> Понимать других, завоевать их дружбу и доверие, помогать тому, кто был стеснён внешней или внутренней борьбой, ободрять молодые таланты — всё это было его истинным призванием, даже больше чем углубление научных вопросов. В Лейдене его любили и уважали студенты и коллеги. Они знали его абсолютную преданность делу преподавания и постоянную готовность прийти на помощь. <…> На самом деле он был несчастнее всех бывших мне близкими людей. Причина состояла в том, что он не чувствовал себя на уровне той высокой задачи, которую должен был выполнять. <…> Его постоянно терзало объективно необоснованное чувство несовершенства, часто лишавшее его душевного покоя, столь необходимого для того, чтобы вести исследования.

— «Памяти Пауля Эренфеста» (Nachruf Paul Ehrenjest), 1934

Альберт Швейцер — единственный представитель Запада, чьё нравственное влияние на наше поколение сравнимо с влиянием Ганди. И, как и в случае с Ганди, прежде всего такое влияние обусловлено тем примером, который подавал он работой и всей своей жизнью.:с.296

	Гитлер — человек с ограниченными интеллектуальными способностями, неспособный ни к какому полезному труду, снедаемый завистью и злобой к тем, кого обстоятельства и природа одарили щедрее. <…> Он подбирал человеческий мусор на улицах и в пивных и из этого мусора создавал свою организацию.:с.264
	— рукопись, 1935

	По отзывам наиболее компетентных из ныне живущих математиков, фрейлейн Эмми Нётер входила в число самых значительных и самых творческих гениев математики, появившихся с тех пор, как женщины стали получать высшее образование.
	— некрологическое письмо редактору New York Times 1 мая 1935

	Её сила, чистота помыслов, требовательность к себе, объективность, неподкупность суждений — все эти качества редко совмещаются в одном человеке. Она в любой момент чувствовала, что служит обществу, и её большая скромность не оставляла места для самолюбования. Её постоянно угнетало чувство жестокости и несправедливости общества. Именно это придавало ей вид внешней строгости, так легко неправильно понимаемой теми, кто не был к ней близок, — странной строгости, не смягченной каким-либо искусственным усилием. Наиболее выдающийся подвиг всей её жизни — доказательство существования радиоактивных элементов и их получение — обязан своим осуществлением не только смелой интуиции, но и преданности делу, упорству в выполнении работы при самых невероятных трудностях, что не часто встречается в истории экспериментальной науки. Если бы европейские интеллигенты обладали даже небольшой частью силы характера мадам Кюри и её преданности делу, Европу ждало бы более блестящее будущее. — речь на вечере её памяти в музее Н. Рериха в Нью-Йорке
	Her strength, her purity of will, her austerity toward herself, her objectivity, her incorruptible judgment—all these were of a kind seldom found joined in a single individual. She felt herself at every moment to be a servant of society and her profound modesty never left any room for complacency. She was oppressed by an abiding sense for the asperities and inequities of society. This is what gave her that severe outward aspect, so easily misinterpreted by those who were not close to her—a curious severity unrelieved by any artistic strain. Once she had recognized a certain way as the right one, she pursued it without compromise and with extreme tenacity. The greatest scientific deed of her life—proving the existence of radioactive elements and isolating them—owes its accomplishment not merely to bold intuition but to a devotion and tenacity in execution under the most extreme hardships imaginable, such as the history of experimental science has not often witnessed. If but a small part of Mme. Curie’s strength of character and devotion were alive in Europe’s intellectuals, Europe would face a brighter future.
	— «Памяти Марии Кюри» (Marie Curie in Memoriam), 23 ноября 1935

	Ганди — вождь своего народа, не поддерживаемый никем извне; <…> победоносный воин, всегда осуждавший применение силы; смиренный мудрец, вооружённый решимостью и несгибаемой последовательностью, всю свою силу отдавший на то, чтобы вдохновить свой народ и улучшить его участь; тот, кто противопоставил европейской жестокости достоинство простого человека — и тем возвысился на все времена.
	— речь по случаю 70-летнего юбилея Ганди, 1939

	Ганди, величайший политический гений нашего времени, <…> доказал, на какое самопожертвование способен человек, открывший для себя верный путь.
	Gandhi, the greatest political genius of our time, <…> gave proof of what sacrifice man is capable once hehas discovered the right path.:с.584
	— послание к Азиатскому Конгрессу Мировой Федерации, ноябрь 1952

В одном поколении так мало людей, которые обладали бы одновременно ясным пониманием природы вещей, глубоким чувством истинных человеческих потребностей и способностью к активным действиям! Я уверен, что он бы развил специальную теорию относительности, если бы это не было сделано в другом месте, ибо он ясно заметил её существенные черты. <…> В течение всей своей жизни Ланжевен страдал от того, что видел недостатки и несправедливости наших социальных и экономических институтов. <…> Сердце его было настолько чисто, что он был убежден в готовности всех людей отказаться полностью от личного, как только они познали свет разума и справедливости. <…> Его желание помочь всем людям в том, чтобы они воспользовались более счастливой жизнью, было, возможно, сильнее, чем желание чисто умственного познания. Случалось, что он жертвовал много времени и энергии для выяснения политических вопросов. Никто из тех, кто обращался к его общественному сознанию, не уходил от него с пустыми руками. Истинное моральное величие его личности было причиной, вызывавшей ярую ненависть многих интеллигентов, чаще всего ограниченных.

— «Поль Ланжевен» (Paul Langevin)

Кеплер <…> принадлежал к числу тех немногих людей, которые не могут не высказывать открыто своих убеждений по любому вопросу. <…> Дело всей его жизни было, по-видимому, тем единственным делом, в котором ему удалось в значительной мере освободиться от тех интеллектуальных традиций, в обстановке которых он был рождён. <…> Он не говорит об этом явно, но внутренняя борьба находит своё отражение в его письмах.

— предисловие к биографии Кеплера, 1949

О науке и учёных

	Высшей задачей физика является поиск таких в высшей степени универсальных законов, <…> из которых с помощью чистой дедукции можно получить картину мира. Не существует логического пути, ведущего к таким <…> законам. Они могут быть получены только при помощи интуиции, основанной на феномене, схожем с интеллектуальной любовью («Einfühlung») к объектам опыта.
	— речь по случаю 60-летия Макса Планка, 1918

	Господь Бог изощрён, но не злонамерен.
	Raffiniert ist der Herr Gott, aber boshaft ist er nicht.
	— слова профессору О. Веблену (O. Veblen) в Принстонском университете, май 1921

	Природа скрывает свои секреты за счёт присущей ей сложности, а не путём уловок. — пояснение предыдущей мысли
	— записная книжка

	Можете ли вы наблюдать что-то или нет, зависит от теории, которую вы используете. — вариант: Что именно мы наблюдаем, нам говорит теория.
	Whether you can observe a thing or not depends on the theory which you use.
	— возражение во время лекции Вернера Гейзенберга, 1926

Чтобы творения нашего разума были благословлением, а не бичом для человечества, мы не должны упускать из виду великие нерешённые проблемы организации труда и распределения благ. <…> Возьмём совершенно нецивилизованного индейца. Будет ли его жизненный опыт менее богатым и счастливым, чем опыт среднего цивилизованного человека? Думаю, что вряд ли. Глубокий смысл кроется в том, что дети во всех цивилизованных странах любят играть в индейцев.

— «Наука и счастье» (Science and Happiness, беседа со студентами), 1931

	Вся наука — не что иное, как очищение нашего мышления.
	All of science is nothing more than the refinement of everyday thinking.
	— «Физика и реальность» (Physics and Reality)

	Я убеждён, что всякий истинный теоретик — в сущности, прирученный метафизик, каким бы чистым «позитивистом» он себя ни воображал. — парафраз из «Науки и религия», 1941
	I believe that every true theorist is a kind of tamed metaphysicist, no matter how pure a “positivist” he may fancy himself to be.
	— «Об общей теории гравитации» (On the Generalized Theory of Gravitation)

Наши математические затруднения Бога не беспокоят. Он интегрирует эмпирически.

Наука, ограниченная служением одним лишь практическим целям, неминуемо начнёт загнивать.:с.402

Законы математики, имеющие какое-либо отношение к реальному миру, ненадёжны; а надёжные математические законы не имеют отношения к реальному миру.

	Кто бы мог подумать в 1900 году, что через пятьдесят лет мы будем знать так много и понимать так мало. — парафразируется: Как много мы знаем, и как мало мы понимаем.
	Who would have thought around 1900 that in fifty years time we would know so much more and understand so much less.

Никто не чешется, если у него не зудит. — ответ на вопрос о «первопричине» науки; вариант распространённой мысли

	Терпеть не могу таких учёных, которые, взяв деревянную доску, находят самую тонкую её часть и начинают сверлить там, где сделать это легче всего.
	I have little patience with scientists who take a board of wood, look for its thinnest part and drill a great number of holes where drilling is easy.

Учёный — нежная мимоза, когда совершает ошибку сам, и ревущий лев, если находит ошибки у других.:с.45

Об образовании

	Большинство учителей попусту тратят время, задавая вопросы, призванные выявить то, чего не знает ученик, в то время как истинное искусство вопрошания ставит себе целью открыть то, что ученик знает или способен узнать.:с.65
	— 1920

	Выучить факты — не так уж важно. Для этого не обязательно становиться студентом. Факты можно узнать и из книг. Ценность высшего учебного заведения не в том, что там человек узнает множество фактов, а в тренировке ума, позволяющей понять нечто такое, что невозможно узнать из книг.
	— ответ на мнение Томаса Эдисона, что высшее образование бесполезно, 1921

	На мой взгляд, ничего нет хуже школы, основанной на страхе, насилии и фальшивом авторитете. Такое обращение вытравляет в ученике искренность, уверенность в себе, глубокие чувства. Оно порождает рабство.
	— речь, 15 октября 1936 (опубл. под заглавием «Об образовании» в статье «Из последних лет»

О религии

	Самое прекрасное и глубокое переживание, выпадающее на долю человека, — это ощущение таинственности. Оно лежит в основе религии и всех наиболее глубоких тенденций в искусстве и науке. Тот, кто не испытал этого ощущения, кажется мне, если не мертвецом, то во всяком случае слепым. Способность воспринимать то непостижимое для нашего разума, что скрыто под непосредственными переживаниями, чья красота и совершенство доходят до нас лишь в виде косвенного слабого отзвука, — это и есть религиозность. В этом смысле я религиозен. Я довольствуюсь тем, что с изумлением строю догадки об этих тайнах и смиренно пытаюсь мысленно создать далеко не полную картину совершенной структуры всего сущего.
	Das Schönste und Tiefste, was der Mensch erleben kann, ist das Gefühl des Geheimnisvollen. Es liegt der Religion sowie allem tieferen Streben in Kunst und Wissenschaft zugrunde. Wer dies nicht erlebt hat, erscheint mir, wenn nicht wie ein Toter, so doch wie ein Blinder. Zu empfinden, dass hinter dem Erlebbaren ein für unseren Geist Unerreichbares verborgen sei, dessen Schönheit und Erhabenheit uns nur mittelbar und in schwachem Widerschein erreicht, das ist Religiosität. In diesem Sinne bin ich religiös. Es ist mir genug, diese Geheimnisse staunend zu ahnen und zu versuchen, von der erhabenen Struktur des Seienden in Demut ein mattes Abbild geistig zu erfassen.
	— речь «Моё кредо» (Mein Glaubensbekenntnis), 1932

	Наука может развиваться только теми, кто полностью впитал в себя стремление к истине и пониманию. Это стремление, однако, проистекает из сферы религии. К ней же принадлежит вера в возможность, что правила, пригодные для мира сущего, рациональны <…>. Я не могу представить себе подлинного учёного без этой глубокой веры. Эту ситуацию можно выразить афоризмом: наука без религии хрома, религия без науки слепа. <…> Если цель религии — освободить человечество, насколько это возможно, от рабства эгоцентричных устремлений, желаний и страхов, научное мышление может помочь религии ещё в одном отношении. <…> Путём понимания человек достигает далеко идущего освобождения от оков личных надежд и желаний и тем самым убеждается в скромном положении мозга по отношению к величию причины, воплощённой в сущем, которая в своей бездонной глубине недоступна человеку. Эта позиция, однако, как мне представляется, является религиозной в самом высшем смысле этого слова. И мне кажется, что наука не только очищает религиозные побуждения от шлака антропоморфизма, но также вносит вклад в религиозное одухотворение нашего понимания жизни. — перевод: Л. Ярославский, 2010
	Science can only be created by those who are thoroughly imbued with the aspiration toward truth and understanding. This source of feeling, however, springs from the sphere of religion. To this there also belongs the faith in the possibility that the regulations valid for the world of existence are rational <…>. I cannot conceive of a genuine scientist without that profound faith. The situation may be expressed by an image: science without religion is lame, religion without science is blind. <…> If it is one of the goals of religion to liberate mankind as far as possible from the bondage of egocentric cravings, desires, and fears, scientific reasoning can aid religion in yet another sense. <…> By way of the understanding he achieves a far-reaching emancipation from the shackles of personal hopes and desires, and thereby attains that humble attitude of mind toward the grandeur of reason incarnate in existence, and which, in its profoundest depths, is inaccessible to man. This attitude, however, appears to me to be religious, in the highest sense of the word. And so it seems to me that science not only purifies the religious impulse of the dross of its anthropomorphism but also contributes to a religious spiritualization of our understanding of life.
	— доклад «Наука и религия» (Science and Religion), 1941

При такой гармонии в космосе, которую я, со своим ограниченным человеческим разумом, способен осознать, есть всё же люди, которые говорят, что нет Бога. Но что действительно гневит меня, так это то, что они цитируют меня в поддержку таких взглядов. — перевод на англ.: In view of such harmony in the cosmos which I, with my limited human mind, am able to recognize, there are yet people who say there is no God. But what really makes me angry is that they quote me for the support of such views.

О войне, мире, оружии

	Мы склонны преувеличивать материальные влияния в истории. Особенно эту ошибку совершают русские. Интеллектуальные ценности и этнические влияния, традиции и эмоциональные факторы одинаково важны. Если бы это было не так, сегодня Европа была бы федеративным государством, а не дурдомом национализма.
	We are inclined to overemphasize the material influences in history. The Russians especially make this mistake. Intellectual values and ethnic influences, tradition and emotional factors are equally important. If this were not the case, Europe would today be a federated state, not a madhouse of nationalism.
	— "What Life Means to Einstein: An Interview by George Sylvester Viereck" (26 октября 1929 г.), The Saturday Evening Post

Там, где в политической жизни берёт верх убеждение во всемогуществе физической силы, эта сила начинает жить собственной жизнью и оказывается сильнее людей, рассчитывавших использовать её как орудие. <…> Есть лишь один путь к миру и безопасности — путь наднациональной организации. Одностороннее вооружение тех или иных государств никого ни от чего не защищает, а лишь увеличивает общую неопределённость и напряжение.

— речь в Нью-Йорке при получения премии «Единый мир», 27 апреля 1948

	Если идея мирового правительства нереалистична, значит, остаётся лишь один реалистичный взгляд на наше будущее: полное уничтожение человека человеком.
	— замечание о фильме «Где ты скроешься?», 1948

	Я не принимаю во внимание опасность запуска цепной реакции достаточно большого масштаба, чтобы уничтожить часть или всю нашу планету. Я отрицаю на том основании, что если бы это могло произойти от искусственного атомного взрыва, то уже произошло бы от воздействия космических лучей, которые непрерывно достигают поверхности Земли. <…> с момента создания атомной бомбы ничего не было сделано для предотвращения войны, несмотря на выдвинутое Соединёнными Штатами в Организации Объединённых Наций предложение о наднациональном контроле над атомной энергией. Эта страна сделала только условное предложение и на условиях, которые Советский Союз сейчас не намерен принимать. Это позволяет обвинять русских в неудаче. Но, обвиняя русских, американцы не должны игнорировать тот факт, что сами добровольно не отказались от использования бомбы в качестве обычного оружия до начала наднационального контроля или если об этом контроле не договорятся. Таким образом, они внушали страх другим странам, что считают бомбу законной частью своего арсенала, пока эти страны отказываются принять их условия для наднационального контроля. <…> Я не говорю, что США не должны производить и накапливать бомбы — на мой взгляд, это необходимо для того, чтобы любая другая страна, которой также удастся создать бомбу, не пыталась предпринять против нас ядерную атаку. Но сдерживание должно быть единственной целью накопления бомб.
	Nor do I take into account a danger of starting a chain reaction of a scope great enough to destroy part or all of this planet. I dismiss this on the ground that if it could happen from a man-made atomic explosion it would already have happened from the action of the cosmic rays which are continually reaching the earth's surface. <…> nothing has been done to avert war since the completion of the atomic bomb, despite the proposal for supranational control of atomic energy put forward by the United States in the United Nations. This country has made only a conditional proposal, and on conditions which the Soviet Union is now determined not to accept. This makes it possible to blame the failure on the Russians. But in blaming the Russians the Americans should not ignore the fact that they themselves have not voluntarily renounced the use of the bomb as an ordinary weapon in the time before the achievement of supranational control, or if supranational control is not achieved. Thus they have fed the fear of other countries that they consider the bomb a legitimate part of their arsenal so long as other countries decline to accept their terms for supranational control. <…> I am not saying that the United States should not manufacture and stockpile the bomb, for I believe that it must do so; it must be able to deter another nation from making an atomic attack when it also has the bomb. But deterrence should be the only purpose of the stockpile of bombs.
	— «Атомная война или мир» (Atomic War or Peace)

	Выиграна эта война, но не мир.
	The war is won, but the peace is not.
	— речь на пятом Нобелевском юбилейном ужине в Нью-Йорке

	Отказ от сотрудничества с военной сферой должно стать важнейшим моральным принципом для истинных учёных, т.е. для всех, кто занимается фундаментальными исследованиями. Правда, учёным в недемократических странах труднее принять такую позицию...
	Non-co-operation in military matters should be an essential moral principle for all true scientists, i.e., for all who are engaged in basic research. It is true that it is more difficult for scientists in non-democratic countries to adopt such an attitude;..:с.401
	— интервью The Overseas News Agency, 20 января 1947

	А. Вернер: Какое оружие будет использоваться в Третьей Мировой войне? — Я не знаю. Но я могу сказать вам, что будут использовать в Четвёртой — камни! — часто парафразируется (приписываемые варианты окончания: «лук и стрелы», «дубинки»)
	— What weapons will be used in the Third World War? — I do not know. But I can tell you what they'll use in the Fourth—rocks!:с.280
	— интервью, 1949

	корр.: Почему человеческий разум зашёл так далеко, что обнаружил структуру атома, но не смог разработать политических средств, чтобы не позволить атомам нас уничтожить? — Это очень просто: <…> потому что политика гораздо сложнее, чем физика.
	Why is it that, when the mind of man has stretched so far as to discover the structure of the atom, we have been unable to devise the political means to keep the atom from destroying us? That is simple: <…> because politics is more difficult than physics.

Овладение силой атома изменило всё, кроме нашего образа мыслей.

Поскольку нам, учёным, уготована трагическая участь — ещё более повышать чудовищную эффективность средств уничтожения, наш самый торжественный и благородный долг состоит в том, чтобы всеми силами воспрепятствовать использованию этого оружия для тех жестоких целей, для которых оно было изобретено.

О Германии и немцах

	Германию постигло великое несчастье — быть отравленной сперва изобилием, а затем нуждой.
	— афоризм, 1923

	Вы замечаете также, что «доброе слово о немецком народе» с моей стороны произвело бы большой эффект за границей. На это я должен ответить: заявление такого рода, как вы мне предлагаете, было бы равносильно отречению от всех представлений о справедливости и свободе, которые я разделял всю свою жизнь. И в таком заявлении, поверьте, для немецкого народа не было бы ровно ничего «доброго».
	— письмо в Прусскую Академию наук, после того как она приняла отставку Эйнштейна, 12 апреля 1933

Не понимаю пассивности всего цивилизованного мира перед лицом этого современного варварства. Неужели мир не видит, что Гитлер стремится к войне?

	Они всегда склонны были видеть благородных рыцарей в психопатах, но никогда это не удавалось им так, как сейчас.
	— заметка на письме, датированном 28 июля 1939

	Немцы в целом, как народ, ответственны за эти массовые убийства — и должны быть все, как народ, за это наказаны. <…> За партией нацистов стоял немецкий народ, избравший Гитлера после того, как тот в своей книге и в речах обнажил свои постыдные намерения с ясностью, исключавшей какое-либо недопонимание.
	— в статье о восстании Варшавского гетто

О евреях

	Самые тупоумные из нашего племени громко молятся, повернувшись лицом к стене и раскачиваясь взад-вперёд. Жалкое зрелище — люди с прошлым, но без настоящего.
	— путевой дневник, 3 февраля 1923

Иудейская религия — это <…> способ сублимации повседневного существования. <…> Она не требует от своих сторонников веры в общепринятом смысле этого слова. Вот почему не было и нет противоречий между нашим религиозным взглядом на мир и тем взглядом, который исповедует наука.

Иудаизм — не вероучение: иудейский Бог — не что иное, как отрицание суеверий, то, что остаётся в воображении после того, как все суеверия отвергнуты. Кроме того, это попытка основать нравственный закон на страхе, которая дискредитирована и достойна сожаления. И все же, мне кажется, сильная нравственная традиция иудейского народа в значительной степени освободилась от этого страха. Очевидно также, что «служение Богу» в ней уравнено со «служением живущим».

Моё понимание сущности еврейства противоречит идее еврейского государства с границами, с армией, с властью, ограниченной временем и пространством. <…> Я боюсь того внутреннего ущерба, который потерпит при этом еврейство — особенно от развития в наших рядах того узкого национализма, с которым нам уже, даже не имея еврейского государства, приходится отчаянно бороться. <…> Возвращение к нации в политическом смысле слова будет означать отказ от того одухотворения нашего сообщества, которым мы обязаны гению наших пророков. <…> Еврей, оставляющий свою веру (в формальном смысле), оказывается в том же положении, что и улитка, утратившая раковину. Но он остаётся евреем. <…> То, что связывало евреев на протяжении тысячелетий и по сей день, — это, прежде всего, демократический идеал социальной справедливости вместе с идеалом взаимопомощи и терпимости людей друг к другу.

— речь «Наш долг перед сионизмом» в Национальном трудовом комитете Палестины (Нью-Йорк), 17 апреля 1938

[Сионизм — это] национализм, цель которого — обрести не власть, но достоинство.

	Евреи в Палестине сражались не за политическую независимость как таковую; они сражались за возможность свободной иммиграции для евреев из многих стран, где сама жизнь их в опасности, а также и для тех, кто мечтает жить среди своих. Не будет преувеличением сказать: они сражались за право совершить, быть может, величайшее жертвоприношение в истории.
	— в передаче радио NBC об Объединённой еврейской конференции в Атлантик-Сити, 27 ноября 1949

	Мы не существовали бы сейчас как народ, если бы прекратили учиться.
	— речь на праздновании 25-й годовщины Иерусалимского еврейского университета

О браке

Брак — не что иное, как цивилизованная форма рабства.

	Брак — это неудачная попытка превратить случайный эпизод в нечто долговременное.
	Marriage is the unsuccessful attempt to make something lasting out of an incident.:с.80

	Почему бы не допустить [в США] человека, осмелившегося противостоять любой войне, кроме неизбежной войны с собственной женой?:с.126
	— ответ репортёру Associated Press, 1932

Приписываемые

Как и другим известнейшим людям, ему приписывают множество цитат. Некоторые примеры:

Все с детства знают, что то-то и то-то невозможно. Но всегда находится невежда, который этого не знает. Он-то и делает открытие.

Есть только две бесконечные вещи: Вселенная и глупость. Хотя насчёт Вселенной я не вполне уверен. — 1-е предложение неоригинально

	Значительные проблемы, с которыми мы сталкиваемся, не могут быть решены на том же уровне мышления, на котором мы были при их появлении.
	The significant problems we face cannot be solved at the same level of thinking we were at when we created them.:с.476

Никаким количеством экспериментов нельзя доказать теорию; но достаточно одного эксперимента, чтобы её опровергнуть.

Я пережил две войны, двух жён и Гитлера.

Ошибочно

Драма идей. — «Это драма, драма идей» — слова Эйнштейна в беседе с Л. Инфельдом об истории теоретической физики (1937); приведённые тем в «Моих воспоминаниях об Эйнштейне» (1955). Термин придумал Бернард Шоу в «Апологии автора» (предисловии к пьесе «Профессия миссис Уоррен», 1902), обозначив так направление в драматургии, представленное Г. Ибсеном и самим Шоу, в отличие от «драмы чувств»

	Видите ли, проводной телеграф — это как очень, очень длинный кот. Вы тянете его за хвост в Нью-Йорке, а его голова мяукает в Лос-Анджелесе. Понимаете? А радио работает так же: Вы посылаете сигналы тут, их принимают там. Вся разница — нет никакого кота. — вариация шутки, датируемой минимум 1866-м годом; приписывается, например, здесь
	You see, wire telegraph is a kind of a very, very long cat. You pull his tail in New York and his head is meowing in Los Angeles. Do you understand this? And radio operates exactly the same way: you send signals here, they receive them there. The only difference is that there is no cat.

Отдельные статьи

• Категория:Произведения Альберта Эйнштейна
• Письма

Об Эйнштейне

• См. отдельную статью

Ссылки

• The Collected Papers of Albert Einstein, Princeton University
• Einstein: Science and Religion