Второе нашествие марсиан
«Второе нашествие марсиан. Записки здравомыслящего» — сатирическая фантастическая повесть Аркадия и Бориса Стругацких, написанная в 1966 году. Действие происходит с 1 по 15 июня. Процитирована в «канонической» редакции, исправившей цензуру[1].
Цитаты
правитьОдноногий Полифем заявил, что если бы это была война, то уже началась бы мобилизация, а желчный Парал возразил, что, если б это была война, мы бы уже ничего не знали. Не люблю я разговоров о войне и с удовольствием завёл бы разговор о пенсиях, но где уж мне… Полифем положил костыль поперёк стола и спросил, что, собственно, Парал понимает в войнах. «Знаешь ты, например, что такое базука? — грозно спросил он. — Знаешь ты, что такое сидеть в окопе, пасть у тебя забита дерьмом, на тебя прут танки и ты ещё не заметил, что навалил полные штаны?» Парал возразил, что про танки и про полные штаны он ничего не знает и знать не хочет, а вот про атомную войну мы все знаем одинаково. «Ложись ногами к взрыву[К 1] и ползи на ближайшее кладбище[К 2]», — сказал он. «Шпаком ты был, шпаком и умрёшь, — сказал одноногий Полифем. — Атомная война — это война нервов, понял? Они нас, а мы их, и кто первый навалит в штаны, тот и проиграл». Парал только пожал плечами, и Полифем распалился окончательно. «Базуки! — орал он. — Тарзоны! Р-раз — и полные штаны! Верно, Аполлон?» Накричавшись вдоволь, он ударился в воспоминания, как мы с ним отбивали в снегах танковую атаку. Терпеть не могу этих воспоминаний. Сплошные полные штаны. Не знаю, может, так оно все и было, не помню. Да и не люблю к этому возвращаться. А Полифем как был казармой, так и остался. Представления не имею, что же ещё нужно оторвать человеку, чтобы он навсегда перестал быть унтер-офицером. А может быть, все дело в том, что не довелось ему попасть в «котёл», как мне. Или тут в характере дело? — 2 июня |
В общем получается, что господина Лаомедонта истребили за то, что он препятствовал гражданам свободно выделять желудочный сок. — 8 июня |
4 июня
правитьСумеречный разум моих необразованных сограждан, убаюканный монотонной жизнью, при малейших колебаниях рождает поистине фантастические призраки[2]. Наш мир подобен погруженному в ночной сон курятнику, где стоит лишь нечаянно коснуться пёрышка какой-нибудь пеструшки, дремлющей на шестке, как всё приходит в неописуемое волнение, мечется, кудахчет и разбрасывает помёт во все стороны. А по-моему, жизнь и без того достаточно беспокойна. Всем нам следовало бы беречь свои нервы. Я читал, что слухи опасны для здоровья в гораздо большей степени, чем даже курение. Автор доказывал это с цифрами в руках. Там ещё было написано, что сила воздействия панического слуха прямо пропорциональна невежеству масс <…>. Хотя должен признаться, что даже самые образованные из нас удивительно легко поддаются общему настроению и готовы мчаться куда глаза глядят вместе с обезумевшей толпой. |
Этот Полифем жить не может без патриотизма. Без ноги он жить может, а вот без патриотизма у него не получается. |
5 июня
правитьВсе у него были сволочи, и я никак не мог понять, что произошло. В общем, выходило так, что «вся эта сволочь докатилась в своём сволочизме до того, что теперь любая распоследняя сволочь может делать со всей этой сволочью что угодно, и никакая сволочь пальцем не пошевелит, чтобы помешать всей этой сволочи заниматься любым дерьмом». <…> |
Миртил уверяет (меня!), что никаких марсианцев нет, потому что жизнь на Марсе невозможна, а есть просто новая аграрная политика. Однако выехать из города он готов в любой момент и на всякий случай тоже взял себе мешок семян. В газетах, как и вчера, одна пшеница и желудочный сок. Если так пойдёт дальше, я откажусь от подписки. По радио — тоже пшеница и желудочный сок, я уже не включаю, а смотрю только телевизор, где все как было до путча. |
13 июня
правитьИ Харон говорил. |
Оказывается, два дня назад Харон во главе группы инсургентов из пяти человек захватил марсианскую машину. Каково же было их изумление, когда из машины выбрался им навстречу совершенно трезвый Минотавр с портативным аппаратом для отсасывания желудочного сока. «Что, ребята, выпить захотелось? — спросил он. — Давайте, это я вам сейчас устрою. Кто первый?»[К 4] Инсургенты даже растерялись. Придя в себя, они без всякого удовольствия накостыляли Минотавру по шее за предательство и отпустили его вместе с машиной. Они-то собирались захватить машину, освоиться с управлением, затем проникнуть в ней на марсианский пост и устроить там побоище, но этот эпизод так на них подействовал, что им стало на всё наплевать. Вечером того же дня двое из них ушли по домам, а на другое утро остальных захватили фермеры. <…> Харон, следовательно, побывал в плену у марсиан. |
О повести
правитьНи одно, кажется, из произведений АБС не писалось так легко и весело, как эта повесть. Сама идея о вторжении марсиан (и вообще инопланетян) на Землю сегодняшнего дня интересовала авторов давно. В частности, эта идея промелькнула, скажем, в «Хищных вещах века»: Жилин там мрачно констатирует, <…> что в наши дни уэллсовским марсианам не понадобился бы ни тепловой луч, ни ядовитые газы, — достаточно было бы предложить человечеству иллюзорное бытие <…>. Мысль о том, что современное нам человечество в массе своей настроено дьявольски конформистски и начисто лишено таких понятий, как цель, смысл, назначение применительно ко всем людям сразу, — мысль эта неизбежно приводила к естественному сюжетному ходу: человечество не надо завоёвывать — его можно без особого труда просто купить. <…> | |
— Борис Стругацкий, «Комментарии к пройденному», 1999 |
Иной раз требование идеологической адресности фантастики некоторые критики подменяют требованием буквальной географической, этнографической и т. п. адресности. Некоторые выступления нашей критики дают пример осмысления любой литературы в понятиях и нормах буквального правдоподобия, а не в системе понятий идеологии. Прототипы фантастики ищут не в широких социальных явлениях, процессах, не в обобщающих социальных идеях, а в данной, конкретной стране, в каких-то конкретных деталях, частностях. В целом же художественное творчество сводится к простому назиданию, к элементарной дидактике, вместо того чтобы выяснить специфику идеологического воздействия художественной литературы. <…> | |
— Захар Файнбург, «Иллюзия простоты» |
Свою ненависть к мещанину Стругацкие сконцентрировали в повести «Второе нашествие марсиан». В какой-то мере они шли проторенным путём: «первое» — в «Борьбе миров» Уэллса. В повести «Майор Вэлл Эндъю» Лагин, используя Уэллсову канву, заострил ренегатскую сущность обывателя. У Стругацких разоблачение глубже, картина ренегатства куда сложней и художественно совершенней. | |
— Анатолий Бритиков, «Русский советский научно-фантастический роман», 1969 |
… третья стадия творчества Стругацких отмечена <…> изменением главного героя. <…> Как правило он, подобно вольтеровскому Кандиду, обладает наивным взглядом на всё более отчуждённый и дисгармоничный мир, но он отягощён дополнительной проблемой XX века — как понять смысл событий, происходящих в массовом обществе, в котором установлена монополия на распространение информации. <…> | |
… their third phase is characterized <…> the changing Strugatskii protagonist. <…> As a rule he is, like Voltaire's Candide, a naive glance at the increasingly estranged and disharmonious world, but burdened by the additional twentieth-century problem of how to make sense of the events in a mass society with monopolized information channels. <…> | |
— Дарко Сувин, «Творчество братьев Стругацких», 1974 |
Постоянные читатели Стругацких знают, что эти авторы стараются везде, где можно, написать слово «учитель» с большой буквы. <…> Наверно, самая страшная деталь «Второго нашествия» то, что антигерой Стругацких учил детей. Боже мой, скольких искалечил на своём веку этот робкий скромный, и в некотором роде неплохой человечек!..[5] | |
— Александр Мирер, «Долг мысли» |
Главной мишенью в этой книге является архаичный, дорого обходящийся обществу стиль управления, некомпетентный и недемократичный по своей сути, <…> а конкретно Стругацкие обращаются к исследованию типа сознания, во многом порождаемого подобными деформациями общественных структур и механизмов, и высмеивают его с помощью героя, который попросту убеждён: в его судьбе всё определяется не зависящими от него причинами, игрой внешних сил, которым приходится безропотно подчиняться.[6][7] | |
— Марк Амусин, «Далеко ли до будущего?» |
Чтобы укомплектовать полный каталог противостояния силе, следовало обратиться и к другой стороне баррикад: к мышлению человека, довольствующегося малым, <…> конформиста. Прежде (если не считать Склярова[К 5]) Стругацкие не столько показывали, как он мыслит, сколько рисовали образ такого общества, которое бы он создал («Хищные вещи века»), произносили против него тирады (напр., «Стажёры») и т. д. Не затронули тему глубоко. Поэтому, закончив работу над «Улиткой…» (или одновременно с ней), они пишут самый ожесточённый из всех известных мне памфлетов об общественной пассивности. | |
— Войцех Кайтох, «Братья Стругацкие», 1992 |
Комментарии
править- ↑ Инструкция гражданской обороны против ударной волны при взрывах малой мощности или далёких.
- ↑ Возможно, анекдот (существует вариант: «… заворачивайся в простыню и ползи»).
- ↑ Рассуждения Аполлона — смешение мещанства и идей, идущих из письма Ленина М. Горькому от 15 сентября 1919 («… интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно», что стало императивом в уничтожении дореволюционной интеллигенции и создании новой, покорной диктатуре пролетариата).
- ↑ Возможно, аллюзия на повесть Лазаря Лагина «Майор Велл Эндъю», 1962.
- ↑ Персонаж «Далёкой Радуги».
Примечания
править- ↑ Аркадий и Борис Стругацкие. Собрание сочинений в 11 томах. Т. 4. 1964-1966 / под ред. С. Бондаренко. — Изд. 2-е, исправленное. — Донецк: Сталкер, 2004. — С. 495-576.
- ↑ В. Курильский. Комментарии // Аркадий и Борис Стругацкие. Понедельник начинается в субботу. — СПб.: Terra Fantastica, М.: Эксмо, 2006. — С. 729. — (Отцы основатели: Аркадий и Борис Стругацкие).
- ↑ Литературная газета. — 1969. — 10 сентября (№ 37). — С. 4.
- ↑ Войцех Кайтох. Братья Стругацкие / перевод В. И. Борисова // Аркадий и Борис Стругацкие. Собрание сочинений в 11 томах. Т. 12, дополнительный. — Донецк: Сталкер, 2003. — Гл. IV (С. 546).
- ↑ Зеркалов А. [псевдоним]. Долг мысли // Стругацкий А., Стругацкий Б. Жук в муравейнике. — Кишинёв: Лумина, 1983. — С. 3-12.
- ↑ Нева. — 1988. — № 2. — С. 149, 155.
- ↑ Войцех Кайтох. Братья Стругацкие. — Вступление (С. 420).